Там было много научных слов – «аллюзия», «цензура», «консеквентный»… Редактор Генису сказал:– Такие передачи и глушить не обязательно. Все равно их понимают лишь доценты МГУ.Кто-то сказал в редакции Генису:– Нехорошо, если Шарымова поедет в типографию одна. Да еще вечером.На что красивый плотный Генис мне ответил:– Но мы-то с Петькой ездим и всегда одни.Наш босс пришел в редакцию и говорит:– Вы расходуете уйму фотобумаги. Она дорогая. Можно делать фото на обычном картоне?Генис изумился:– Как?– Очень просто.– Но ведь там специальные химические процессы! Эмульсионный слой и так далее…Босс говорит:– Ну хорошо, попробовать-то можно?Как-то Сашу Гениса обсчитали в бухгалтерии русскоязычной нью-йоркской газеты. Долларов на пятнадцать. Генис пошел выяснять недоразумение. Обратился к главному редактору. Тот укоризненно произнес:– Ну что для вас пятнадцать долларов?.. А для нашей корпорации это солидные деньги.Генис от потрясения извинился.Генис и злодейство – две вещи несовместимые!Загадочный религиозный деятель Лемкус говорил:– Вы, Сергей, постоянно шутите надо мной. Высмеиваете мою религиозную и общественную деятельность. А вот незнакомые люди полностью мне доверяют.Загадочный религиозный деятель Лемкус был еще и писателем. Как-то он написал:«Розовый утренний закат напоминал грудь молоденькой девушки».Говорю ему:– Гриша, опомнись. Какой же закат по утрам?!– Разве это важно? – откликнулся Лемкус.Лемкус написал:«Вдоль дороги росли кусты барышника…»И еще:«Он нахлобучил изящное соломенное канапе…»У того же Лемкуса в одной заметке было сказано:«Как замечательно говорил Иисус Христос – возлюби ближнего своего!»Похвалил талантливого автора.Знакомый режиссер поставил спектакль в Нью-Йорке. Если не ошибаюсь, «Сирано де Бержерак». Очень гордился своим достижением.Я спросил Изю Шапиро:– Ты видел спектакль? Много было народу?Изя ответил:– Сначала было мало. Пришли мы с женой, стало вдвое больше.Изя Шапиро часто ездил в командировки по Америке. Оказавшись в незнакомом городе, первым делом искал телефонную книгу. Узнавал, сколько людей по фамилии Шапиро живет в этом городе. Если таковых было много, город Изе нравился. Если мало, Изю охватывала тревога. В одном техасском городке, представляясь хозяину фирмы, Изя Шапиро сказал:– Я – Израиль Шапиро!– Что это значит? – удивился хозяин.Братьев Шапиро пригласили на ужин ветхозаветные армянские соседи. Все было очень чинно. Разговоры по большей части шли о величии армянской нации. О драматической истории армянского народа. Наконец хозяйка спросила:– Не желаете ли по чашечке кофе?Соломон Шапиро, желая быть изысканным, уточнил:– Кофе по-турецки?У хозяев вытянулись физиономии.Изя Шапиро сказал про мою жену, возившуюся на кухне:«И все-таки она вертится!…»Звонит приятель Изе Шапиро:– Слушай! У меня родился сын. Придумай имя – скромное, короткое, распространенное и запоминающееся.Изя посоветовал:– Назови его – Рекс.Нью-Йорк. Магазин западногерманского кухонного и бытового оборудования. Продавщица с заметным немецким акцентом говорит моему другу Изе Шапиро:– Рекомендую вот эти «гэс овенс» (газовые печки). В Мюнхине производятся отличные газовые печи.– Знаю, слышал, – с невеселой улыбкой отозвался Изя Шапиро.Мать говорила про величественного и одновременно беззащитного леву Халифа:«Даже не верится, что еврей».Лев Халиф – помесь тореадора с быком.Одна знакомая поехала на дачу к Вознесенским. Было это в середине зимы. Жена Вознесенского, Зоя, встретила ее очень радушно. Хозяин не появился.– Где же Андрей?– Сидит в чулане. В дубленке на голое тело.– С чего это вдруг?– Из чулана вид хороший на дорогу. А к нам должны приехать западные журналисты. Андрюша и решил: как появится машина – дубленку в сторону! Выбежит на задний двор и будет обсыпаться снегом. Журналисты увидят – русский медведь купается в снегу. Колоритно и впечатляюще! Андрюша их заметит, смутится. Затем, прикрывая срам, убежит. А статьи в западных газетах будут начинаться так:«Гениального русского поэта мы застали купающимся в снегу…»Может, они даже сфотографируют его. Представляешь – бежит Андрюша с голым задом, а кругом российские снега.Какой-то американский литературный клуб пригласил Андрея Вознесенского. Тот читал стихи. Затем говорил о перестройке. Предваряя чуть ли не каждое стихотворение, указывал:«Тут упоминается мой друг Аллен Гинсберг, который присутствует в этом зале!»Или:«Тут упоминается Артур Миллер, который здесь присутствует!»Или:«Тут упоминается Норман Мейлер, который сидит в задних рядах!»Кончились стихи. Начался серьезный политический разговор. Вознесенский предложил – спрашивайте. Задавайте вопросы.Все молчат. Вопросов не задают.Тот снова предлагает – задавайте вопросы. Тишина. Наконец поднимается бледный американский юноша. Вознесенский с готовностью к нему поворачивается:– Прошу вас. Задавайте любые, самые острые вопросы. Я вам отвечу честно, смело и подробно.Юноша поправил очки и тихо спросил:– Простите, где именно сидит Норман Мейлер?Приехал из Германии Войнович. Поселился в гостинице на Бродвее. Понадобилось ему сделать копии. Зашли они с женой в специальную контору. Протянули копировщику несколько страниц. Тот спрашивает:– Ван оф ич? (Каждую по одной?)Войнович говорит жене:– Ирка, ты слышала? Он спросил: «Войнович?» Он меня узнал! Ты представляешь? Вот она популярность!Молодой Андрей Седых употребил в газетной корреспонденции такой оборот:«…Из храма вынесли огромный ПОРТРЕТ богородицы…»Андрей Седых при встрече интересовался:– Скажите, как поживает ваша жена? Она всегда такая бледная. Мы все за нее так переживаем. Как она?Я отвечал:– С тех пор, как вы ее уволили, она живет нормально.Заболел старый писатель Родион Березов. Перенес тяжелую операцию. В русскоязычной газете появилось сообщение на эту тему. Заметка называлась:«Состояние Родиона Березова».Там же появилась информация:«Случай на углу Бродвея и Четырнадцатой. Шестилетняя девочка, ехавшая на велосипеде СВАЛИЛАСЬ под мчавшийся автобус…»В заметке чувствуется некоторое удовлетворение.В той же газете:«На юге Франции разбился пассажирский самолет. К СЧАСТЬЮ, из трехсот человек, летевших этим рейсом, погибло двенадцать!»Рекламное объявление там же:«За небольшие деньги имеете самое лучшее: аборт, противозачаточные таблетки, установление внематочной беременности!»Траурное извещение:«ПРЕЖДЕВРЕМЕННАЯ кончина Гарри Либмана».Знаменитый артист Борис Сичкин жил в русской гостинице «Пайн» около Монтиселло. Как-то мы встретились на берегу озера. Я сказал:– Мы с женой хотели бы к вам заехать.– Отлично. Когда?– Сегодня вечером. Только как мы вас найдем?– Что значит – как вы меня найдете? В чем проблема?– Да ведь отель, – говорю, – большой.Сичкин еще больше поразился:– Это как прийти в Мавзолей и спросить: «Где здесь находится Владимир Ильич Ленин?»Сичкин попал в автомобильную катастрофу. Оказался в госпитале. Там его навестил сын Эмиль. И вот они стали прощаться. Эмиль наклонился, чтобы поцеловать отца. Боря ощутил легкий запах спиртного. Он сказал:– Эмиль, ты выпил. Я расстраиваюсь, когда ты пьешь.Сын начал оправдываться:– Папа, я выпил один бокал шампанского.Боря тихим голосом спросил:– Что же ты праздновал, сынок?Едем как-то в машине: Сичкин, Фима Берзон, жена Берзона – Алиса и я. Берзон – лопоухий, маленький и злобный. Алиса говорит Сичкину:– Ответьте мне, Боря, как это женщины соглашаются работать в публичных домах? Обслуживают всех без разбора. Ведь это так негигиенично! И никакого удовольствия.Сичкин перебил ее:– Думаешь они так уж стараются? Всем отдаются с душой? Ну, первый клиент еще, может быть, туда-сюда. А остальные у них там идут, как Фима Берзон!Лет тридцать назад Евтушенко приехал в Америку. Поселился в гостинице. Сидит раз в холле, ждет кого-то. Видит, к дверям направляется очень знакомый старик: борода, измятые штаны, армейская рубашка.Несколько секунд Евтушенко был в шоку. Затем он понял, что это Хемингуей. Кинулся за ним. Но Хемингуей успел сесть в поджидавшее его такси.– Какая досада, – сказал Евтушенко швейцару, – ведь это был Хемингуей! А я не сразу узнал его!Швейцар ответил деликатно:– Не расстраивайтесь. Мистер Хемингуей тоже не сразу узнал вас.Рассказывают, что на каком-то собрании, перед отъездом за границу, Евтушенко возмущался:– Меня будут спрашивать о деле Буковского. Снова мне отдуваться? Снова говно хлебать?!Юнна Мориц посоветовала из зала:– Раз в жизни объяви голодовку…Юнна Мориц в Грузии. Заказывает стакан вина. Там плавают мухи.Юнна жалуется торговцу-грузину. Грузин восклицает:– Где мухи – там жизнь!Алешковский рассказывал:Эмигрант Фалькович вывез из России огромное количество сувениров. А вот обычной посуды не захватил. В результате семейство Фальковичей долго ело куриный бульон из палехских шкатулок.Алешковский уверял:– В Москве репетируется балет, где среди действующих лиц есть Крупская. Перед балериной, исполняющей эту роль, стоит нелегкая хореографическая задача. А именно, средствами пластики выразить базедову болезнь.Томас Венцлова договаривался о своей университетской лекции. За одну я беру триста долларов. За вторую – двести пятьдесят. За третью – сто. Но эту, третью я вам не рекомендую.В Нью-Йорке гостил поэт Соснора. Помнится, я, критикуя Америку, сказал ему:– Здесь полно еды, одежды, развлечений и – никаких мыслей!Соснора ответил:– А в России, наоборот, сплошные мысли. Про еду, про одежду и про развлечения.Оказался в больнице. Диагноз – цирроз печени. Правда, в начальной стадии. Хотя она же, вроде бы, и конечная. После этого мои собутыльники по радио «Либерти» запели:"Цирроз-воевода дозоромОбходит владенья свои…"Сцена в больнице. Меня везут на процедуру. На груди у меня лежит том Достоевского. Мне только что принесла его Нина Аловерт. Врач-американец спрашивает:– Что это за книга?– Достоевский.– «Идиот»?– Нет, «Подросток».– Таков обычай? – интересуется врач.– Да, – говорю, – таков обычай. Русские писатели умирают с томом Достоевского на груди.Американец спрашивает:– Ноу Байбл? (Не Библия?)– Нет, – говорю, – именно том Достоевского.Американец посмотрел на меня с интересом.Когда выяснилось, что опухоль моя – не злокачественная, Лена сказала:«Рак пятится назад…»Вышел я из больницы. Вроде бы поправился. Но врачи запретили мне пить и курить. А настоятельно рекомендовали ограничивать себя в пище. Я пожаловался на все это одному знакомому. В конце и говорю:– Что мне в жизни еще остается? Только книжки читать?!Знакомый отвечает:– Ну, это пока зрение хорошее…Диссидентский романс:«В оппозицию девушка провожала бойца…»Волков начинал как скрипач. Даже возглавил струнный квартет. Как-то обратился в Союз писателей:– Мы хотели бы выступить перед Ахматовой. Как это сделать?Чиновники удивились:– Почему же именно Ахматова? Есть более уважаемые писатели – Мирошниченко, Саянов, Кетлинская…Волков решил действовать самостоятельно. Поехал с товарищами к Ахматовой на дачу. Исполнил новый квартет Шостаковича.Ахматова выслушала и сказала:– Я боялась только, что это когда-нибудь закончится…Прошло несколько месяцев. Ахматова выехала на Запад. Получила в Англии докторат. Встречалась с местной интеллигенцией.Англичане задавали ей разные вопросы – литература, живопись, музыка.Ахматова сказала:– Недавно я слушала потрясающий опус Шостаковича. Ко мне на дачу специально приезжал инструментальный ансамбль.Англичане поразились:– Неужели в России так уважают писателей?Ахматова подумала и говорит:– В общем, да…Миши Юпп сказал издателю Поляку:– У меня есть неизвестная фотография Ахматовой.Поляк заволновался:– Что за фотография?– Я же сказал – фото Ахматовой.– Какого года?– Что – какого года?– Какого года фотография?– Ну, семьдесят четвертого. А может, семьдесят шестого. Я не помню.– Задолго до этого она умерла.– Ну и что? – спросил Юпп.– Так что же запечатлено на этой фотографии?– Там запечатлен я, – сказал Юпп, – там запечатлен я на могиле Ахматовой в Комарове.Миша Юпп говорил своему приятелю:– Ко мне довольно часто являются за пожертвованиями. Но выход есть. В этих случаях я перехожу на ломаный английский.Приятель заметил:– Так уж не старайся.Гриша Поляк был в гостях. Довольно много ел. Какая-то женщина стала говорить ему:– Как вам не стыдно! Вы толстый! Вам надо прекратить есть жирное, мучное и сладкое. В особенности сладкое.Гриша ответил:– Я, в принципе, сладкого не ем. Только с чаем.Блюмин рассказывал, как старая эмигрантка жаловалась мужу:– Где моя былая грация? Где моя былая грация?Муж отвечал:– Сушится, Фенечка, сушится.К нам зачастили советские гости. Иногда – не очень близкие знакомые. В том числе и малосимпатичные. Все это стало мне надоедать. Мама бодро посоветовала:– Объясни им – мать при смерти.Лена возражала:– В этом случае они тем более заедут – попрощаться.Эмигрантка в Форест Хиллсе:– Лелик, если мама говорит «ноу», то это значит – «ноу»!В Ленинград приехала делегация американских конгрессменов. Встречал их первый секретарь Ленинградского обкома Толстиков. Тут же состоялась беседа. Один из конгрессменов среди прочего заинтересовался:– Каковы показатели смертности в Ленинграде?Толстиков уверенно и коротко ответил:– В Ленинграде нет смертности!Беседовал я с одним эмигрантом. Он говорил среди прочего:– Если б вы знали, как я люблю телячий студень! И шашлыки на ребрышках! И кремовые пирожные! И харчо!– Почему же, – спрашиваю, – вы такой худой?– Так ведь я кушаю. Но и меня кушают!Самый короткий рассказ:«Стройная шатенка в кофточке от „Гучи“ заявила полной блондинке в кофточке от „Лорда Тейлора“: – Надька, сука ты позорная!»Зашла к нашей матери приятельница. Стала жаловаться на Америку. Американцы, мол, холодные, черствые, невнимательные, глупые… Мат ей говорит:– Но у тебя же все хорошо. Ты сыта, одета, более-менее здорова. Ты даже английский язык умудрилась выучить.А гостья отвечает:– Еще бы! С волками жить…Произошло это в грузинском ресторане. Скончался у молоденькой официантки дед. Хозяин отпустил ее на похороны. Час официантки нет, два, три. Хозяин ресторана нервничает – куда, мол, она могла подевалась?! Некому, понимаешь, работать…Наконец официантка вернулась. Хозяин ей сердито говорит:– Где ты пропадала, слушай?Та ему в ответ:– Да ты же знаешь, Гоги, я была на похоронах. Это же целый ритуал, и все требует времени.Хозяин еще больше рассердился:– Что я, похороны не знаю?! Зашел, поздравил и ушел!Моя жена училась водить автомобиль. Приобрела минимум технических знаний. Усвоила некоторое количество терминов. И особенно ей полюбился термин «вил элаймент» (выравнивание колес, центровка). Она с удовольствием произносила:– Надо бы сделать вил элаймент… Вил элаймент – это главное…Как-то раз мы вспомнили одного человека. Я сказал:– У него бельмо на глазу.Моя жена возразила:– Это не бельмо. Это что-то другое. Короче, ему надо сделать вил элаймент.Бахчанян сообщил мне новость:– Лимонов перерезал себе вены электрической бритвой!Сложное в литературе доступнее простого.Романс диетолога:"И всюду сласти роковые,И от жиров защиты нет…"Романс охранника:«В бананово-лимонном Сыктывкаре…»Серманы были в Пушкинском театре. Показывали «Бег» с Черкасовым. Руфь Александровна страшно переживала. Особенно ее потряс Черкасов в роли генерала Хлудова. Она говорила мужу:– Что с ним будет? Что с ним будет?Илья Захарович ответил:– А что с ним будет? Дадут очередную сталинскую премию.Сорок девятый год. Серман ожидает приговора. Беседует в камере с проворовавшимся евреем. Спрашивает его:– Зачем вы столько крали? Есть ли смысл?Еврей отвечает:– Лучше умереть от страха, чем от голода!Томашевский и Серман гуляли в Крыму. Томашевский рассказывал:– В тридцатые годы здесь была кипарисовая аллея. Приехал Сталин. Охрана решила, что за кипарисами могут спрятаться диверсанты. Кипарисовую аллею вырубили. Начали сажать эвкалиптовые деревья. К сожалению, они не прижились…– И что же в результате?Томашевский ответил:– Начали сажать агрономов…У Аксенова заболели почки. Саша Перуанский рассказывал:– Я решил позвонить Васе. Подошла Майя. Я начал очень деликатно: «Вася еще подходит к телефону?» Подошел Вася. Я говорю ему: «Не падай духом, старик. У меня был рак почки. Доктор сказал, что года не протяну. В результате почку мне удалили. Я стал импотентом. Но прожил уже четыре года…»Перуанский закончил:– Вася так приободрился!У советского композитора Покрасса был родственник – американский композитор Темкин. Покрасс сочинял кавалерийские марши. Темкин – музыку к голливудским фильмам.Известно, что Сталин очень любил кино. И вот был однажды кремлевский прием. И Сталин обратился к Дмитрию Покрассу:– Правда, что ваш брат за границей?
1 2 3 4 5