Это Альберт
Шпеер. Не Роммель и не Организация Тодта. Шпеер был лучшим из наместников
Партии в Северной Америке. Он заставил все эти фирмы, корпорации, заводы -
все абсолютно! - снова заработать, и притом высокоэффективно. Жаль, что
его не было здесь, ведь у нас по пять предприятий в каждой отрасли,
конкурирующих между собой и из-за всего этого несущих такие чудовищные
убытки. Нет ничего более идиотского, чем промышленное соперничество.
- Я бы не смогла жить, сказала Рита, - в тех трудовых лагерях, в тех
общежитиях, которые были там у них на Востоке. Как одна моя подруга. Она
там жила. У нее проверяли почту - она даже ничего не могла рассказать мне
об этом, пока снова не оказалась здесь. Им приходилось подниматься по
утрам в полвосьмого под звуки духового оркестра.
- Ты бы привыкла к этому. Зато жила бы в чистоте, получала
полноценное питание, отдых и отличное медицинское обслуживание. Чего еще
желать? Журавля в небе?
Его огромная машина немецкого производства бесшумно двигалась сквозь
окутанный холодным ночным туманом Сан-Франциско.

Тагоми сидел на полу, поджав под себя ноги. В руках он держал пиалу с
черным китайским чаем и дул на него, то и дело улыбаясь при этом Бейнсу.
- У вас здесь просто прелестно, - сказал Бейнс. - На всем
тихоокеанском побережье ощущается такая умиротворенность. Она резко
контрастирует с тем, что... - Он не стал уточнять с чем.
- Бог разговаривает с человеком чудом Пробуждения, - прошептал
Тагоми.
- Простите?
- Это оракул. Извините меня. Вырвалось непроизвольно.
Бейнс призадумался и улыбнулся в душе.
- Что-то есть смехотворное, - заметил Тагоми, - в том, что мы живем
по книге пятитысячелетней давности. Мы задаем ей вопросы, будто она -
разумное существо. Она и есть живое существо. Как и Библия христиан.
Многие книги на самом деле живут своей жизнью. И вовсе не в
иносказательном смысле. Дух оживляет их. Понимаете? - он пристально
посмотрел на Бейнса, ожидая его реакции.
Тщательно подбирая слова, Бейнс ответил:
- Я не очень силен в вопросах веры. Религия находится вне сферы моей
деятельности. Я предпочитаю держаться тех материй, в которых хоть немного
разбираюсь. - По сути же дела, у него не было ни малейшей уверенности в
том, о чем говорит Тагоми.
Я, наверное, устал, - подумал Бейнс. С той минуты, как я очутился
здесь сегодня вечером, все вокруг кажется мне каким-то нелепым и
недовыросшим, будто я попал в страну гномов. Кажется какой-то недожизнью с
оттенком шутовства. Что это за книга пятитысячелетней давности? Часы с
Микки Маусом, сам мистер Тагоми, хрупкая пиала в его руке... и глядящая со
стены голова бизона, уродливая и внушающая страх.
- Что это за голова? - вдруг спросил он.
- Это, - пояснил Тагоми, - всего лишь существо, которое поддерживало
существование здешних аборигенов в былые дни.
- Понятно.
- Показать вам искусство охоты на бизонов? - Тагоми поставил пиалу на
столик и встал. Здесь, вечером, в своем собственном доме, он был в
серебристом халате, мягких комнатных туфлях и белом галстуке. - Вот я на
железной лошадке. - Он слегка присел, подогнув ноги. - На коленях надежный
винчестер выпуска 1866 года. - Он вопросительно глянул на Бейнса. - Вы
устали от путешествия, сэр.
- Кажется, да, - признался Бейнс. - События дня несколько ошеломили
меня. Деловая суета...
И всякие иные заботы, - подумал он. У него болела голова. Его сильно
беспокоило, можно ли достать здесь, на тихоокеанском побережье, что-нибудь
из анальгетиков, производства "И.Г.Фарбен". Он пристрастился к ним, борясь
с частыми болями в височной области.
- Мы все не должны терять веры во что-то, - сказал Тагоми. - Нам не
дано знать ответы на все вопросы. Нам не дано, по собственному желанию,
заглядывать в будущее.
Бейнс кивнул.
- У моей жены найдется кое-что для облегчения вашей головной доли, -
произнес Тагоми, увидев, что гость снял очки и потирает лоб. - Она вызвана
перенапряжением глазных мышц. Извините. - Поклонившись, он вышел из
комнаты.
...Больше всего я нуждаюсь в том, чтобы выспаться. В ночном отдыхе.
Или причина в том, что я не в состоянии смело глядеть в лицо
обстоятельствам? Пал духом из-за того, что они не очень-то благоприятны?
Когда Тагоми вернулся со стаканом воды и каким-то таблетками, Бейнс
сказал:
- Мне в самом-то деле пора распрощаться и ехать в гостиницу. Но
сначала хотелось бы кое-что выяснить. Мы можем продолжить переговоры
завтра, если это вас устраивает. Вас поставили в известность о наличии
третьей стороны, которая должна присоединиться к нашим переговорам?
На какое-то мгновенье на лице Тагоми промелькнуло удивление. Затем
оно исчезло, и лицо его снова стало непроницаемым.
- Об этом ничего не говорилось. Однако это, разумеется, интересно.
- С острова метрополии.
- О, - произнес Тагоми. Но на этот раз на его лице не отразилось ни
малейшего удивления, он полностью владел собой.
- Пожилой, удалившийся от дел бизнесмен, - продолжал Бейнс, -
путешествующий по морю. Сейчас он уже две недели в пути. У него
предубеждение против поездок по воздуху.
- Эксцентричный старик, - заметил Тагоми.
- Он продолжает интересоваться положением дел на рынках островов
метрополии. И сможет проинформировать нас об этом - в любом случае он
намерен отдохнуть в Сан-Франциско. Не стану утверждать, что его информация
так уж необходима. Но она позволит внести определенную ясность в наши
переговоры.
- Хорошо, - согласился Тагоми. - Он сможет предостеречь нас от ошибок
в отношении рынков сбыта в метрополии. Я там не был вот уже два года.
Только теперь Тагоми, бросив взгляд вниз, обнаружил, что все еще
держит в руках таблетки и воду.
- Простите меня. Вот сильнодействующее средство. Называется заракаин.
Изготавливается одной из фармацевтических фирм в провинции Китай. - И
протянув ладонь, добавил: - Можно не опасаться привыкания.
- Этот немолодой господин, - произнес Бейнс, готовясь принять
таблетку, - по всей вероятности, обратится непосредственно в вашу торговую
миссию. Я сейчас напишу его имя, чтобы ваши люди были предупреждены и не
завернули его. Я с ним раньше не встречался, но мне известно, что он
несколько глуховат и весьма эксцентричен. Мы должны постараться, чтобы его
ничто не раздражало. - Тагоми, казалось, понимал, о чем идет речь. - Он
увлекается рододендронами и будет очень доволен, если нам удастся
разыскать кого-нибудь, кто сможет побеседовать с ним об этих растениях
хотя бы с полчаса. Я записываю его имя.
Приняв таблетку, он достал авторучку и написал что-то.
- Мистер Синиро Ятабе, - прочел Тагоми на полоске бумаги, затем
церемонно положил ее в свою записную книжку.
- И еще одно.
Тагоми, положив пальцы на ободок своей пиалы, весь обратился в слух.
- Дело весьма деликатного свойства. В отношении этого пожилого
господина. Оно несколько затрудняет положение. Ему почти восемьдесят лет.
Некоторые из его начинаний, к концу его карьеры, не увенчались успехом.
Понимаете?
- Он не обеспечен материально, - произнес Тагоми. - Вероятно,
получает пенсию.
- Вот именно. И эта пенсия до неприличия мала. Поэтому он старается
подработать то здесь, то там.
- Что является нарушением некоторых мелочных инструкций, - сказал
Тагоми, - столь характерных для правительства метрополии и его
бюрократического чиновничества. Я понимаю положение этого господина. Он
получает от нас вознаграждение за консультации и не сообщает об этом в
свой пенсионный отдел. Поэтому мы должны оставить в тайне его визит. Им
известно только о том, что он уехал сюда отдыхать.
- Вы - человек, искушенный в житейских вопросах, - заметил Бейнс.
- Такое положение не раз возникало и раньше, - пояснил Тагоми. - Мы в
нашем обществе так и не решили проблему обеспечения престарелых,
количество которых неуклонно растет по мере успехов здравоохранения. Китай
преподает нам уроки, как почитать старость. А вот немцы наше
пренебрежительное отношение к старости, похоже, расценивают как подлинную
добродетель. Насколько я понимаю, они уничтожают престарелых.
- Немцы... - пробормотал Бейнс, снова потирая пальцами лоб. Когда же
начнет действовать таблетка? Он почувствовал, что его клонит ко сну.
- Поскольку вы из Скандинавии, то у вас, безусловно, множество
контактов с процветающей Европой. Сели в лайнер, например, и вы в
Темпельхофе. Неужели можно мириться с таким отношением? Вы из нейтральной
страны. Скажите мне свое мнение, если можете.
- Мне не ясно, что вы подразумеваете?
- Отношение к престарелым, больным, немощным, слабоумным,
бесполезным... "Какая польза от новорожденного ребенка?" - спросил один
известный англо-саксонский мыслитель. Я хорошо запомнил эти слова и много
раз над ними задумывался. Да ведь в самом деле нет никакой пользы!
Абсолютно никакой.
Бейнс что-то тихо и невнятно пробормотал, чтобы уклониться от ответа
и соблюсти при этом правила вежливости.
- А разве не верно то, - не унимался Тагоми, - что человек не должен
служить орудием для достижения чьих-то целей. - Он весь подался вперед в
своем страстном желании получить ответ безотлагательно. - Пожалуйста,
изложите мне свои, характерные для нейтрального скандинава, соображения.
- Не знаю, - промямлил Бейнс.
- Во время войны - продолжал Тагоми, - у меня была незначительная
должность в провинции Китай. В Шанхае. Там существовал целый район,
Хонкъю, поселения евреев, длительное время интернированных имперским
правительством. Они выжили благодаря вспомоществованиям со стороны
организации "Джойнт". Фашистский посланник в Китае настаивал на том, чтобы
истребить евреев. Я хорошо помню ответ своего начальства. "Такое не
согласуется с соображениями гуманности". Оно отвергло это требование как
варварское. Это произвело на меня глубокое впечатление.
- Понимаю, - пробормотал Бейнс. Похоже, Тагоми пытается вызвать меня
на откровенность. Теперь он был начеку. Ум и все его чувства обострились.
- Евреи всегда характеризовались фашистами как азиаты и небелые. То,
что под этим подразумевалось, никогда не упускалось из виду влиятельными
особами в Японии, даже из состава Военного кабинета. Я никогда прежде не
обсуждал этот вопрос с гражданами Рейха, с которыми мне доводилось
встречаться...
- Я - не немец, - перебил его Бейнс. - Поэтому едва ли могу говорить
от имени Германии. - Поднявшись, он направился к двери. - Мы возобновим
наши переговоры завтра. Пожалуйста, извините меня. Я не в состоянии сейчас
думать. - На самом деле, мышление его сейчас полностью прояснилось.
Мне необходимо немедленно выбраться отсюда, - понял Бейнс. - Этот
человек оказывает слишком уж сильный нажим на меня.
- Простите тупость фанатизма, - произнес Тагоми, тотчас же
направившись к двери. - Философские проблемы настолько ослепили меня, что
я не смог понять подлинные человеческие чувства. Сюда. - Он окликнул
кого-то по-японски, и отворилась входная дверь. Появился молодой японец,
чуть поклонился, глядя на Бейнса.
Мой водитель, - сообразил Бейнс.
Возможно, это все мои донкихотские высказывания в конце полета, -
вдруг пришло ему в голову. В разговоре с этим - как его там? Лотце.
Каким-то образом уже дошло сюда, к японцам.
Жаль, что я разболтал все Лотцу, - подумал он. - Теперь приходится в
этом раскаиваться, но уже слишком поздно.
Я совсем неподходящи человек для этих целей.
Но, с другой стороны, такие высказывания в разговоре с Лотце вполне
допустимы для шведа. Все нормально. Страшного ничего не произошло. Я стал
чрезмерно мнителен, оглядываясь на прошлое. А на самом-то деле я мог бы
много добиться, говоря в открытую. Это факт, к которому мне нужно
приспособиться.
Однако вся его прежняя подготовка восстала против этого. - Отверзни
свои уста, - увещевал он самого себя. Хоть как-то... Обязан, иначе не
добьешься успеха.
- Наверное, они руководствуются какими-то устойчивыми
подсознательными соображениями. Каким-то архетипом сознания. По Юнгу, -
сказал Бейнс.
Тагоми кивнул.
- Понимаю. Я читал Юнга.
Она пожали друг другу руки.
- Я позвоню вам завтра утром, - сказал Бейнс. - Спокойной ночи, сэр.
- Он отвесил поклон, то же сделал и Тагоми.
Улыбаясь, молодой японец сказал что-то, чего Бейнсу разобрать не
удалось.
- Простите? - переспросил он, подхватывая пальто и выходя на крыльцо.
- Он обращается к вам по-шведски, сэр - пояснил Тагоми. - Он
прослушал курс по истории Тридцатилетней войны в Токийском университете и
очарован вашим великим национальным героем Густавом-Адольфом. - Тагоми
сочувственно улыбнулся. - Тем не менее, ясно, его попытки овладеть столь
далеким от него языком оказались тщетными. Он, без сомнения, прибегнул к
одному из аудиокурсов, записанных на граммофонных пластинках. Такие курсы
в силу своей дешевизны пользуются популярностью среди студентов.
Молодой японец, очевидно, не понимавший английского языка,
почтительно поклонился и улыбнулся.
- Понятно, - пробормотал Бейнс. - Что ж, желаю ему удачи.
У меня свои собственные языковые затруднения, - подумал он. -
Совершенно очевидные.
Боже праведный - да ведь этот юный студент-японец по дороге в
гостиницу будет пытаться завязать с ним разговор по-шведски. На языке,
который Бейнс едва понимал, да и то лишь тогда, когда соблюдались
безукоризненно и грамматика, и произношение. А этого вряд ли можно было
ожидать от молодого японца, изучавшего язык по грампластинкам.
Ему никак не удастся чего-нибудь от меня добиться, - подумал Бейнс. -
Но он будет вновь и вновь повторять свои попытки, потому что ему не
захочется упустить такой шанс. Вряд ли ему еще предоставится возможность
повстречаться со шведом. Бейнс ухмыльнулся в душе. Какая это будет
мучительная пытка для нас обоих!

6
Рано утром, наслаждаясь прохладой и ярким солнцем, Джулия Фринк
делала продуктовые покупки. С двумя коричневыми бумажными мешками в руках,
она неторопливо брела по тротуару, то и дело останавливаясь у каждого
магазина, чтобы полюбоваться витринами. Она никуда не спешила.
Может быть, заглянуть в аптеку? Она прошла внутрь. Занятия в секции
дзюдо должны начаться не раньше полудня, а пока что она совершенно
свободна. Примостившись на высоком стуле у стойки, она стала разглядывать
журналы.
В свежем номере "Лайфа" она увидела большую статью, озаглавленную
"Телевидение в Европе: взгляд в будущее". Заинтересовала ее фотография
немецкой семьи, которая, сидя в гостиной, смотрела телевизионную передачу.
Как утверждалось в статье, передача телевизионных изображений из Берлина
длится целых четыре часа. Не за горами то время, когда телевизионные
станции будут во всех крупных европейских городах. А к 1970 году такая
станция будет сооружена и в Нью-Йорке.
На других снимках, были инженеры-электронщики из Рейха, которые
помогали местному персоналу на строительстве телестанции в Нью-Йорке
разрешить возникающие трудности. Нетрудно было догадаться, кто среди них
немцы. Только у них был характерный здоровый, чистый, энергичный,
одухотворенный вид. У американцев же, с другой стороны, был вид самых
заурядных людей, ничем не отличавшихся от простых обывателей.
Было видно, как один из инженеров-немцев показывает что-то, а
американцы изо всех сил пытаются определить, что именно он показывает.
Наверное, - рассудила Джулия, даже зрение у них получше. Отличное питание
за последние двадцать лет. Как нам и растолковывали - они могут видеть то,
что недоступно другим. Из-за витамина А, что ли?
Интересно задумалась она, что же это такое на самом деле - сидя у
себя в комнате, видеть весь мир на сером экране маленькой стеклянной
трубки? Если эти наци умеют летать туда и обратно на Марс, почему им не
добиться телевизионного вещания. Наверное, мне бы больше понравились
эстрадные представления, видеть, что на самом деле из себя представляют
эти Боб Хоуп и Дюранте, а не то, как они прогуливаются по Марсу.
В этом-то и все дело, подумала она, возвращая журнал на стеллаж. У
нацистов нет чувства юмора, поэтому для чего им так спешить с
телевидением? К тому же, все равно они поубивали большинство настоящих
великих комиков - большинство из них было евреями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34