А это недостойно и некрасиво. Я вовсе не хотела, чтобы потом пошли по городу слухи, мол, Лисищщща от большой любви в могилу легла, вот народ-то оборжется. А матери еще тут жить.
Оксана помолчала и наконец сказала:
— Ты знаешь, давай так — ты мне достаешь кольцо, а я за это бесплатно тебя лечу.
— Нет, — коротко ответила я. — Нахлебницей у тебя быть не собираюсь.
— Послушай, — горячо заговорила Оксана, — я не знаю что на тебя нашло, но за последнее время мы здорово сдружились, так что хочешь не хочешь, но лечить я тебя буду. Буду приезжать и силком вливать в тебя мое пойло. Ты мне только кольцо достань, Машенька, уж очень оно мне нужно, ты даже не представляешь насколько. Маш, ты меня слышишь???
Я молчала, отчаянно пытаясь подобрать слова. Никогда бы не подумала, что Оксана — (Оксана! ) станет единственной, кому не все равно, помру я или нет. Серега вон, вечный воздыхатель, знает правду, и то носа не кажет. Видимо макет венка да речь на могилке продумывает.
Я молчала, чувствуя как соленые капельки обжигают мои щеки.
— Машенька, ты тут? — уже с тревогой спросила Оксана.
Я положила трубку. Я не хотела чтобы она услышала в моем голосе слезы.
Я стала часто реветь в последнее время. Я попыталась вспомнить, когда я ревела в последний раз до этих неприятностей. И не смогла.
Я считала себя сильной, уверенной, мудрой.
Я считала что мне все по плечу.
И вот итог.
Ну да, я и была сильной, играючи справляясь с проблемами в прошлом. Но у каждого есть свой порог прочности.
И я свой прошла…
— Господи, — размазывая слезы, безнадежно спросила я. — Ты же обещал, что тростника надломленного — не переломишь. Понятно, что все в твоей воле, и с твоего попустительства он надломан. Я даже понимаю что перевязать ты его не обещал. Но, Господи! Неужто ты не видишь, что мой тростник не то что надломан — он выдран с корнем и размочален. Я не могу больше, Господи… Ты дал мне ношу более чем я могу снести…
И тут волна боли захлестнула меня, выворачивая в судороге тело под немыслимыми углами.
Я кое — как свернулась калачиком, баюкая боль внутри, боясь вздохнуть, однако тут же пришел новый взрыв, и я закричала…
Я не думала, что боль будет такой. Она обходила всегда меня стороной, ее не допускали ко мне — сначала лекарства, а потом Оксанины отвары. Я была просто не готова к такому…
Усилием воли я поползла к дорожной сумке, нашла прописанные Энглманом анальгетики и принялась методично их глотать. На шестой капсуле я остановилась. Много нельзя.
Привалившись к стене, я по-волчьи выла, не в силах справиться, и ждала пока утихнет боль.
Я изо всех сил честно пыталась справиться с ней…
Издалека, сквозь марево боли раздалась трель дверного звонка. К черту. Я никому не открою.
Прошло минут десять, за это время закинула в себя еще пять капсул, а боль никак не отступала, пульсируя во мне. Я бы все на свете отдала, только чтобы от нее избавиться.
Таблетки не помогли…
Дверной звонок не умолкал, и каждая трель впивалась острыми иглами в мои оголенные нервы.
Если бы я была в состоянии встать, убила бы нежданного визитера.
С трудом я взяла пульт от телевизора, щелкнула на канал дверной видеокамеры и увидела Оксану, не отпускавшую руку с кнопки звонка.
Тело действовало быстрее меня. Только что неспособное ни на что, оно рвануло по лестнице вниз, с отчаянной надеждой, что она принесла лекарство.
— Привет, — сказала Оксана, с состраданием глядя на меня. — Плохо тебе?
Я кивнула, судорожно обняла себя за плечи, пытаясь унять дрожь и сползла вниз по стеночке.
— Сейчас — сейчас, моя милая, — засуетилась Оксана, расстегивая свою хозяйственную сумку и доставая оттуда заветную баночку. — На-ка, попей, все снимет.
Она приставила банку к моим губам, и я жадно припала к ней, как к источнику живой воды.
— Хватит, девонька, — Оксана убрала отвар и закрыла пластмассовой крышкой. — Сейчас полегчает, милая. Это что ж ты такое удумала — то, горюшко?
А я чувствовала, как уходит моя боль, словно по волшебству отступая из моего тела. Оксанино лекарство методично изгоняло ее из каждой клеточки моего тела, взамен оставляя бодрость и какую — то светлую эйфорию.
— Я тебя люблю, Оксан, — искренне сказала я наконец ожившими губами. — Дай тебе Бог здоровья!
— Да что ты, в самом деле, — смутилась она.
— Ты в который раз меня спасаешь, — я была переполнена благодарностью к ней. — Я все для тебя сделаю. Я тебе то кольцо достану!
— Точно?
— Клянусь! — твердо ответила я.
Неужто я могла ей отказать… Она единственная меня пожалела.
— Держись, Машенька, — ласково сказала Оксаночка. — Постарайся уж скорее найти перстень, послезавтра как-никак шабаш.
— Послезавтра??? — потрясенно переспросила я.
— Ну конечно, сегодня посмотри на луну, она уже почти полная.
— Так, — тупо переспросила я. — А если я не успею достать перстень?
— Ты меня просто этим убьешь, — помертвело лицо Оксаны от одной этой мысли.
— Ясно, — кивнула я. Будет ей перстень.
— Ты вот что, девонька, — Оксана выставила передо мной из сумки еще две банки. — Храни в холодильнике, ничего с отваром не сделается, а ты не забывай прикладываться почаще. Мне за них ты ничего не должна.
— Оксанка, у меня слов нет, — прошептала я. Для нее этот поступок был подвигом. Мало того что я в прошлом действительно причинила ей много горя, так она еще слыла в нашей среде жадноватой. И тем не менее она кудахчет надо мной, не требует денег за лекарство, несмотря на то что сама она в него явно немало вложила.
Я достану ей перстень!
— Ладно, Окси, ты иди, у меня сейчас дел много будет.
— Рвешься в бой? — улыбнулась она.
— Рвусь, — вздохнула я. Типа у меня есть выход.
Я ее проводила и набрала номер Ленки. Никто не ответил. Значит еще у матери.
Я бесцельно побродила по квартире, потом набрала в ванну воды и легла замачиваться в нее. Почему — то на душе после сегодняшнего секса остался неприятный осадок. Вчера — я была уверена что поступаю верно и иначе нельзя. Успокоила свою душеньку, сделала что хотела, но почему-то стало непривычно смотреть на себя в зеркало. На лбу словно были выведены данные — «Магда Шалавкина». Неприятно… После секса с Вишневским такого не было. Ну да Вишневский — он такой трогательный, как плюшевый медвежонок, старается, бедняга изо всех сил, что невозможно ему после секса доброе слово не сказать.
Я на миг перестала тереть спонджиком лодыжку. Вот черт! Вишневский же на меня сейчас злой как черт! Чего ж я наделала-то???
Я дотянулась до халата, вытащила из кармана сотовый и, порывшись в его памяти, набрала рабочий номер Вишневского.
— «Бурый медведь», слушаем вас! — мелодично пропел девичий голосок.
— Будьте добры, мне Вишневского.
— Хорошо, как о вас доложить?
— Скажите что Магдалина беспокоит, — усмехнулась я.
На самом деле я была уверена что Вишневский скажет секретарше что его для меня нет.
В трубке на несколько секунд заиграла какая — то мелодия, после чего я услышала :
— Привет, Магдалина.
— Привет, — вздохнула я. Его голос был подчеркнуто равнодушен. — Можешь сегодня ко мне в гости приехать?
Он помолчал, после чего с неохотой сказал:
— У меня дел много.
— Мне с тобой надо поговорить. Пожалуйста!
Я неожиданно почувствовала, что опять реву. Нервы совсем ни к черту стали. На самом деле меня почему — то очень задел его тон. Еще вчера он на меня надышаться не мог.
— Говори, — явственно пожал он плечами.
— Сашенька, ну пожалуйста, приедь, а?
— Ты чего ревешь-то? — удивился он.
— Я не реву, — утирая слезы, сказала я.
— Хорошо, я приеду. В семь удобно?
— Удобно!
— Тогда до вечера!
Я положила трубку, села в ванной посреди пены и горько зарыдала. Черт его знает почему. Надо валерьянку начать пить.
В кармане халата тренькнул телефон. Я снова дотянулась до халата и достала сотовый.
— Алё, — раздался в трубке незнакомый женский голос. — Это вы объявление в Интернете вешали?
— Да, я!
— Ну так вот, у меня есть сведения, — заявила девушка, — давайте встретимся.
— Отлично, куда подъехать?
— Я в Заславске живу, если сильная нужда — прошу ко мне!
Заславск от моего города был на расстоянии ста пятидесяти километров, не дай боже я просто так скатаюсь — это ж сколько времени зря потратится.
— Скажите, а вы уверены что видели именно эту девушку? — вздохнув, спросила я.
— Уверена ли я? Да я с ней в одной комнате в общаге жила!
— В Заславске? — обмирая от неожиданной удачи, спросила я.
— Ага, тут!
— А сейчас она там?
— Вот за сейчас не скажу. Могу только про нее вообще рассказать, если вам это интересно, конечно.
— Погодите, как вашу знакомую зовут? — опомнилась я от шока. Неужто я сейчас узнаю имя мерзавки!!
— Лариска Воронова.
— Хорошо. Говорите адрес, я подъеду.
Повеселевшая девушка продиктовала адрес, сказала что ее зовут Людой и я тут же, быстренько ополоснувшись, вылезла из ванной и закуталась в большую махровую простынку. Кое-как вытерлась, радуясь что не надо полдня сушить волосы, и позвонила Ленке.
На этот раз она трубку взяла.
— Ну слава богу, — облегченно вздохнула я.
— Звонила уже, что ли? — догадалась она.
— Ага, никто трубку не взял.
— Да вот только от матери приехала еще ботинки снять не успела.
— Вот и не снимай. Заказывай тачку, бегом ко мне, я оплачу.
— Что за спешка? — осведомилась она.
— Уезжаю я сейчас по делам, так что, Ленчик, мухой, родная! — напутствовала я.
Ленка приехала через двадцать минут — засекала. Я за это время успела одеться, приклеить парик и побросать в сумку все необходимое.
— Привет, — остолбенело уставилась она на меня. — Ты чего такая страшная стала?
— А в чем это выражается? — поинтересовалась я. Я и раньше красавицей не была — натуральная блондинка, и поэтому у меня бесцветная кожа, ресницы и светлые глаза неопределенного оттенка, единственное что спасало — роскошные ноги да волосы. Тут Господь жмотничать не стал, отвалил с лихвой. Ну с волосами понятно проблемы, так на мне парик!
— Ну ты вовсе стала как жердь да и лицо как-то ввалилось — ну там глаза, щеки. Ты чего это, Лисонька, как на тот свет собралась?
— Да прихворнула чуток, — неопределенно ответила я. — Раздевайся да я тебе растолкую, чего от тебя требуется.
Ленка быстренько скинула куртешку да ботиночки, мы пошли на кухню и я вручила ей тетрадку и трубку телефона.
— В общем, Лен, я тут одну бабу ищу, объявление дала на сотовый и домашний. Но сотовый я не всегда смогу брать-то я в мертвой зоне, то допустим занята. Так что твоя задача — просто спрашивать у людей номер телефона, записывать, а я тебе буду перезванивать, или сама звони если что срочное.
Я вывела на первой странице тетрадки номер своего сотового.
— А если допустим человек с автомата звонить будет? Тогда что ему говорить? — проявила Ленка сообразительность.
— Тогда скажи, пусть все же дозванивается до сотового. В общем я поскакала, чувствуй себя как дома, шарься в холодильнике и в моей ванной сколько хочешь, только ради бога компьюдер не трогай, ладно?
Я спустилась на лифте в гараж, вывела свою шушлайку и покатила в Заславск.
Подгорная, дом двадцать четыре оказалась мерзкой двухэтажкой, сто лет назад оштукатуренной и покрашенной в белый цвет. Сейчас же в фасаде зияли огромные пятна отвалившейся штукатурки, во дворе за вкопанным столом трое бомжей пили из трехлитровой банки явно не квас, а в подъезде невыносимо воняло. Осторожно ступая, я дошла до второго этажа и постучала в квартиру номер шесть.
Дверь мне открыла маленькая девушка, мне по пояс.
— Я с вами сегодня разговаривала, я Мария, — пояснила я ей.
— Какая вы высокая! — не сдержалась она.
— Каблуки пятнадцать сантиметров! — улыбнулась я.
— Все равно, мне б такой рост! — завистливо проговорила она, пропуская меня в квартиру.
Я только усмехнулась. Это сейчас молоденькие девочки сплошь под два метра ростом, а в моем детстве девочки обычно были 160-165 сантиметров, и поэтому меня звали дылдой, а лучшая подружка, Анька Саблина, полутора метров роста, не упускала случая заметить, что маленькие женщины для любви, а большие — для работы! Однажды я, выслушав это, грустно заметила, что мне и правда не повезло — придется пахать, карьеру делать, а у Аньки, считай, сверхприбыльная профессия жрицы любви в кармане.
Анька обиделась, но подкалывать перестала. Потом она да и остальные девчонки став постарше признавались, что всегда завидовали моему росту.
— Вы проходите в гостиную, — подтолкнула меня Люда. — У меня в остальных комнатах еще черт ногу сломит, переехала сюда буквально неделю назад.
Я несколько удивилась, зайдя в гостиную. Отличная кожаная мебель, на огромном дубовом столе — изящный жидкокристаллический монитор, и все это на фоне отвратительных беленых желтой побелкой стен. Причем видимо побеленных лет двадцать назад — стены были в черных засаленных пятнах, какие бывают от частого соприкосновения.
— Я с мужем развелась да обратно в материну квартиру вернулась, а мебель вот, поделили, — смутилась Люда от моего пристального осмотра. — Пока руки не доходят ремонт сделать.
Я кивнула, села на кресло и предложила:
— Ну, Люда, может быть вы расскажете мне что у вас за сведения?
— Да сведений-то у меня на самом деле немного, но возможно они окажутся ценными, — пожала Люда плечами и начала рассказ.
С Лариской Вороновой она познакомилась одиннадцать лет назад. Заславск — город маленький, практически большая деревня, и после школы большинство выпускников отправлялось в местное ПТУ. Девочек учили на швей и поваров, мальчики традиционно обучались на шоферов и механизаторов. Людочке же отчаянно хотелось другой жизни. В последнем, выпускном классе, мать спросила ее «Ну чо, Людка, куда поступать — то думаешь?». На что дочь неосторожно ответила, что собирается в областной город, в университет. Реакция матери была ошеломляющей. Она топала ногами, кричала что дочь сдурела, что нет у ней таких денег, чтобы ее, дуру, в городе учить. Что по осени без помощницы ей картошку не выкопать, и поэтому зиму не перезимовать. Много чего она высказала онемевшей Людочке, после чего твердо заявила, мол, мое тебе материнское слово — иди в повара! Профессия хорошая, всегда в тепле да сытости, и нечего придумывать! До окончания школы оставалось еще полгода, и Люда, со всех сторон рассмотрев профессию поварихи, в ужасе решила : да ни за что! Стать толстой бабищей в заляпанном белом переднике, день-деньской крутящейся в заводской столовке, ради того чтобы вечером тайком сунуть в сумку объедки? Матери она ничего не сказала, однако про себя решила : поварихой она не будет никогда. На ее счастье тут при лесотехникуме открылся филиал областного университета и всех желающих пригласили обучаться юриспруденции.
Люда, ни слова не говоря, отнесла документы, сдала экзамены и была туда принята. Мать устроила ей за это форменный Армагеддон, и Люда не долго думая собрала вещички и переехала в общежитие.
Первые полгода пролетели весело. Людочка, быстро сообразив, что рассчитывать ей не на кого, принялась учиться на совесть, чтобы получать повышенную стипендию. Девчонки подобрались неплохие, жили они мирно, выручали друг друга деньгами и продуктами. Мать не показывалась, Люда тоже не особо скучала — семнадцать лет бок о бок, шутка ли, требовалось немного отдохнуть друг от друга. В один прекрасный день к Людочке, жившей одной в двухместной комнатке подселили товарку — прежняя соседка случайно залетела и тихо исчезла к матери в деревню, аборт делать было уже поздно. Новая студентка перевелась к ним из Екатеринградского университета, была отлично, с городским шиком одета, держалась сердечно и просто. Звали ее Ларисой Вороновой. Учиться она не смогла недели две — адская зубная боль буквально скрутила девушку, и Люда за ней все это время ухаживала. Когда Лара поправилась, девчонки стали закадычными подругами. Лариса подарила подруге косметику, кое — какие вещи, научила краситься. Люда, которую мать тянула одна и особо не баловала, чувствовала себя богачкой, став обладательницей таких сокровищ. Девчонки отчаянно завидовали ей, что говорить, такую подружку — яркую да щедрую — хотели все. С Лариской было к тому же очень интересно, в любой компании она становилась центром внимания, кавалеры так и льнули к ней, однако Лора держалась строго и разочарованные парни в конце концов обращали взоры на Людочку.
Долго ли, коротко, но однажды Лариска появилась на пороге их комнаты не одна.
«Смотри, кого я привела тебе», — небрежно бросила она онемевшей Люде. На пороге, смущенно улыбаясь, стояла мать, с трудом держа увесистые сумки с продуктами. «Здравствуй, доча », — сказала она, и Людочка, взвизгнув, повисла у матери на шее. Откуда Лариска узнала адрес матери, и что она ей наплела, так и осталось непонятным. Мать с дочерью помирились, правда жить Люда так и осталась в общежитии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Оксана помолчала и наконец сказала:
— Ты знаешь, давай так — ты мне достаешь кольцо, а я за это бесплатно тебя лечу.
— Нет, — коротко ответила я. — Нахлебницей у тебя быть не собираюсь.
— Послушай, — горячо заговорила Оксана, — я не знаю что на тебя нашло, но за последнее время мы здорово сдружились, так что хочешь не хочешь, но лечить я тебя буду. Буду приезжать и силком вливать в тебя мое пойло. Ты мне только кольцо достань, Машенька, уж очень оно мне нужно, ты даже не представляешь насколько. Маш, ты меня слышишь???
Я молчала, отчаянно пытаясь подобрать слова. Никогда бы не подумала, что Оксана — (Оксана! ) станет единственной, кому не все равно, помру я или нет. Серега вон, вечный воздыхатель, знает правду, и то носа не кажет. Видимо макет венка да речь на могилке продумывает.
Я молчала, чувствуя как соленые капельки обжигают мои щеки.
— Машенька, ты тут? — уже с тревогой спросила Оксана.
Я положила трубку. Я не хотела чтобы она услышала в моем голосе слезы.
Я стала часто реветь в последнее время. Я попыталась вспомнить, когда я ревела в последний раз до этих неприятностей. И не смогла.
Я считала себя сильной, уверенной, мудрой.
Я считала что мне все по плечу.
И вот итог.
Ну да, я и была сильной, играючи справляясь с проблемами в прошлом. Но у каждого есть свой порог прочности.
И я свой прошла…
— Господи, — размазывая слезы, безнадежно спросила я. — Ты же обещал, что тростника надломленного — не переломишь. Понятно, что все в твоей воле, и с твоего попустительства он надломан. Я даже понимаю что перевязать ты его не обещал. Но, Господи! Неужто ты не видишь, что мой тростник не то что надломан — он выдран с корнем и размочален. Я не могу больше, Господи… Ты дал мне ношу более чем я могу снести…
И тут волна боли захлестнула меня, выворачивая в судороге тело под немыслимыми углами.
Я кое — как свернулась калачиком, баюкая боль внутри, боясь вздохнуть, однако тут же пришел новый взрыв, и я закричала…
Я не думала, что боль будет такой. Она обходила всегда меня стороной, ее не допускали ко мне — сначала лекарства, а потом Оксанины отвары. Я была просто не готова к такому…
Усилием воли я поползла к дорожной сумке, нашла прописанные Энглманом анальгетики и принялась методично их глотать. На шестой капсуле я остановилась. Много нельзя.
Привалившись к стене, я по-волчьи выла, не в силах справиться, и ждала пока утихнет боль.
Я изо всех сил честно пыталась справиться с ней…
Издалека, сквозь марево боли раздалась трель дверного звонка. К черту. Я никому не открою.
Прошло минут десять, за это время закинула в себя еще пять капсул, а боль никак не отступала, пульсируя во мне. Я бы все на свете отдала, только чтобы от нее избавиться.
Таблетки не помогли…
Дверной звонок не умолкал, и каждая трель впивалась острыми иглами в мои оголенные нервы.
Если бы я была в состоянии встать, убила бы нежданного визитера.
С трудом я взяла пульт от телевизора, щелкнула на канал дверной видеокамеры и увидела Оксану, не отпускавшую руку с кнопки звонка.
Тело действовало быстрее меня. Только что неспособное ни на что, оно рвануло по лестнице вниз, с отчаянной надеждой, что она принесла лекарство.
— Привет, — сказала Оксана, с состраданием глядя на меня. — Плохо тебе?
Я кивнула, судорожно обняла себя за плечи, пытаясь унять дрожь и сползла вниз по стеночке.
— Сейчас — сейчас, моя милая, — засуетилась Оксана, расстегивая свою хозяйственную сумку и доставая оттуда заветную баночку. — На-ка, попей, все снимет.
Она приставила банку к моим губам, и я жадно припала к ней, как к источнику живой воды.
— Хватит, девонька, — Оксана убрала отвар и закрыла пластмассовой крышкой. — Сейчас полегчает, милая. Это что ж ты такое удумала — то, горюшко?
А я чувствовала, как уходит моя боль, словно по волшебству отступая из моего тела. Оксанино лекарство методично изгоняло ее из каждой клеточки моего тела, взамен оставляя бодрость и какую — то светлую эйфорию.
— Я тебя люблю, Оксан, — искренне сказала я наконец ожившими губами. — Дай тебе Бог здоровья!
— Да что ты, в самом деле, — смутилась она.
— Ты в который раз меня спасаешь, — я была переполнена благодарностью к ней. — Я все для тебя сделаю. Я тебе то кольцо достану!
— Точно?
— Клянусь! — твердо ответила я.
Неужто я могла ей отказать… Она единственная меня пожалела.
— Держись, Машенька, — ласково сказала Оксаночка. — Постарайся уж скорее найти перстень, послезавтра как-никак шабаш.
— Послезавтра??? — потрясенно переспросила я.
— Ну конечно, сегодня посмотри на луну, она уже почти полная.
— Так, — тупо переспросила я. — А если я не успею достать перстень?
— Ты меня просто этим убьешь, — помертвело лицо Оксаны от одной этой мысли.
— Ясно, — кивнула я. Будет ей перстень.
— Ты вот что, девонька, — Оксана выставила передо мной из сумки еще две банки. — Храни в холодильнике, ничего с отваром не сделается, а ты не забывай прикладываться почаще. Мне за них ты ничего не должна.
— Оксанка, у меня слов нет, — прошептала я. Для нее этот поступок был подвигом. Мало того что я в прошлом действительно причинила ей много горя, так она еще слыла в нашей среде жадноватой. И тем не менее она кудахчет надо мной, не требует денег за лекарство, несмотря на то что сама она в него явно немало вложила.
Я достану ей перстень!
— Ладно, Окси, ты иди, у меня сейчас дел много будет.
— Рвешься в бой? — улыбнулась она.
— Рвусь, — вздохнула я. Типа у меня есть выход.
Я ее проводила и набрала номер Ленки. Никто не ответил. Значит еще у матери.
Я бесцельно побродила по квартире, потом набрала в ванну воды и легла замачиваться в нее. Почему — то на душе после сегодняшнего секса остался неприятный осадок. Вчера — я была уверена что поступаю верно и иначе нельзя. Успокоила свою душеньку, сделала что хотела, но почему-то стало непривычно смотреть на себя в зеркало. На лбу словно были выведены данные — «Магда Шалавкина». Неприятно… После секса с Вишневским такого не было. Ну да Вишневский — он такой трогательный, как плюшевый медвежонок, старается, бедняга изо всех сил, что невозможно ему после секса доброе слово не сказать.
Я на миг перестала тереть спонджиком лодыжку. Вот черт! Вишневский же на меня сейчас злой как черт! Чего ж я наделала-то???
Я дотянулась до халата, вытащила из кармана сотовый и, порывшись в его памяти, набрала рабочий номер Вишневского.
— «Бурый медведь», слушаем вас! — мелодично пропел девичий голосок.
— Будьте добры, мне Вишневского.
— Хорошо, как о вас доложить?
— Скажите что Магдалина беспокоит, — усмехнулась я.
На самом деле я была уверена что Вишневский скажет секретарше что его для меня нет.
В трубке на несколько секунд заиграла какая — то мелодия, после чего я услышала :
— Привет, Магдалина.
— Привет, — вздохнула я. Его голос был подчеркнуто равнодушен. — Можешь сегодня ко мне в гости приехать?
Он помолчал, после чего с неохотой сказал:
— У меня дел много.
— Мне с тобой надо поговорить. Пожалуйста!
Я неожиданно почувствовала, что опять реву. Нервы совсем ни к черту стали. На самом деле меня почему — то очень задел его тон. Еще вчера он на меня надышаться не мог.
— Говори, — явственно пожал он плечами.
— Сашенька, ну пожалуйста, приедь, а?
— Ты чего ревешь-то? — удивился он.
— Я не реву, — утирая слезы, сказала я.
— Хорошо, я приеду. В семь удобно?
— Удобно!
— Тогда до вечера!
Я положила трубку, села в ванной посреди пены и горько зарыдала. Черт его знает почему. Надо валерьянку начать пить.
В кармане халата тренькнул телефон. Я снова дотянулась до халата и достала сотовый.
— Алё, — раздался в трубке незнакомый женский голос. — Это вы объявление в Интернете вешали?
— Да, я!
— Ну так вот, у меня есть сведения, — заявила девушка, — давайте встретимся.
— Отлично, куда подъехать?
— Я в Заславске живу, если сильная нужда — прошу ко мне!
Заславск от моего города был на расстоянии ста пятидесяти километров, не дай боже я просто так скатаюсь — это ж сколько времени зря потратится.
— Скажите, а вы уверены что видели именно эту девушку? — вздохнув, спросила я.
— Уверена ли я? Да я с ней в одной комнате в общаге жила!
— В Заславске? — обмирая от неожиданной удачи, спросила я.
— Ага, тут!
— А сейчас она там?
— Вот за сейчас не скажу. Могу только про нее вообще рассказать, если вам это интересно, конечно.
— Погодите, как вашу знакомую зовут? — опомнилась я от шока. Неужто я сейчас узнаю имя мерзавки!!
— Лариска Воронова.
— Хорошо. Говорите адрес, я подъеду.
Повеселевшая девушка продиктовала адрес, сказала что ее зовут Людой и я тут же, быстренько ополоснувшись, вылезла из ванной и закуталась в большую махровую простынку. Кое-как вытерлась, радуясь что не надо полдня сушить волосы, и позвонила Ленке.
На этот раз она трубку взяла.
— Ну слава богу, — облегченно вздохнула я.
— Звонила уже, что ли? — догадалась она.
— Ага, никто трубку не взял.
— Да вот только от матери приехала еще ботинки снять не успела.
— Вот и не снимай. Заказывай тачку, бегом ко мне, я оплачу.
— Что за спешка? — осведомилась она.
— Уезжаю я сейчас по делам, так что, Ленчик, мухой, родная! — напутствовала я.
Ленка приехала через двадцать минут — засекала. Я за это время успела одеться, приклеить парик и побросать в сумку все необходимое.
— Привет, — остолбенело уставилась она на меня. — Ты чего такая страшная стала?
— А в чем это выражается? — поинтересовалась я. Я и раньше красавицей не была — натуральная блондинка, и поэтому у меня бесцветная кожа, ресницы и светлые глаза неопределенного оттенка, единственное что спасало — роскошные ноги да волосы. Тут Господь жмотничать не стал, отвалил с лихвой. Ну с волосами понятно проблемы, так на мне парик!
— Ну ты вовсе стала как жердь да и лицо как-то ввалилось — ну там глаза, щеки. Ты чего это, Лисонька, как на тот свет собралась?
— Да прихворнула чуток, — неопределенно ответила я. — Раздевайся да я тебе растолкую, чего от тебя требуется.
Ленка быстренько скинула куртешку да ботиночки, мы пошли на кухню и я вручила ей тетрадку и трубку телефона.
— В общем, Лен, я тут одну бабу ищу, объявление дала на сотовый и домашний. Но сотовый я не всегда смогу брать-то я в мертвой зоне, то допустим занята. Так что твоя задача — просто спрашивать у людей номер телефона, записывать, а я тебе буду перезванивать, или сама звони если что срочное.
Я вывела на первой странице тетрадки номер своего сотового.
— А если допустим человек с автомата звонить будет? Тогда что ему говорить? — проявила Ленка сообразительность.
— Тогда скажи, пусть все же дозванивается до сотового. В общем я поскакала, чувствуй себя как дома, шарься в холодильнике и в моей ванной сколько хочешь, только ради бога компьюдер не трогай, ладно?
Я спустилась на лифте в гараж, вывела свою шушлайку и покатила в Заславск.
Подгорная, дом двадцать четыре оказалась мерзкой двухэтажкой, сто лет назад оштукатуренной и покрашенной в белый цвет. Сейчас же в фасаде зияли огромные пятна отвалившейся штукатурки, во дворе за вкопанным столом трое бомжей пили из трехлитровой банки явно не квас, а в подъезде невыносимо воняло. Осторожно ступая, я дошла до второго этажа и постучала в квартиру номер шесть.
Дверь мне открыла маленькая девушка, мне по пояс.
— Я с вами сегодня разговаривала, я Мария, — пояснила я ей.
— Какая вы высокая! — не сдержалась она.
— Каблуки пятнадцать сантиметров! — улыбнулась я.
— Все равно, мне б такой рост! — завистливо проговорила она, пропуская меня в квартиру.
Я только усмехнулась. Это сейчас молоденькие девочки сплошь под два метра ростом, а в моем детстве девочки обычно были 160-165 сантиметров, и поэтому меня звали дылдой, а лучшая подружка, Анька Саблина, полутора метров роста, не упускала случая заметить, что маленькие женщины для любви, а большие — для работы! Однажды я, выслушав это, грустно заметила, что мне и правда не повезло — придется пахать, карьеру делать, а у Аньки, считай, сверхприбыльная профессия жрицы любви в кармане.
Анька обиделась, но подкалывать перестала. Потом она да и остальные девчонки став постарше признавались, что всегда завидовали моему росту.
— Вы проходите в гостиную, — подтолкнула меня Люда. — У меня в остальных комнатах еще черт ногу сломит, переехала сюда буквально неделю назад.
Я несколько удивилась, зайдя в гостиную. Отличная кожаная мебель, на огромном дубовом столе — изящный жидкокристаллический монитор, и все это на фоне отвратительных беленых желтой побелкой стен. Причем видимо побеленных лет двадцать назад — стены были в черных засаленных пятнах, какие бывают от частого соприкосновения.
— Я с мужем развелась да обратно в материну квартиру вернулась, а мебель вот, поделили, — смутилась Люда от моего пристального осмотра. — Пока руки не доходят ремонт сделать.
Я кивнула, села на кресло и предложила:
— Ну, Люда, может быть вы расскажете мне что у вас за сведения?
— Да сведений-то у меня на самом деле немного, но возможно они окажутся ценными, — пожала Люда плечами и начала рассказ.
С Лариской Вороновой она познакомилась одиннадцать лет назад. Заславск — город маленький, практически большая деревня, и после школы большинство выпускников отправлялось в местное ПТУ. Девочек учили на швей и поваров, мальчики традиционно обучались на шоферов и механизаторов. Людочке же отчаянно хотелось другой жизни. В последнем, выпускном классе, мать спросила ее «Ну чо, Людка, куда поступать — то думаешь?». На что дочь неосторожно ответила, что собирается в областной город, в университет. Реакция матери была ошеломляющей. Она топала ногами, кричала что дочь сдурела, что нет у ней таких денег, чтобы ее, дуру, в городе учить. Что по осени без помощницы ей картошку не выкопать, и поэтому зиму не перезимовать. Много чего она высказала онемевшей Людочке, после чего твердо заявила, мол, мое тебе материнское слово — иди в повара! Профессия хорошая, всегда в тепле да сытости, и нечего придумывать! До окончания школы оставалось еще полгода, и Люда, со всех сторон рассмотрев профессию поварихи, в ужасе решила : да ни за что! Стать толстой бабищей в заляпанном белом переднике, день-деньской крутящейся в заводской столовке, ради того чтобы вечером тайком сунуть в сумку объедки? Матери она ничего не сказала, однако про себя решила : поварихой она не будет никогда. На ее счастье тут при лесотехникуме открылся филиал областного университета и всех желающих пригласили обучаться юриспруденции.
Люда, ни слова не говоря, отнесла документы, сдала экзамены и была туда принята. Мать устроила ей за это форменный Армагеддон, и Люда не долго думая собрала вещички и переехала в общежитие.
Первые полгода пролетели весело. Людочка, быстро сообразив, что рассчитывать ей не на кого, принялась учиться на совесть, чтобы получать повышенную стипендию. Девчонки подобрались неплохие, жили они мирно, выручали друг друга деньгами и продуктами. Мать не показывалась, Люда тоже не особо скучала — семнадцать лет бок о бок, шутка ли, требовалось немного отдохнуть друг от друга. В один прекрасный день к Людочке, жившей одной в двухместной комнатке подселили товарку — прежняя соседка случайно залетела и тихо исчезла к матери в деревню, аборт делать было уже поздно. Новая студентка перевелась к ним из Екатеринградского университета, была отлично, с городским шиком одета, держалась сердечно и просто. Звали ее Ларисой Вороновой. Учиться она не смогла недели две — адская зубная боль буквально скрутила девушку, и Люда за ней все это время ухаживала. Когда Лара поправилась, девчонки стали закадычными подругами. Лариса подарила подруге косметику, кое — какие вещи, научила краситься. Люда, которую мать тянула одна и особо не баловала, чувствовала себя богачкой, став обладательницей таких сокровищ. Девчонки отчаянно завидовали ей, что говорить, такую подружку — яркую да щедрую — хотели все. С Лариской было к тому же очень интересно, в любой компании она становилась центром внимания, кавалеры так и льнули к ней, однако Лора держалась строго и разочарованные парни в конце концов обращали взоры на Людочку.
Долго ли, коротко, но однажды Лариска появилась на пороге их комнаты не одна.
«Смотри, кого я привела тебе», — небрежно бросила она онемевшей Люде. На пороге, смущенно улыбаясь, стояла мать, с трудом держа увесистые сумки с продуктами. «Здравствуй, доча », — сказала она, и Людочка, взвизгнув, повисла у матери на шее. Откуда Лариска узнала адрес матери, и что она ей наплела, так и осталось непонятным. Мать с дочерью помирились, правда жить Люда так и осталась в общежитии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28