» – подняв руку, скомандовал Брынзов. Через несколько секунд последовала команда «Пошла!».
Вера разжала пальцы, оттолкнулась и, прошептав «раз кольцо, два кольцо, три кольцо», дернула вытяжное кольцо. С шумом вырвался наружу парашют. Веру словно кто-то схватил на лету, встряхнул и оставил в покое. Она глубоко вздохнула, огляделась и, подтягивая стропы, стала регулировать направление спуска.
Ее понесло прямо к лесу. Она опустилась возле больших елей и уткнулась носом в затененную елями, полную снега и воды яму. Выплевывая снег, быстро отстегнула парашют и, схватив автомат, стала прислушиваться, пугливо озираясь вокруг. Но кругом было тихо, не шумел даже ветер. Из-за верхушек леса показался самолет, который вела Тамара. Вера заволновалась за Аню и успокоилась только тогда, когда увидела над ней белый купол парашюта. Василия отнесло в глубину леса. Вера побежала искать его.
Оказалось, что его парашют зацепился стропами за ветви, и Василий повис на самой высокой ели.
– Как тебя угораздило? – крикнула Вера и перепугалась собственного голоса. Она с трудом вскарабкалась по сучьям вверх, подтянула стропы, чтобы Василий оказался ближе к стволу дерева, и расстегнула его крепление.
– Какой ты, Василий, непутевый! Надо рассчитывать свое приземление! – упрекнула его Вера.
– А как Аня? – спросил Василий, когда они спустились с дерева, и стал снимать с себя груз.
– Аня приземлилась благополучно, – успокоила его Вера, и он снова полез на ель: там остался его парашют.
Вера развернула рацию в чаще молодого ельника. Аня стала ей помогать, а Василий, вооружившись автоматом, прошел метров сто в сторону обозначенной на карте лесной тропы и, спрятавшись за поваленной бурей пожелтевшей елью, наблюдал за местностью.
В эфире творилось что-то невообразимое: на все лады пищал радиотелеграф, разные голоса торопливо и монотонно передавали по-немецки цифрами шифрованный, иногда перемешанный с нешифрованной руганью разговор; на соседней волне какой-то военачальник открыто пушил подчиненного, требуя от него самых решительных действий: «У вас, Гюнтер, не хватает решимости! – грозным тоном распекал он. – Вы не оправдываете моих надежд. Действуйте смелей!.. Да какая там дивизия? Просто сброд. Наполовину калеки. Ударом на Селище – Богородецкое режьте ее пополам, потом на четыре части и уничтожайте по частям!..»
«О ком они?» – тревожно подумала Вера, с трудом улавливая смысл немецких фраз. Как она жалела теперь, что в школе не учила серьезно немецкий язык! «Опять он что-то сказал про дивизию и про окружение…» – спохватилась она, лихорадочно настраивая станцию, чтобы избавиться от грохота и треска. – Может быть, это про папу!.. Но почему он сказал: «Сброд и калеки?» – Сдвинув брови, она напряженно слушала, всматриваясь в указатель волн, будто это могло помочь ей установить координаты советских войск, тех самых, которых хотят «резать пополам, потом – на четыре части».
Самоуверенный голос продолжал: «Не выпускайте из окружения… Они рвутся к своим – на Знаменку! Не допускайте этого! Отвечаете головой!..»
Аня несколько раз напоминала Вере, что подходит назначенное командующим время, но Вера каждый раз отстраняла ее руку. Наконец Аня схватила ее за плечо:
– Уже девять! – зашептала она и показала на Верины часы.
Вера торопливо повернула регулятор на волну «Гиганта».
Вскоре на Верином лице появилась радостная улыбка. И наконец, прикрыв телефон рукой, она прошептала: «Наша. „Гигант“. Фронт». Повернув выключатель, стала методично выбивать ключом, приговаривая: «Прием. Я – „Сокол“, я – „Сокол“, а потом передала донесение командующему и свои закодированные координаты. „Все“, – вздохнула она наконец и выключила станцию. И снова в ушах зазвучал подслушанный разговор гитлеровцев. „Неужели это про дивизию отца? Как страшно!..“
– Что же нам делать? – спросила она Аню.
Васильковые Анины глаза блеснули тревогой.
– Что случилось, Вера? – спросила она.
– Особенного ничего… – Вера испытующе взглянула на Аню. Можно ли ей говорить о своих предположениях? Как поведет она себя, если узнает?
Аня с обидой посмотрела на подругу:
– Нехорошо, Вера!.. В такой обстановке ты от меня что-то скрываешь… Мы ведь с тобой сейчас как бы одно целое…
– Дурочка ты моя!.. – Вера обняла ее, и Анина голова покорно опустилась на ее плечо. – Не обижайся на меня, Анюта! Ведь нам предстоит перенести нечто гораздо большее, чем обиды… – И Вера рассказала ей содержание подслушанного разговора.
– Мне кажется, что они говорили о нашей дивизии, – закончила она.
Над их головами тихо шумел гуляющий по лесу ветер. Лениво покачивали макушками старые ели. Где-то севернее как будто бы прогромыхал гром. Вера прислушалась. Но это было так далеко, что звонкое пение жаворонка заглушило его грохотание. Вера взяла карту, сориентировала ее по тому направлению, где слышался этот грохот, и стала вслух прикидывать расстояние. Выходило, что гремит где-то в районе Мытишина.
– Наверно, в этих лесах, – Вера показала на зеленый угол у края карты.
– Давай еще радио послушаем, – предложила Аня. – Может быть, что-нибудь узнаем.
Вера включила рацию на прием. В эфире был тот же переполох. Какие-то голоса кричали по-немецки. Но слышимость была настолько плохая, что разобрать ничего не удавалось.
– Ничего не понимаю! На, послушай! – Вера передала наушники Ане.
Аня послушала немножко, потом пожала плечами.
– Знаешь что? – сказала она, оттянув один наушник. – Давай дадим несколько позывных дивизии! – Ее рука потянулась к переключателю. – Если они услышат, то смогут ответить радиотелеграфом.
Вера схватила ее за руку.
– Ты с ума сошла! Нас засекут… – Она отобрала у Ани наушники и села на ее место.
Слышимость постепенно становилась лучше. В эфире снова появился чей-то четкий голос. По отдельным словам Вера смогла в конце концов понять, что взят в плен раненый из дивизии ее отца. Пленный истощен. По заключению врачей, он не ел двое-трое суток, но показаний упорно не дает. «Надо любыми средствами заставить его говорить, – спокойно отвечал другой голос. – Если говорить не будет – расстрелять! Дивизию из кольца не выпускать. И крепко запереть к ней все пути. Суток через двое сдадутся! Издыхать не захотят!.. Бомбите их почаще листовками!»
Вера выключила станцию, сняла наушники и, положив их на место, закрыла крышку.
– Зови Василия, – сказала она. – Будем решать, что делать…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Вера решила установить наблюдение за местом вероятного отхода дивизии – полосой между рекой Вороной и железной дорогой. Аню она отправила патрулировать на западной половине этой полосы до реки, а за собой оставила восточную. Решая этот вопрос, Вера выдержала основательную схватку с Василием: он никак не хотел пускать на это рискованное задание Аню и настойчиво требовал направить туда его.
– …В этом деле нужна сноровка, выносливость… – говорил он.
– И смелость, – перебила его Вера.
– И смелость, конечно. А Аня в таких делах новичок, девчонка!..
Не понимая истинных намерений Василия, Аня рассердилась.
– Я тебе покажу, на что способны «девчонки»!.. – крикнула она так громко, что Вера зашикала на нее.
Василий и Аня замолкли, виновато поглядывая друг на друга.
– Как вам не стыдно, ребята! – шепотом упрекала их Вера. – Какие же вы разведчики!.. Кричите, как будто дома находитесь!..
– Да я ведь ее жалею!.. – не выдержал Василий Вериного взгляда.
– Теперь, Василек, нам надо слушаться не своих чувств, а разума!
Вера еще раз оглядела Аню: похожа ли она на деревенскую девушку? Она велела Ане вынуть все лишнее из карманов и даже для полной уверенности вывернула их.
Если Веру волновали прежде всего интересы дела, то Василия беспокоило, как бы Анина внешность не привлекла внимания какого-нибудь встречного, и тогда долго ли до беды!.. Аня казалась ему сейчас привлекательной, как никогда, и он то отстегивал пуговицу на ее куртке, чтобы не так выделялась талия, то предлагал опустить пониже юбку, доказывая, что так ходят в деревне, то надвигал ей платок на самые глаза, чтобы закрыть густые и, как ему казалось, красивые брови. В конце концов Вера остановила его.
– А ты ее потяни за нос, может быть, он станет подлиннее. А то ее нос тоже может понравиться!.. – засмеялась она. – Эх ты, влюбленный. Бери-ка лучше лопатку и закопай рации так, чтобы никакая собака их не нашла!
Вера вынула из кармана маленькое зеркальце, посмотрелась в него, тоже проделала кое-какие операции над своей внешностью и все лишнее из своих карманов отдала Василию.
Вера шла лесом на восток, запоминая встречающиеся на пути прогалины, тропинки, поваленные или чем-нибудь приметные деревья.
Таща за собой, для видимости, жердину сухостоя, она вышла к извилистому ручью и пошла рядом с ним. Следя за ныряющей в нем веткой, незаметно дошла до мостика, у которого ветку прибило к берегу. Вере жаль стало свою попутчицу, и она жердиной оттолкнула ветку на середину ручья. Нырнув в быструю воду, ветка скрылась под балкой моста.
Свежеобструганная балка заинтересовала Веру. Зайдя с другой стороны, она посмотрела под мост, потом прошла по нему. Шагая дальше по дороге, она внимательно всматривалась в колеи и следы на обочинах. По колеям было видно, что здесь недавно шли автомашины и повозки. Следы на обочинах говорили о том, что не позже вчерашнего дня здесь были люди, но кто они – враги или наши, – разобрать было невозможно. Одно Вере было ясно: по этой дороге идет движение и за ней надо следить.
Сойдя с дороги, она облюбовала место за мшистым, вывороченным вместе с землей корневищем поваленного бурей дерева и натаскала туда большую кучу хвороста. В случае, если ее увидят, она скажет, что ходила в лес за дровами.
Ждать ей пришлось недолго. С той стороны, где сквозь переплет осиновых ветвей ярко поблескивало солнце, послышался шум, грохот, и вскоре, раскачиваясь на ухабах, появились автомашины, в которых, тесно прижавшись друг к другу, сидели гитлеровские солдаты. Вера замерла, притаилась за корягой. Двенадцать машин миновали мостик, с ревом, буксуя, поднялись на пригорок и скрылись в чаще леса.
И снова наступила тишина.
«Значит, наших там нет, – глядя в ту сторону, где было солнце, соображала Вера. – А там? – Она посмотрела в том направлении, где скрылись машины. – Там, наверно, могут быть. И эти, видимо, поехали к своим на подмогу… А может быть, наперехват наших? Если наперехват, то наши пойдут здесь…»
И Вера решила остаться тут до утра. Ее напряженный слух ловил каждый звук, и на каждый шорох она испуганно оборачивалась. Ей все казалось, что кто-то крадется…
За это время Вера обдумала, что делать, если здесь ничего не выяснится. Она вспомнила слова начальника курсов: «Разведчик должен вести себя осторожно, действовать умно и смело, ничем не выдавать самого себя и своего волнения, думать хладнокровно и обстоятельно. Разведчик всегда должен думать…» Вера припомнила сейчас многое из того, чему учили на курсах. Она пробовала сделать из этого практические выводы. Прислушиваясь к лесным шорохам, скрипу, чуть слышному треску, старалась определить, что могло их вызвать. И когда ее предположения оказывались верными, она радовалась.
Услышав сквозь журчание ручья и легкий шум покачивающихся деревьев неравномерное, но повторяющееся похрустывание валежника, Вера насторожилась. Встревожившие ее звуки доносились со стороны ручья.
Похрустывание становилось все слышнее. «Кто это? Человек или зверь? – насторожилась Вера. – Человек обычно так не ходит. Так ходят только тогда, когда собирают грибы или ягоды. Да еще вот такие, как я…»
Она не сводила глаз с кустарника, ожидая, что вот-вот ветви раздвинутся и пропустят того, кто скрывается за ними. Но ветви были спокойны, и Вера подумала, что ей просто померещилось. Любопытство толкало ее выйти из-за коряги и посмотреть, что там, за кустами? Но она удержалась. Вспомнив, как она шла сюда и, увлекшись плывущей веткой, подошла к самому мостику, Вера упрекнула себя за недопустимое легкомыслие: «Вот так по-дурацки в лапы врага и попадаются… Мостик – место коварное…»
С противоположной стороны ручья снова послышалось похрустывание, более ритмичное, чем раньше. Очень похоже было на то, что за кустарником шел человек.
Вскоре на дорогу вышел рослый красноармеец. Он, видимо, был ранен – его левая рука висела на грязной тряпке. Из-за правого плеча торчал штык. Подойдя к ручью, он снял винтовку, прислонил ее к мосту, на штык повесил ушанку и, зачерпывая пригоршней воду, стал пить, обливая полушубок… По своему доброму характеру Вера в другое время, не задумываясь, бросилась бы к этому уставшему бойцу, но сейчас этого не сделала. А солдат, напившись, обтирал рукавом губы, и его поблескивающие в лучах солнца глаза смотрели прямо в ее сторону, будто высматривая, кто притаился за корягой…
Вера застыла в тревожном ожидании. И как только он двинулся с места, она, вопреки прежним своим побуждениям, пригнулась и, осторожно ступая, скрылась за ближайшими кустами. Перейдя мостик, красноармеец сразу свернул в лес и пошел вдоль дороги.
Вера наблюдала за ним, боясь упустить из виду. «Ведь он, может быть, из дивизии отца!..» – думала она. Она села так, чтобы красноармеец, когда минует придорожные кусты, увидел бы ее. Однако солдат, дойдя до кустов, остановился, осмотрелся, круто повернул влево, пошел прямо к коряге и устало опустился за корягой на хворост, бережно поддерживая здоровой рукой раненую.
«Ну чего же я боюсь!.. – сказала сама себе Вера. – Это же свой. Он, наверно, отбился от части и теперь хочет пробраться через фронт к нашим». Сделав вид, что собирает валежник, Вера решительно пошла к коряге. Какой-то внутренний голос словно предупреждал ее: «Прежде чем сделать шаг, осмотрись, подумай!» Но Вера усмехнулась: «А что думать, когда все ясно! Нельзя быть такой пуганой!..»
Когда Вера вышла из-за кустов, солдат вздрогнул и приподнялся, опираясь на винтовку.
– Здравствуй, девушка, – он снял ушанку и поклонился.
– Здравствуй, товарищ, – делая вид, что испугалась, пролепетала Вера и уронила охапку хвороста на землю.
Солдат хотел было ей помочь. Но когда он двинул раненой рукой, его усталое, заросшее щетиной лицо исказилось.
Вера замахала руками:
– Сидите, сидите, отдыхайте!
Солдат благодарно взглянул на нее, сел и дрожащим голосом спросил:
– Нет ли, девушка, кусочка хлеба? Третьи сутки голодаю.
Вера подала ему кусок хлеба.
– Спасибо, дорогая моя, – дрожащим голосом поблагодарил солдат и стал жадно есть.
Вера хотела было сказать ему: «Идемте со мной, у меня есть чем вас покормить», но из осторожности удержалась.
– У меня больше ничего нет, – с сожалением сказала она.
– И за это тебе великое спасибо… Хоть и мала наешка, да от доброты сыт… Откуль ты, милая?..
Вера давно была готова к такому вопросу.
– Из Первомайского колхоза, – ответила она.
– Это ж в какой стороне?
– Да здесь, за лесом, – она показала на запад.
Солдат замолчал, что-то соображая.
Вера тоже молчала, ей хотелось спросить, не знает ли он что-нибудь о «хозяйстве» Железнова, но из боязни выдать свои намерения ждала, когда он заговорит первым.
Но Куделин – это был он – оказался хитрее и выдержаннее молодой разведчицы. Он, конечно, заговорил бы первым: его тоже интересовало, не проходили ли здесь части железновской дивизии. Но он боялся, что может вместо дивизии попасть к партизанам, и хотел разобраться, что это за девушка, не партизанка ли она.
– А вы с фронта? – не выдержав, первая спросила Вера.
– С фронта, – не поднимая головы, ответил Куделин.
– Ищете свою часть?
– Ищу, дорогая девушка. Вот вторую неделю ищу… – Куделин сокрушенно покачал головой.
И на тот случай, если она действительно партизанка, рассказал заранее придуманную им легенду.
– Раненым валялся среди убитых… Очнулся, а артиллерию уже еле слыхать… Чуть живой добрался до деревни. Там добрые люди перевязали, накормили, даже с собой еды дали… Они меня у себя оставляли, да я не смог. Душа не стерпела… Вот и пошел лесами… – Он поднял на Веру такой проникновенный взгляд, что она окончательно решила: это свой человек. – Иду и думаю, – продолжал Куделин, – неужели не найду?.. Меня будто кто в спину толкнул, – он приложил руку к сердцу: – Иди, Куделин!.. Иди смело!.. Если ты любишь Родину, то найдешь…
– Верно, товарищ. Если любишь Родину, то найдешь, – прошептала Вера.
У Куделина теперь не осталось никаких сомнений, что девушка не из этих мест и выдает себя не за ту, кем она является на самом деле. Кто же она?.. Если партизанка, то с ней разговор короткий. Он уже снял было винтовку, но, одернув полушубок, снова повесил ее за плечо. Может быть, где-нибудь неподалеку сидит другой партизан и держит его, Куделина, на мушке?.. Куделин деланно улыбнулся. Надо все-таки попробовать разузнать, не слыхала ли она чего-нибудь о дивизии, куда он должен попасть сегодня же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Вера разжала пальцы, оттолкнулась и, прошептав «раз кольцо, два кольцо, три кольцо», дернула вытяжное кольцо. С шумом вырвался наружу парашют. Веру словно кто-то схватил на лету, встряхнул и оставил в покое. Она глубоко вздохнула, огляделась и, подтягивая стропы, стала регулировать направление спуска.
Ее понесло прямо к лесу. Она опустилась возле больших елей и уткнулась носом в затененную елями, полную снега и воды яму. Выплевывая снег, быстро отстегнула парашют и, схватив автомат, стала прислушиваться, пугливо озираясь вокруг. Но кругом было тихо, не шумел даже ветер. Из-за верхушек леса показался самолет, который вела Тамара. Вера заволновалась за Аню и успокоилась только тогда, когда увидела над ней белый купол парашюта. Василия отнесло в глубину леса. Вера побежала искать его.
Оказалось, что его парашют зацепился стропами за ветви, и Василий повис на самой высокой ели.
– Как тебя угораздило? – крикнула Вера и перепугалась собственного голоса. Она с трудом вскарабкалась по сучьям вверх, подтянула стропы, чтобы Василий оказался ближе к стволу дерева, и расстегнула его крепление.
– Какой ты, Василий, непутевый! Надо рассчитывать свое приземление! – упрекнула его Вера.
– А как Аня? – спросил Василий, когда они спустились с дерева, и стал снимать с себя груз.
– Аня приземлилась благополучно, – успокоила его Вера, и он снова полез на ель: там остался его парашют.
Вера развернула рацию в чаще молодого ельника. Аня стала ей помогать, а Василий, вооружившись автоматом, прошел метров сто в сторону обозначенной на карте лесной тропы и, спрятавшись за поваленной бурей пожелтевшей елью, наблюдал за местностью.
В эфире творилось что-то невообразимое: на все лады пищал радиотелеграф, разные голоса торопливо и монотонно передавали по-немецки цифрами шифрованный, иногда перемешанный с нешифрованной руганью разговор; на соседней волне какой-то военачальник открыто пушил подчиненного, требуя от него самых решительных действий: «У вас, Гюнтер, не хватает решимости! – грозным тоном распекал он. – Вы не оправдываете моих надежд. Действуйте смелей!.. Да какая там дивизия? Просто сброд. Наполовину калеки. Ударом на Селище – Богородецкое режьте ее пополам, потом на четыре части и уничтожайте по частям!..»
«О ком они?» – тревожно подумала Вера, с трудом улавливая смысл немецких фраз. Как она жалела теперь, что в школе не учила серьезно немецкий язык! «Опять он что-то сказал про дивизию и про окружение…» – спохватилась она, лихорадочно настраивая станцию, чтобы избавиться от грохота и треска. – Может быть, это про папу!.. Но почему он сказал: «Сброд и калеки?» – Сдвинув брови, она напряженно слушала, всматриваясь в указатель волн, будто это могло помочь ей установить координаты советских войск, тех самых, которых хотят «резать пополам, потом – на четыре части».
Самоуверенный голос продолжал: «Не выпускайте из окружения… Они рвутся к своим – на Знаменку! Не допускайте этого! Отвечаете головой!..»
Аня несколько раз напоминала Вере, что подходит назначенное командующим время, но Вера каждый раз отстраняла ее руку. Наконец Аня схватила ее за плечо:
– Уже девять! – зашептала она и показала на Верины часы.
Вера торопливо повернула регулятор на волну «Гиганта».
Вскоре на Верином лице появилась радостная улыбка. И наконец, прикрыв телефон рукой, она прошептала: «Наша. „Гигант“. Фронт». Повернув выключатель, стала методично выбивать ключом, приговаривая: «Прием. Я – „Сокол“, я – „Сокол“, а потом передала донесение командующему и свои закодированные координаты. „Все“, – вздохнула она наконец и выключила станцию. И снова в ушах зазвучал подслушанный разговор гитлеровцев. „Неужели это про дивизию отца? Как страшно!..“
– Что же нам делать? – спросила она Аню.
Васильковые Анины глаза блеснули тревогой.
– Что случилось, Вера? – спросила она.
– Особенного ничего… – Вера испытующе взглянула на Аню. Можно ли ей говорить о своих предположениях? Как поведет она себя, если узнает?
Аня с обидой посмотрела на подругу:
– Нехорошо, Вера!.. В такой обстановке ты от меня что-то скрываешь… Мы ведь с тобой сейчас как бы одно целое…
– Дурочка ты моя!.. – Вера обняла ее, и Анина голова покорно опустилась на ее плечо. – Не обижайся на меня, Анюта! Ведь нам предстоит перенести нечто гораздо большее, чем обиды… – И Вера рассказала ей содержание подслушанного разговора.
– Мне кажется, что они говорили о нашей дивизии, – закончила она.
Над их головами тихо шумел гуляющий по лесу ветер. Лениво покачивали макушками старые ели. Где-то севернее как будто бы прогромыхал гром. Вера прислушалась. Но это было так далеко, что звонкое пение жаворонка заглушило его грохотание. Вера взяла карту, сориентировала ее по тому направлению, где слышался этот грохот, и стала вслух прикидывать расстояние. Выходило, что гремит где-то в районе Мытишина.
– Наверно, в этих лесах, – Вера показала на зеленый угол у края карты.
– Давай еще радио послушаем, – предложила Аня. – Может быть, что-нибудь узнаем.
Вера включила рацию на прием. В эфире был тот же переполох. Какие-то голоса кричали по-немецки. Но слышимость была настолько плохая, что разобрать ничего не удавалось.
– Ничего не понимаю! На, послушай! – Вера передала наушники Ане.
Аня послушала немножко, потом пожала плечами.
– Знаешь что? – сказала она, оттянув один наушник. – Давай дадим несколько позывных дивизии! – Ее рука потянулась к переключателю. – Если они услышат, то смогут ответить радиотелеграфом.
Вера схватила ее за руку.
– Ты с ума сошла! Нас засекут… – Она отобрала у Ани наушники и села на ее место.
Слышимость постепенно становилась лучше. В эфире снова появился чей-то четкий голос. По отдельным словам Вера смогла в конце концов понять, что взят в плен раненый из дивизии ее отца. Пленный истощен. По заключению врачей, он не ел двое-трое суток, но показаний упорно не дает. «Надо любыми средствами заставить его говорить, – спокойно отвечал другой голос. – Если говорить не будет – расстрелять! Дивизию из кольца не выпускать. И крепко запереть к ней все пути. Суток через двое сдадутся! Издыхать не захотят!.. Бомбите их почаще листовками!»
Вера выключила станцию, сняла наушники и, положив их на место, закрыла крышку.
– Зови Василия, – сказала она. – Будем решать, что делать…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Вера решила установить наблюдение за местом вероятного отхода дивизии – полосой между рекой Вороной и железной дорогой. Аню она отправила патрулировать на западной половине этой полосы до реки, а за собой оставила восточную. Решая этот вопрос, Вера выдержала основательную схватку с Василием: он никак не хотел пускать на это рискованное задание Аню и настойчиво требовал направить туда его.
– …В этом деле нужна сноровка, выносливость… – говорил он.
– И смелость, – перебила его Вера.
– И смелость, конечно. А Аня в таких делах новичок, девчонка!..
Не понимая истинных намерений Василия, Аня рассердилась.
– Я тебе покажу, на что способны «девчонки»!.. – крикнула она так громко, что Вера зашикала на нее.
Василий и Аня замолкли, виновато поглядывая друг на друга.
– Как вам не стыдно, ребята! – шепотом упрекала их Вера. – Какие же вы разведчики!.. Кричите, как будто дома находитесь!..
– Да я ведь ее жалею!.. – не выдержал Василий Вериного взгляда.
– Теперь, Василек, нам надо слушаться не своих чувств, а разума!
Вера еще раз оглядела Аню: похожа ли она на деревенскую девушку? Она велела Ане вынуть все лишнее из карманов и даже для полной уверенности вывернула их.
Если Веру волновали прежде всего интересы дела, то Василия беспокоило, как бы Анина внешность не привлекла внимания какого-нибудь встречного, и тогда долго ли до беды!.. Аня казалась ему сейчас привлекательной, как никогда, и он то отстегивал пуговицу на ее куртке, чтобы не так выделялась талия, то предлагал опустить пониже юбку, доказывая, что так ходят в деревне, то надвигал ей платок на самые глаза, чтобы закрыть густые и, как ему казалось, красивые брови. В конце концов Вера остановила его.
– А ты ее потяни за нос, может быть, он станет подлиннее. А то ее нос тоже может понравиться!.. – засмеялась она. – Эх ты, влюбленный. Бери-ка лучше лопатку и закопай рации так, чтобы никакая собака их не нашла!
Вера вынула из кармана маленькое зеркальце, посмотрелась в него, тоже проделала кое-какие операции над своей внешностью и все лишнее из своих карманов отдала Василию.
Вера шла лесом на восток, запоминая встречающиеся на пути прогалины, тропинки, поваленные или чем-нибудь приметные деревья.
Таща за собой, для видимости, жердину сухостоя, она вышла к извилистому ручью и пошла рядом с ним. Следя за ныряющей в нем веткой, незаметно дошла до мостика, у которого ветку прибило к берегу. Вере жаль стало свою попутчицу, и она жердиной оттолкнула ветку на середину ручья. Нырнув в быструю воду, ветка скрылась под балкой моста.
Свежеобструганная балка заинтересовала Веру. Зайдя с другой стороны, она посмотрела под мост, потом прошла по нему. Шагая дальше по дороге, она внимательно всматривалась в колеи и следы на обочинах. По колеям было видно, что здесь недавно шли автомашины и повозки. Следы на обочинах говорили о том, что не позже вчерашнего дня здесь были люди, но кто они – враги или наши, – разобрать было невозможно. Одно Вере было ясно: по этой дороге идет движение и за ней надо следить.
Сойдя с дороги, она облюбовала место за мшистым, вывороченным вместе с землей корневищем поваленного бурей дерева и натаскала туда большую кучу хвороста. В случае, если ее увидят, она скажет, что ходила в лес за дровами.
Ждать ей пришлось недолго. С той стороны, где сквозь переплет осиновых ветвей ярко поблескивало солнце, послышался шум, грохот, и вскоре, раскачиваясь на ухабах, появились автомашины, в которых, тесно прижавшись друг к другу, сидели гитлеровские солдаты. Вера замерла, притаилась за корягой. Двенадцать машин миновали мостик, с ревом, буксуя, поднялись на пригорок и скрылись в чаще леса.
И снова наступила тишина.
«Значит, наших там нет, – глядя в ту сторону, где было солнце, соображала Вера. – А там? – Она посмотрела в том направлении, где скрылись машины. – Там, наверно, могут быть. И эти, видимо, поехали к своим на подмогу… А может быть, наперехват наших? Если наперехват, то наши пойдут здесь…»
И Вера решила остаться тут до утра. Ее напряженный слух ловил каждый звук, и на каждый шорох она испуганно оборачивалась. Ей все казалось, что кто-то крадется…
За это время Вера обдумала, что делать, если здесь ничего не выяснится. Она вспомнила слова начальника курсов: «Разведчик должен вести себя осторожно, действовать умно и смело, ничем не выдавать самого себя и своего волнения, думать хладнокровно и обстоятельно. Разведчик всегда должен думать…» Вера припомнила сейчас многое из того, чему учили на курсах. Она пробовала сделать из этого практические выводы. Прислушиваясь к лесным шорохам, скрипу, чуть слышному треску, старалась определить, что могло их вызвать. И когда ее предположения оказывались верными, она радовалась.
Услышав сквозь журчание ручья и легкий шум покачивающихся деревьев неравномерное, но повторяющееся похрустывание валежника, Вера насторожилась. Встревожившие ее звуки доносились со стороны ручья.
Похрустывание становилось все слышнее. «Кто это? Человек или зверь? – насторожилась Вера. – Человек обычно так не ходит. Так ходят только тогда, когда собирают грибы или ягоды. Да еще вот такие, как я…»
Она не сводила глаз с кустарника, ожидая, что вот-вот ветви раздвинутся и пропустят того, кто скрывается за ними. Но ветви были спокойны, и Вера подумала, что ей просто померещилось. Любопытство толкало ее выйти из-за коряги и посмотреть, что там, за кустами? Но она удержалась. Вспомнив, как она шла сюда и, увлекшись плывущей веткой, подошла к самому мостику, Вера упрекнула себя за недопустимое легкомыслие: «Вот так по-дурацки в лапы врага и попадаются… Мостик – место коварное…»
С противоположной стороны ручья снова послышалось похрустывание, более ритмичное, чем раньше. Очень похоже было на то, что за кустарником шел человек.
Вскоре на дорогу вышел рослый красноармеец. Он, видимо, был ранен – его левая рука висела на грязной тряпке. Из-за правого плеча торчал штык. Подойдя к ручью, он снял винтовку, прислонил ее к мосту, на штык повесил ушанку и, зачерпывая пригоршней воду, стал пить, обливая полушубок… По своему доброму характеру Вера в другое время, не задумываясь, бросилась бы к этому уставшему бойцу, но сейчас этого не сделала. А солдат, напившись, обтирал рукавом губы, и его поблескивающие в лучах солнца глаза смотрели прямо в ее сторону, будто высматривая, кто притаился за корягой…
Вера застыла в тревожном ожидании. И как только он двинулся с места, она, вопреки прежним своим побуждениям, пригнулась и, осторожно ступая, скрылась за ближайшими кустами. Перейдя мостик, красноармеец сразу свернул в лес и пошел вдоль дороги.
Вера наблюдала за ним, боясь упустить из виду. «Ведь он, может быть, из дивизии отца!..» – думала она. Она села так, чтобы красноармеец, когда минует придорожные кусты, увидел бы ее. Однако солдат, дойдя до кустов, остановился, осмотрелся, круто повернул влево, пошел прямо к коряге и устало опустился за корягой на хворост, бережно поддерживая здоровой рукой раненую.
«Ну чего же я боюсь!.. – сказала сама себе Вера. – Это же свой. Он, наверно, отбился от части и теперь хочет пробраться через фронт к нашим». Сделав вид, что собирает валежник, Вера решительно пошла к коряге. Какой-то внутренний голос словно предупреждал ее: «Прежде чем сделать шаг, осмотрись, подумай!» Но Вера усмехнулась: «А что думать, когда все ясно! Нельзя быть такой пуганой!..»
Когда Вера вышла из-за кустов, солдат вздрогнул и приподнялся, опираясь на винтовку.
– Здравствуй, девушка, – он снял ушанку и поклонился.
– Здравствуй, товарищ, – делая вид, что испугалась, пролепетала Вера и уронила охапку хвороста на землю.
Солдат хотел было ей помочь. Но когда он двинул раненой рукой, его усталое, заросшее щетиной лицо исказилось.
Вера замахала руками:
– Сидите, сидите, отдыхайте!
Солдат благодарно взглянул на нее, сел и дрожащим голосом спросил:
– Нет ли, девушка, кусочка хлеба? Третьи сутки голодаю.
Вера подала ему кусок хлеба.
– Спасибо, дорогая моя, – дрожащим голосом поблагодарил солдат и стал жадно есть.
Вера хотела было сказать ему: «Идемте со мной, у меня есть чем вас покормить», но из осторожности удержалась.
– У меня больше ничего нет, – с сожалением сказала она.
– И за это тебе великое спасибо… Хоть и мала наешка, да от доброты сыт… Откуль ты, милая?..
Вера давно была готова к такому вопросу.
– Из Первомайского колхоза, – ответила она.
– Это ж в какой стороне?
– Да здесь, за лесом, – она показала на запад.
Солдат замолчал, что-то соображая.
Вера тоже молчала, ей хотелось спросить, не знает ли он что-нибудь о «хозяйстве» Железнова, но из боязни выдать свои намерения ждала, когда он заговорит первым.
Но Куделин – это был он – оказался хитрее и выдержаннее молодой разведчицы. Он, конечно, заговорил бы первым: его тоже интересовало, не проходили ли здесь части железновской дивизии. Но он боялся, что может вместо дивизии попасть к партизанам, и хотел разобраться, что это за девушка, не партизанка ли она.
– А вы с фронта? – не выдержав, первая спросила Вера.
– С фронта, – не поднимая головы, ответил Куделин.
– Ищете свою часть?
– Ищу, дорогая девушка. Вот вторую неделю ищу… – Куделин сокрушенно покачал головой.
И на тот случай, если она действительно партизанка, рассказал заранее придуманную им легенду.
– Раненым валялся среди убитых… Очнулся, а артиллерию уже еле слыхать… Чуть живой добрался до деревни. Там добрые люди перевязали, накормили, даже с собой еды дали… Они меня у себя оставляли, да я не смог. Душа не стерпела… Вот и пошел лесами… – Он поднял на Веру такой проникновенный взгляд, что она окончательно решила: это свой человек. – Иду и думаю, – продолжал Куделин, – неужели не найду?.. Меня будто кто в спину толкнул, – он приложил руку к сердцу: – Иди, Куделин!.. Иди смело!.. Если ты любишь Родину, то найдешь…
– Верно, товарищ. Если любишь Родину, то найдешь, – прошептала Вера.
У Куделина теперь не осталось никаких сомнений, что девушка не из этих мест и выдает себя не за ту, кем она является на самом деле. Кто же она?.. Если партизанка, то с ней разговор короткий. Он уже снял было винтовку, но, одернув полушубок, снова повесил ее за плечо. Может быть, где-нибудь неподалеку сидит другой партизан и держит его, Куделина, на мушке?.. Куделин деланно улыбнулся. Надо все-таки попробовать разузнать, не слыхала ли она чего-нибудь о дивизии, куда он должен попасть сегодня же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50