Чтобы привести пример подобных деяний, я расскажу читателю о прославленных ведьмах, чьи имена назову и преступления опишу в сем трактате вместе с показаниями свидетелей, которых выслушали и сочли достаточными благородные и достопочтенные судьи ее величества на последней выездной сессии суда в Челмсфорде, графство Эссекс, согласно протоколам признаний обвиняемых, написанных во время допроса, и принятым обвинительным актам.
Осуждение и казнь Джоан Канни из Стайстеда, графство Эссекс, вдовы восьмидесяти лет или около того, приведенной к судье Энтони Майлдмею, эсквайру, в последний день марта 1589 года.
Во-первых, обвиняемая говорит и подтверждает, что обучена и искусна в ведовстве, сем отвратительном промысле, а наставницей ее в этом была некая матушка Хамфри из Мейплстеда, которая рассказала ей, что если встать на колени и очертить круг, а потом помолиться сатане, владыке всех дьяволов, словами, которые матушка Хамфри сообщила обвиняемой, но та теперь позабыла, то к ней придут духи. Обвиняемая так и сделала лет двадцать тому назад на поле Джона Уайзмана, джентльмена из Стайстеда, которое называется Кауфеннфилд. Там она начертила на земле круг, встала в центре него на колени, помолилась словами забытой теперь молитвы и призвала сатану. Два духа и впрямь появились внутри круга: они приняли облик черных лягушек и сказали ей, что сделают все, чего она ни попросит, но не раньше, чем она отдаст им свою душу. Тогда она пообещала им свою душу, а они согласились делать все, чего она от них ни потребует, и назвались один Джеком, а другой — Джилл, и под этими именами она знала их все время (у нее было несколько духов-помощников. Первым был Джек. Вторым — Джилл. Третьим — Николас. Четвертым — Нед. Джек убивал мужчин. Джилл — женщин. Николас — лошадей. Нед — остальную скотину). Тогда она подняла их с земли и понесла в подоле домой, где положила их в коробку и кормила хлебом и молоком А через месяц она послала их доить коров Харриллов, и они пошли и принесли молока, но только для себя, а не для нее.
Еще она сказала, что все время, пока они были с ней, ее духи никогда не меняли цвет, а когда ей нужно было что-нибудь им сказать, отвечали на ее собственном языке.
Также она призналась, что посылала своих духов вредить жене Джона Спарроу-старшего из Стайстеда, что они и сделали, а еще по ее приказу они разбросали поленницу дров, что лежали во дворе мастера Джона Гласкока из Стайстеда. Дальше она сказала, что за последние шестнадцать или двадцать лет насылала порчу на многих людей, на скольких, не знает.
Более того, она призналась, что посылала своих духов вредить Уильяму Англи, мельнику из Стайстеда, но ему они ничего сделать не смогли, и тогда она через них наслала порчу на Барнаби Гриффина, слугу мельника, и это у нее получилось.
Также она призналась, что посылала упомянутых духов вредить мастеру Китчину, священнику упомянутого города, и Джорджу Коу, сапожнику там же, но духи ничего не могли поделать, а причина, почему они ничего не могли поделать, как сказали ей сами духи, была в том, что эти люди имели твердую веру в Господа, взывали к Нему и полагались на Него, почему они и не смогли причинить им никакого вреда. А еще она сказала, что ее дочь Маргарет Канни разругалась со стариком Харриллом и прокляла его, после чего, как ей думается, она послала к ней своих духов. Однако отрицает, что посылала упомянутых духов к жене Финча, к жене Девениша или к Рейнолду Феррору. После этого сказала, что, хотя ее духи не всегда могут навредить человеку, над скотиной они всегда властны. У этой Джоан Канни, которая сама жила в разврате, две дочери, такие же, как их мать, и у каждой по ребенку, оба мальчики. Они были главными свидетелями и дали много показаний против матери и бабки, старшему мальчику было от десяти до двенадцати лет. Про матушку Канни старший мальчик сказал, и она сама потом подтвердила, что однажды, по дороге на Брейнти-Маркет, она зашла в дом Гарри Финча попросить попить, но его жена была занята, варила пиво, и отказала, сказав, что ей недосуг. Джоан Канни, недовольная, ушла, а ночью жене Финча сильно вступило в голову, а на следующий день в бок, она промучалась с неделю, а потом умерла. Матушка Канни призналась, что послала своего духа по имени Джилл мучить ее. Тот же мальчик показал, что однажды бабка послала его принести хворосту, и он насобирал целую охапку, но другой мальчишка ее украл, так что он вернулся домой с пустыми руками и пожаловался бабушке. Она послала своего духа сделать так, чтобы мальчишка пропорол себе ногу, так и случилось, и мальчик пришел, хромая, в суд давать показания против ведьмы. Дальше мальчик рассказал, что, когда он вернулся домой с пустыми руками, его бабка сказала, что все же достанет дров, и послала внука вместе со своим духом Джеком в поместье сэра Эдуарда Хаддлтоунза, шерифа графства, и они пошли, причем духа никто не видел, кроме мальчика. Когда они подошли к большому дубу, дух обошел кругом него, дерево тут же задрожало и повалилось, подломившись у корня, хотя никакого ветра не было. Господин шериф подтверждает, что дуб упал в безветренную погоду.
Признание Джоан Апни из Дагенхема, графство Эссекс, приведенной к сэру Генри Грею, рыцарю, третьего мая 1589 года.
Эта обвиняемая говорит, что некая Фастиан Кертл, по прозвищу Белый Плащ, ведьма из Баркинга, пришла лет семь или восемь тому к ней в дом и принесла зверушку наподобие крота. Она сказала, что если у нее есть обида на кого-нибудь, то стоит сказать этой зверушке, как она пойдет и обидчика накажет. Она говорит, что крот прожил с ней не больше года, а потом сдох, и тогда Кертл дала ей еще крота и жабу, которые прожили с ней долго. Она говорит, что никогда не выходила из дому без жабы и только в последний раз выскочила, забыв про нее, потому что услыхала, как Джон Харролд и Ричард Фостер ругают ее ведьмой и всякими дурными словами. Она говорит, что оставила однажды жабу под порогом дома Харролдов, и она укусила жену Харролда и пила ее кровь, пока та не умерла, но и после этого жаба не вернулась к ней, Джоан Апни. Говорит, что еще одна жаба перелезла через порог ее дома, когда жена Ричарда Фостера входила к ней, и укусила последнюю, но к ней опять не вернулась. Еще двух жаб она, убегая, оставила дома, но они издохли. Говорит, что ее старшая дочь терпеть ее жаб не могла и никогда их не трогала, а младшая брала их в руки и пользовалась ими также, как и она сама.
Допрос Джоан Прентис, проживающей в приюте для бедных Хиннингам-Сиббл в упомянутом графстве, снят 29 марта, в тридцать первый год правления нашей суверенной владычицы Елизаветы.
Во-первых, упомянутая подозреваемая сообщает и признает, что около шести лет тому назад, между постом Дня Всех Святых и Рождественским, дьявол явился к ней в упомянутом приюте для бедных Около десяти часов вечера он пришел в облике хоря темного цвета с пылающими глазами, когда упомянутая подозреваемая сидела на низком стуле и готовилась ко сну, в комнате никого больше не было Хорь встал на задние лапы, передними уперся ей в колени, уставил свои пылающие глаза в ее глаза и произнес такие слова: «Джоан Прентис, отдай мне свою душу». Подозреваемая очень удивилась и ответила так: «Кто ты, во имя Бога?» Хорь сказал: «Я сатана, не бойся меня, я пришел не затем, чтобы причинить тебе зло, а затем, чтобы взять твою душу, и никуда не уйду, пока она не станет моей». На эти речи упомянутая подозреваемая ответила, что он просит у нее то, чем она не владеет, ибо ее душа принадлежит Иисусу Христу, Чьей драгоценной кровью она куплена. Тогда упомянутый хорь сказал: «Дай мне немного твоей крови». Подозреваемая согласилась и протянула ему указательный палец левой руки, а хорек ухватился за него передними лапами и стал сосать кровь с такой жадностью, что она почувствовала сильную боль. Подозреваемая снова спросила у хоря, как его имя. Он сказал: «Бидд» — и в ту же секунду сгинул, как не бывало.
Следующий пункт: подозреваемая далее сообщила, что около месяца спустя, в тот же ночной час, когда она сидела на низком стуле, готовясь ко сну, тот же самый хорь явился к ней снова и спросил: «Что, Джоан, спать собираешься?» Она ответила: «Да, если будет на то воля Господня, собираюсь». В ту же секунду хорек прыгнул ей на колени, оттуда на грудь, уперся передними лапами ей в плечо и стал сосать кровь из ее левой щеки. Потом он сказал ей: «Джоан, я готов и всегда буду готов сделать для тебя что угодно, только попроси». А она как раз накануне поспорила немного с Уильямом Адамсом, чья жена была из упомянутого Хиннингам-Сиббла: «Не мог бы он пойти сейчас к ней и испортить ей пиво, которое она варит». Он сделал, как она просила. Следующий пункт: упомянутая подозреваемая сообщает и подтверждает, что упомянутый хорь еще несколько раз приходил к ней, и всегда в то время, когда она собиралась ложиться спать; в последний раз он навещал ее около семи недель тому назад, когда она тоже собиралась лечь спать. Он прыгнул ей на плечо, пососал кровь из левой щеки и спросил, что надо сделать на этот раз. Она ответила: «Ступай в дом мастера Гласкока и пощипли его дочь по имени Сара, да не сильно». Наутро он пришел к ней и сказал, что сделал, как она просила, а именно ущипнул Сару, так что скоро она сама увидит его работу. Тогда она ответила: «Ах ты, разбойник, ты что наделал, я ведь велела тебе пощипать немного, а ты убил ребенка». Но стоило ей произнести эти слова, как хорек исчез из виду и больше не появлялся. Пункт следующий: она сообщила и подтвердила, что каждый раз, когда ей хотелось призвать своего хоря и дать ему какую-нибудь работу, она произносила такие слова: «Бидд, Бидд, Бидд, ко мне, Бидд, ко мне, Бидд, иди сосать, иди сосать, иди сосать», и он вскоре появлялся таким манером, как описано выше, сосал кровь из ее левой щеки, а потом делал ее соседям всякие пакости, которые она приказывала или велела ему делать. Наконец подозреваемая сообщила и признала, что некая Элизабет Уэйл, жена Майкла Уэйла, работника из упомянутого Хеннингам-Сиббла, и Элизабет Мотт, жена Джона Мотта, сапожника из того же города, также хорошо знакомы с ее Биддом, как и она сама, но какой вред при его помощи причинили они своим соседям, сказать не может.
Когда им прочли их обвинительные акты и протоколы допросов, они стояли на своем, чтобы продлить жизнь. Для доказательства их вины были вызваны различные свидетели давать показания против них, но прежде, чем привести их к присяге, окружной судья дальновидно вызвал двух незаконнорожденных сыновей, похвалил их за правдивые ответы, которые они дадут на его вопросы о матерях и бабке, и они говорили правду, так что их ответов вкупе с показаниями других свидетелей хватило для доказательства вины. Присяжные нашли этих дурных женщин виновными в убийстве мужчин, женщин и детей, а также совершении разных других дурных и отвратительных дел, а затем на основании их решения судья огласил смертный приговор, который они заслужили.
Когда правосудие свершилось, осужденных увели из зала суда и вернули в тюрьму, где они оставались два часа, пока офицеры готовились вести их к месту казни. Когда ведьм привели туда, некий мастер Бард, ученый служитель Бога, по желанию судьи стал убеждать этих дурных женщин покаяться, рассказать людям всю правду о своих деяниях и воззвать к Господу о милосердии для их раскаявшихся сердец. А также просить прощения из Его рук за свои грехи. Несколько молитв они повторили за священником, но больше не стали, однако признали, что заслуживают казни за свои ужасные грехи, и спокойно приняли смерть. Заметьте, матушка Апни, которую мучила совесть, воскликнула, что она тяжко согрешила, что дьявол обманул ее, и она дважды отдала ему свою душу, и все же дух Божий пробудился в ней, и она очень жалела, похоже, что мастеру Варду пришлось с ней так помучиться, и умерла, раскаиваясь, прося прощения у Бога и людей, до самого последнего вздоха своей низкой и отвратительной жизни.
Уорбойсские ведьмы
Печально знаменитый заговор против троих ни в чем не повинных людей, самый широко обсуждавшийся из всех ведовских процессов, имевших место в Англии до 1600 г. По сути, суд над семьей из Уорбойса — это история о том, как три маленьких чудовища послали на смерть старых и бедных людей. Что делает всю эту историю особенно печальной, так это безоговорочное доверие облеченных властью и ответственностью людей к поставленному девочками спектаклю. Однако выдвинувшие обвинения дети принадлежали к богатой и влиятельной семье, а потому необходимо было найти какое-то объяснение их подростковому помешательству. «От начала и до конца, — писал Уоллес Ноутстейн, — в этом деле сильный выступал против слабого… все обернулось против бедной, но пользовавшейся уважением семьи».
Роберт Трокмортон был крупным землевладельцем, проживавшим в местечке Уорбойс, графство Хантингдон. Его дочь страдала сильнейшей истерией, сопровождавшейся, вне всякого сомнения, эпилептическими припадками.
Числа десятого ноября 1589 года мистрис Джейн, одна из дочерей упомянутого мастера Трокмортона, которой в ту пору было около десяти лет, впала неожиданно в телесную болезнь, которая проявлялась следующим образом. Иногда она чихала громко и часто на протяжении получаса, а потом столько же лежала тихо и неподвижно, как человек в трансе или обмороке. Потом живот у нее начинал раздуваться так сильно, что никто не мог ни заставить ее согнуться, ни удержать. То вдруг она начинала трясти одной ногой, как будто в ней были судороги; иногда другой. Потом она начинала трясти рукой, потом другой, потом качать головой, как будто заразилась какими-то перемежающимися судорогами.
Во время одного из таких припадков случилось зайти в дом соседке, семидесятишестилетней миссис Элис Сэмюэл, которая пришла поздороваться с семейством. Джейн продемонстрировала по отношению к ней враждебность, во все времена вполне характерную для не достигших подросткового возраста детей из богатых семей по отношению к старым и обедневшим: «Смотрите, где старая ведьма сидит… Видели вы когда-нибудь, чтобы кто-нибудь больше походил на ведьму, чем она? Снимите с нее черный чепец с рюшами, я не могу смотреть на нее». В тот раз родители девочки проявили мудрость и не обратили внимания на слова дочери и продолжали приглашать к ней двух прославленных врачей из Кембриджского университета, доктора Филиппа Барроу и мастера Батлера, которые приезжали к ним за 20 миль. Не прошло и двух месяцев, как четыре сестры Джейн в возрасте от 9 до 15 стали демонстрировать аналогичные симптомы; за ними последовали и некоторые служанки. Это был яркий пример имитации, сознательной или бессознательной (они тоже утверждали, что миссис Сэмюэл ведьма), с целью привлечь к себе хотя бы часть того избыточного внимания, которое уделялось Джейн, без сомнения на самом деле больной не только физически, но и умственно.
Доктор Барроу, друг семьи, отдавая себе отчет в собственной неспособности вылечить Джейн, сообщил Трокмортонам, что ему и самому «случалось претерпевать злобу ведьм, и он был искренне уверен, что какое-то колдовство и ведовство сотворено против их ребенка». Родители долго не хотели мириться с диагнозом, но наконец согласились, поскольку и остальные их дочери вели себя так же, как Джейн, и силой заставили матушку Сэмюэл встретиться с детьми. Девочки немедленно стали вести себя безобразно, падали на землю в «странных конвульсиях» и царапали миссис Сэмюэл руки. Естественно, миссис Сэмюэл отвергла все обвинения и приписала их «своеволию» детей. Но Трокмортоны продолжали настаивать, чтобы она, видя мучения их детей, призналась, а девочки продолжали ее обвинять. Поначалу девочки имитировали припадки только в ее присутствии, но потом изменили тактику, притворяясь больными, лишь когда ее не было рядом. По этой причине миссис Сэмюэл вынудили поселиться в доме Трокмортонов, где ей даже отказывали в пище.
Много раз, когда она сидела и разговаривала с этими детьми у очага, пока у них были припадки, они ей заявляли: «Посмотри-ка вон туда, матушка Сэмюэл, разве ты не видишь, что сидит рядом с нами?» Она отвечала, что нет, не видит. «Как, — говорили они, — странно, что ты не видишь. Посмотри, как оно прыгает, скачет и носится туда-сюда», и показывали на него пальцами, пока оно двигалось.
В сентябре 1590 г. самая важная дама округи леди Кромвель, жена сэра Генри, нанесла Трокмортонам визит вежливости и, увидев у них старую женщину, чья семья арендовала землю у ее мужа, обругала ее ведьмой, сорвала с нее чепец и отхватила клок волос, который тут же велела сжечь. Миссис Сэмюэл поняла, что означает этот жест, и сказала: «Мадам, за что вы меня так? Вам ведь я никакого вреда не сделала». После этого заряженного эмоциями столкновения леди Кромвель стали сниться дурные сны, а здоровье — в связи с этим или по другой причине — ухудшилось настолько, что каких-нибудь 15 месяцев спустя она умерла (июль 1592 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Осуждение и казнь Джоан Канни из Стайстеда, графство Эссекс, вдовы восьмидесяти лет или около того, приведенной к судье Энтони Майлдмею, эсквайру, в последний день марта 1589 года.
Во-первых, обвиняемая говорит и подтверждает, что обучена и искусна в ведовстве, сем отвратительном промысле, а наставницей ее в этом была некая матушка Хамфри из Мейплстеда, которая рассказала ей, что если встать на колени и очертить круг, а потом помолиться сатане, владыке всех дьяволов, словами, которые матушка Хамфри сообщила обвиняемой, но та теперь позабыла, то к ней придут духи. Обвиняемая так и сделала лет двадцать тому назад на поле Джона Уайзмана, джентльмена из Стайстеда, которое называется Кауфеннфилд. Там она начертила на земле круг, встала в центре него на колени, помолилась словами забытой теперь молитвы и призвала сатану. Два духа и впрямь появились внутри круга: они приняли облик черных лягушек и сказали ей, что сделают все, чего она ни попросит, но не раньше, чем она отдаст им свою душу. Тогда она пообещала им свою душу, а они согласились делать все, чего она от них ни потребует, и назвались один Джеком, а другой — Джилл, и под этими именами она знала их все время (у нее было несколько духов-помощников. Первым был Джек. Вторым — Джилл. Третьим — Николас. Четвертым — Нед. Джек убивал мужчин. Джилл — женщин. Николас — лошадей. Нед — остальную скотину). Тогда она подняла их с земли и понесла в подоле домой, где положила их в коробку и кормила хлебом и молоком А через месяц она послала их доить коров Харриллов, и они пошли и принесли молока, но только для себя, а не для нее.
Еще она сказала, что все время, пока они были с ней, ее духи никогда не меняли цвет, а когда ей нужно было что-нибудь им сказать, отвечали на ее собственном языке.
Также она призналась, что посылала своих духов вредить жене Джона Спарроу-старшего из Стайстеда, что они и сделали, а еще по ее приказу они разбросали поленницу дров, что лежали во дворе мастера Джона Гласкока из Стайстеда. Дальше она сказала, что за последние шестнадцать или двадцать лет насылала порчу на многих людей, на скольких, не знает.
Более того, она призналась, что посылала своих духов вредить Уильяму Англи, мельнику из Стайстеда, но ему они ничего сделать не смогли, и тогда она через них наслала порчу на Барнаби Гриффина, слугу мельника, и это у нее получилось.
Также она призналась, что посылала упомянутых духов вредить мастеру Китчину, священнику упомянутого города, и Джорджу Коу, сапожнику там же, но духи ничего не могли поделать, а причина, почему они ничего не могли поделать, как сказали ей сами духи, была в том, что эти люди имели твердую веру в Господа, взывали к Нему и полагались на Него, почему они и не смогли причинить им никакого вреда. А еще она сказала, что ее дочь Маргарет Канни разругалась со стариком Харриллом и прокляла его, после чего, как ей думается, она послала к ней своих духов. Однако отрицает, что посылала упомянутых духов к жене Финча, к жене Девениша или к Рейнолду Феррору. После этого сказала, что, хотя ее духи не всегда могут навредить человеку, над скотиной они всегда властны. У этой Джоан Канни, которая сама жила в разврате, две дочери, такие же, как их мать, и у каждой по ребенку, оба мальчики. Они были главными свидетелями и дали много показаний против матери и бабки, старшему мальчику было от десяти до двенадцати лет. Про матушку Канни старший мальчик сказал, и она сама потом подтвердила, что однажды, по дороге на Брейнти-Маркет, она зашла в дом Гарри Финча попросить попить, но его жена была занята, варила пиво, и отказала, сказав, что ей недосуг. Джоан Канни, недовольная, ушла, а ночью жене Финча сильно вступило в голову, а на следующий день в бок, она промучалась с неделю, а потом умерла. Матушка Канни призналась, что послала своего духа по имени Джилл мучить ее. Тот же мальчик показал, что однажды бабка послала его принести хворосту, и он насобирал целую охапку, но другой мальчишка ее украл, так что он вернулся домой с пустыми руками и пожаловался бабушке. Она послала своего духа сделать так, чтобы мальчишка пропорол себе ногу, так и случилось, и мальчик пришел, хромая, в суд давать показания против ведьмы. Дальше мальчик рассказал, что, когда он вернулся домой с пустыми руками, его бабка сказала, что все же достанет дров, и послала внука вместе со своим духом Джеком в поместье сэра Эдуарда Хаддлтоунза, шерифа графства, и они пошли, причем духа никто не видел, кроме мальчика. Когда они подошли к большому дубу, дух обошел кругом него, дерево тут же задрожало и повалилось, подломившись у корня, хотя никакого ветра не было. Господин шериф подтверждает, что дуб упал в безветренную погоду.
Признание Джоан Апни из Дагенхема, графство Эссекс, приведенной к сэру Генри Грею, рыцарю, третьего мая 1589 года.
Эта обвиняемая говорит, что некая Фастиан Кертл, по прозвищу Белый Плащ, ведьма из Баркинга, пришла лет семь или восемь тому к ней в дом и принесла зверушку наподобие крота. Она сказала, что если у нее есть обида на кого-нибудь, то стоит сказать этой зверушке, как она пойдет и обидчика накажет. Она говорит, что крот прожил с ней не больше года, а потом сдох, и тогда Кертл дала ей еще крота и жабу, которые прожили с ней долго. Она говорит, что никогда не выходила из дому без жабы и только в последний раз выскочила, забыв про нее, потому что услыхала, как Джон Харролд и Ричард Фостер ругают ее ведьмой и всякими дурными словами. Она говорит, что оставила однажды жабу под порогом дома Харролдов, и она укусила жену Харролда и пила ее кровь, пока та не умерла, но и после этого жаба не вернулась к ней, Джоан Апни. Говорит, что еще одна жаба перелезла через порог ее дома, когда жена Ричарда Фостера входила к ней, и укусила последнюю, но к ней опять не вернулась. Еще двух жаб она, убегая, оставила дома, но они издохли. Говорит, что ее старшая дочь терпеть ее жаб не могла и никогда их не трогала, а младшая брала их в руки и пользовалась ими также, как и она сама.
Допрос Джоан Прентис, проживающей в приюте для бедных Хиннингам-Сиббл в упомянутом графстве, снят 29 марта, в тридцать первый год правления нашей суверенной владычицы Елизаветы.
Во-первых, упомянутая подозреваемая сообщает и признает, что около шести лет тому назад, между постом Дня Всех Святых и Рождественским, дьявол явился к ней в упомянутом приюте для бедных Около десяти часов вечера он пришел в облике хоря темного цвета с пылающими глазами, когда упомянутая подозреваемая сидела на низком стуле и готовилась ко сну, в комнате никого больше не было Хорь встал на задние лапы, передними уперся ей в колени, уставил свои пылающие глаза в ее глаза и произнес такие слова: «Джоан Прентис, отдай мне свою душу». Подозреваемая очень удивилась и ответила так: «Кто ты, во имя Бога?» Хорь сказал: «Я сатана, не бойся меня, я пришел не затем, чтобы причинить тебе зло, а затем, чтобы взять твою душу, и никуда не уйду, пока она не станет моей». На эти речи упомянутая подозреваемая ответила, что он просит у нее то, чем она не владеет, ибо ее душа принадлежит Иисусу Христу, Чьей драгоценной кровью она куплена. Тогда упомянутый хорь сказал: «Дай мне немного твоей крови». Подозреваемая согласилась и протянула ему указательный палец левой руки, а хорек ухватился за него передними лапами и стал сосать кровь с такой жадностью, что она почувствовала сильную боль. Подозреваемая снова спросила у хоря, как его имя. Он сказал: «Бидд» — и в ту же секунду сгинул, как не бывало.
Следующий пункт: подозреваемая далее сообщила, что около месяца спустя, в тот же ночной час, когда она сидела на низком стуле, готовясь ко сну, тот же самый хорь явился к ней снова и спросил: «Что, Джоан, спать собираешься?» Она ответила: «Да, если будет на то воля Господня, собираюсь». В ту же секунду хорек прыгнул ей на колени, оттуда на грудь, уперся передними лапами ей в плечо и стал сосать кровь из ее левой щеки. Потом он сказал ей: «Джоан, я готов и всегда буду готов сделать для тебя что угодно, только попроси». А она как раз накануне поспорила немного с Уильямом Адамсом, чья жена была из упомянутого Хиннингам-Сиббла: «Не мог бы он пойти сейчас к ней и испортить ей пиво, которое она варит». Он сделал, как она просила. Следующий пункт: упомянутая подозреваемая сообщает и подтверждает, что упомянутый хорь еще несколько раз приходил к ней, и всегда в то время, когда она собиралась ложиться спать; в последний раз он навещал ее около семи недель тому назад, когда она тоже собиралась лечь спать. Он прыгнул ей на плечо, пососал кровь из левой щеки и спросил, что надо сделать на этот раз. Она ответила: «Ступай в дом мастера Гласкока и пощипли его дочь по имени Сара, да не сильно». Наутро он пришел к ней и сказал, что сделал, как она просила, а именно ущипнул Сару, так что скоро она сама увидит его работу. Тогда она ответила: «Ах ты, разбойник, ты что наделал, я ведь велела тебе пощипать немного, а ты убил ребенка». Но стоило ей произнести эти слова, как хорек исчез из виду и больше не появлялся. Пункт следующий: она сообщила и подтвердила, что каждый раз, когда ей хотелось призвать своего хоря и дать ему какую-нибудь работу, она произносила такие слова: «Бидд, Бидд, Бидд, ко мне, Бидд, ко мне, Бидд, иди сосать, иди сосать, иди сосать», и он вскоре появлялся таким манером, как описано выше, сосал кровь из ее левой щеки, а потом делал ее соседям всякие пакости, которые она приказывала или велела ему делать. Наконец подозреваемая сообщила и признала, что некая Элизабет Уэйл, жена Майкла Уэйла, работника из упомянутого Хеннингам-Сиббла, и Элизабет Мотт, жена Джона Мотта, сапожника из того же города, также хорошо знакомы с ее Биддом, как и она сама, но какой вред при его помощи причинили они своим соседям, сказать не может.
Когда им прочли их обвинительные акты и протоколы допросов, они стояли на своем, чтобы продлить жизнь. Для доказательства их вины были вызваны различные свидетели давать показания против них, но прежде, чем привести их к присяге, окружной судья дальновидно вызвал двух незаконнорожденных сыновей, похвалил их за правдивые ответы, которые они дадут на его вопросы о матерях и бабке, и они говорили правду, так что их ответов вкупе с показаниями других свидетелей хватило для доказательства вины. Присяжные нашли этих дурных женщин виновными в убийстве мужчин, женщин и детей, а также совершении разных других дурных и отвратительных дел, а затем на основании их решения судья огласил смертный приговор, который они заслужили.
Когда правосудие свершилось, осужденных увели из зала суда и вернули в тюрьму, где они оставались два часа, пока офицеры готовились вести их к месту казни. Когда ведьм привели туда, некий мастер Бард, ученый служитель Бога, по желанию судьи стал убеждать этих дурных женщин покаяться, рассказать людям всю правду о своих деяниях и воззвать к Господу о милосердии для их раскаявшихся сердец. А также просить прощения из Его рук за свои грехи. Несколько молитв они повторили за священником, но больше не стали, однако признали, что заслуживают казни за свои ужасные грехи, и спокойно приняли смерть. Заметьте, матушка Апни, которую мучила совесть, воскликнула, что она тяжко согрешила, что дьявол обманул ее, и она дважды отдала ему свою душу, и все же дух Божий пробудился в ней, и она очень жалела, похоже, что мастеру Варду пришлось с ней так помучиться, и умерла, раскаиваясь, прося прощения у Бога и людей, до самого последнего вздоха своей низкой и отвратительной жизни.
Уорбойсские ведьмы
Печально знаменитый заговор против троих ни в чем не повинных людей, самый широко обсуждавшийся из всех ведовских процессов, имевших место в Англии до 1600 г. По сути, суд над семьей из Уорбойса — это история о том, как три маленьких чудовища послали на смерть старых и бедных людей. Что делает всю эту историю особенно печальной, так это безоговорочное доверие облеченных властью и ответственностью людей к поставленному девочками спектаклю. Однако выдвинувшие обвинения дети принадлежали к богатой и влиятельной семье, а потому необходимо было найти какое-то объяснение их подростковому помешательству. «От начала и до конца, — писал Уоллес Ноутстейн, — в этом деле сильный выступал против слабого… все обернулось против бедной, но пользовавшейся уважением семьи».
Роберт Трокмортон был крупным землевладельцем, проживавшим в местечке Уорбойс, графство Хантингдон. Его дочь страдала сильнейшей истерией, сопровождавшейся, вне всякого сомнения, эпилептическими припадками.
Числа десятого ноября 1589 года мистрис Джейн, одна из дочерей упомянутого мастера Трокмортона, которой в ту пору было около десяти лет, впала неожиданно в телесную болезнь, которая проявлялась следующим образом. Иногда она чихала громко и часто на протяжении получаса, а потом столько же лежала тихо и неподвижно, как человек в трансе или обмороке. Потом живот у нее начинал раздуваться так сильно, что никто не мог ни заставить ее согнуться, ни удержать. То вдруг она начинала трясти одной ногой, как будто в ней были судороги; иногда другой. Потом она начинала трясти рукой, потом другой, потом качать головой, как будто заразилась какими-то перемежающимися судорогами.
Во время одного из таких припадков случилось зайти в дом соседке, семидесятишестилетней миссис Элис Сэмюэл, которая пришла поздороваться с семейством. Джейн продемонстрировала по отношению к ней враждебность, во все времена вполне характерную для не достигших подросткового возраста детей из богатых семей по отношению к старым и обедневшим: «Смотрите, где старая ведьма сидит… Видели вы когда-нибудь, чтобы кто-нибудь больше походил на ведьму, чем она? Снимите с нее черный чепец с рюшами, я не могу смотреть на нее». В тот раз родители девочки проявили мудрость и не обратили внимания на слова дочери и продолжали приглашать к ней двух прославленных врачей из Кембриджского университета, доктора Филиппа Барроу и мастера Батлера, которые приезжали к ним за 20 миль. Не прошло и двух месяцев, как четыре сестры Джейн в возрасте от 9 до 15 стали демонстрировать аналогичные симптомы; за ними последовали и некоторые служанки. Это был яркий пример имитации, сознательной или бессознательной (они тоже утверждали, что миссис Сэмюэл ведьма), с целью привлечь к себе хотя бы часть того избыточного внимания, которое уделялось Джейн, без сомнения на самом деле больной не только физически, но и умственно.
Доктор Барроу, друг семьи, отдавая себе отчет в собственной неспособности вылечить Джейн, сообщил Трокмортонам, что ему и самому «случалось претерпевать злобу ведьм, и он был искренне уверен, что какое-то колдовство и ведовство сотворено против их ребенка». Родители долго не хотели мириться с диагнозом, но наконец согласились, поскольку и остальные их дочери вели себя так же, как Джейн, и силой заставили матушку Сэмюэл встретиться с детьми. Девочки немедленно стали вести себя безобразно, падали на землю в «странных конвульсиях» и царапали миссис Сэмюэл руки. Естественно, миссис Сэмюэл отвергла все обвинения и приписала их «своеволию» детей. Но Трокмортоны продолжали настаивать, чтобы она, видя мучения их детей, призналась, а девочки продолжали ее обвинять. Поначалу девочки имитировали припадки только в ее присутствии, но потом изменили тактику, притворяясь больными, лишь когда ее не было рядом. По этой причине миссис Сэмюэл вынудили поселиться в доме Трокмортонов, где ей даже отказывали в пище.
Много раз, когда она сидела и разговаривала с этими детьми у очага, пока у них были припадки, они ей заявляли: «Посмотри-ка вон туда, матушка Сэмюэл, разве ты не видишь, что сидит рядом с нами?» Она отвечала, что нет, не видит. «Как, — говорили они, — странно, что ты не видишь. Посмотри, как оно прыгает, скачет и носится туда-сюда», и показывали на него пальцами, пока оно двигалось.
В сентябре 1590 г. самая важная дама округи леди Кромвель, жена сэра Генри, нанесла Трокмортонам визит вежливости и, увидев у них старую женщину, чья семья арендовала землю у ее мужа, обругала ее ведьмой, сорвала с нее чепец и отхватила клок волос, который тут же велела сжечь. Миссис Сэмюэл поняла, что означает этот жест, и сказала: «Мадам, за что вы меня так? Вам ведь я никакого вреда не сделала». После этого заряженного эмоциями столкновения леди Кромвель стали сниться дурные сны, а здоровье — в связи с этим или по другой причине — ухудшилось настолько, что каких-нибудь 15 месяцев спустя она умерла (июль 1592 г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41