А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Ты уже завтракала?
— Нет ещё, — ответила Фантик. — Я проснулась и лежала, пытаясь сообразить, какой может быть час. Потом услышала голоса взрослых, выглянула — и до меня донеслись запахи кофе и пирогов. Я слышала, как звякала дверца духовки, в которой разогревали пироги. Вот я и решила, что пора вставать… Оделась — и на всякий случай постучалась к вам. Легонько, чтобы не разбудить вас, если вы ещё спите.
— Тогда пойдём завтракать! — заявил я. — А там решим, что делать дальше.
Мы спустились вниз, где наши мамы пили кофе и беседовали. Нам тоже разрешили выпить немного кофе, сильно разбавленного горячим молоком. Завтрак состоял из «доедалок» — так мы называем то, что остаётся после праздника: всякие вкусности, которые так приятно доедать на следующий день. Мы взяли себе пирогов с капустой, по куску гуся с подливкой из протёртой брусники, и ещё — по куску торта. Солнце поднималось медленно и сонно, будто ему тоже хотелось отдохнуть после встречи Нового года, но, когда мы закончили завтракать, уже совсем рассвело, и нам предстояло решить сложный вопрос, будить Ваньку или не трогать его, чем-нибудь занявшись, пока он спит.
Для меня этот вопрос был тем сложнее, что я абсолютно не знал, чего можно ожидать от моего братца, когда он проснётся. Он мог разозлиться, что его разбудили и не дали выспаться всласть. Но точно так же он мог разозлиться, что его не разбудили и он проспал полдня — время, за которое можно было сделать столько замечательных дел! Если бы он только на меня при этом взъелся — то плевать, я привык к его взрывам, и утихомирил бы его в конце концов, не став обижаться на любые слова, которые он мог мне наговорить. Но вот если бы он вылил ведро словесных помоев на голову Фантика — тут не избежать было большой разборки! Легче всего было бы плюнуть на всё и умчаться с Фантиком гонять с горы на снегокате — мол, будь, что будет. Но это было бы то, что отец называл «страусиной политикой» — то есть таким поведением, когда ты долго делаешь вид, будто никаких неприятностей и проблем не существует, а потом выходит только хуже.
Быстренько прикинув все это, я решил, что наименьшим злом будет разбудить моего братца — и, если он встанет в дурном настроении, принять первый удар на себя.
Попросив Фантика немного подождать, я поднялся наверх и присел на краешек Ванькиной кровати.
— Эй!.. — негромко позвал я.
Мой брат открыл глаза.
— Просыпайся, — сказал я. — Уже почти десять утра.
— А я и не сплю, — уведомил меня Ванька. — Я просто лежу.
— Мы уже позавтракали, — сообщил я. — И только тебя ждём, чтобы пойти кататься на снегокате.
— Я буду мигом готов! — воскликнул Ванька, соскакивая с постели.
Быстро одеваясь, он мне сообщил:
— Я давно проснулся. Наверно, сразу, как ты вышел из комнаты. Но так здорово было немного поваляться после вчерашнего веселья! Я лежал и думал мои вчерашние мысли.
— И что ты надумал? — внутренне холодея, спросил я.
— Что шапку носить я не буду. Но Фантику ничего не скажу. Мы будем действовать иначе, — сурово известил меня мой братец.
— Мы?! — в испуге отозвался я. — Я-то тут при чём? Если ты собираешься впутывать меня в свои…
— Никуда я тебя впутывать не собираюсь, — ответил Ванька. — А без твоей помощи тут не обойтись. Смотри, они ведь разводят этих животных, потому что только так могут заработать деньги на жизнь, верно?
— Совершенно верно. Дядя Серёжа — тоже бывший биолог, поэтому про зверей все знает лучше, чем про всё остальное. Если бы он пошёл работать бухгалтером или, там, как его, автослесарем, то он бы ничего не сумел заработать!
— Вот и я о том же. Но ведь он хочет делать срубы, так?
— Так.
— И если он будет делать срубы, и они станут хорошо продаваться, то можно будет убедить его больше не убивать животных на мех, так?
— А куда он их денет? — осведомился я. — Отдаст на другие пушные фермы? Так их все равно убьют!
— Зачем отдавать? — возразил Ванька. — Он может изучать их поведение и писать диссертацию…
— А если его срубы не будут покупать? Ведь у народа сейчас почти нет денег!
— Ну, кому нужно обновить дом, тот купит… И, в конце концов, можно придумать что-нибудь ещё!
— Например?
— Например?.. — Ванька задумался. — Ну, например, пусть разводит крокодилов! Их не жалко, потому что они гадкие твари и людей жрут, а один крокодил ведь даже схватил за нос Любопытного Слонёнка, чтобы им пообедать, а сумки и сапоги из крокодиловой кожи стоят о-го-го! Побольше любых мехов!
Я просто ошалел.
— Спятил?! Крокодилы в нашем климате?! Да ты представляешь, о чём ты говоришь?
— Дядя Серёжа — учёный, он что-нибудь придумает, — мой братец не собирался сдаваться. — Раз можно выращивать в теплице зимние помидоры и огурцы, значит, можно сделать и теплицу для крокодилов… Но это все потом можно решить, дело сейчас не в этом. Ты ведь слышал, что сказал дядя Серёжа? Что от министра зависит, сможет он начать делать срубы или нет!
— Ну?
— Вот тебе и ну! Мы должны убедить министра, чтобы он отдал дяде Серёже этот кусок леса — что угодно придумать, но убедить! А когда министр отдаст лес дяде Серёже, и дядя Серёжа узнает, что все это сделали для него мы, мы попросим взамен больше не убивать животных на мех! Как тебе моя идея?
Я продумывал, что ему сказать. У меня были сильные сомнения, что из этой идеи что-нибудь выйдет, но, пока Ванька будет землю носом рыть в этом направлении, со своей обычной энергией, можно будет считать его обезвреженным.
— Нормальная идея, — сказал я. — И в любом случае, это лучше, чем просто возмущаться и становиться в позу.
— Вот-вот, и я решил точно так же! — отозвался довольный Ванька. — Это будет… как его… альтивная акцурнатива…
— Активная инициатива? — догадался я.
— Да… И ещё, как говорят по телевизору… — Ванька наморщил лоб. — Реальная альтернатива, вот как! Мы не просто будем требовать, чтобы они прекратили заниматься тем, чем зарабатывают на жизнь, мы предложим взамен нечто не менее выгодное, чтобы и животным было хорошо, и людям!
— Согласен, — кивнул я. — Но поторапливайся. Фантик, небось, заждалась нас, пока мы тут треплемся! И светлого времени у нас остаётся не так много…
— Уже бегу! — откликнулся Ванька и, вырвавшись за дверь, понёсся вниз, громко топая по ступенькам.
Я перевёл дух. Чем бы ни кончилась затея моего братца — но от большого взрыва мы, вроде, избавлены.
Когда я спустился вниз, Ванька за обе щеки уплетал «доедалки» и очень мирно трепался с Фантиком о том и о сём.
— Топа помчит нас как зверь! — говорил он, чуть неразборчиво, потому что как раз отправил в рот большой кусок торта, и вместо «зверь» у него, например, получилось «жвер-р». — Главное, уговорить его, чтобы он не стал садиться посреди дороги и выпутываться из шлейки. Знаешь, как он смешно выпутывается! Садится, изгибается вот так боком, и начинает чесаться, вот так, задней лапой…
— Осторожно! — крикнула мама, вовремя пресекая Ванькину попытку вскинуть ногу вверх, чтобы показать, как Топа орудует задними липами, чтобы избавиться от шлейки. — Ты сейчас весь стол перевернёшь!
— Больше не буду, — присмирел Ванька. — Ничего, сама увидишь! — успокоил он Фантика. — У Топы это получается ещё лучше, чем у меня.
Словом, Ванька всячески демонстрировал своё миролюбие, и, по-моему, Фантик, которая была немножко напряжена после вчерашней стычки, совершенно расслабилась и осталась очень довольна.
Через пять минут Ванька дожевал последний кусок торта, допил морс — и мы, быстро одевшись, поволокли снегокат на улицу. Фантик, естественно, была теперь не в своём роскошном платье — она надела тёплый зимний комбинезон.
— Мальчики, а вы не хотите надеть ваши новые шапки? — спросила мама. Чтобы Ванькино нежелание красоваться в новой шапке не слишком бросалось в глаза, я тоже надел старую вязаную шапочку — эти шапочки были особенными, они были связаны из шерсти Топы: мы вычёсывали эту шерсть и мешками отправляли бабушке, а бабушка пряла её и вязала. Нитки получались толстыми и чуть-чуть лохматыми, и шапки и носки выходили теплее некуда. По нашей с Ванькой просьбе бабушка не красила шерсть — натуральный цвет Топы нравился нам больше всего.
— Они такие красивые, что нам их жалко, — ответил я. — Представляешь, во что они превратятся в первый же день, если мы будем в них кататься с горки и валяться в снегу?
— Какие вы молодцы! — восхитилась тётя Катя. — Фантик, вот тебе бы научиться так ценить вещи.
По-моему, она была даже польщена — ведь получалось, что их подарки нам безумно понравились, раз мы так над ними тряслись.
Вот только почему взрослые никогда не могут обойтись без всяких воспитательных комментариев? Фантик сразу надулась и поглядела на нас… Да, я бы сказал, с таким осуждением и презрением, словно мы были самыми настоящими предателями. Если она знала, что и замечание ей сделано абсолютно незаслуженно — поскольку истинные причины того, что мы не надели новые шапки, были совсем иными — то представляю, как бы она вскинулась!
Я побыстрее поволок снегокат на улицу — чтобы взрослые не успели сказать ещё что-нибудь благоразумное. Фантик и Ванька выскочили за дверь вслед за мной.
— Топа! — крикнул я. — Иди сюда!
Увидев в моих руках шлейку, Топа сделал вид, будто у него внезапно испортился слух. А при повторном оклике встал, недоуменно поглядел на нас: мол, вы, кажется, меня звали, или я ослышался? — но в любом случае, извините, подойти не могу, у меня срочные дела, — и бочком-бочком стал отступать за сарай.
— Топа! — крикнул Ванька. — Неужели ты бросишь нас одних? Не волнуйся, ехать совсем недалеко, а на горке мы тебя отпустим!
Топа с подозрением поглядел на нас, вздохнул и сделал несколько шажков в нашу сторону.
— Давай, Топа! — подбодрил я. — Ты не имеешь права нас бросать! И неужели тебе не хочется похвастать Фантику, как много ты умеешь?
Топа поглядел на меня долгим взглядом, в котором читалось: я, знаете ли, не из хвастливых, так что, может, вы всё-таки оставите меня в покое? Но, поняв, что мы не отступимся, подошёл и подставил шею и туловище. В конце концов, нельзя ведь бросать эту мелюзгу без присмотра! — наверно, утешал он себя, наполняясь важностью от сознания собственного долга.
При этом нельзя сказать, что Топа не был наделён чувством юмора. Вполне догадываясь, что мы ждём от него демонстрации всех его фокусов, чтобы он предстал перед гостями — в данном случае, перед Фантиком — во всей красе, он исполнил все номера своей клоунады, увёртываясь, отворачивая шею, якобы ненароком виляя задом так, что я или Ванька — в зависимости от того, в чьих руках была шлейка — вверх тормашками летели в снег, а потом резко прекратил сопротивление, чутко уловив тот момент, когда спектакль уже грозил слишком затянуться и начать надоедать.
Снегокат был двухместным, и оба сиденья — детского размера, но, поскольку эти сидения были достаточно просторными, а мы все трое — худенькими и не очень большими, мы вполне нормально устроились втроём. Ванька — спереди, он хотел рулить, да и вообще было лучше, чтобы его подстраховывали сзади, потом Фантик, а потом — я. Я сел позади всех как самый старший, который и держаться в седле умеет лучше, и должен видеть всех остальных, чтобы вовремя их поддержать.
— Ты думаешь, Топа свезёт нас троих? — с сомнением спросила Фантик.
— Наш вес для него — тьфу! — ответил я. — То есть, может быть, по свежему снегу ему было бы тяжеловато, но по накатанной дороге он промчит нас как пушинку, даже не заметит. Только иногда будет останавливаться и возмущаться шлейкой… Ну, Топа, пошёл!
Топа так рванул с места, что мы чуть не полетели кубарем — Ванька и Фантик даже завизжали, да и я вскрикнул — и вырвался за ворота. За воротами он чуть-чуть сбавил скорость и пошёл ровной рысцой. Мы ехали хорошо и плавно, и Ваньке лишь оставалось лишь вовремя крутить руль на поворотах дороги, чтобы нас не занесло в сугроб.
— Едем!.. — кричал восхищённый Ванька.
— Едем! — в тон ему орала Фантик.
Это и впрямь было здорово. Мы с Ванькой ездили на санях, запряжённых лошадьми, и это высший класс, но, честное слово, ехать на собственной собачьей упряжке, сделанной из собственного «кавказца» и собственного снегоката — это ещё лучше!
Справа от нас был лес, а слева — достаточно крутой склон, уходящий к реке. Когда мы выезжали, этот склон был отделён от дороги полоской леса, но дорога подходила к нему все ближе и ближе.
— Ещё немного — и доедем до нашей горки! — прокричал я в ухо Фантику.
Она кивнула.
В это время за поворотом послышалось тарахтенье «бурана» и шум машины. Топа повернул к обочине и остановился, а в следующую секунду нам навстречу выехал целый караван: «буран» отца, милицейская машина и машина отца Василия. Видно, Алексей Николаевич и Михаил Дмитриевич опять обратились за помощью к отцу Василию, чтобы добраться до своей завязшей машины и сразу, как только её извлекут, перегнать её в город.
— Привет, герои! — сказал отец. — Куда вы? На горку?
— Ага, — ответили мы.
— Здорово придумали! — сказал дядя Серёжа. Остальные выглядывали из машин, тоже любуясь нашим изобретением. Топа, чувствуя себя в центре внимания, принял нарочито невозмутимый вид.
— Ишь, хвастун! — расхохотался отец Василий, выглядывавший из окошка своей машины. — Мол, мне, что, такой груз — игрушки, я вам фургоны возить могу! Вот кого надо было взять, чтобы он нам машину вытаскивал!
Топа посмотрел с таким довольным видом, как будто отец Василий точнёхонько прочитал его мысли. Взрослые поехали дальше и скрылись за поворотом, а Топа всё ещё сидел, разинув пасть, свесив набок язык и как будто улыбаясь.
— Но, Топа! — крикнул я. — Пошёл, родимый!
Топа встал и с достоинством затрусил дальше.
Ехать нам оставалось совсем ничего, и через две минуты мы были на месте. Топу распрягли и пустили погулять, а мы повезли снегокат на самую вершину нашей горки.
— Ух ты!.. — выдохнула Фантик, глядя вниз.
Это было самое высокое место над рекой. Ко крутому склону здесь добавлялся холмик, поднимавшийся над дорогой и словно округлой шапкой увенчивавший этот склон. Благодаря холмику, спуск удлинялся где-то на треть. Было у этого холмика и ещё одно преимущество. Как раз в этом месте река делала поворот, поэтому, съехав с горки, ты скользил наискосок её руслу, а не врезался с разлёту в противоположный берег. Для санок — и для снегоката, разумеется, тоже — такое столкновение было ещё ничего, а вот на лыжах было совсем мало приятного — можно было и лыжи сломать, не говоря уж о том, что расшибиться по высшему классу!
— Я первый!.. — закричал Ванька.
— Нет, — ответил я, — первый раз мы съедем все вместе, чтобы никому обидно не было! А потом разберёмся.
Спорить никто не стал, признав это решение вполне справедливым и заранее устраняющим все споры.
Мы устроились втроём на снегокате на самой верхушке холма.
— Внимание, отталкиваюсь! — сказал я. — Ванька, крепче держи руль и рули внимательней! Готовы?..
— Готовы… — ответили Ванька и Фантик.
И я оттолкнулся…
Ух ты, что это было! В первый раз было ощущение совершенно подобное тому, которое бывает, когда летишь с американских горок — только ещё покруче! Фантик визжала, вокруг нас висело облако снежной пыли, Ванька отчаянно сжимал руль, чтобы он не завихлял у нас в руках, но в самом конце спуска всё-таки не выдержал, крутанул его — то ли нечаянно, то ли что-то ему померещилось — и мы влетели прямо в снежный занос на льду реки — видно, образовавшийся там, где при ледоставе лёд слегка ломало и образовался бугорок, задерживавший снег… Мы словно ухнули в надутый парус — с нашей стороны занос и был похож на парус — и, барахтаясь, стали выбираться из-под снегоката и из снега.
— Здорово! — орал Ванька. — Давайте ещё раз так?
— Может, теперь прокатимся по очереди? — предложил я.
— Я — ни за что! — ответила Фантик.
Ванька тоже отказался.
Мы стали и дальше кататься все вместе. С каждым разом мы все больше привыкали к головокружительному спуску — на второй раз он уже не казался смертельным, на третий — и скорость начала казаться нормальной, на четвёртый — стало совсем, ни чуточки, не страшно. Хотя сердце продолжало ёкать и в пятый, и в десятый, и в пятнадцатый раз.
Мы по разику прокатились по отдельности, но нам это не очень понравилось. Во-первых, стоять и ждать уехавшего, когда он поднимется, было довольно скучно. И, во-вторых, гнать с горки одному оказалось совсем не так весело, как всем вместе, когда все дышат друг другу в ухо и орут наперебой.
Топа сначала принял участие в общем веселье, но потом утомился, бегая вверх и вниз по склону и, вырыв себе яму в снегу, устроился в ней. Иногда он вставал, по-хозяйски обходил ближайшие участки леса, оставлял свои метки, и возвращался в лежбище. Мы и подзабыли о нём, когда вдруг услышали его лай.
Мы как раз все вместе поднимали снегокат в гору, толкая его сзади, поэтому наши головы были опущены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20