Нет, так тоже не годится. Поэтому, проклиная все на свете, я поплелась назад, на ходу разрабатывая план, с помощью которого мне предстояло выкрутиться из этой истории с наименьшими потерями для собственной совести.Я опять вошла в тот же самый подъезд, поднялась на злополучную площадку третьего этажа и позвонила в дверь, аккурат напротив той, в которой был труп в петле. На этот раз мне ответили сразу:— Кто там?— Можно вас спросить? — нарочито вежливым голоском прогнусавила я.— Что вам? — Сквозь щель между дверью и косяком глянул настороженный глаз.— Ваши соседи напротив… Вы не знаете, они меняют квартиру?Щель расширилась, и я разглядела не только глаз, но и рот, маленький и сморщенный:— Меняет, она ее уже год меняет. Хоть бы люди какие хорошие въехали, а то ведь весь подъезд терроризирует, овца такая! Сама ведь двух лет нет как въехала — поменялась с доплатой, — а уже всем жизнь попортила: то горит, то заливает. Пьет по-черному.— Что вы говорите… — продемонстрировала я нарочитое сочувствие. А сама подивилась, как же мне все-таки повезло, ведь про обмен я заговорила наугад, чтобы было за что зацепиться.После этого, видимо окончательно убедившись, что я неопасна, а может, клюнув на удочку нормального женского любопытства, моя собеседница открыла дверь достаточно широко для того, чтобы я ее рассмотрела: невысокая пожилая женщина в домашнем халате и комнатных тапках с опушкой, да еще в косынке, прикрывающей крупные металлические бигуди.— Ой, спасу нет никакого с этой шалавой, — горестно вздохнула она, — молодая ведь совсем, сорока нет, а уже пропащая, пропащая… — И добавила:— Эта квартира вообще несчастливая. Сначала здесь нормальная семья жила, мужик, правда, поддавал, не без этого. Потом жена с дочкой куда-то уехали, а он остался. Допился до белой горячки и в окно вывалился, в больнице помер. Другим людям ордер дали, неплохим, только вот они с этой Надькой и сменялись с доплатой года два назад. У Надьки-то трехкомнатная была, хорошая, с улучшенной планировкой. Доплату она, понятное дело, пропила и теперь, слышь, решила опять меняться, на однокомнатную, чтобы снова было на что пить, не работает ведь. 0-ох, кончит она где-нибудь на вокзале или под забором, — в сердцах заключила соседка Надьки, измученная ее беспробудным пьянством, она ведь еще не знала, что та ее больше не побеспокоит.— Ай-ай-ай! — театрально покачала я головой, с большим опозданием соображая, что совершенно напрасно сунулась в эту квартиру. Более чем очевидно, что дамочка, сунувшая голову в петлю в приступе белой горячки, не имела никакого родственного отношения к Богаевской. Что бы мне, дурище, сразу не навести справки у разговорчивой бабули-соседки, спрашивается? Так нет же, зачем-то «мужественно» поперлась в грязное жилище опустившейся алкоголички, и вот чем закончился мой экскурс!Бабулька немного понизила голос и выдала мне кое-что, характеризующее покойницу не в самом лучшем свете:— Эта Надька, будь она неладна, я ее давно знаю… По молодости все гуляла, кто ее только на машинах не катал, думала, видать, всегда так будет, а кобели, они любят сучек помоложе, вот и осталась не у дел. А потом и спилась.Я понимающе кивнула, а бабуля сложила руки на груди, смерила меня оценивающим взглядом и осведомилась:— А вы, значит, хотите с ней меняться? Я неопределенно пожала плечами, изображая раздумия и сомнения, кои, по идее, должны сопровождать такие жизненные катаклизмы, как переезд на новую квартиру.— Квартира-то у нее неплохая, в смысле планировки, только уж очень запущенная, — заметила старушка. — Посмотрите, может, подойдет. — И уже почти шепотом:— Ремонт там, конечно, большой делать придется, зато доплата будет небольшая. Много-то она не возьмет.— Да? — Я изобразила задумчивость. — Я бы и не против посмотреть, только дверь никто не открывает.— Не открывает? — недоверчиво переспросила соседка. — Да дома она, где же ей еще быть, если только пьяная вусмерть. Да она и дверь никогда не запирает, нараспашку у нее всегда, проходной двор, одним словом, а не квартира. — И она решительно шагнула к закопченной двери, попутно комментируя:— В прошлом году ведь горела, пожарку вызывали, слава Богу, вовремя заметили! Ну вот, видите, не заперто! — объявила она и уже из прихожей позвала:— Надька, Надька, где ты там?На этот раз я предусмотрительно осталась на лестничной площадке, и уже через минуту до меня донеслось:— Ой ты Господи, Надька! Что наделала! Не могу сказать, что этот возглас я восприняла с удовлетворением, но с чувством некоторого облегчения это точно. Теперь соседка, как и положено, позвонит в милицию и сообщит о самоубийце, а я вроде как и ни при чем, и гражданская совесть моя почти кристально чиста. Тем не менее я на всякий случай подождала возвращения соседки повесившейся Надьки, вдруг той еще плохо станет… К счастью, она вернулась хотя и слегка побледневшей, но все же вполне бодрой.— А Надька-то, — она сделала большие глаза, — повесилась… — И добавила многозначительно:— Допилась, шалава… — И со словами:— Милицию вызывать надо! — позвонила в третью квартиру, выходящую на ту же самую площадку. Там еще только гремели замками, а бабуся уже взывала к широкой общественности:— Сонь, открывай скорей, Надька повесилась, милицию вызывать надо!Я поняла, что вдвоем они уж точно обойдутся без меня, и тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания, ретировалась. Незавидная участь понятой и свидетельницы меня благополучно миновала. * * * Все пять остановок до бывшего Дворянского собрания я придумывала, чего бы такого наплести Веньке, чтобы он не очень на меня орал. Разумеется, я не боялась Венькиного поросячьего визга и могла бы его быстро пресечь, но пока что это было не в моих интересах. Пока я должна соблюдать хотя бы видимость моего участия в их шабаше, именуемом избирательной кампанией. В конце концов я решила сослаться на плохое самочувствие. Скажу, у меня болел живот, и пусть докажет, что это не так. Правда, он мог позвонить мне домой… Заявлю, что заехала к терапевту, а потом в аптеку за лекарством… А потом… Я не успела придумать, что со мною было потом, поскольку автобус уже поравнялся с Дворянским собранием, и с его подножки я увидела Веньку, который загружался в свой автомобиль, и между прочим, на водительское место. Это к лучшему, мелькнуло у меня, одним бессмысленным объяснением меньше. И, уже выбравшись из автобуса и сделав несколько шагов по тротуару, я с удивлением разглядела Викинга — главу пашковской службы безопасности, воровато оглядываясь, тот нырнул в довольно задрипанную «Ниву», невесть какими судьбами затесавшуюся среди именитых иномарок, и тоже тронулся вслед за Венькиным авто. Может, в этом и не было ничего особенного, но мне на ум почему-то пришли сцены из фильмов про шпионов. Уж не следит ли Викинг за Венькой? Очень интересно! По крайней мере, это наблюдение отодвинуло на задний план мое недавнее приключение, сопряженное с обнаружением повесившейся Надьки, которая не имела никакого отношения к занимавшему меня делу, но едва серьезно не осложнила мне жизнь. В любом случае просто не придумать лучшего примера для демонстрации того, как иногда пагубно бывает любопытство.В нашу с Венькой светелку мне удалось пробраться относительно благополучно. Во всяком случае, попавшийся мне в коридоре аналитик очень вежливо со мной раскланялся и не выказал в мой адрес никаких признаков неудовольствия. Из чего я сделала вывод, что по мне тут никто особенно не тосковал, и это меня более чем устраивало. Как и само Венькино отсутствие на рабочем месте. Поэтому я вошла в комнату, отведенную нам с Венькой, сняла пальто и, включив компьютер, стала играть в «дурака» с виртуальными Катей и Настей. Первым меня потревожил, как ни странно, Венька (наверное, из машины по мобильному звонил), недовольно пробурчавший в трубку:— Явилась наконец-то…Я только хотела сообщить ему про внезапно случившийся со мной приступ желудочных колик, но он меня перебил:— Ты хоть не забыла, что у нас сегодня прямой эфир на телевидении?— Не забыла, не забыла, — заверила я, пропустив мимо ушей «у нас». На самом деле эфир у Пашкова, поэтому лучше, если голова будет болеть у него.— Тогда еще раз свяжись с этим… Вислоуховым и лишний раз все уточни, — издал устный приказ Венька.— Есть! — козырнула я. Черт с ним, позвоню я этому Вислоухову, меня от этого не убудет.— И чтобы до моего возвращения из офиса ни ногой! — грозно присовокупил Венька и дал отбой.Собственно, я никуда и не собиралась. Пожалуй, на сегодняшний день с меня предостаточно острых ощущений. Надо бы и назавтра что-нибудь оставить. Поэтому я набрала телефон телестудии и попросила какую-то писклявую девицу кликнуть мне Вадика.— Кого-кого? — переспросила она. Видно, у них там, на телевидении, фамильярность была не в моде.— Господина Вислоухова, — поправилась я. «Господин Вислоухов» возник очень скоро, только не очень внятно, такое впечатление, что рот его был основательно запечатан бутербродом.— М-м-м… Слушаю, — чавкнул он.— Вас беспокоит пресс-секретарь кандидата в губернаторы Пашкова Капитолина Алтаева, — подробно отрекомендовалась я.— Угу, — задумчиво вякнул Вислоухов. — И чего?Каков нахал!— Как там дела с прямым эфиром?— Все нормально, — ответил он, еще пару раз чавкнув. — Как и договаривались, в девятнадцать тридцать. Только, чур, не опаздывать, желательно, чтобы ваш прибыл хотя бы за полчаса.— «Наш» — то будет, — желчно пообещала я. — Главное, чтобы «ваш» не подвел.— Это какой же «наш»? — вошел в ступор Вислоухов, но быстро сориентировался:— Каблуков, что ли? Он такой же наш, как и ваш. Мы вообще, чтоб вы знали, над схваткой. — И добавил, понизив голос:— Этот не опоздает, он тут у нас с утра околачивается, уже всех задолбал. Просто не знаю, что и будет, если его не дай Бог выберут.Я представила себе Каблукова-Правдина с его глазками в кучку и бородкой клинышком, шлявшегося по телестудии со своим неизменным портфельчиком под мышкой, и искренне посочувствовала Вислоухову.Честно исполнив Венькин наказ, я только успела вернуться к своему компьютерному развлечению, как телефон зазвонил снова. Подъехала на вертящемся стуле к столу, сорвала трубку и рявкнула:— Слушаю!— Мне Литвинца, — сказал женский голос.— Его нет.— А когда будет?— Не знаю, — отрезала я. Глава 15 День, который начался с повесившейся алкоголички, имел достойное продолжение в виде прямого эфира на телевидении. Кстати, мы с Венькой прибыли на студию первыми, так сказать, в авангарде. Только разве что не на лихом коне, а на Венькином лимузине, за рулем которого на этот раз был все тот же серьезный и выдержанный водитель. Интересно, куда Венька мотался без него? Не меньшее любопытство у меня вызвал повторный звонок неизвестной женщины, мечтающей пообщаться с Венькой. Кстати, перед самым нашим отъездом на телевидение ей это все-таки удалось, но Венька беседовал с ней не самым любезным образом.— Какого черта ты звонишь сюда! — заорал он, едва я передала ему трубку. — Тоже мне Пола Джонс! — И пошел красными пятнами. А потом завопил на меня:— А ты чего возишься, быстрей, быстрей! Мы уже опаздываем!А я, между прочим, на тот момент была уже одета и ожидала его в дверях.Все это я вспоминала в предбаннике вислоуховской студии, пока там шла подготовка к эфиру, обещавшему быть в высшей степени занимательным. Я сидела в кресле с залоснившимися подлокотниками и наблюдала за метаниями Веньки, который поминутно звонил в «штаб» и докладывал текущую обстановку, словно с театра военных действий. Тут же слонялся непосредственный противник нашего Пашкова — Каблуков-Правдин, при котором не наблюдалось никакой свиты. Все, что он имел при себе, — это свой знаменитый портфель из кожзаменителя, тощий и мятый. Сколько я знаю Каблукова, он никогда с ним не расстается. Однажды, когда Каблуков притащил мне очередной из своих опусов, я, скосив взгляд, заглянула в таинственное нутро его портфеля и с немалым удивлением разглядела… пожухлый березовый веник, с каким ходят в баню! А в целом сегодня вечный внешкор выглядел без пяти минут франтом, ибо, кроме пузырящихся на коленях коричневых брюк, на нем поверх рубашки навыпуск был надет синий пиджак.Мне Каблуков несказанно обрадовался и, рухнув в соседнее кресло, обратил в мою сторону свое вытянутое, как у Пьеро, лицо. Глаза его лихорадочно блестели, а губы были такими пунцовыми, словно он их специально подкрасил.— Ну, сегодня будет жаркая рубка! — заявил он, потирая бледные ладони с узловатыми пальцами.— В каком смысле? — осведомилась я, ловя на себе разъяренный взгляд Веньки Литвинца, недовольного тем, что я вступаю в переговоры с противником.— В самом прямом! — объявил Каблуков и любовно погладил свой портфель, который он умостил на худых коленях, обтянутых пузырящимися брюками. — Тут у меня такие убийственные данные, от каких они не отвертятся!Я с сомнением покосилась на каблуковский портфель, тощий, как блин. Не знаю, как у него дело обстоит с убийственными данными, но, по-моему, на этот раз там даже березового веника не было.— Любопытно будет посмотреть, — вздохнула я и покосилась на часы: до эфира оставалось тридцать минут, а Пашков еще не появился.Каблуков же затараторил жарко, как буйнопомешанный:— Никто, никто здесь не имеет шансов, кроме меня! Что такое Крутояров — вчерашний день, партократ, функционер, взращенный на спецпайках! Он же ни на что не способен, люди его не выберут, они за ним не пойдут! Они не захотят снова жевать опостылевшую жвачку дешевой демагогии!Я громко зевнула, но каблуковского пыла это не остудило.— А Рябоконь! — брызнул он слюной. — Вчерашний рэкетир, бритый затылок! За его спиной — криминал в чистом виде! Он превратит область в одну большую «малину»! Нужно еще проверить, откуда у него деньги на выборы! Эти его продовольственные наборы, которыми он покупает голоса избирателей!Я еще раз зевнула, после чего Каблуков перешел непосредственно к «нашему»:— Что касается Пашкова, то это вообще засланный казачок, аморальный тип, человек без каких бы то ни было принципов! Говорит, что болеет душой за свою малую родину, а сам на ней не был четырнадцать лет! Знаем мы, за что он болеет, — хочет обобрать область до нитки и перекачать деньги в Москву. Он же только кукла, а кукловоды сидят в Москве и, дергая за веревочки, руководят каждым его шагом. Ясно же, что ему глубоко наплевать на нужды и проблемы области, ему бы только впрыгнуть в губернаторское кресло, которое, поверьте мне, для него всего лишь трамплин. И с этого трамплина он хочет снова покорить Москву. Ведь он не за здорово живешь снизошел до нашей губернии, просто его там отлучили от кормушки.Я уже собралась зевнуть в третий раз, да так и застыла с открытым ртом, потому что в предбанник студии ввалился белокурый Викинг, окинул присутствующих бдительным взглядом, после чего в дверь осторожно, оглядываясь, вошел Пашков, за ним просочились аналитик, спичрайтер и имиджмейкер. От кого-то из них, а может, от всех сразу так пахло французским парфюмом, что в носу у меня зачесалось. Я закрыла рот, приготовленный для зевка, и потерла нос, чтобы не расчихаться. Я аллергик с детства, и иногда (обычно в самые неподходящие моменты) у меня случаются приступы непрерывного чихания — до пятнадцати раз кряду — зрелище не для слабонервных, если честно. Сейчас, хвала Всевышнему, все обошлось.Из студии высунулся Вислоухов и, оглядев вороватым взглядом тесную комнатенку, в которой мы все сбились, как испуганные овцы при виде волка, резюмировал с удовлетворением:— Все в сборе. Вот и отлично.И снова скрылся за дверью. Тем временем Венька подскочил к Пашкову и начал что-то тихо бормотать, я хотела сказать, на ухо, но последнее проблематично по причине маленького Венькиного роста, так что он бормотал Пашкову куда-то под мышку. Наш кандидат слушал его с непроницаемым выражением лица, слегка склонив голову набок. Потом явилась стройная молодая девица в коротком платье цвета крутого яичного желтка и пригласила в студию «участвующих в передаче». Каблуков первым сорвался с кресла и юркнул за вожделенную дверь, не переставая сжимать в руках свой разоблачительный портфель. Пашков проследовал неторопливо, с достоинством, а вот его многочисленному эскорту девица преградила дорогу, насколько это, конечно, возможно при ее изящных статях, и заявила решительно:— У нас прямой эфир, остальным нельзя. «Наши» начали роптать, а громче всех Венька, в результате из студии снова высунулся Вислоухов и поинтересовался, чем вызвано возмущение народных масс. Выяснив причину, он нервно передернул костлявыми плечами и проявил солидарность со своей девицей:— А что вы хотите, господа? Здесь у нас не митинг, между прочим, а телевизионная передача. Поэтому посторонние в студии нежелательны. А если вы будете мешать, то я вас вообще попрошу очистить помещение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34