Я поставил машину у пролома в стене, идущей от гаража, и заглянул в окно гасиенды. Никаких огней, ничего не слышно. Минуты через две я был уже внутри.
В танцзале темно, только лунный свет пробивается сквозь железные решетки окон. Я еще раз прислушался. Ни звука. Подошел к бару и толкнул дверь, ведущую в кладовую за баром, закрыв за собой дверь и включив фонарик, подошел к холодильнику. Заглянул в один, затем в другой — трупа Сэйджерса не было. Я так и думал.
Убийца, безусловно, поторопился убрать его.
В углу на полке стояли бутылки. Одна бутылка текилы оказалась открытой. Я сел на ящик и выпил прямо из горлышка, и хотя текила — крепкое пойло, это все же лучше, чем ничего.
Сидя на ящике с бутылкой в одной руке и фонариком в другой, я думал о том, почему мне так захотелось заглянуть именно сюда. И пока я так раздумывал, луч моего фонарика упал на кучу мусора в углу. Мне показалось, что из-за разного хлама выглядывает уголок письма. Я подошел к куче мусора и внимательно пригляделся, расшвыривая ногой этот хлам.
Мне показалось, что я вижу какую-то фотографию. Так и есть: разорванная пополам фотография. Я сложил обе половинки. Это был чей-то портрет, вырезанный из газеты, а под ним что-то написано. Но так как написано было на сгибе, буквы немного стерлись.
Я взял эту фотографию, вернулся к ящику и посветил на нее фонариком. Мне показалось, что я когда-то видел парня, изображенного на этой фотографии. И вдруг меня как громом поразило! Да ведь это же мой портрет, вырезанный из газеты! Я с трудом, но все же прочитал надпись: «Портрет агента. Редкая фотография Лемюэля Г. Кошена, федерального агента, который раскрыл дело Иелца».
И я вспомнил. Два года тому назад моя фотография была помещена в «Чикаго Таймс». Я помню, как страшно рассердился на газетчиков за то, что они поместили эту фотографию в газете — каждый паршивый жулик теперь знал меня в лицо.
Сбоку от портрета на полях газеты было что-то написано карандашом. Я присмотрелся. Там было написано: «Вот этот парень».
Теперь я начинал многое понимать. Вероятно, кто-то прислал сюда мою фотографию и приписал «вот этот парень» для того, чтобы некто, находящийся здесь, узнал меня, когда я сюда приеду. Вероятно, кто-то из Нью-Йорка предупреждал своих компаньонов о моем приезде.
Так вот почему был убит Сэйджерс! Меня эта мысль, поразила, как стрела. Как только я появился на гасиенда Алтмира, они сразу узнали меня. И они догадывались, что мы с Сэйджерсом просто разыгрывали сценку. Они поняли, что он работает на меня, и когда он, как мы условились, заявил, что уезжает завтра в Ариспе, его убили. Они считали, что ему слишком многое известно, и для большей безопасности решили его убрать. .
А если они убили Сэйджерса, значит, они могут убить и меня, когда подвернется удобный случай…
По этому поводу я выпил еще немного текилы и стал размышлять дальше. Кто мог прислать сюда мою фотографию? Не может ли быть так, что это тот самый парень, который прислал мне анонимку о том, что Генриетта хранит здесь на своем ранчо письма? Этот парень знал, что я непременно приеду сюда за письмами, и предупредил своих друзей.
Этому типу было известно о существовании писем. Он нарочно послал меня сюда за ними. И, поступая таким образом, он сознательно вкладывал в мою голову мысль о том, что Генриетта убила своего мужа Грэнворта Эймса. В это же время он присылает мою фотографию, чтобы меня здесь сразу же узнали.
Что скрывается за всем этим? Может быть, меня заманили сюда потому, что здесь меня легче убрать, легче, чем где бы то ни было?
Я поднялся с ящика. Да, это дело о фальшивых облигациях становится все более интересным.
Но меня не покидает одна мысль. Мне все больше кажется, что именно Бэрдль, секретарь Грэнворта Эймса, послал эту анонимку с целью направить меня сюда за письмами Генриетты. И вообще, может быть, он надеялся, что я начну против нее дело, которое может закончиться ее арестом по обвинению в убийстве? А если это так, то интересно, зачем он это сделал? Может быть, он хочет, чтобы восторжествовало правосудие? Хочет помочь полиции? Или у него есть какие-то особые причины втянуть в это дело Генриетту?
Я выпил еще немного текилы и положил фотографию обратно в мусорный хлам, где ее может увидеть любой из своры этих мерзавцев…
И поехал обратно в Палм Спрингс, потому что, по-моему, настало время действовать. Раз никто ничего не начинает, я сам буду направлять события.
В отеле «Миранда» меня ожидала телеграмма. Это был зашифрованный ответ на мой запрос, который я послал в нашу контору в Нью-Йорке относительно списка людей, работавших у Грэнворта Эймса.
Вот этот ответ:
«Перечисляем служащих Эймса. Лэнгтон Бэрдль, секретарь, работал в течение семи лет, сейчас ведет контору Эймса под своим именем. Энрико Паланца, дворецкий при квартире, работал в течение четырех лет, настоящее местопребывание неизвестно. Мария-Тереза Дубинэ, горничная миссис Генриетты Эймс, в настоящее время работает у миссис Влафорд, Нью-Йорк. Хуан Термигло, шофер, работал в течение трех лет, теперешнее местопребывание неизвестно. В течение ближайших двух дней высылаем фотографии Паланца, Термигло и Дубинэ»
Не очень-то о многом говорила мне эта телеграмма, и, кстати, вряд ли можно ожидать чего-то интересного от рассматривания фотографий этих слуг.
Я закурил сигарету и начал думать. По-моему, мне сейчас здесь делать нечего. Какое мне дело, за кого решит выйти замуж Генриетта: за Мэлони или Фернандеса?
С другой стороны, стоит, видимо, немного побеседовать с Бэрдлем. Я думаю, что он сможет рассказать мне пару-другую интересных вещей, и если он действительно что-то расскажет, тогда я срочно вернусь сюда и начну стремительную атаку.
Мне кажется все-таки, что Генриетта меня обманывает. Хочет провести меня. Правда, лицо у нее очень красивое, и вообще она милая бабенка, но… это еще ничего не доказывает.
Помню я одну красотку из Ноугейлс на границе Аризоны и Мексики. Сущая конфетка. Лицо, как у святой, и речь соответствующая. Была она мексиканка, но решила повысить свой культурный уровень и в порядке самообразования выучила английский язык. Для этого каждый вечер читала вслух своему мужу «Историю Гражданской войны» на английском языке. Муж был значительно старше ее, к тому же неуживчивого характера и сомнительного здоровья.
В один из вечеров красотка одной рукой держала книгу, а другой размешивала мышьяк в кофе для мужа. Старик простонал и отдал Богу душу. Какой-то недальновидный следователь решил арестовать бабенку по обвинению в убийстве, хотя она уверяла, что это «История Гражданской войны» вызвала у ее мужа рези в желудке.
Она наняла себе первоклассного адвоката, который мог ответить на любой вопрос. И он посоветовал ей: надеть черную вуаль, когда она пойдет в суд, и во время всего заседания плакать. Присяжные так и не смогли вынести единодушного решения. Был назначен повторный суд. На сей раз она наняла другого адвоката. Он ничего не понимал в законах, но зато отлично разбирался в психологии присяжных. Он посоветовал ей явиться на заседание суда в плотно облегающем ее фигуру черном кружевном платье и шелковых чулках телесного цвета. Он усадил ее на скамью в изящной позе, так сказать, показал товар во всей красе тщательно подобранным присяжным. Это были в основном старички за 70 лет. Они только взглянули на нее и единогласно, даже не выходя из зала, вынесли решение: «невиновна».
Судья — довольно древний старикашка — тоже только взглянул на нее и немедленно согласился с решением присяжных. Ее освободили, а старик судья до того расчувствовался, что устроил ее на работу в местную прачечную. И видели бы вы, с каким рвением старикашка стал следить за чистотой. Он регулярно, каждую неделю лично относил белье в стирку.
Так что никогда нельзя заранее знать, как повернется дело, если в нем замешана женщина. Тем более если она к тому же выглядит сексуальной. Чем больше в женщине сексуальности, тем больше хлопот и неприятностей может причинить она окружающим.
А у Генриетты его с избытком. Да, хороша бабенка! Когда мы с ней пили кофе, я все время смотрел на нее и думал: может быть, она такая же, как та дама в Ноугейлсе?
Ну что ж, даже в этом случае я не возражал бы против того, чтобы быть ее парнем. Я просто никогда не стал бы только пить с ней кофе. Только и всего.
Глава 5
ТАИНСТВЕННОЕ УБИЙСТВО ГРЭНВОРТА ЭЙМСА
Может быть, вы считаете меня чудаком, что я придаю такое большое значение обстоятельствам смерти Эймса? Но дело-то это не такое простое.
Конечно, мне не составляет никакого труда арестовать Генриетту по подозрению в убийстве. Я могу попросить Нью-йоркскую полицию возобновить следствие по делу о смерти Эймса, и письма Генриетты к Эймсу подтвердят мое обвинение. А что в этом толку, если она действительно ничего не знает о фальшивомонетчиках? Ну, допустим, это она убила Эймса. Вы, ребята, понимаете сами, я — федеральный агент, занимающийся расследованием дела о фальшивых облигациях. Я ведь приехал в Нью-Йорк, чтобы учить здешних парней, как им надо работать.
Кроме того, у меня в голове целый рой разных идей. В том числе есть и одна идейка относительно Лэнгтона Бэрдля, который, по-моему, считает меня простофилей.
В Нью-Йорке я остановился в своем обычном месте, принял душ, переоделся и, выпив небольшой бокальчик, сел в такси. Я отправился прямиком в контору Бэрдля.
Он ведет теперь дела Грэнворта Эймса.
Поднявшись на лифте, я вошел в его контору. В приемной очаровательная дамочка яростно настукивала на пишущей машинке. На ней туфельки с каблучками не менее четырех дюймов, и до того у нее был напыщенный вид, что по сравнению с ней Мария-Антуанетта выглядела бы обыкновенной прачкой.
В ушах у нее торчали огромные нефритовые серьги, а выражение лица было таким, как будто кто-то все время держал у нее под носом горящую пробку. И когда она встала из-за стола мне навстречу, она так виляла боками, что непременно . выиграла бы на любом конкурсе красоты, если, конечно, в это время поблизости не оказалось бы жен членов жюри.
Судя по ее физиономии, она часто посещала косметические кабинеты, а губы были накрашены помадой, по крайней мере на четыре полутона ярче, чем полагалось.
Чертовски забавная вещь, но я заметил, что только одна из шестидесяти четырех женщин употребляет правильный цвет губной помады. И как только я встречаю эту редкую женщину, обязательно что-нибудь случается: или она выходит замуж, или меня усылают на работу на другой конец света.
Я сказал секретарше, что хочу видеть Бэрдля, на что она ответила, что, хотя он здесь, принять меня не может, так как у него совещание. Тогда я ответил ей, что если я унижусь до такой степени, что мне придется ожидать приема у мистера Бэрдля, то я немедленно сделаю себе харакири консервным ножом. С этими словами я прошел приемную и открыл тяжелую резную дубовую дверь. Бэрдль сидел за столом и наливал себе из фляги виски.
Он взглянул на меня и широко улыбнулся.
— Рад вас видеть, мистер Кошен, — сказал он. — Входите, входите. Я не занят.
Я бросил свою шляпу на бронзовую статуэтку боксера, стоявшую у него на столе, и сел в удобное кресло как раз напротив него. Он угостил меня сигаретой из серебряной коробочки.
— Слушай, Бэрдль, — начал я. — Мне надо поговорить с тобой, и ты послушай меня внимательно и не вздумай увиливать, а то я на тебя сильно рассержусь.
Услышав такое вступление, Бэрдль страшно удивился. Этот Бэрдль — парень примерно 5 футов 4 дюйма роста, блондин с худым лицом, как у ласки, явно страдающий несварением желудка. Глаза у него красные, подбородок заостренный. Это один из тех парней, которые могут оказаться и хорошими, и плохими, и вообще ни тем, ни другим, просто ничем. С первого взгляда трудно определить, что это за человек.
— Слушайте, — сказал он, — у вас нет никаких оснований разговаривать со мной таким тоном, мистер Кошен. Я всегда рассказывал вам обо всем, что вы хотели узнать. Не так ли?
— Конечно, рассказывал. Но мне этого мало. Я хочу, чтобы ты рассказал мне побольше. Вот и все. А пока что сиди спокойно и слушай, что я тебе скажу.
Две недели тому назад мне поручили расследование дела о фальшивых облигациях. Я приходил к тебе, чтобы выяснить некоторые вещи. Ты мне тогда сказал, что ты и все слуги Эймса дали на следствии показания в отношении Генриетты Эймс. Вы, в частности, заявили, что в ночь самоубийства Грэнворта Эймса Генриетты Эймс в Нью-Йорке не было.
О'кей! На следующее утро я беседовал с ночным сторожем на пристани Коттон Уорф, с тем парнем, который видел, как перевернулась машина. Я допросил его как полагается, и в конце концов он мне признался, что на другой день после того, как Эймс угодил с машиной в реку, ты приходил к нему в сторожку. Он тебе сказал тогда, что видел, как из машины выскочила какая-то женщина. И он признался мне, что ты дал ему тысячу долларов, чтобы он помалкивал относительно этой детали.
О'кей! Через три дня после этого я получаю анонимное письмо, в котором мне советуют поехать в Палм Спрингс и поискать там три письма, написанные Генриеттой. Я так и сделал и нашел эти письма.
И теперь меня интересует, кто же послал мне эту анонимку. Между прочим, я пришел к заключению, что этот парень не кто иной, как ты. Это ты мне ее послал, Бэрдль, и ты сейчас расскажешь мне, зачем ты это сделал, потому что, как я понимаю, ты довольно-таки нечистоплотный тип. Сначала ты подкупил сторожа, чтобы он ничего не рассказывал о женщине. Во время следствия ты и все слуги заявили, что Генриетты Эймс в тот вечер и ночь в Нью-Йорке не было. Наконец, ты посылаешь эту анонимку, чтобы услать меня в Палм Спрингс, где я могу найти письма Генриетты, зная, что эти письма могут оказаться веревкой, на которой в конце концов ее повесят. Вот ты мне сейчас все это и объяснишь. Я внимательно слушаю тебя и хочу знать все подробности. Ты написал эту анонимку?
— Да, — ответил он серьезно. — Я написал. И скажу вам почему. Тогда, может быть, вы поймете, почему именно так я поступил.
Я хочу, чтобы вы правильно поняли всю ситуацию, — продолжал он. — Я знал, что миссис Эймс должна была в тот вечер приехать в Нью-Йорк, поскольку я видел ее письма. Я знал, что она приезжала сюда, но на следствии я ничего об этом не сказал и предупредил слуг, чтобы они также молчали об этом. И вот почему.
Грэнворт Эймс — подлая собака, никто из нас не любил его, но ее мы все уважали. Мы знали, что у него было много женщин и что он грубо обращался с миссис Эймс. Но когда он вдруг заработал круглую сумму и сказал, что собирается 200 000 долларов в государственных бумагах передать жене, я подумал, что он решил исправиться и начать новую жизнь. Я поверил ему, потому что он говорил это довольно искренне. А тут он еще увеличил и сумму страховки. Я решил, что он действительно хочет стать нормальным семьянином.
Когда вечером в день своей смерти он ушел из конторы, я знал, что у него должно быть свидание с миссис Эймс и что у них будет разговор о какой-то женщине, из-за которой миссис Эймс была страшно обозлена на него. А на следующее утро раздался звонок из полиции и мне сообщили, что труп Грэнворта Эймса в машине выловили из реки, и просили меня приехать для опознания. Я поехал туда и подтвердил, что это действительно Грэнворт Эймс.
Я знал также, что миссис Эймс уже вернулась в Коннектикут, так как Грэнворт говорил мне, что она сразу же после свидания с ним поедет туда.
И я представлял себе все это дело так. Они встретились, и она высказала ему все, что думает о нем. Она сказала ему, что он паршивый пес и что она уйдет от него и будет жить в Коннектикуте. Но я хорошо знал Грэнворта. Он легко приходил в возбуждение. Вероятно, он сильно расстроился из-за того, что ему сказала Генриетта, и с горя выпил как следует. И я подумал тогда, что в результате этой ссоры он покончил жизнь самоубийством. Хорошо его зная, я решил, что он пил в компании какой-нибудь своей знакомой и именно эту женщину и видел сторож.
Но я подумал, что, если я скажу, что он в тот вечер виделся с миссис Эймс, полиция подумает, что это была Генриетта Эймс. Мне стало ясно, что они ее вызовут, начнут допрашивать и, может быть, будут плохо обращаться с ней. Поэтому я поехал на квартиру к Эймсам, поговорил со слугами, и мы решили никому не говорить, что она в тот вечер была в городе. Тысячу долларов для ночного сторожа я взял из ящика письменного стола Грэнворта. Тогда я думал, что Эймс покончил жизнь самоубийством, и было совершенно незачем впутывать в это дело Генриетту Эймс. Он и так причинил ей довольно много неприятностей.
Все прошло прекрасно. Следствие закончилось. Все в порядке. Но вдруг через несколько месяцев приезжаете вы и заявляете, что миссис Эймс пыталась обменять в банке фальшивые облигации. Вы задали мне кучу вопросов, не дав возможности все как следует обдумать, и поэтому я рассказал вам то же, что и на допросе у следователя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22