Дам вам хороший совет: сидите смирно и не суйтесь не в свое дело.
— Как не в свое? Вы же меня посадить хотите, добрый советчик.
Егорычев, не отвечая, с силой потер подбородок.
— Вы мне узнаете телефон Кретовой? — с ненавистью процедила Полина.
— Нет! — рявкнул сыщик. Он тоже перестал притворяться. Отбросил в сторону галантность и буравил хозяйку злыми глазами. — Я вам ясно сказал: усядьтесь! Не мешайте нам работать.
Рывком поднялся и пошел к выходу. Полина изо всей силы ударила кулаком по подлокотнику кресла. Разбила руку и всхлипнула. Мент обернулся, будто женщина причинила не себе ненужную боль, а нанесла удар по его широкой спине. Посмотрел почему-то на Светлану, а не на Полину, точно девушку считал тут главной:
— Кое-что проверим. Но слышали меня? Не путайтесь под ногами.
Егорычев ушел, оставив женщину с противным чувством: она проиграла. Не смогла перетянуть на свою сторону человека молодого, но наделенного осторожной мудростью старца. И прямоугольные черты мента не изломала жалость, хмель безрассудства не ударил в голову. Нет. Она его недооценивала. Этот расчетливый молодой человек далеко пойдет. Итак. Что же у нее имеется в трудной ситуации? Как всегда — ничего. Кроме самой себя.
* * *
В одиннадцать часов дня Полина заперлась в ванной. Включила воду. Вытряхнула из пачки сигареты и затолкала их в шкафчик за бумажные салфетки. Ополоснула руки и отправилась на кухню, где племянница звякала посудой.
— У-у-у! Чем это у нас так вкусно пахнет?
Девушка довольно заулыбалась:
— Харчо. Уже почти готово.
В последние дни Светлана взяла в свои руки все хозяйственные дела, видя, что мысли тетки витают в заоблачных далях, и если ее не покормить, как ребенка, та и не вспомнит про обед.
— — Вот только… Я не сразу подумала… Суп острый… Можно тебе?
— А что такое? — захлопала ресницами Полина.
— Ну, с твоим желудком.
— Ах это!.. Гм. Ничего. Я уже чувствую себя гораздо лучше, — чтобы скрыть замешательство, Полина потянулась за чайником. — Выпью пока кофе. Ты не хочешь?
Женщина достала из кармана пачку «LD».
— Ну вот! Как назло, сигареты закончились.
А идти никуда не хочется. Сил просто нет!
— Давай я сбегаю! ; — подскочила Светлана.
— Если тебя не затруднит. Пожалуйста. Я без них не могу. Это Егорычев мне так голову заморочил, что ничего не помню.
— Да что ты оправдываешься из-за каких-то сигарет. Я быстро.
Всеми силами племянница демонстрировала тетке любовь, точно стремилась наверстать упущенное. А может, девушку терзали дурные пред-; чувствия, и она попросту страшилась новой, более долгой разлуки.
— А я пока за супом послежу, — кивнула Полина, беря в руку ложку.
Как только за племянницей закрылась дверь, женщина достала мобильник и набрала номер собеса.
— Алло. Здравствуйте. А Капитолину Юрьевну можно?.. Нету? Вы не подскажете ее домашний телефон? Я из больницы звоню. Медсестра Таничева.
У нас лежит отец Капитолины Юрьевны. Ему срочно нужно одно лекарство купить. А номер домашнего телефона в карточке неразборчиво указан…
Да… А ему плохо очень. Говорить не может… Ага…
Огромное вам спасибо.
Полина, вдохновленная, что все так хорошо началось, заулыбалась. Несколько секунд собиралась с мыслями, прежде чем набрать номер, который ей только что продиктовали. Наконец, решилась:
— Алло? Квартира Кретовых?
— Да.
— Капитолина Юрьевна?
— Слушаю.
— Это звонит Венза Полина Александровна. Вы меня помните?
— Я вас помню, Полина Александровна. Но у меня проблемы дома. Так что извините, но беседовать с вами некогда.
Голос Кретовой звучал очень холодно, по-чиновничьи высокомерно.
— Да. Проблемы у вас большие. У меня кстати, тоже по вашей милости, головушка вы наша умная.
В общем, так. У меня на тебя серьезный компромат.
Юдин одному своему другу перед смертью похвастался, что собирается встретиться с женщиной с красивым русским именем, которая должна о стариках заботиться, а сама их на тот свет спроваживает. С тобою, любезная Капитолина Юрьевна.
— Что тебе надо?
— Поговорить. Я за тебя в тюрьму садиться не собираюсь. Заставь одного из своих накачанных таблетками подопечных взять вину на себя.
Капитолина Юрьевна долго молчала. А Полина крутила и крутила пуговичку на халате, пока та не осталась у нее в руке.
— Это не телефонный разговор.
— Да уж, конечно, — женщина изо всех сил старалась, чтобы собеседница не почувствовала, как обрадовала ее. — Встретимся сегодня в кафе «Улыбка».
— Не держи меня за дуру! — грубо оборвала Полину Капитолина Юрьевна. От мягкости, интеллигентности Кретовой не осталось и следа.
Я приду, а ты с собою какого-нибудь дружка-свидетеля прихватишь. Встретимся в девять вечера в конце улицы Майской. Раньше не могу. Врача жду.
Светлана знает?
— Неужели думаешь, что я стала бы втягивать девочку в это дерьмо? — с ненавистью произнесла Полина.
— Ладно. Ладно. Не расписывай. И не смей мне больше домой звонить.
Трубка запищала. Полина, кусая губы, уставилась в окно, механически взяла пачку сигарет. Пустая. Женщина зло скомкала ее. Она все сделала правильно. Своего добилась. Теперь нужно любой ценой выдавить из Кретовой ценную информацию.
Врать. Грозить. Подкупать. Она все сделала правильно?
Полина нервно набрала номер Егорычева:
— Алло. Владислава Степановича можно? Нету.
А когда будет?.. Не знаете. Я вас очень прошу. Передайте ему, когда придет, что звонила Венза… Володя, Елена, Николай, заяц, Анна… Да. Так. Я договорилась встретиться с Кретовой в девять часов вечера сегодня в конце улицы Майской. Запишите, пожалуйста. Так вы не забудете? Это очень-очень важно. Спасибо.
С легким разочарованием Полина положила трубку. Ее немного расстроило то, что она не смогла поговорить с прямоугольным следователем лично.
Поставила бы его перед фактом, и никуда бы голубчик не делся. В девять вечера занял бы позицию на улице Майской. Где, кстати, она располагается? Кажется, это последняя остановка трамвая.
Вернулась Светлана с сигаретами:
— Ах! Суп уже выкипел.
— Гм. И вправду… Когда только успел. Я следила, — оправдание прозвучало вяло.
Полина поела без аппетита. Она чувствовала, как в ней растет беспокойство. Передадут ли Егорычеву, что ему звонила женщина с фамилией, которую пришлось диктовать по буквам? Как отреагирует на это сообщение Владислав Степанович? Может, процедит сквозь зубы: «Да пошла она… Я ее предупреждал…» — и отправится домой ужинать. Но главная проблема — разговорить Кретову. Она сильный противник. Не то что излишне самонадеянный Родя или медлительный НУ.
Женщина принялась ходить из угла в угол. Однако, заметив настороженно удивленный взгляд племянницы, приостановилась. Села. Сцепила пальцы рук. Крепко. До боли. Что у нее есть? Еще раз прокрутила в голове вчерашний разговор с Егорычевым. По существу, ничего. Кретова над ее угрозами только посмеется. Никуда не денешься. Придется впутывать Светлану. Надо гаденько улыбнуться и сказать: "Ну что, подруга? Плохи твои дела? Совсем. Минеев ведь моей племяннице похвастался: "У нас в собесе свой человек — Голова.
Все старики через ее руки проходят". Кретова, конечно, Родю хорошо тряхнет. Он блеять начнет, отказываться, очки потными ручонками теребить.
Испуганный человек всегда немного виноватым кажется. Так что подозрение в сердце Капитолины Юрьевны пустит крепкие корни. И начнется война группировок внутри секты.
Полина закурила; Она то и дело бросала взгляд на часы, точно черные стрелки имели над нею незримую власть. В десять все закончится. Возможно, благополучно. Это зависит исключительно от Полины. Надо собраться, сосредоточиться. Говорить нужно нагло, резко, без пауз.
В половине восьмого Полина переоделась и направилась к двери. Светлана уставилась на тетку недоумевающим взглядом:
— Ты куда?
— Как куда? К Лиде. Разве я тебе не говорила?;
— Нет.
— Ах да! Наверное. Забыла из-за сбежавшего супа. Когда ты за сигаретами ходила, Лида звонила.
У нее с супругом война. Срочно понадобился мировой судья. Вот, пойду улаживать. Не хочется — просто жуть. Но что поделаешь? Долг дружбы. Не скучай!
Полина бубнила безостановочно, пряча от племянницы глаза. Уже приготовившись открыть дверь, наконец-то прямо посмотрела на девушку.
Улыбнулась:
— Я скоро вернусь!
* * *
Мысленно Полина похвалила себя за то, что выехала заранее. Нужную улицу женщина разыскивала сорок минут. Как оказалось, Майская располагалась не рядом с трамвайными путями, а значительно в стороне. Узкая и кривая, она зигзагообразно убегала к рощице, которую уже тронула салатовым цветом весна. Полина пристроила «девятку» на небольшой площадке. Здесь уже стояло несколько машин. Еще два автомобиля «отдыхали» через дорогу. И нигде ни единой человеческой души. Полина покачала головою. Она очень надеялась увидеть поблизости высокую фигуру следователя.
Его сухое лицо и холодные замечания помогли бы ей успокоиться, собраться с мыслями. Но Егорычев не приехал.
Полина почувствовала себя одинокой и всеми покинутой. Однако тут же, не давая тоске разрастись, приказала себе: "Не раскисать! Спокойствие.
Только спокойствие". Женщина выбралась из машины и отошла немного в сторону. Надо быть на виду. Если Кретова сразу ее не заметит, то, вполне возможно, промчится, не останавливаясь, мимо.
Полина принялась нервно мерить шагами дорожку, время от времени поглядывая по сторонам.
Город оставил природе крохотный участок незаасфальтированного пространства, и его тут же захватила весна. В щетине травы желтели эмалированные чашечки куриной слепоты и наконечники острых стрелок гусиного лука. В стороне синел островок лесной фиалки. Толстый тополь ронял на землю красные гусеницы сережек. Очень остро и сильно пахла какая-то трава. В верхушках берез переговаривались не желавшие засыпать в такой чудесный вечер птицы.
В последнее время Полина зациклилась на расследовании и собственных переживаниях, и перемены, произошедшие в природе, удивили ее. Она приехала в Старый Бор, когда деревья еще стояли без лоскутной салатовой одежды, а травка только брызнула из-под земли. В сознании Полины весь окружающий мир так и застыл на мертвой точке.
Но она, несмотря на чувства женщины, ее падения и озарения, не останавливалась ни на мгновение.
Неудержимо стремилась вперед, вопреки внезапному резкому похолоданию, навстречу порывистому ветру и по-осеннему грустным дождям. Ведь у нее до зимнего сна так мало времени! А птицы, травы, деревья — не люди. Они живут просто и мудро, ничего не откладывая на туманное потом.
Полина глубоко вздохнула. Ладно. Сейчас она разделается с Капитолиной Юрьевной, и кошмар, окружающий ее, снова превратится в жизнь. Мысли о секте, убийстве, высоких материях сменят более простые, бытовые — о том, что приготовить на ужин, какую кофточку надеть утром. Надо только очень захотеть, и она справится с этой проблемой, как одолевала трудности всегда. Просто необходимо отыскать нужные слова и ни в коем случае не подпускать к себе неуверенность и страх.
Раздался звук приближающегося автомобиля.
Полина настороженно вскинула голову. Нет. Не она. Взглянула на часы. Еще рано — без пятнадцати девять. Женщина неотрывно смотрела на замершие стрелки. В ее голове начало что-то неохотно проворачиваться. Зрела какая-то очень важная мысль, которую ждущие высокопарно окрестили бы озарением.
Медленно женщина подняла голову. Серая «шестерка». Полина не узнала бы машину, если бы той нереальной ночью не следила за ней так внимательно и долго. И вместе с этим открытием явилось еще одно, жуткое,; гипнотически завораживающее. «Шестерка» не собирается затормаживать.
Нет. Она промчится на предельной скорости и с мерзким звуком ударит тупым носом застывшую в страхе женщину. И в этот момент стремительно погаснут и лучи весеннего солнца, и суетные мысли… А бездонное вечное небо с ужасающей быстротой «переродится» в крышку гроба. Горячая, беспокойная жизнь навсегда замкнется в узком деревянном ящике. Теперь Полина поняла философскую теорему отца Анастасия: весь мир — в одном предмете. В голове успел еще вспыхнуть обрывок фразы: ..закрытый гроб…
В этот момент одна из стоявших на противоположной стороне машин ожила и устремилась наперерез несущейся со смертельной скоростью «шестерке». В нескольких метрах от женщины машины столкнулись. Раздался хватающий за сердце скрежет покореженного металла, визг тормозов, испуганные крики. Вдруг откуда-то, как из-под земли, выскочили крепкие мужики. Один из них бросился к Полине. Сжал обеими руками плечи женщины и зачем-то спросил, словно не верил своим глазам:
— Живая?
Она молчала и, не отрываясь, смотрела на раздолбанную «Ладу», из которой выбрался белый как полотно Егорычев. Когда-нибудь он расскажет своей девчонке об этом случае из жизни настоящих ментов с усмешкой. Но сейчас его трясло. Сыщик подошел к Полине и, со злобой глядя ей в лицо, выдохнул:
— Какая же вы все-таки отвратительная женщина!
Она не рассердилась. Напротив. Почувствовала необыкновенную радость, точно услышала самый лестный комплимент в своей жизни. Ей очень хотелось обнять этого сухого, желчного парня, погладить его злое прямоугольное лицо. Но Полина не решилась. Все обхохочутся, если она сейчас бросится на шею своему спасителю, который мгновенно покраснеет и начнет отбиваться. Только прошептала:
— Слава, вы целы?
— Цел! Цел!
Большими шагами Егорычев "пошел к товарищам, которые толпились у развернувшейся «шестерки». В ней неподвижно сидела, положив на руль голову, Капитолина Юрьевна. Вверх торчала «башня» великолепного песочного цвета. Очень аккуратная, ровная, будто вылепленная из какого-то высокопрочного материала, а не из легких волос.
Наконец с трудом Кретова вышла. Через головы мельтешащих ментов она уставилась на женщину напротив. Если бы не особенная прическа, Полина, наверное, не узнала бы заведующую отделением собеса. Так преобразила, изуродовала красивое белое лицо аспидно-черная ненависть. По слогам, тихо, но так, что ее услышали все, Капитолина Юрьевна произнесла:
— Не про-щу.
Короткая фраза прошелестела, как змея, во внезапно наступившем общем безмолвии. Полина усмехнулась. Тысячи обжигающих, колких слов затанцевали на ее языке. Сейчас она выскажет этой «милой» убийце все. За себя, за заплутавшуюся девочку Свету, за неумеющего связать двух слов Васю-дурачка, за забывшего собственное отчество Дергунова, за обиженных жизнью ребят, которых Кретова с бездушной ловкостью превратила в преступников. Полина хищно ощерила рот, бросила косой взгляд на затвердевшее лицо Егорычева и вдруг, неожиданно для себя, краснея и заикаясь, прошептала:
— Прощаю вам все зло, которое вы мне причинили.
Кретова отвратительно взвизгнула, словно Полина нанесла ей сильный, неожиданный, болезненный удар. Стремительно бросилась на соперницу.
Между ними мгновенно вклинились мужики. Кретова вырвалась. Ее схватили снова. Капитолина Юрьевна царапалась, лягалась. С уст ее безостановочно сыпались грязные ругательства и угрозы.
Полину поразило, сколько, оказывается, злой, животной силы таится в этом мягком теле. С трудом она сдержала улыбку, насмешливую и торжествующую, просчитавшейся Голове.
Визжащую Кретову затолкали в «уазик». Вытирая расцарапанное в кровь лицо, к Полине подошел Егорычев.
— Все-таки поранила, зараза, — мотнул он головою.
Полина быстро полезла в сумку, достала дрожащими пальцами белый с кружевами по краям носовой платок. Протянула его менту. Тот недовольно поморщился, но платок взял. Осторожно поднес батистовый прямоугольничек к длинной глубокой царапине на щеке. Глядя недобрыми глазами на Вензу, хмыкнул:
— Все остроумничаете, Полина Александровна.
Никак не хотите успокаиваться. Но закон, к счастью, не женщина, у которой восемь пятниц на неделе. Он так просто, по зову сердца, не прощает.
— Сколько ей дадут?
— А это уже… — сыскарь развел руками, давая понять, что на этот вопрос пока никто не в состоянии ответить.
— Но она ведь.., не вывернется?
Полина с надеждой уставилась на сыщика. Тот зло передернул прямоугольными плечами. Видимо, сам сильно беспокоился за конечный исход дела.
Недовольно, будто Полина тоже являлась опасной преступницей и в разговоре с нею требовалась строгость, процедил:
— У нас не вывернется.
Помолчал. Вздохнул устало. И уже совсем другим тоном добавил:
— Царапаться госпожа Кретова и дальше будет. Десять лучших адвокатов наймет. Пустобрехов языкатых. В Старом Бору не хватит — из Москвы выпишет. Они и нас, и Уголовный кодекс наизнанку вывернут. Еще поборемся…
Мент снова тяжело вздохнул и уставился туманным взглядом на свою покореженную «Ладу».
Неожиданно Полина услышала, как в рощице боязливо свистнула птица. И прекрасный сильный аромат весны «перебил» тошнотворный запах бензина, страха и смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Как не в свое? Вы же меня посадить хотите, добрый советчик.
Егорычев, не отвечая, с силой потер подбородок.
— Вы мне узнаете телефон Кретовой? — с ненавистью процедила Полина.
— Нет! — рявкнул сыщик. Он тоже перестал притворяться. Отбросил в сторону галантность и буравил хозяйку злыми глазами. — Я вам ясно сказал: усядьтесь! Не мешайте нам работать.
Рывком поднялся и пошел к выходу. Полина изо всей силы ударила кулаком по подлокотнику кресла. Разбила руку и всхлипнула. Мент обернулся, будто женщина причинила не себе ненужную боль, а нанесла удар по его широкой спине. Посмотрел почему-то на Светлану, а не на Полину, точно девушку считал тут главной:
— Кое-что проверим. Но слышали меня? Не путайтесь под ногами.
Егорычев ушел, оставив женщину с противным чувством: она проиграла. Не смогла перетянуть на свою сторону человека молодого, но наделенного осторожной мудростью старца. И прямоугольные черты мента не изломала жалость, хмель безрассудства не ударил в голову. Нет. Она его недооценивала. Этот расчетливый молодой человек далеко пойдет. Итак. Что же у нее имеется в трудной ситуации? Как всегда — ничего. Кроме самой себя.
* * *
В одиннадцать часов дня Полина заперлась в ванной. Включила воду. Вытряхнула из пачки сигареты и затолкала их в шкафчик за бумажные салфетки. Ополоснула руки и отправилась на кухню, где племянница звякала посудой.
— У-у-у! Чем это у нас так вкусно пахнет?
Девушка довольно заулыбалась:
— Харчо. Уже почти готово.
В последние дни Светлана взяла в свои руки все хозяйственные дела, видя, что мысли тетки витают в заоблачных далях, и если ее не покормить, как ребенка, та и не вспомнит про обед.
— — Вот только… Я не сразу подумала… Суп острый… Можно тебе?
— А что такое? — захлопала ресницами Полина.
— Ну, с твоим желудком.
— Ах это!.. Гм. Ничего. Я уже чувствую себя гораздо лучше, — чтобы скрыть замешательство, Полина потянулась за чайником. — Выпью пока кофе. Ты не хочешь?
Женщина достала из кармана пачку «LD».
— Ну вот! Как назло, сигареты закончились.
А идти никуда не хочется. Сил просто нет!
— Давай я сбегаю! ; — подскочила Светлана.
— Если тебя не затруднит. Пожалуйста. Я без них не могу. Это Егорычев мне так голову заморочил, что ничего не помню.
— Да что ты оправдываешься из-за каких-то сигарет. Я быстро.
Всеми силами племянница демонстрировала тетке любовь, точно стремилась наверстать упущенное. А может, девушку терзали дурные пред-; чувствия, и она попросту страшилась новой, более долгой разлуки.
— А я пока за супом послежу, — кивнула Полина, беря в руку ложку.
Как только за племянницей закрылась дверь, женщина достала мобильник и набрала номер собеса.
— Алло. Здравствуйте. А Капитолину Юрьевну можно?.. Нету? Вы не подскажете ее домашний телефон? Я из больницы звоню. Медсестра Таничева.
У нас лежит отец Капитолины Юрьевны. Ему срочно нужно одно лекарство купить. А номер домашнего телефона в карточке неразборчиво указан…
Да… А ему плохо очень. Говорить не может… Ага…
Огромное вам спасибо.
Полина, вдохновленная, что все так хорошо началось, заулыбалась. Несколько секунд собиралась с мыслями, прежде чем набрать номер, который ей только что продиктовали. Наконец, решилась:
— Алло? Квартира Кретовых?
— Да.
— Капитолина Юрьевна?
— Слушаю.
— Это звонит Венза Полина Александровна. Вы меня помните?
— Я вас помню, Полина Александровна. Но у меня проблемы дома. Так что извините, но беседовать с вами некогда.
Голос Кретовой звучал очень холодно, по-чиновничьи высокомерно.
— Да. Проблемы у вас большие. У меня кстати, тоже по вашей милости, головушка вы наша умная.
В общем, так. У меня на тебя серьезный компромат.
Юдин одному своему другу перед смертью похвастался, что собирается встретиться с женщиной с красивым русским именем, которая должна о стариках заботиться, а сама их на тот свет спроваживает. С тобою, любезная Капитолина Юрьевна.
— Что тебе надо?
— Поговорить. Я за тебя в тюрьму садиться не собираюсь. Заставь одного из своих накачанных таблетками подопечных взять вину на себя.
Капитолина Юрьевна долго молчала. А Полина крутила и крутила пуговичку на халате, пока та не осталась у нее в руке.
— Это не телефонный разговор.
— Да уж, конечно, — женщина изо всех сил старалась, чтобы собеседница не почувствовала, как обрадовала ее. — Встретимся сегодня в кафе «Улыбка».
— Не держи меня за дуру! — грубо оборвала Полину Капитолина Юрьевна. От мягкости, интеллигентности Кретовой не осталось и следа.
Я приду, а ты с собою какого-нибудь дружка-свидетеля прихватишь. Встретимся в девять вечера в конце улицы Майской. Раньше не могу. Врача жду.
Светлана знает?
— Неужели думаешь, что я стала бы втягивать девочку в это дерьмо? — с ненавистью произнесла Полина.
— Ладно. Ладно. Не расписывай. И не смей мне больше домой звонить.
Трубка запищала. Полина, кусая губы, уставилась в окно, механически взяла пачку сигарет. Пустая. Женщина зло скомкала ее. Она все сделала правильно. Своего добилась. Теперь нужно любой ценой выдавить из Кретовой ценную информацию.
Врать. Грозить. Подкупать. Она все сделала правильно?
Полина нервно набрала номер Егорычева:
— Алло. Владислава Степановича можно? Нету.
А когда будет?.. Не знаете. Я вас очень прошу. Передайте ему, когда придет, что звонила Венза… Володя, Елена, Николай, заяц, Анна… Да. Так. Я договорилась встретиться с Кретовой в девять часов вечера сегодня в конце улицы Майской. Запишите, пожалуйста. Так вы не забудете? Это очень-очень важно. Спасибо.
С легким разочарованием Полина положила трубку. Ее немного расстроило то, что она не смогла поговорить с прямоугольным следователем лично.
Поставила бы его перед фактом, и никуда бы голубчик не делся. В девять вечера занял бы позицию на улице Майской. Где, кстати, она располагается? Кажется, это последняя остановка трамвая.
Вернулась Светлана с сигаретами:
— Ах! Суп уже выкипел.
— Гм. И вправду… Когда только успел. Я следила, — оправдание прозвучало вяло.
Полина поела без аппетита. Она чувствовала, как в ней растет беспокойство. Передадут ли Егорычеву, что ему звонила женщина с фамилией, которую пришлось диктовать по буквам? Как отреагирует на это сообщение Владислав Степанович? Может, процедит сквозь зубы: «Да пошла она… Я ее предупреждал…» — и отправится домой ужинать. Но главная проблема — разговорить Кретову. Она сильный противник. Не то что излишне самонадеянный Родя или медлительный НУ.
Женщина принялась ходить из угла в угол. Однако, заметив настороженно удивленный взгляд племянницы, приостановилась. Села. Сцепила пальцы рук. Крепко. До боли. Что у нее есть? Еще раз прокрутила в голове вчерашний разговор с Егорычевым. По существу, ничего. Кретова над ее угрозами только посмеется. Никуда не денешься. Придется впутывать Светлану. Надо гаденько улыбнуться и сказать: "Ну что, подруга? Плохи твои дела? Совсем. Минеев ведь моей племяннице похвастался: "У нас в собесе свой человек — Голова.
Все старики через ее руки проходят". Кретова, конечно, Родю хорошо тряхнет. Он блеять начнет, отказываться, очки потными ручонками теребить.
Испуганный человек всегда немного виноватым кажется. Так что подозрение в сердце Капитолины Юрьевны пустит крепкие корни. И начнется война группировок внутри секты.
Полина закурила; Она то и дело бросала взгляд на часы, точно черные стрелки имели над нею незримую власть. В десять все закончится. Возможно, благополучно. Это зависит исключительно от Полины. Надо собраться, сосредоточиться. Говорить нужно нагло, резко, без пауз.
В половине восьмого Полина переоделась и направилась к двери. Светлана уставилась на тетку недоумевающим взглядом:
— Ты куда?
— Как куда? К Лиде. Разве я тебе не говорила?;
— Нет.
— Ах да! Наверное. Забыла из-за сбежавшего супа. Когда ты за сигаретами ходила, Лида звонила.
У нее с супругом война. Срочно понадобился мировой судья. Вот, пойду улаживать. Не хочется — просто жуть. Но что поделаешь? Долг дружбы. Не скучай!
Полина бубнила безостановочно, пряча от племянницы глаза. Уже приготовившись открыть дверь, наконец-то прямо посмотрела на девушку.
Улыбнулась:
— Я скоро вернусь!
* * *
Мысленно Полина похвалила себя за то, что выехала заранее. Нужную улицу женщина разыскивала сорок минут. Как оказалось, Майская располагалась не рядом с трамвайными путями, а значительно в стороне. Узкая и кривая, она зигзагообразно убегала к рощице, которую уже тронула салатовым цветом весна. Полина пристроила «девятку» на небольшой площадке. Здесь уже стояло несколько машин. Еще два автомобиля «отдыхали» через дорогу. И нигде ни единой человеческой души. Полина покачала головою. Она очень надеялась увидеть поблизости высокую фигуру следователя.
Его сухое лицо и холодные замечания помогли бы ей успокоиться, собраться с мыслями. Но Егорычев не приехал.
Полина почувствовала себя одинокой и всеми покинутой. Однако тут же, не давая тоске разрастись, приказала себе: "Не раскисать! Спокойствие.
Только спокойствие". Женщина выбралась из машины и отошла немного в сторону. Надо быть на виду. Если Кретова сразу ее не заметит, то, вполне возможно, промчится, не останавливаясь, мимо.
Полина принялась нервно мерить шагами дорожку, время от времени поглядывая по сторонам.
Город оставил природе крохотный участок незаасфальтированного пространства, и его тут же захватила весна. В щетине травы желтели эмалированные чашечки куриной слепоты и наконечники острых стрелок гусиного лука. В стороне синел островок лесной фиалки. Толстый тополь ронял на землю красные гусеницы сережек. Очень остро и сильно пахла какая-то трава. В верхушках берез переговаривались не желавшие засыпать в такой чудесный вечер птицы.
В последнее время Полина зациклилась на расследовании и собственных переживаниях, и перемены, произошедшие в природе, удивили ее. Она приехала в Старый Бор, когда деревья еще стояли без лоскутной салатовой одежды, а травка только брызнула из-под земли. В сознании Полины весь окружающий мир так и застыл на мертвой точке.
Но она, несмотря на чувства женщины, ее падения и озарения, не останавливалась ни на мгновение.
Неудержимо стремилась вперед, вопреки внезапному резкому похолоданию, навстречу порывистому ветру и по-осеннему грустным дождям. Ведь у нее до зимнего сна так мало времени! А птицы, травы, деревья — не люди. Они живут просто и мудро, ничего не откладывая на туманное потом.
Полина глубоко вздохнула. Ладно. Сейчас она разделается с Капитолиной Юрьевной, и кошмар, окружающий ее, снова превратится в жизнь. Мысли о секте, убийстве, высоких материях сменят более простые, бытовые — о том, что приготовить на ужин, какую кофточку надеть утром. Надо только очень захотеть, и она справится с этой проблемой, как одолевала трудности всегда. Просто необходимо отыскать нужные слова и ни в коем случае не подпускать к себе неуверенность и страх.
Раздался звук приближающегося автомобиля.
Полина настороженно вскинула голову. Нет. Не она. Взглянула на часы. Еще рано — без пятнадцати девять. Женщина неотрывно смотрела на замершие стрелки. В ее голове начало что-то неохотно проворачиваться. Зрела какая-то очень важная мысль, которую ждущие высокопарно окрестили бы озарением.
Медленно женщина подняла голову. Серая «шестерка». Полина не узнала бы машину, если бы той нереальной ночью не следила за ней так внимательно и долго. И вместе с этим открытием явилось еще одно, жуткое,; гипнотически завораживающее. «Шестерка» не собирается затормаживать.
Нет. Она промчится на предельной скорости и с мерзким звуком ударит тупым носом застывшую в страхе женщину. И в этот момент стремительно погаснут и лучи весеннего солнца, и суетные мысли… А бездонное вечное небо с ужасающей быстротой «переродится» в крышку гроба. Горячая, беспокойная жизнь навсегда замкнется в узком деревянном ящике. Теперь Полина поняла философскую теорему отца Анастасия: весь мир — в одном предмете. В голове успел еще вспыхнуть обрывок фразы: ..закрытый гроб…
В этот момент одна из стоявших на противоположной стороне машин ожила и устремилась наперерез несущейся со смертельной скоростью «шестерке». В нескольких метрах от женщины машины столкнулись. Раздался хватающий за сердце скрежет покореженного металла, визг тормозов, испуганные крики. Вдруг откуда-то, как из-под земли, выскочили крепкие мужики. Один из них бросился к Полине. Сжал обеими руками плечи женщины и зачем-то спросил, словно не верил своим глазам:
— Живая?
Она молчала и, не отрываясь, смотрела на раздолбанную «Ладу», из которой выбрался белый как полотно Егорычев. Когда-нибудь он расскажет своей девчонке об этом случае из жизни настоящих ментов с усмешкой. Но сейчас его трясло. Сыщик подошел к Полине и, со злобой глядя ей в лицо, выдохнул:
— Какая же вы все-таки отвратительная женщина!
Она не рассердилась. Напротив. Почувствовала необыкновенную радость, точно услышала самый лестный комплимент в своей жизни. Ей очень хотелось обнять этого сухого, желчного парня, погладить его злое прямоугольное лицо. Но Полина не решилась. Все обхохочутся, если она сейчас бросится на шею своему спасителю, который мгновенно покраснеет и начнет отбиваться. Только прошептала:
— Слава, вы целы?
— Цел! Цел!
Большими шагами Егорычев "пошел к товарищам, которые толпились у развернувшейся «шестерки». В ней неподвижно сидела, положив на руль голову, Капитолина Юрьевна. Вверх торчала «башня» великолепного песочного цвета. Очень аккуратная, ровная, будто вылепленная из какого-то высокопрочного материала, а не из легких волос.
Наконец с трудом Кретова вышла. Через головы мельтешащих ментов она уставилась на женщину напротив. Если бы не особенная прическа, Полина, наверное, не узнала бы заведующую отделением собеса. Так преобразила, изуродовала красивое белое лицо аспидно-черная ненависть. По слогам, тихо, но так, что ее услышали все, Капитолина Юрьевна произнесла:
— Не про-щу.
Короткая фраза прошелестела, как змея, во внезапно наступившем общем безмолвии. Полина усмехнулась. Тысячи обжигающих, колких слов затанцевали на ее языке. Сейчас она выскажет этой «милой» убийце все. За себя, за заплутавшуюся девочку Свету, за неумеющего связать двух слов Васю-дурачка, за забывшего собственное отчество Дергунова, за обиженных жизнью ребят, которых Кретова с бездушной ловкостью превратила в преступников. Полина хищно ощерила рот, бросила косой взгляд на затвердевшее лицо Егорычева и вдруг, неожиданно для себя, краснея и заикаясь, прошептала:
— Прощаю вам все зло, которое вы мне причинили.
Кретова отвратительно взвизгнула, словно Полина нанесла ей сильный, неожиданный, болезненный удар. Стремительно бросилась на соперницу.
Между ними мгновенно вклинились мужики. Кретова вырвалась. Ее схватили снова. Капитолина Юрьевна царапалась, лягалась. С уст ее безостановочно сыпались грязные ругательства и угрозы.
Полину поразило, сколько, оказывается, злой, животной силы таится в этом мягком теле. С трудом она сдержала улыбку, насмешливую и торжествующую, просчитавшейся Голове.
Визжащую Кретову затолкали в «уазик». Вытирая расцарапанное в кровь лицо, к Полине подошел Егорычев.
— Все-таки поранила, зараза, — мотнул он головою.
Полина быстро полезла в сумку, достала дрожащими пальцами белый с кружевами по краям носовой платок. Протянула его менту. Тот недовольно поморщился, но платок взял. Осторожно поднес батистовый прямоугольничек к длинной глубокой царапине на щеке. Глядя недобрыми глазами на Вензу, хмыкнул:
— Все остроумничаете, Полина Александровна.
Никак не хотите успокаиваться. Но закон, к счастью, не женщина, у которой восемь пятниц на неделе. Он так просто, по зову сердца, не прощает.
— Сколько ей дадут?
— А это уже… — сыскарь развел руками, давая понять, что на этот вопрос пока никто не в состоянии ответить.
— Но она ведь.., не вывернется?
Полина с надеждой уставилась на сыщика. Тот зло передернул прямоугольными плечами. Видимо, сам сильно беспокоился за конечный исход дела.
Недовольно, будто Полина тоже являлась опасной преступницей и в разговоре с нею требовалась строгость, процедил:
— У нас не вывернется.
Помолчал. Вздохнул устало. И уже совсем другим тоном добавил:
— Царапаться госпожа Кретова и дальше будет. Десять лучших адвокатов наймет. Пустобрехов языкатых. В Старом Бору не хватит — из Москвы выпишет. Они и нас, и Уголовный кодекс наизнанку вывернут. Еще поборемся…
Мент снова тяжело вздохнул и уставился туманным взглядом на свою покореженную «Ладу».
Неожиданно Полина услышала, как в рощице боязливо свистнула птица. И прекрасный сильный аромат весны «перебил» тошнотворный запах бензина, страха и смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24