— в палате строгого содержания?
— Совершенно верно, — кивнул головой адмирал. — Теми самыми. Но это ничего не значит, сами понимаете. Большинство больных таких заведений — просто отлынивающие от работы симулянты. Они вовсе не буйнопомешанные. Они не кусаются, иначе бы их не выпустили. Это вполне понятно. Едва они начнут беситься, надо надеть на них кандалы и лупить как Сидоровых коз, как это делают в Бедламе note 15. Вы когда-нибудь были в Бедламе, Обри?
— Бог миловал, сэр.
— Мой отец часто водил нас туда всем семейством. Лучше всякого театра. — Вспомнив прогулки по дому скорби, адмирал фыркнул от смеха и продолжил: — Вы должны меня благодарить еще вот за что, Обри. Мне удалось убедить капитана Беннета отдать вам капеллана.
— Спасибо, сэр. Я действительно вам благодарен и тотчас же пошлю за ним моего мичмана. Капеллан наверняка считает ворон на вершине скалы вместе с доктором Мэтьюрином, а терять времени мы не можем.
Выйдя из кабинета адмирала и оказавшись на знойной улице, Джек увидел мичмана — того самого юношу, который сопровождал его с самого утра, выполняя поручения капеллана. Он едва поспевал за своим командиром. Теперь мичман сидел на ступенях, сняв башмаки.
— Уильямсон, — произнес Обри. — Доктор и отец Мартин должны быть где-то возле горы Мизери. Часовые на верхней батарее покажут, где именно. Передайте им привет от меня и скажите, что если они очень поторопятся, то мы, возможно, выйдем в море раньше, чем я рассчитывал. Так что пусть отец Мартин соберет свои пожитки и будет готов перебраться на фрегат. А доктор мне будет нужен, чтобы освидетельствовать новичков.
— Есть, сэр, — отвечал Уильямсон.
— В чем дело? — спросил Джек, взглянув на бледное, запыленное лицо юноши.
— Ничего, сэр, — отозвался мичман. — У меня с пяток слезла кожа, но со мной все будет в порядке, если вы позволите мне пойти в чулках.
Джек увидел, что его башмаки внутри окровавлены: по-видимому, последние мили оказались для мичмана настоящей пыткой.
— Вот это морской характер, — дружелюбно произнес капитан. — Оставайтесь здесь. Возвращаясь на фрегат, я зайду на конюшню и пришлю вам осла. Вы умеете ездить верхом на осле, Уильямсон?
— Конечно, сэр. Дома у нас был ослик.
— Если хотите, можете скакать галопом. Мы так спешили, что было бы жаль все испортить напоследок. Запомните: надо передать привет и сказать, что доктора я хотел бы видеть через час, а капеллан пусть будет готов прибыть как можно раньше. И не позволяйте им морочить вам голову своими птицами. Разумеется, вы должны быть почтительны, но тверды.
— Есть быть почтительным, но твердым, сэр, — отвечал Уильямсон.
Прежде чем вернуться на корабль, Джеку предстояло сделать два важных продолжительных визита; и впервые с начала его отчаянной спешки выйти в море оба визита оказались успешными. Вместо того чтобы заменить две двенадцатифунтовые пушки с небольшими раковинами в них на новые, оружейники, до сих пор сохранявшие сильное желание оставить у себя все четыре, стали воплощенной любезностью и даже предложили ему пару изящных бронзовых артиллерийских прицелов. На канатном дворе забыли о своей скаредности и показали ему пару пятнадцатидюймовых канатов, которые он мог забрать в любое время, прислав за ними шлюпку.
До фрегата Джек Обри добрался в приподнятом настроении и был даже расположен к тому, чтобы принять в состав команды пару дюжин бунтовщиков. Пуллингс и Моуэт также отнеслись к такому пополнению с философским спокойствием. Хотя большинство насильно мобилизованных матросов, которых они знали, в целом были людьми порядочными, иногда случалось и так, что им присылали отпетых висельников, которые были по-настоящему опасны.
— Коллингвуд говаривал, что мятеж всегда происходит по вине капитана или офицеров, — заявил Джек Обри, — так что, возможно, мы убедимся, что они невинны, как овечки, и оказались жертвами какого-нибудь поклепа. Что же касается тронутых умом из госпиталя, то хотелось бы, чтобы их сначала осмотрел доктор. Очень рассчитываю, что он вскоре придет. Чем быстрее уладим это дело, тем быстрее сумеем выйти в море.
— Послушайте, сэр, — отвечал Пуллингс. — Доктор уже здесь. Они оба примчались еще час назад, покрытые пылью. Задыхаясь от быстрой ходьбы, они закричали нам, чтобы мы не поднимали якоря и не ставили парусов, потому что они прибыли. Сейчас оба лежат в койках на нижней палубе, пьют белое вино и сельтерскую воду. Похоже, они не совсем точно поняли ваше сообщение.
— Пусть оба лежат до прибытия нового пополнения. Тогда попросим доктора осмотреть этих полоумных. Чтобы выбирать тросы, много ума не надо, но даже на флоте есть ограничения.
— Я слышал о таких дьявольски хитрых маньяках, — заметил Пуллингс, — которые притворяются здоровыми, чтобы затем забраться в крюйт-камеру и взорвать судно вместе с собой.
С блокшива прибыло пополнение. Все они были бледны от недостатка солнечного света и воздуха. На запястьях и щиколотках были красные отметины — следы кандалов. Ни мешков, ни сундучков почти ни у кого не было, поскольку «Дефендер» отличался не только плохим офицерским составом, но и вороватым экипажем. Едва на провинившихся надевали ножные кандалы, как большая часть их имущества исчезала. На невинных овечек новички никак не походили. На некоторых были полосатые шерстяные фуфайки и непромокаемые зюйдвестки. Еще одна общая примета: лица пройдох и длинные косички, какие носят военные моряки. Когда сведения о них записывались в судовую роль, можно было убедиться в том, что языки у них ловко подвешены.
Несколько человек были угрюмыми, вечно огрызающимися типами, насильно переведенными на военный флот с торговых судов. Но большинство были людьми сухопутными. Их, пожалуй, можно было разбить на две группы. К первой относились те, кого на флоте называют «советниками каменщиков», — люди, получившие известное образование, умевшие произвести впечатление на простых матросов и, по их словам, знавшие лучшие времена. Ко второй принадлежали толковые, независимые люди, своего рода городские браконьеры, которые не могли выносить никакую дисциплину, не говоря о царившей на «Дефендере» тирании, чередовавшейся с распущенностью. Разумеется, в их числе было несколько слабоумных парней. Такая компания вряд ли кого-нибудь устраивала, и матросы «Сюрприза» смотрели на нее, неодобрительно поджав губы. Однако корабельные офицеры видали еще и не таких орлов.
— Нейджел одно время служил вместе со мной на «Рамилиесе», — сказал Пуллингс, когда пополнение послали на нос за обмундированием и постельными принадлежностями. — Он был старшиной рулевых до тех пор, пока его не разжаловали за пререкания. Парень он не вредный, но упрямый и большой спорщик.
— А я прежде встречал Комптона, цирюльника, — заметил Моуэт. — Однажды я был на вечере на «Дефендере», когда им командовал капитан Эштон. Комптон тогда изображал чревовещателя. Помню, среди матросов были великолепные танцоры, которые вполне могли бы выступать в театре Сэдлерс Уэллс.
— Давайте взглянем на пациентов госпиталя, — предложил Джек Обри. — Мистер Пуллингс, прошу вас, посмотрите, не пришел ли в себя доктор.
Оказалось, что Стивен вполне пришел в себя, однако, судя по недобрым огонькам в его глазах, придя в себя, он еще не успел овладеть собой.
— Не стоит волноваться, — ответил он на расспросы Джека Обри. — Велите привести пациентов.
Немногие члены экипажа «Сюрприза», которые были свободны от дел и пришли, чтобы понаблюдать забавное зрелище, а также те, кто смог оторваться от своих занятий на минуту, перестали ждать развлечения, как только увидели поднимающегося по трапу первого гостя. С обращенным к небу серым лицом, по которому лились слезы, он горько рыдал. Никто не мог усомниться в том, насколько он несчастен. В других пришельцах также не было ничего забавного. Стивен задержал одного из них, единственным недостатком которого было слабое знание английского и чрезвычайные трудности с произношением вследствие расщепления верхнего нёба, отчего его ответы звучали очень странно. Это был рослый, застенчивый и скромный уроженец графства Клер. Кроме того, он осмотрел трех больных, получивших травму головы от падения рангоута, и одного разгильдяя, косившего под придурка.
— Высокого мужчину я оставлю у себя в качестве вестового, если не возражаете, — сказал Стивен в частном разговоре капитану. — Он совершенно неграмотен, и именно это меня устраивает. Трое остальных могут служить как на море, так и на суше. Большой опасности от них я не вижу. Мэтьюз явно придуривается и придет в себя, как только мы выйдем в море. Что касается остальных, то их не следовало выпускать из лечебницы, они должны вернуться назад.
Этих пациентов вернули на берег, и как только они спустились на набережную, пришла депеша от адмирала порта.
— Черт бы меня побрал, — воскликнул Джек, прочтя ее. — Мне самому впору отправляться в желтый дом. Вся наша спешка, загрузка трюма по ночам при свете фонаря, моя беготня по этому городу, похожему на Содом и Гоморру, — все оказалось мартышкиным трудом. Мне вовсе незачем было укомплектовывать экипаж своего корабля бунтовщиками и маньяками. Адмирал просто сбыл их с рук. «Норфолк» на целый месяц задержан в порту. У нас была уйма времени, и этот старый и злой пес узнал об этом много дней назад.
Глава третья
За всю свою долгую жизнь корабль Его Величества «Сюрприз» единственный раз получил возможность отдохнуть от трудов праведных, чему Джек Обри был чрезвычайно рад. Ему не надо было устраивать гонку, выжимая из старого фрегата все до последнего узла, и гонять матросов по мачтам, заставляя их ставить брамсели и бом-брамсели при первой возможности и чуть что стремительно убирать их вновь, чтобы не порвать раньше времени. Он сможет привести в идеальный порядок и рангоут, и такелаж, и паруса, что было великим утешением для его морской души в любое время, но особенно сейчас, когда вскоре, возможно, придется обогнуть мыс Горн и, плывя на запад, попасть в неизведанный Тихий океан, где, даже преодолев несколько тысяч миль, не сможешь раздобыть себе запасную стеньгу.
Правда, шансы на выход в Тихий океан значительно уменьшились после того, как «Норфолк» задержался в своем порту на целый месяц, тем более что «Сюрприз», оставаясь в Гибралтаре, находился в более выгодном исходном положении, чем его соперник, и мог первым попасть в южную часть Атлантики. Джек Обри полагал более чем вероятным, что, добравшись до мыса Сент-Рок и курсируя поблизости от него, он сможет или перехватить американца, или же, по крайней мере, что-то узнать о нем. Именно там береговая черта Бразилии более всего выдается в море в восточном направлении, и Джеку уже приходилось бывать у этих берегов по пути к мысу Доброй Надежды. Находясь чуть южнее Сент-Рока и приближаясь к суше с целью воспользоваться ветрами, дующими с моря, он не раз видел торговые суда, направлявшиеся к устью реки Ла-Плата. Иногда можно было заметить сразу до двух десятков торговых парусников, следующих привычным маршрутом. Однако Джек Обри плавал достаточно долго, чтобы знать совершенную непредсказуемость их шкиперов. Он не верил мысу Сент-Рок, как, впрочем, и ни одному другому мысу, и был готов в случае нужды плыть хоть до Земли Ван Димена или острова Борнео.
И все-таки Джек был рад этой передышке. Она не только позволила команде прийти в себя после бешеной подготовки к плаванию, но и давала возможность офицерам «Сюрприза» превратить пополнение из балласта в таких моряков, которые не подкачают в случае боевого столкновения с «Норфолком». Находясь в плену в Бостоне, Джек видел его среди других военных кораблей. «Норфолк» был твердым орешком, хотя и не шел в сравнение с такими фрегатами, как «Президент» или «Соединенные Штаты»: те были вооружены двадцатичетырехфунтовыми орудиями и не уступали в размерах линейным кораблям. На «Норфолке» наверняка будут хорошо обученные моряки и офицеры, прошедшие суровую школу в просторах Северной Атлантики. Сумели же их сослуживцы разгромить британские корабли во время первых трех сражений с участием фрегатов. «Герьер», «Македониан» и «Ява» один за другим сдались американцам.
Поскольку капитан Обри находился на последнем из этих фрегатов лишь в качестве пассажира, неудивительно, что он мог позволить себе придерживаться высокого мнения об американском флоте. Однако победа корабля Его Величества «Шеннон», одержанная над американским «Чезапиком», сняла пятно с репутации британских моряков. Уважительное отношение Джека к американцам привело к тому, что он с удвоенным рвением обучал новых матросов стрельбе из тяжелых орудий и ружейному огню. Находясь на «Дефендере», они научились только скоблить палубу и драить медяшку.
Едва «Сюрприз» вышел из Гибралтарского пролива и справа по борту замаячил мыс Трафальгар, а слева мавританский Спартель, стайка веселых пятнистых дельфинов, резвясь, стала обгонять фрегат, и ветерок от норднорд-веста наполнил брамсели, как офицеры взяли новичков в оборот.
На третий день похода их спины согнулись, ладони покрылись волдырями и ссадинами от работы с орудийными талями. У некоторых на руках и ногах появились синяки от ударов орудийных стволов при откате. Но неумолимый как судьба мистер Хани, исполнявший обязанности третьего лейтенанта, снова вел команду новичков к одной из установленных на шканцах каронад. Визг люльки над самой головой заставил капитана Обри возвысить голос, чтобы позвать буфетчика. Это было непросто, поскольку Киллик болтал с приятелем с другой стороны переборки. Упрямый дурак-буфетчик не мог заняться двумя делами сразу и не хотел за здорово живешь бросить начатый рассказ про ирландца Тейга Рейли из команды, работающей на корме.
— «Послушай, Киллик, — сказал он мне на допотопном наречии, на котором говорят жители побережья залива Корк, совсем на нас, христиан, не похожие, бедняги, — ты всего лишь окаянный протестантишка, ты век не поймешь, о чем я толкую. Но как только мы доберемся до Канар, я сразу же отправлюсь к францисканцам, чтобы как следует исповедаться». «А зачем это тебе нужно, приятель?» — спрашиваю я у него. «То есть как это зачем?» — отвечает…
— Киллик! — крикнул Джек Обри так, что задрожала переборка.
Нетерпеливо отмахнувшись, буфетчик продолжал:
— «То есть как это зачем? — отвечает. — Во-первых, потому, что штурман привел на корабль этого Иону, во-вторых, у нас появился протестантский поп, а в-третьих, боцманская девка принесла к нему в каюту кота. Дальше ехать некуда».
После третьего окрика Киллик все же удостоил капитана вниманием, ворвавшись в каюту с таким видом, будто мчался с полубака.
— Ты где это запропастился? — спросил его Джек Обри.
— Видите ли, сэр, — отвечал буфетчик. — Джо Плейс говорит, что сумеет поймать омара, а Джемми Дакс обещает испечь пирог с гусятиной.
— Как насчет пудинга? Ты спрашивал у миссис Лэмб про пудинг? И молочную кашу?
— Она блюет. И сквернословит хуже боцмана, — весело смеясь, отвечал Киллик. — Как мы вышли из Гибралтара, так ее сразу и укачало. Может, попросить жену старшего канонира?
— Нет-нет, — запротестовал Джек Обри. Женщина с такой фигурой, как у жены старшего канонира, создана не для того, чтобы готовить сладкую кашу на молоке, пудинг с корицей или сбитые сливки с вином и сахаром. И вообще он не хочет связываться с ней. — Не надо. Обойдемся кексом, оставшимся с Гибралтара. И тостами с сыром. Разрежь страсбургский пирог, буженину, что-нибудь еще на закуску. Для начала достань красное испанское вино, а потом портвейн с желтой печатью.
Торопясь выйти в море, Джек не удосужился вовремя заменить своего кока. И в последнюю минуту мерзавец подвел его, сбежав с корабля. Чтобы не терять попутный ветер, Джек решил отплыть без кока, рассчитывая найти ему замену на Тенерифе. Но вышла неувязка: ему очень хотелось пригласить к столу офицеров в самом начале плавания, во-первых, для того, чтобы сообщить им о подлинной цели их экспедиции, а во-вторых, чтобы послушать рассказы мистера Аллена о китовом промысле, о плавании вокруг мыса Горн и о водах, расположенных далеко за ними. По старинной морской традиции капитан должен был попотчевать своих гостей такими яствами, которые отличалась бы от тех блюд, которые им будут подавать в кают-компании. Словом, угощение должно быть праздничным. Даже во время продолжительных плаваний, когда личные припасы давно уничтожены и все, включая офицеров, сидят на казенных харчах, капитанский кок должен уметь изловчиться и состряпать из солонины, конины и заплесневелых сухарей такие блюда, чтобы кок, готовящий для кают-компании, повесился от зависти.
Джек Обри, тори, любивший старые обычаи и старые вина, один из немногих капитанов, который носил длинные волосы, завязанные узлом на затылке, и треуголку набекрень, как Нельсон, был не из тех, кто готов нарушить традиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Совершенно верно, — кивнул головой адмирал. — Теми самыми. Но это ничего не значит, сами понимаете. Большинство больных таких заведений — просто отлынивающие от работы симулянты. Они вовсе не буйнопомешанные. Они не кусаются, иначе бы их не выпустили. Это вполне понятно. Едва они начнут беситься, надо надеть на них кандалы и лупить как Сидоровых коз, как это делают в Бедламе note 15. Вы когда-нибудь были в Бедламе, Обри?
— Бог миловал, сэр.
— Мой отец часто водил нас туда всем семейством. Лучше всякого театра. — Вспомнив прогулки по дому скорби, адмирал фыркнул от смеха и продолжил: — Вы должны меня благодарить еще вот за что, Обри. Мне удалось убедить капитана Беннета отдать вам капеллана.
— Спасибо, сэр. Я действительно вам благодарен и тотчас же пошлю за ним моего мичмана. Капеллан наверняка считает ворон на вершине скалы вместе с доктором Мэтьюрином, а терять времени мы не можем.
Выйдя из кабинета адмирала и оказавшись на знойной улице, Джек увидел мичмана — того самого юношу, который сопровождал его с самого утра, выполняя поручения капеллана. Он едва поспевал за своим командиром. Теперь мичман сидел на ступенях, сняв башмаки.
— Уильямсон, — произнес Обри. — Доктор и отец Мартин должны быть где-то возле горы Мизери. Часовые на верхней батарее покажут, где именно. Передайте им привет от меня и скажите, что если они очень поторопятся, то мы, возможно, выйдем в море раньше, чем я рассчитывал. Так что пусть отец Мартин соберет свои пожитки и будет готов перебраться на фрегат. А доктор мне будет нужен, чтобы освидетельствовать новичков.
— Есть, сэр, — отвечал Уильямсон.
— В чем дело? — спросил Джек, взглянув на бледное, запыленное лицо юноши.
— Ничего, сэр, — отозвался мичман. — У меня с пяток слезла кожа, но со мной все будет в порядке, если вы позволите мне пойти в чулках.
Джек увидел, что его башмаки внутри окровавлены: по-видимому, последние мили оказались для мичмана настоящей пыткой.
— Вот это морской характер, — дружелюбно произнес капитан. — Оставайтесь здесь. Возвращаясь на фрегат, я зайду на конюшню и пришлю вам осла. Вы умеете ездить верхом на осле, Уильямсон?
— Конечно, сэр. Дома у нас был ослик.
— Если хотите, можете скакать галопом. Мы так спешили, что было бы жаль все испортить напоследок. Запомните: надо передать привет и сказать, что доктора я хотел бы видеть через час, а капеллан пусть будет готов прибыть как можно раньше. И не позволяйте им морочить вам голову своими птицами. Разумеется, вы должны быть почтительны, но тверды.
— Есть быть почтительным, но твердым, сэр, — отвечал Уильямсон.
Прежде чем вернуться на корабль, Джеку предстояло сделать два важных продолжительных визита; и впервые с начала его отчаянной спешки выйти в море оба визита оказались успешными. Вместо того чтобы заменить две двенадцатифунтовые пушки с небольшими раковинами в них на новые, оружейники, до сих пор сохранявшие сильное желание оставить у себя все четыре, стали воплощенной любезностью и даже предложили ему пару изящных бронзовых артиллерийских прицелов. На канатном дворе забыли о своей скаредности и показали ему пару пятнадцатидюймовых канатов, которые он мог забрать в любое время, прислав за ними шлюпку.
До фрегата Джек Обри добрался в приподнятом настроении и был даже расположен к тому, чтобы принять в состав команды пару дюжин бунтовщиков. Пуллингс и Моуэт также отнеслись к такому пополнению с философским спокойствием. Хотя большинство насильно мобилизованных матросов, которых они знали, в целом были людьми порядочными, иногда случалось и так, что им присылали отпетых висельников, которые были по-настоящему опасны.
— Коллингвуд говаривал, что мятеж всегда происходит по вине капитана или офицеров, — заявил Джек Обри, — так что, возможно, мы убедимся, что они невинны, как овечки, и оказались жертвами какого-нибудь поклепа. Что же касается тронутых умом из госпиталя, то хотелось бы, чтобы их сначала осмотрел доктор. Очень рассчитываю, что он вскоре придет. Чем быстрее уладим это дело, тем быстрее сумеем выйти в море.
— Послушайте, сэр, — отвечал Пуллингс. — Доктор уже здесь. Они оба примчались еще час назад, покрытые пылью. Задыхаясь от быстрой ходьбы, они закричали нам, чтобы мы не поднимали якоря и не ставили парусов, потому что они прибыли. Сейчас оба лежат в койках на нижней палубе, пьют белое вино и сельтерскую воду. Похоже, они не совсем точно поняли ваше сообщение.
— Пусть оба лежат до прибытия нового пополнения. Тогда попросим доктора осмотреть этих полоумных. Чтобы выбирать тросы, много ума не надо, но даже на флоте есть ограничения.
— Я слышал о таких дьявольски хитрых маньяках, — заметил Пуллингс, — которые притворяются здоровыми, чтобы затем забраться в крюйт-камеру и взорвать судно вместе с собой.
С блокшива прибыло пополнение. Все они были бледны от недостатка солнечного света и воздуха. На запястьях и щиколотках были красные отметины — следы кандалов. Ни мешков, ни сундучков почти ни у кого не было, поскольку «Дефендер» отличался не только плохим офицерским составом, но и вороватым экипажем. Едва на провинившихся надевали ножные кандалы, как большая часть их имущества исчезала. На невинных овечек новички никак не походили. На некоторых были полосатые шерстяные фуфайки и непромокаемые зюйдвестки. Еще одна общая примета: лица пройдох и длинные косички, какие носят военные моряки. Когда сведения о них записывались в судовую роль, можно было убедиться в том, что языки у них ловко подвешены.
Несколько человек были угрюмыми, вечно огрызающимися типами, насильно переведенными на военный флот с торговых судов. Но большинство были людьми сухопутными. Их, пожалуй, можно было разбить на две группы. К первой относились те, кого на флоте называют «советниками каменщиков», — люди, получившие известное образование, умевшие произвести впечатление на простых матросов и, по их словам, знавшие лучшие времена. Ко второй принадлежали толковые, независимые люди, своего рода городские браконьеры, которые не могли выносить никакую дисциплину, не говоря о царившей на «Дефендере» тирании, чередовавшейся с распущенностью. Разумеется, в их числе было несколько слабоумных парней. Такая компания вряд ли кого-нибудь устраивала, и матросы «Сюрприза» смотрели на нее, неодобрительно поджав губы. Однако корабельные офицеры видали еще и не таких орлов.
— Нейджел одно время служил вместе со мной на «Рамилиесе», — сказал Пуллингс, когда пополнение послали на нос за обмундированием и постельными принадлежностями. — Он был старшиной рулевых до тех пор, пока его не разжаловали за пререкания. Парень он не вредный, но упрямый и большой спорщик.
— А я прежде встречал Комптона, цирюльника, — заметил Моуэт. — Однажды я был на вечере на «Дефендере», когда им командовал капитан Эштон. Комптон тогда изображал чревовещателя. Помню, среди матросов были великолепные танцоры, которые вполне могли бы выступать в театре Сэдлерс Уэллс.
— Давайте взглянем на пациентов госпиталя, — предложил Джек Обри. — Мистер Пуллингс, прошу вас, посмотрите, не пришел ли в себя доктор.
Оказалось, что Стивен вполне пришел в себя, однако, судя по недобрым огонькам в его глазах, придя в себя, он еще не успел овладеть собой.
— Не стоит волноваться, — ответил он на расспросы Джека Обри. — Велите привести пациентов.
Немногие члены экипажа «Сюрприза», которые были свободны от дел и пришли, чтобы понаблюдать забавное зрелище, а также те, кто смог оторваться от своих занятий на минуту, перестали ждать развлечения, как только увидели поднимающегося по трапу первого гостя. С обращенным к небу серым лицом, по которому лились слезы, он горько рыдал. Никто не мог усомниться в том, насколько он несчастен. В других пришельцах также не было ничего забавного. Стивен задержал одного из них, единственным недостатком которого было слабое знание английского и чрезвычайные трудности с произношением вследствие расщепления верхнего нёба, отчего его ответы звучали очень странно. Это был рослый, застенчивый и скромный уроженец графства Клер. Кроме того, он осмотрел трех больных, получивших травму головы от падения рангоута, и одного разгильдяя, косившего под придурка.
— Высокого мужчину я оставлю у себя в качестве вестового, если не возражаете, — сказал Стивен в частном разговоре капитану. — Он совершенно неграмотен, и именно это меня устраивает. Трое остальных могут служить как на море, так и на суше. Большой опасности от них я не вижу. Мэтьюз явно придуривается и придет в себя, как только мы выйдем в море. Что касается остальных, то их не следовало выпускать из лечебницы, они должны вернуться назад.
Этих пациентов вернули на берег, и как только они спустились на набережную, пришла депеша от адмирала порта.
— Черт бы меня побрал, — воскликнул Джек, прочтя ее. — Мне самому впору отправляться в желтый дом. Вся наша спешка, загрузка трюма по ночам при свете фонаря, моя беготня по этому городу, похожему на Содом и Гоморру, — все оказалось мартышкиным трудом. Мне вовсе незачем было укомплектовывать экипаж своего корабля бунтовщиками и маньяками. Адмирал просто сбыл их с рук. «Норфолк» на целый месяц задержан в порту. У нас была уйма времени, и этот старый и злой пес узнал об этом много дней назад.
Глава третья
За всю свою долгую жизнь корабль Его Величества «Сюрприз» единственный раз получил возможность отдохнуть от трудов праведных, чему Джек Обри был чрезвычайно рад. Ему не надо было устраивать гонку, выжимая из старого фрегата все до последнего узла, и гонять матросов по мачтам, заставляя их ставить брамсели и бом-брамсели при первой возможности и чуть что стремительно убирать их вновь, чтобы не порвать раньше времени. Он сможет привести в идеальный порядок и рангоут, и такелаж, и паруса, что было великим утешением для его морской души в любое время, но особенно сейчас, когда вскоре, возможно, придется обогнуть мыс Горн и, плывя на запад, попасть в неизведанный Тихий океан, где, даже преодолев несколько тысяч миль, не сможешь раздобыть себе запасную стеньгу.
Правда, шансы на выход в Тихий океан значительно уменьшились после того, как «Норфолк» задержался в своем порту на целый месяц, тем более что «Сюрприз», оставаясь в Гибралтаре, находился в более выгодном исходном положении, чем его соперник, и мог первым попасть в южную часть Атлантики. Джек Обри полагал более чем вероятным, что, добравшись до мыса Сент-Рок и курсируя поблизости от него, он сможет или перехватить американца, или же, по крайней мере, что-то узнать о нем. Именно там береговая черта Бразилии более всего выдается в море в восточном направлении, и Джеку уже приходилось бывать у этих берегов по пути к мысу Доброй Надежды. Находясь чуть южнее Сент-Рока и приближаясь к суше с целью воспользоваться ветрами, дующими с моря, он не раз видел торговые суда, направлявшиеся к устью реки Ла-Плата. Иногда можно было заметить сразу до двух десятков торговых парусников, следующих привычным маршрутом. Однако Джек Обри плавал достаточно долго, чтобы знать совершенную непредсказуемость их шкиперов. Он не верил мысу Сент-Рок, как, впрочем, и ни одному другому мысу, и был готов в случае нужды плыть хоть до Земли Ван Димена или острова Борнео.
И все-таки Джек был рад этой передышке. Она не только позволила команде прийти в себя после бешеной подготовки к плаванию, но и давала возможность офицерам «Сюрприза» превратить пополнение из балласта в таких моряков, которые не подкачают в случае боевого столкновения с «Норфолком». Находясь в плену в Бостоне, Джек видел его среди других военных кораблей. «Норфолк» был твердым орешком, хотя и не шел в сравнение с такими фрегатами, как «Президент» или «Соединенные Штаты»: те были вооружены двадцатичетырехфунтовыми орудиями и не уступали в размерах линейным кораблям. На «Норфолке» наверняка будут хорошо обученные моряки и офицеры, прошедшие суровую школу в просторах Северной Атлантики. Сумели же их сослуживцы разгромить британские корабли во время первых трех сражений с участием фрегатов. «Герьер», «Македониан» и «Ява» один за другим сдались американцам.
Поскольку капитан Обри находился на последнем из этих фрегатов лишь в качестве пассажира, неудивительно, что он мог позволить себе придерживаться высокого мнения об американском флоте. Однако победа корабля Его Величества «Шеннон», одержанная над американским «Чезапиком», сняла пятно с репутации британских моряков. Уважительное отношение Джека к американцам привело к тому, что он с удвоенным рвением обучал новых матросов стрельбе из тяжелых орудий и ружейному огню. Находясь на «Дефендере», они научились только скоблить палубу и драить медяшку.
Едва «Сюрприз» вышел из Гибралтарского пролива и справа по борту замаячил мыс Трафальгар, а слева мавританский Спартель, стайка веселых пятнистых дельфинов, резвясь, стала обгонять фрегат, и ветерок от норднорд-веста наполнил брамсели, как офицеры взяли новичков в оборот.
На третий день похода их спины согнулись, ладони покрылись волдырями и ссадинами от работы с орудийными талями. У некоторых на руках и ногах появились синяки от ударов орудийных стволов при откате. Но неумолимый как судьба мистер Хани, исполнявший обязанности третьего лейтенанта, снова вел команду новичков к одной из установленных на шканцах каронад. Визг люльки над самой головой заставил капитана Обри возвысить голос, чтобы позвать буфетчика. Это было непросто, поскольку Киллик болтал с приятелем с другой стороны переборки. Упрямый дурак-буфетчик не мог заняться двумя делами сразу и не хотел за здорово живешь бросить начатый рассказ про ирландца Тейга Рейли из команды, работающей на корме.
— «Послушай, Киллик, — сказал он мне на допотопном наречии, на котором говорят жители побережья залива Корк, совсем на нас, христиан, не похожие, бедняги, — ты всего лишь окаянный протестантишка, ты век не поймешь, о чем я толкую. Но как только мы доберемся до Канар, я сразу же отправлюсь к францисканцам, чтобы как следует исповедаться». «А зачем это тебе нужно, приятель?» — спрашиваю я у него. «То есть как это зачем?» — отвечает…
— Киллик! — крикнул Джек Обри так, что задрожала переборка.
Нетерпеливо отмахнувшись, буфетчик продолжал:
— «То есть как это зачем? — отвечает. — Во-первых, потому, что штурман привел на корабль этого Иону, во-вторых, у нас появился протестантский поп, а в-третьих, боцманская девка принесла к нему в каюту кота. Дальше ехать некуда».
После третьего окрика Киллик все же удостоил капитана вниманием, ворвавшись в каюту с таким видом, будто мчался с полубака.
— Ты где это запропастился? — спросил его Джек Обри.
— Видите ли, сэр, — отвечал буфетчик. — Джо Плейс говорит, что сумеет поймать омара, а Джемми Дакс обещает испечь пирог с гусятиной.
— Как насчет пудинга? Ты спрашивал у миссис Лэмб про пудинг? И молочную кашу?
— Она блюет. И сквернословит хуже боцмана, — весело смеясь, отвечал Киллик. — Как мы вышли из Гибралтара, так ее сразу и укачало. Может, попросить жену старшего канонира?
— Нет-нет, — запротестовал Джек Обри. Женщина с такой фигурой, как у жены старшего канонира, создана не для того, чтобы готовить сладкую кашу на молоке, пудинг с корицей или сбитые сливки с вином и сахаром. И вообще он не хочет связываться с ней. — Не надо. Обойдемся кексом, оставшимся с Гибралтара. И тостами с сыром. Разрежь страсбургский пирог, буженину, что-нибудь еще на закуску. Для начала достань красное испанское вино, а потом портвейн с желтой печатью.
Торопясь выйти в море, Джек не удосужился вовремя заменить своего кока. И в последнюю минуту мерзавец подвел его, сбежав с корабля. Чтобы не терять попутный ветер, Джек решил отплыть без кока, рассчитывая найти ему замену на Тенерифе. Но вышла неувязка: ему очень хотелось пригласить к столу офицеров в самом начале плавания, во-первых, для того, чтобы сообщить им о подлинной цели их экспедиции, а во-вторых, чтобы послушать рассказы мистера Аллена о китовом промысле, о плавании вокруг мыса Горн и о водах, расположенных далеко за ними. По старинной морской традиции капитан должен был попотчевать своих гостей такими яствами, которые отличалась бы от тех блюд, которые им будут подавать в кают-компании. Словом, угощение должно быть праздничным. Даже во время продолжительных плаваний, когда личные припасы давно уничтожены и все, включая офицеров, сидят на казенных харчах, капитанский кок должен уметь изловчиться и состряпать из солонины, конины и заплесневелых сухарей такие блюда, чтобы кок, готовящий для кают-компании, повесился от зависти.
Джек Обри, тори, любивший старые обычаи и старые вина, один из немногих капитанов, который носил длинные волосы, завязанные узлом на затылке, и треуголку набекрень, как Нельсон, был не из тех, кто готов нарушить традиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47