Что до меня, то в последнее время энтузиазма у меня поубавилось. Идея создания самодеятельного театра, с которой я носилась последние четыре года, больше не греет мою одинокую душу по причине полной утопичности, притом что на бумаге он (театр) существует. И грамоту наш ДК за него получил, и одна подмосковная районка о нем хвалебный отзыв напечатала, и тем не менее он фикция. Потому что мои наивные девичьи мечты, по своему обыкновению, сильно разошлись с реальностью. Выражаясь афористичным языком публичных политиков, я хотела как лучше, а получилось как всегда. Мое детище оказалось на редкость уродливым, и я все чаще размышляла, не прибегнуть ли мне к эвтаназии, чтобы раз и навсегда от него избавиться. Сделать это проще простого — взять Я уволиться, а я все тяну и тяну, хотя с недавних пор каждая репетиция для меня хуже пытки на дыбе. Трудно в этом признаться, но придется: мои самодеятельные артисты ни на что не годятся, декорации и реквизит — ни к черту, а сама я — всего лишь недоучка.Собственно, вы уже знаете, что я настропалила лыжи из нашего ДК. Может, я уже сегодня написала бы заявление об уходе, но предпраздничная суматоха заставила меня немного повременить с уходом. Короче говоря, пожалела родной коллектив по причине неумолимо надвигающихся новогодних празднеств. Вот кончатся все эти елки и утренники, тогда и рассчитаюсь.И неважно, что я пока не знаю, куда податься потом, главное — перевернуть страницу, а(дальше разберемся, тем более что не каждый день такая возможность предоставляется — начать новую жизнь вместе с новым веком, да что там веком — тысячелетием! Правда, по этому поводу мнения, как говорится, разделялись, некоторые утверждают, что третье тысячелетие начнет свой отсчет только в 2001-м, но лично я не согласна ждать еще целый год, чтобы хоть что-нибудь изменить в своей судьбе. И надо же было такому случиться, чтобы история с Парамоновым приключилась со мной в столь сложный, переломный период моей жизни! А может, в этом есть некий знак, указующий перст судьбы, хотя я бы на ее (судьбы) месте выбрала на такой случай какой-нибудь другой способ.Вот чем были заняты мои мысли во время репетиции новогоднего представления по сценарию, написанному нашей заведующей лет двадцать назад и с тех пор претерпевшему очень мало изменений. В те времена Зинаида Терентьевна самолично исполняла роль Снегурочки, а потому синий жупанчик из вытертого бархата и искусственную белокурую косу до копчика я унаследовала непосредственно от нее. Ясное дело, в этот наряд пора огородное чучело обряжать, но денег на новый у ДК нет как нет.Чтобы хоть как-то замаскировать это безобразие, приходится изощряться: обшивать бархатный подол елочным «дождиком», блестками и прочей мишурой. С прошлого года Снегурочкин наряд обветшал пуще прежнего, его впору было расстелить на полу у входа в ДК, чтобы вытирать ноги в ненастную погоду. Разумеется, я довела свое мнение на сей счет до заведующей, большей частью для проформы, поскольку хорошо знала, что она ответит: «Ну придумай что-нибудь, в следующем году новый купим».Возмущаться и спорить было бессмысленно, и я утешилась тайным знанием, что следующее новогоднее представление в нашем ДК пройдет без моего непосредственного участия. Тайным для бедной Зинаиды Терентьевны, которая не догадывалась, какую свинью я собираюсь «подложить ей в третьем тысячелетии.— Ладно, нашью еще блесток, чтобы прикрыть дырки, — буркнула я и поплелась на сцену, где меня поджидали Дед Мороз, Винни Пух и Буратино, нетерпеливо переступающие с ноги на ноги. Все трое имели не менее жалкий вид, чем я.— Моль всю шкуру побила, — печально поведал мне Алкиным голосом куривший в кулисах Винни Пух.— Да ну? — не поверила я. — Она же искусственная!— Подумаешь, искусственная! — присвистнула Алка. — Моль сейчас такая, капроновые чулки жрет! Видишь, уши какие?Присмотревшись к Алкиным, тьфу ты, медвежьим ушам, я и впрямь заметила довольно обширные прогалины, через которые бессовестно проглядывала «начинка» — белый синтепон.— Да, впечатляет, — посочувствовала я Алке и посоветовала:— Попробуй залатать.— Еще чего! — фыркнула Алка. — Пусть все видят, что мой Винни Пух — бомж.— Хватит вам, свиристелки, давайте репетировать, а то мне сегодня внука из детсада забирать, — вмешался в нашу беседу Дед Мороз — пожилая библиотекарша Клара Семеновна. У Клары Семеновны зычный командирский голос и солидная комплекция, а потому в роли Деда Мороза она просто неотразима. Особенно если учесть то немаловажное обстоятельство, что наша самодеятельность испытывает хроническую нехватку мужчин.— Да сколько можно репетировать одно и то же! — возмутилась Алка, жадно затянулась, как бывалый солдат перед атакой, и сунула окурок в банку из-под майонеза, стоящую на крышке старого расстроенного пианино. — С какого места начинаем?Дед Мороз Клара Семеновна невозмутимо заглянула в потрепанный сценарий:— Вот отсюда — «Елочка, зажгись!»— Я так и знала, — хмыкнула Алка и пошкандыбала на сцену.За нею проследовала безмолвная тень Буратино, роль которого досталась руководительнице кружка бисероплетения миниатюрной и моложавой Дине Макаровне. Мы с Кларой Семеновной остались за кулисами, поскольку по сценарию должны были появиться несколько позже, после знаменитого клича «Елочка, зажгись!». Однако до этого так и не дошло, и репетицию пришлось прервать в самом начале.А произошло следующее. В строгом соответствии со сценарием Алка и руководительница кружка бисероплетения Дина Макаровна притворными детскими голосами задушевно вывели:«Елочка, зажгись!», мы с Кларой Семеновной, громыхая валенками, выкатились на сцену, я открыла рот, чтобы проблеять: «Здравствуйте, дорогие ребята!» — и остолбенела. В двух шагах от сцены стоял майор Сомов и криво улыбался, склонив голову набок.— Елочка, зажгись! — повторили Алка и Дина Макаровна расстроенным хором.Я молчала, будто в рот воды набрала.— Здравствуйте, дорогие ребята… — услужливо подсказала мне Клара Семеновна бодрым баском Деда Мороза.— Здравствуйте, дорогие ребята, — сказала я тоскливо, глядя в безоблачно голубые глаза майора Сомова.Он наградил нас вялыми рукоплесканиями, я уныло раскланялась и слезла со сцены.
— Прошу прощения за то, что сорвал ваше мероприятие, но я очень ограничен во времени. — В подтверждение своих слов Сомов посмотрел на часы, которые, насколько я в этом понимаю, были не из дешевых. Без сомнения, он приобрел их на свое скромное милицейское жалованье.— Не стоит извиняться. — Я тяжело плюхнулась в ближайшее зрительское кресло в первом ряду.Сомов последовал моему примеру и умостился по левую руку от меня.— Вы еще не нашли Парамонова? Чтобы чем-то себя занять, я принялась рассматривать задник сцены, такой же старый и вылинявший, как и все в нашем дышащем на ладан ДК.— Да нет пока. — Особенных угрызений совести по этому поводу майор не выказал. — Вся надежда на вас, глубокоуважаемая Галина Антоновна.— На меня? — я даже поперхнулась. — А не много ли вы все от меня хотите? Как, впрочем, и все остальные.— Все? — несмотря на обманчивую внешность доброго молодца, Сомов был довольно-таки въедливым типом. — Что вы хотите этим сказать?Я усмехнулась:— У вас слишком много конкурентов. Смотрите, как бы они вас не опередили.— Галина Антоновна, выражайтесь пояснее, пожалуйста, — призвал меня к порядку голубоглазый майор. — Что вы имеете в виду?— Вот. — Я не стала особенно распространяться, просто протянула ему карточку, оставленную гражданином с рыбьей фамилией. Сама не знаю, что меня надоумило захватить ее с собой.Сомов взял карточку в руки и присвистнул:— Смотри-ка, и этот старый интриган туда же! Вот уж у кого нюх… И чего он хотел?— Он был не оригинален, желал узнать все о Парамонове.Кто бы знал, как мне все это надоело!— А вы?— А что я? Сказала, что ничего не знаю о Парамонове уже десять лет, вот и все.Я вздохнула и возвела очи горе, в результате чего в поле моего зрения попал пыльный, украшенный потрескавшейся лепниной потолок. И я привычно-лениво прикинула, как долго он еще продержится без капитального ремонта: год, два, десять? Хоть здание и построено добросовестными военкопленными немцами еще в конце сороковых, и у него есть свой предел прочности. В любом случае не хотела бы я оказаться под этой крышей в тот момент, когда ей надоест ждать ремонта.— Значит, вас посетил Самуил Аркадьевич… — задумчиво произнес Сомов. — Занятно, занятно… Не поверю, чтобы он так просто от вас отстал, — высказал он сомнение. Вполне обоснованное, кстати говоря.— А что ему еще оставалось? — эмоции меня прямо захлестывали. — Я… Я его выставила за дверь! Я ведь имела на это право!.. И вообще… Я не обязана перед ним отчитываться в том… ну, в моих отношениях с Парамоновым, хватит с меня уже… — Я хотела сказать, хватит с меня уже того, что от официального следствия мне не отвертеться, но благоразумно решила не нагнетать обстановку раньше времени. Впрочем, надолго меня не хватило. — И еще… И еще этот, как вы выразились, старый интриган, он пообещал, что покоя мне не будет, и уже вечером его предсказание сбылось. Ко мне явилась некая особа, отрекомендовалась бывшей возлюбленной Парамонова и потребовала, чтобы я ей отдала его черновики, давно мною выброшенные. В связи с этим, — голос мой неожиданно зазвенел, — я хочу сделать заявление. Официальное, — добавила я, а сама подумала ну и чушь я несу. — Я не видела Парамонова больше десяти лет, а потому мне, мне… — Я наткнулась взглядом на Сомова, который смотрел на меня с улыбкой, мерзкой, снисходительной улыбкой, и, потеряла мысль. — Ну… ну… Не могу же я разорваться… Если… если они все на меня набросятся, что же тогда будет? — К концу своей пламенной речи я окончательно смешалась.Если мое «официальное заявление» и произвело на Сомова впечатление, то самое минимальное.— Вы ее хорошо знаете? — спросил он невозмутимо.— Кого ее?— Ну, эту бывшую возлюбленную…— Да откуда мне ее знать, когда я ее в первый раз видела! — выпалила я в сердцах.— Фамилия? Вы знаете ее фамилию?— А она мне не представилась. Я немножко растерялась, потому что только с его подсказки задумалась о совершенно очевидных вещах: моя вчерашняя визитерша осталась для меня невзрачной бабенкой в старомодных очках. И только. Но ведь как-то она назвалась…— Кира? Ой, Вера! — Я так обрадовалась, что поспешила поделиться своим открытием с Сомовым:— Вера, ее зовут Верой, точнее — Верой Игнатьевной.— Это все? — обреченно уточнил Сомов. Его смазливая физиономия выражала глубочайшее разочарование.— Все, — кивнула я. Может, кому-то это покажется странным, но Сомову я нисколько не сочувствовала.Раздосадованный добрый молодец зажмурился и беззвучно шевельнул губами. Мне кажется, я даже разобрала, что он собирался сказать, но не сказал: одно частоупотребимое нелитературное словечко. Я отвернулась и, подперев рукой подбородок, задумчиво уставилась на опустевшую сцену.— Расскажите-ка мне эту историю поподробнее, — спустя минуту выдавил он из себя.Я демонстративно вздохнула и занудным тоном пономаря изложила обстоятельства вчерашнего происшествия. Сомову этого показалось мало, и он заставил меня во всех подробностях описать, как выглядела явившаяся ко мне накануне самозванка.— Ничего особенного, — я презрительно скривилась. — Такая серенькая мышка в очочках, глазки в кучку, носик остренький, не представляю, что он мог в ней найти! — Я осеклась, потому что сказала лишнее.Жаль, спохватилась я поздно, Сомов «оперативно» отреагировал на мою оплошность, обронив с фальшивым сочувствием:— Я вас понимаю, Галина Антоновна, я вас очень хорошо понимаю, и все же…Ох, лучше бы ему помолчать. Эта невинная на первый взгляд, к тому же недосказанная реплика подействовала на меня, как спичка, брошенная в бочку с авиационным керосином — я немедленно взорвалась:— ..Какого черта, какого черта! Как вы мне все надоели! Оставьте меня наконец в покое! Ну не нуждаюсь я в душеприказчиках, не нуждаюсь! Если вы не в курсе, то спешу вас известить: на носу новый, двухтысячный год, до него, между прочим, меньше двух недель осталось, и я хочу его встретить… — Я запнулась, с удивлением обнаружив, что в гневном запале совершенно неожиданно для самой себя очутилась на сцене.— Продолжайте, прошу вас, — совершенно охамевший Сомов подбодрил меня ленивыми аплодисментами, — довольно смелый текст для Снегурочки, по крайней мере, на детских утренниках мне такого слышать не приходилось, хотя… С тех пор как я присутствовал на подобном мероприятии в последний раз — в костюме зайчика, если мне не изменяет память, столько воды утекло…Здорово он меня поддел, но разве я этого не заслужила? Что может быть нелепее брошенной любовником тридцатилетней женщины в дурацком наряде Снегурочки? Глава 6ДЕЖА ВЮ Я стащила с головы кокошник с прикрепленной к нему бутафорской косой и смиренно вздохнула:— У вас еще есть ко мне вопросы?— Да, есть еще парочка, — скромно улыбнулся майор Сомов.Надо же, какой неиссякаемый!— Тогда выкладывайте побыстрее, чего вы еще от меня хотите, — промямлила я и спустилась со сцены в зал, ссутулившись и уронив голову на грудь, как актер, безнадежно заваливший роль. Так оно, в сущности, и было.— Учитывая прерванную репетицию, обещаю вам телеграфный стиль, — сказал он и полез за пазуху. — Вот, посмотрите, это тот самый Алик, у которого Парамонов скрывался, пардон, ночевал в общежитии?Его оговорка — случайная она была или нарочитая — меня уже не тронула, я словно окаменела. Тупо полюбовалась снимком, очутившимся в широкой, прямо-таки рабоче-крестьянской ладони Сомова, и согласно кивнула:— Да, это Алик…— Значит, вы подтверждаете, что человек, изображенный на фотографии, является Лопатиным Альбертом Витальевичем? — В голосе Сомова снова послышались официальные нотки, того и гляди понятых кликнет.Я снова сосредоточилась на фотографии, сделанной с помощью «Полароида». Алик на ней — а это, без всякого сомнения, был он — сидел за столом, заваленным бумагами, и пронзительно-грустно смотрел в объектив. Так смотрят на мир только породистые старые собаки и не успевшие опохмелиться с утра алкоголики.— Ну Алик это, точно Алик, — подтвердила я, — что до фамилии, то я ее вообще не знала. Для меня он был просто Алик. А вы, значит, его нашли?— Нет, к сожалению, — Сомов спрятал фотографию во внутренний карман куртки, — и боюсь, найти его будет не легче, чем вашего Парамонова.— Это почему же?«Вашего Парамонова» я оставила без внимания, потому что мне все, все осточертело. По той же причине судьба Алика занимала меня мало, а посему вопрос мой носил абсолютно формальный характер. Ну спросила и спросила. Если бы Сомов мне не ответил, я бы, наверное, и не обиделась вовсе. Однако он ответил:— Этот самый Алик тоже еще тот типаж. Спился и подался в бомжи… К последнему, кстати говоря, приложила руку его бывшая жена: она выписала его из, квартиры после развода. Ищи его теперь свищи…— Это ваши проблемы, — заметила я не без тайного злорадства.— Это уж точно, — смиренно согласился Сомов и поднялся с изрезанного кресла. Поправил кашне, застегнул «молнию» на куртке и сообщил кое-что новенькое:— Да, кстати, спешу вас порадовать, на пару деньков я оставлю вас в покое: отправляюсь по местам трудовой славы нашего общего знакомого Парамонова — в Ульяновск. Может, там про него слышали или он сам там появлялся.— Вам виднее, — равнодушным эхом отозвалась я.— И еще, — Сомов похлопал себя по карманам, проверяя, все ли на месте, — учитывая то обстоятельство, что ваша персона вызывает повышенный интерес у самодеятельных сыщиков, отряжу-ка я, пожалуй, вам в помощь одного молодого человека. Вдруг агенты ноль-ноль-семь окажутся чересчур назойливыми, а? — Сомов довольно легкомысленно подмигнул, чего я меньше всего от него ожидала.— Еще чего, никто мне нужен! — заартачилась я.— Где же ваша логика? — пожурил меня Сомов. — Помнится, совсем недавно кто-то требовал, чтобы его оградили от всевозможных посягательств.Хотела я ему сказать, что как раз его и подразумевала, да передумала.А майор Сомов еще раз предупредил:— Так что не пугайтесь, если вам нанесет визит один симпатичный молодой человек.— Будто от меня что-нибудь зависит, — пробурчала я недовольно, после чего выразила робкую надежду:— А может, Парамонов никуда и не пропадал, а? Если вас это интересует, то он был довольно странным типом, и не исключено, что вся эта суета с поисками — напрасная трата времени…— Честно говоря, я тоже хотел бы на это надеяться, — неожиданно признался Сомов, — но, к сожалению, у нас есть информация, что его похитили. Кто-то позвонил в Штаты, в институт, в котором работал Парамонов, и потребовал за него выкуп. Очень кругленькую сумму, между прочим. Это было еще десятого декабря, а с тех пор ни слуху ни духу.— Ничего себе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19