Ну а что другое… Света уже взрослая. Я в ее годы… Не знаю, чего она тебе все не рассказала. Просил же.
— Подонок, ты подонок. «Деньги перечисляю…»
От собственной дочери откупаешься! — выпалила Полина, краем сознания уловив, что бьет Николая тем же, чем лупила ее саму Татьяна Ивановна в их первую незабвенную встречу.
— Женщина, не скандальте! — выступила опять вперед пышка. — Пришли в чужой дом и хозяев грязью поливаете. Хоть милицию вызывай.
По-прежнему игнорируя блондинку, Полина прошипела:
— Дай мне свой телефон, подлец.
Николай покорно пробубнил несколько цифр.
Полина записала их прямо на ладони. Она спустилась по лестнице вниз и пошла в неизвестном направлении, бессмысленно и незряче, как сомнамбула.
Жив-здоров и наслаждается бытом! Даже брюшко нарастил от хорошего присмотра. А ведь о том, что ее зятек, возможно, пристроился у пышного женского плеча, Полине твердили и его дружок-хам, и доктор, и, кажется, кто-то еще. Полина всхлипнула. Не верила. Думала, Николай еще помнит Галю. Наградила зятя несуществующими достоинствами, а о настоящих забыла. Не пьет. Не буянит. Да такая особь в стране, где десятилетия тотальный дефицит на мужчин, — просто клад.
Бабы за нее передерутся.
И пока Николаша уплетал за обе щеки ароматные борщики и румяные котлетки, приготовленные голубоглазой толстушкой, Полина носилась по городам в поисках охладелого трупа зятя. В мыслях она уже успела сделать паршивца несчастной жертвой секты. Дура! Следовательша незрячая!
Да разве можно заподозрить Николая хоть в каком-то подобии духовных поисков?! Его, серого обывателя, без полета фантазии и трепыханий совести. Сбежал. Даже побоялся отчитаться перед свояченицей о своих успехах на любовном фронте.
Подленько свалил неприятные объяснения на дочь.
Она же уже большая. Вот и пусть привыкает к миру взрослых, кишащему негодяями и предателями.
Ну почему?.. Почему Светлана не рассказала ей, что творится в доме?
Полина резко остановилась и огляделась. Она забрела в настоящие трущобы Вдоль узкой кривой улицы горбатились неказистые домишки. Вокруг мусорного контейнера валялись пакеты, коробки, пластиковые бутылки. На облезлом заборе кто-то нарисовал красным маркером свастику. Небо давно утратило нежные акварельные тона. Холодный ветер бросал в лицо женщине пригоршни дождя.
Полина вытерла мокрой ледяной ладонью глаза и попыталась сориентироваться. Где же Бебеля?
Неуверенно шагнула в один из проулков, стремясь найти обратную дорогу. Долго плутала в лабиринте незнакомого района, чувствуя, как тускнеет злость и горообразно вздымается усталость. В туфлях хлюпала вода. Холод забрался под мокрый свитер, проник, кажется, в самое сердце. Ладонью Полина то и дело вытирала лицо. Ничего. Ничего.
Это плачет дождь, а не она сама.
Племянница торопливо бросилась к вошедшей тетке.
— Что случилось?
— Ничего… Прости… Я забыла позвонить, предупредить… Просто не подумала…
Полина приостановила свою бессвязную речь.
Подняла глаза на девушку. Собралась с силами.
Спросила хриплым голосом:
— Света, почему ты не сказала мне, что отец ушел?
Племянница вздрогнула и очень тихо быстро ответила:
— Не хотела тебя расстраивать.
Полина всхлипнула. Не хотела.., расстраивать…
Если бы она знала!.. Не допустила бы!.. Грудью бы легла, но Светлана не осталась бы в пустой квартире наедине со своей обидой и болью. Милая, хорошая девочка, недавно еще окруженная любовью нескольких людей и вдруг предоставленная самой себе. Да обошлись бы и без Николая! Выход можно найти всегда. И они никогда не узнали бы Родю и его преступных сотоварищей. И им не пришлось бы отвечать прямоугольному следователю на острые вопросы. И не было бы этого вечера, рвущего душу на части!
Полина закрылась в ванной и включила холодную воду. Мозг продолжал выдавать неприятные открытия. Вот почему племянница воровато отводила глаза, когда тетка начинала свои глупые разговоры о Николае. А с какой насмешкой смотрела девушка на Полину, когда та строила догадки: убили зятя ждущие или просто сделали бомжем?
Вот отчего Светлана не верит обвинениям тетки, направленным против сектантов. Думает, что она и тут нафантазировала. Полина тихонько засмеялась и тут же заплакала. Нет. В таком виде нельзя идти к девушке. Нечестно изводить ее своими всхлипываниями и завываниями. Светлана уже честно отплакала свое. Женщина долго стояла под холодным душем, пока ее не начала бить крупная дрожь.
В полутемном зале Полина свернулась калачиком на диване. Все. У нее больше нет сил. Она выдохлась. 0-кон-ча-тель-но. Подошла Светлана, нерешительно потопталась у дивана. Потом легла рядом с теткой и робко обняла ее. Та сперва не ответила на ласку девушки. Но тут же, словно спохватившись, горячо заключила племянницу в кольцо рук. Так они и лежали в позе двойного эмбриона, баюкая друг друга. А в прихожей настырно долго звонил телефон.
* * *
Апрельский дождь стучал по окну с тоскливой осенней монотонностью. Горожане, поверившие было первым теплым денькам, снова надели пальто, натянули шапки, вытащили легкомысленно отправленные в отпуск до октября сапоги. Женщина в киоске напротив старательно протирала белой тряпкой запотевшие окна. В такие дни кажется, что тепло уже не вернется и эта холодная свинцовость затянет в воронку тоски навсегда.
Полина смотрела на улицу, но не видела ничего. Она возвращалась к мыслям о зяте и ужасалась, точно Николай изменил год назад не умершей жене, а ей самой. Полина несколько раз произнесла вместо «Николай» — «Рязанцев», но не заметила оговорки, не поправилась. Светлана поставила перед теткой тарелку с сосисками и макаронами. Женщина механически поела. Краем сознания Полина отметила, что племянница положила себе то же самое. Точно хотела продемонстрировать тетке, что окончательно порвала с братством вегетарианцев. Но это уже не обрадовало женщину. Сперва она сделала жуткое открытие об истинной сущности Рязанцева. А следом, не давая Полине времени справиться с первой бедой, нахлынула вторая — правда о Николае. И тогда же неожиданно кончился запас прочности и сил. У нее все окоченело в груди.
Света принесла таблетку аспирина и стакан воды. Покорно Полина приняла лекарство и снова устремила взгляд на улицу.
В прихожей подал голос телефон. Автоматически Полина встала и пошла к нему, напрочь забыв, что нарушает свой собственный запрет на принятие звонков.
— Светочка, я знаю, это ты, — Родион говорил торопливо, взахлеб, глотая окончания. Видимо, боялся, что трубку сейчас положат. — Тетушка небось мокнет где-нибудь. Все преступников ловит.
Она того… Это… Светочка, спровадь ее как-нибудь.
Я тебе все объясню; И с этим наездом утрясем.
Отец Анастасий хорошего свидетеля найдет. Все устроится…
— Вряд ли, — оборвала его причитания Полина, крикнула в комнату:
— Света! Господин Минеев звонит! Будешь с ним разговаривать?
— Нет! — быстро испуганно ответила девушка.
— Не хочет вас ни слышать, ни видеть, — усмехнулась Полина. — И вот еще что. Ничего у вас там не образуется. Потому что я уже точно знаю, кто в секте Голова, и кто Володю убил — тоже.
Родион как-то странно хрипнул, точно Полина, нарушая все земные законы, ухитрилась причинить ему сильную физическую боль. Минеев быстро бросил трубку. А Полина долго еще смотрела на телефон. Зачем ляпнула про Голову? Предупредила негодяев. Полина вернулась на кухню и бессмысленно уставилась на улицу, где по-прежнему орудовал дизайнер дождь.
На другое утро женщина проснулась с более ясной головой. Вспомнив свой вчерашний разговор с Минеевым, сказала племяннице:
— Выходит, у них еще один свидетель запасен.
Прямо мастера преступного дела. Надо бы к этому Проше съездить…
— Я с тобою.
— Сама управлюсь.
Светлана с тоскою посмотрела на женщину.
И та поняла, что племяннице совсем не хочется сидеть одной в квартире и маяться в ожидании тетки.
— Хотя… Без тебя я его долго буду искать.
И еще неизвестно, станет ли Прохор разговаривать с незнакомой теткой. Собирайся.
Проша с матерью-алкоголичкой жил в общежитии ткацкой фабрики. Несколько лет назад здание попало в список аварийных. Однако из-за отсутствия в Старом Бору лишних квадратных метров и даже сантиметров жилых площадей людей никуда не выселили. Так они и бедовали в пропахшем сыростью ветхом курятнике. ,.,…
Поднимаясь по крутой загаженной лестнице, Светлана вздохнула:
— Только бы матери Прошкиной дома не было.
А то так накричит, что мы двери не сразу найдем. Раз Отец Анастасий к Проше зачем-то Мошку послал…
— Мошку?
Светлана смутилась.
— Ага. Вообще-то у нас по кличкам запрещали обращаться. Но Ирка сама сказала, когда в общине появилась: «Я — Мошка. Меня так все с детства зовут».
— — Маленькая, что ли?
— Да нет. У нее просто нос веснушками усеян.
А над губою, — Светлана постучала в облезлую дверь, — такая странная родинка, как… Проша!
Здравствуй.
На пороге стоял очень худой, подвижный темноглазый мальчик. Он приветливо улыбнулся гостям:
— Я сейчас. Ленку только на диване как следует пристрою, чтоб не упала.
Мальчик снова скрылся в комнате.
— Это его сестренка. Младшая, — торопливо пояснила Светлана. — Проша за Нею присматривает. Больше некому.
Из приоткрытой двери плыл тяжелый запах грязной одежды и перегара и доносился деланно сердитый голос Проши: «Я сказал: сиди и ни с места. Сейчас вернусь». Через минуту мальчик опять появился на пороге. Состроил озабоченное лицо:
«Вертится, точно как я за партой в школе. Не хочет смирно сидеть. Только и гляди за нею».
— А мамки нету твоей?
— Ушла. На подработку, — на мгновение его открытое оживленное лицо стало замкнутым и хмурым.
— Проша, мы к тебе вот зачем, — начала Свет-Яана. — Это тетя моя — Полина Александровна.
Да. Помнишь, в начале апреля я в машине сидела?
А ты ко мне подошел.
— Вечером? Конечно, помню. Дождь еще начался. Я вымок, как собака. Замерз. Меня отец Анастасий и Родион сходить попросили. Сказали: «Где-то полдевятого Света подъедет за листовками. Но ты раньше приди и где-нибудь в стороне постой, пока она там будет. И уходи, только когда уедет».
Родион еще сказал: «А то я беспокоюсь, как бы ее кто не обидел». Ну что? Я все так и сделал. Пришел. Тебя еще не было. То у киоска ходил — ноги отвалились. А потом Егор подвалил и все отменил:
«Родион не приедет». Я к тебе подошел и домой побежал.
Из-за полуоткрытой двери донесся плач. Проша бросил обеспокоенный взгляд в сторону комнаты:
— Во как ревет. Соседка говорит: артисткой будет.
— А ты про тот вечер ничего не путаешь? — спросила Полина.
Мальчик, вопреки ее прогнозам, ни капельки не терялся перед незнакомой тетей. Улыбнулся:
— Не-а. Все так и было, как сказал. У меня память природная. Учителя говорят. Вера Ванна, классная, все вздыхает: «Пропадешь ты, Проша».
Ничего. Не пропадем.
Мальчик снова бросил обеспокоенный взгляд на дверь, плач за которой усилился.
— Спасибо тебе, Проша', — кивнула Светлана.
Полина мгновение колебалась. Слегка покраснела, торопливо полезла в кошелек и достала пятьдесят рублей.
— Вот. Возьми…
Женщина замялась, хотела сказать: «Купи конфет сестренке», но вовремя сообразила, что у маленьких хозяев вряд ли есть хлеб. Ласково дотронулась до плеча паренька: «Ты нам очень помог».
— Вот и все, — произнесла Полина, садясь в машину. — Конечно, свидетель этот для милиции незначительный. Ребенок, да еще и из пьющей семьи. Но он и есть твое алиби. Понимаешь?
— Значит, мы можем рассказать Егорычеву, что ездила я?
— Не знаю. Все-таки мне кажется, что пока это лучше не делать.
Женщины подошли к подъезду своего дома.
И тут дверца синей, видавшей виды «Лады» распахнулась, и появился Егорычев собственной персоной.
— Ну вы, Полина Александровна, ушли в глубокое подполье. На звонки не отвечаете. Дверь не открываете. Я уж грешным делом подумал: не ударились ли вы в бега?
Мент смеялся, но глаза его оставались холодными, стерегущими.
— Только собираюсь, — в тон ему ответила Полина. — Вы к нам или к Нине Прохоровне за новой порцией свидетельских показаний?
— К вам, к вам, — закивал головою следователь. — Жду уже полчаса.
Он явственно давал понять женщине, что женщина отняла у него целых тридцать минут его драгоценного рабочего времени. Прошли в зал. Полина после разговора с Прошей чувствовала себя чуточку увереннее. Ее лишь сбивал с толку излишне веселый, прямо-таки ликующий голос Владислава Степановича. Может, премию получил за усердие при задержании особо опасного преступника? Или жена в отпуск к маме умотала, оставив его на время в соблазнительном положении холостяка?
— А я о вас только пять минут назад думала.
Долго жить будете, молодой человек.
— Надеюсь, — хмыкнул Егорычев. — Хочу вас обрадовать, Полина Александровна. Следствие по делу об убийстве Юдина подошло к своему логическому концу. Круг замкнулся.
Полина насторожилась:
— Наручники то есть?
— И они скоро защелкнутся. Наш свидетель…
— Заслуженный человек.
— Он самый, рассказал еще интересные вещи.
Женщина напряглась. Мелькнула мысль: сволочь Гвоздев нажаловался на нее. Давление на свидетеля. Интересно, какая это статья? Был бы рядом Родя-уродя, проконсультировал бы.
— Он еще раз прокрутил в голове вечер убийства. И говорит теперь вот что: машина была.
И женщина тоже.
В душе Полины подняла исполинские сияющие крылья радость. Есть все-таки совесть у людей, и справедливость существует.
— Но другая женщина, — продолжил Егорычев. — Вы, Полина Александровна.
От неожиданности у нее глупо приоткрылся рот.
— Теперь маленькое несоответствие исчезло.
А что свидетель ошибся — неудивительно, вы ведь со Светланой несколько похожи.
С ужасной ясностью Полина поняла, что попала в ловко расставленные сети.
— Нет! — крикнула Светлана. — В тот вечер…
— Замолчи! — зашипела Полина.
Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Наконец девушка сникла. За ними без особого интереса наблюдал гость.
— Так что остроумничать вы, Полина Александровна, скоро будете в тюрьме. Там вам оптимизм и энергия пригодятся. Вы бы уже сегодня дизайном камеры занимались, но ваши друзья постарались. Через чинуш надавили на нас.
— Какие друзья? Что вы несете? — в недоумении проговорила Полина и растерянно посмотрела на племянницу. Та, сильно покраснев, уставилась в стол.
— Ладно, ладно. Актриса вы хорошая. Я сам чуть не купился. Поверил поначалу всем вашим россказням. А дружки, Полина Александровна, те самые, что наверху от скуки маются, пока мы город от грязи очищаем. Но имейте в виду: не сегодня так завтра вы сядете. Я вам это обещаю!
— Вы прямо как Глеб Жеглов или Володя Шарапов говорите. Послушать вас: мент идеальный, — рассвирепела Полина. — И я бы восхитилась следователем Егорычевым Владиславом Станиславовичем, если бы…
— Степановичем, — поправил гость.
— Степановичем. Если бы он не невиновного в камеру заталкивал. К сектантам побоялся сунуться! Наезд-то совершила Татьяна Ивановна Минеева. Эта женщина на все способна. У нее муж, будет вам известно, при очень странных обстоятельствах погиб.
Егорычев от души расхохотался.
— Эх, Полина Александровна, плохой из вас следователь. Татьяна Ивановна Минеева слепая почти. У нее зрение минус десять, наверное. Кстати, сыночку ее, очкарику, тоже за руль садиться нельзя. Какой идиот ему только права продал!
Полина помертвела. Она ясно увидела, как Родион очень осторожно ведет машину. Вот в чем причина медленной езды Минеева! По-лу-слепой!
А прямоугольный следователь хладнокровно продолжал добивать подозреваемую.
— И алиби у Минеевых есть. Татьяна Ивановна весь вечер у соседки провела. Телевизор смотрела.
Сказала, что их сломался. А Родион в клубе «Ягненок» развлекался. Есть тут забегаловка такая.
Минеева десятки людей видели.
— Телевизор… Клуб… Ничего не понимаю. Сектантам же по вере нельзя…
— Значит, можно. К слову говоря, «секстанты», — усмехнулся Егорычев, хотя Полина и произнесла слово правильно, — город покинули.
— То есть как? — ошарашенно прошептала женщина.
— А так. Самоликвидировались. Людей распустили. Особнячок прикрыли и исчезли в неизвестном направлении. В Старом Бору появятся, по слухам, только в канун Судного дня.
— А дом? Частную собственность так просто не бросают.
— Да уж, конечно. Продадут через третьи руки.
Никто и знать не будет, когда, кому и за сколько.
Ключи убогой бабушке вручили и Старому Бору копытами помахали. В общем, ждать в другом месте будут. Дураков везде хватит.
— А Минеевы? Эти уехали?
— Нет. Значит, знают, что чисты перед законом.
Вот так, Полина Александровна. Братьев вы все-таки выжили из города. Уж не знаю, на суде, не на том, — Егорычев кивнул куда-то на потолок, — а на обыкновенном, учтут ли это вам как положительную характеристику с места работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
— Подонок, ты подонок. «Деньги перечисляю…»
От собственной дочери откупаешься! — выпалила Полина, краем сознания уловив, что бьет Николая тем же, чем лупила ее саму Татьяна Ивановна в их первую незабвенную встречу.
— Женщина, не скандальте! — выступила опять вперед пышка. — Пришли в чужой дом и хозяев грязью поливаете. Хоть милицию вызывай.
По-прежнему игнорируя блондинку, Полина прошипела:
— Дай мне свой телефон, подлец.
Николай покорно пробубнил несколько цифр.
Полина записала их прямо на ладони. Она спустилась по лестнице вниз и пошла в неизвестном направлении, бессмысленно и незряче, как сомнамбула.
Жив-здоров и наслаждается бытом! Даже брюшко нарастил от хорошего присмотра. А ведь о том, что ее зятек, возможно, пристроился у пышного женского плеча, Полине твердили и его дружок-хам, и доктор, и, кажется, кто-то еще. Полина всхлипнула. Не верила. Думала, Николай еще помнит Галю. Наградила зятя несуществующими достоинствами, а о настоящих забыла. Не пьет. Не буянит. Да такая особь в стране, где десятилетия тотальный дефицит на мужчин, — просто клад.
Бабы за нее передерутся.
И пока Николаша уплетал за обе щеки ароматные борщики и румяные котлетки, приготовленные голубоглазой толстушкой, Полина носилась по городам в поисках охладелого трупа зятя. В мыслях она уже успела сделать паршивца несчастной жертвой секты. Дура! Следовательша незрячая!
Да разве можно заподозрить Николая хоть в каком-то подобии духовных поисков?! Его, серого обывателя, без полета фантазии и трепыханий совести. Сбежал. Даже побоялся отчитаться перед свояченицей о своих успехах на любовном фронте.
Подленько свалил неприятные объяснения на дочь.
Она же уже большая. Вот и пусть привыкает к миру взрослых, кишащему негодяями и предателями.
Ну почему?.. Почему Светлана не рассказала ей, что творится в доме?
Полина резко остановилась и огляделась. Она забрела в настоящие трущобы Вдоль узкой кривой улицы горбатились неказистые домишки. Вокруг мусорного контейнера валялись пакеты, коробки, пластиковые бутылки. На облезлом заборе кто-то нарисовал красным маркером свастику. Небо давно утратило нежные акварельные тона. Холодный ветер бросал в лицо женщине пригоршни дождя.
Полина вытерла мокрой ледяной ладонью глаза и попыталась сориентироваться. Где же Бебеля?
Неуверенно шагнула в один из проулков, стремясь найти обратную дорогу. Долго плутала в лабиринте незнакомого района, чувствуя, как тускнеет злость и горообразно вздымается усталость. В туфлях хлюпала вода. Холод забрался под мокрый свитер, проник, кажется, в самое сердце. Ладонью Полина то и дело вытирала лицо. Ничего. Ничего.
Это плачет дождь, а не она сама.
Племянница торопливо бросилась к вошедшей тетке.
— Что случилось?
— Ничего… Прости… Я забыла позвонить, предупредить… Просто не подумала…
Полина приостановила свою бессвязную речь.
Подняла глаза на девушку. Собралась с силами.
Спросила хриплым голосом:
— Света, почему ты не сказала мне, что отец ушел?
Племянница вздрогнула и очень тихо быстро ответила:
— Не хотела тебя расстраивать.
Полина всхлипнула. Не хотела.., расстраивать…
Если бы она знала!.. Не допустила бы!.. Грудью бы легла, но Светлана не осталась бы в пустой квартире наедине со своей обидой и болью. Милая, хорошая девочка, недавно еще окруженная любовью нескольких людей и вдруг предоставленная самой себе. Да обошлись бы и без Николая! Выход можно найти всегда. И они никогда не узнали бы Родю и его преступных сотоварищей. И им не пришлось бы отвечать прямоугольному следователю на острые вопросы. И не было бы этого вечера, рвущего душу на части!
Полина закрылась в ванной и включила холодную воду. Мозг продолжал выдавать неприятные открытия. Вот почему племянница воровато отводила глаза, когда тетка начинала свои глупые разговоры о Николае. А с какой насмешкой смотрела девушка на Полину, когда та строила догадки: убили зятя ждущие или просто сделали бомжем?
Вот отчего Светлана не верит обвинениям тетки, направленным против сектантов. Думает, что она и тут нафантазировала. Полина тихонько засмеялась и тут же заплакала. Нет. В таком виде нельзя идти к девушке. Нечестно изводить ее своими всхлипываниями и завываниями. Светлана уже честно отплакала свое. Женщина долго стояла под холодным душем, пока ее не начала бить крупная дрожь.
В полутемном зале Полина свернулась калачиком на диване. Все. У нее больше нет сил. Она выдохлась. 0-кон-ча-тель-но. Подошла Светлана, нерешительно потопталась у дивана. Потом легла рядом с теткой и робко обняла ее. Та сперва не ответила на ласку девушки. Но тут же, словно спохватившись, горячо заключила племянницу в кольцо рук. Так они и лежали в позе двойного эмбриона, баюкая друг друга. А в прихожей настырно долго звонил телефон.
* * *
Апрельский дождь стучал по окну с тоскливой осенней монотонностью. Горожане, поверившие было первым теплым денькам, снова надели пальто, натянули шапки, вытащили легкомысленно отправленные в отпуск до октября сапоги. Женщина в киоске напротив старательно протирала белой тряпкой запотевшие окна. В такие дни кажется, что тепло уже не вернется и эта холодная свинцовость затянет в воронку тоски навсегда.
Полина смотрела на улицу, но не видела ничего. Она возвращалась к мыслям о зяте и ужасалась, точно Николай изменил год назад не умершей жене, а ей самой. Полина несколько раз произнесла вместо «Николай» — «Рязанцев», но не заметила оговорки, не поправилась. Светлана поставила перед теткой тарелку с сосисками и макаронами. Женщина механически поела. Краем сознания Полина отметила, что племянница положила себе то же самое. Точно хотела продемонстрировать тетке, что окончательно порвала с братством вегетарианцев. Но это уже не обрадовало женщину. Сперва она сделала жуткое открытие об истинной сущности Рязанцева. А следом, не давая Полине времени справиться с первой бедой, нахлынула вторая — правда о Николае. И тогда же неожиданно кончился запас прочности и сил. У нее все окоченело в груди.
Света принесла таблетку аспирина и стакан воды. Покорно Полина приняла лекарство и снова устремила взгляд на улицу.
В прихожей подал голос телефон. Автоматически Полина встала и пошла к нему, напрочь забыв, что нарушает свой собственный запрет на принятие звонков.
— Светочка, я знаю, это ты, — Родион говорил торопливо, взахлеб, глотая окончания. Видимо, боялся, что трубку сейчас положат. — Тетушка небось мокнет где-нибудь. Все преступников ловит.
Она того… Это… Светочка, спровадь ее как-нибудь.
Я тебе все объясню; И с этим наездом утрясем.
Отец Анастасий хорошего свидетеля найдет. Все устроится…
— Вряд ли, — оборвала его причитания Полина, крикнула в комнату:
— Света! Господин Минеев звонит! Будешь с ним разговаривать?
— Нет! — быстро испуганно ответила девушка.
— Не хочет вас ни слышать, ни видеть, — усмехнулась Полина. — И вот еще что. Ничего у вас там не образуется. Потому что я уже точно знаю, кто в секте Голова, и кто Володю убил — тоже.
Родион как-то странно хрипнул, точно Полина, нарушая все земные законы, ухитрилась причинить ему сильную физическую боль. Минеев быстро бросил трубку. А Полина долго еще смотрела на телефон. Зачем ляпнула про Голову? Предупредила негодяев. Полина вернулась на кухню и бессмысленно уставилась на улицу, где по-прежнему орудовал дизайнер дождь.
На другое утро женщина проснулась с более ясной головой. Вспомнив свой вчерашний разговор с Минеевым, сказала племяннице:
— Выходит, у них еще один свидетель запасен.
Прямо мастера преступного дела. Надо бы к этому Проше съездить…
— Я с тобою.
— Сама управлюсь.
Светлана с тоскою посмотрела на женщину.
И та поняла, что племяннице совсем не хочется сидеть одной в квартире и маяться в ожидании тетки.
— Хотя… Без тебя я его долго буду искать.
И еще неизвестно, станет ли Прохор разговаривать с незнакомой теткой. Собирайся.
Проша с матерью-алкоголичкой жил в общежитии ткацкой фабрики. Несколько лет назад здание попало в список аварийных. Однако из-за отсутствия в Старом Бору лишних квадратных метров и даже сантиметров жилых площадей людей никуда не выселили. Так они и бедовали в пропахшем сыростью ветхом курятнике. ,.,…
Поднимаясь по крутой загаженной лестнице, Светлана вздохнула:
— Только бы матери Прошкиной дома не было.
А то так накричит, что мы двери не сразу найдем. Раз Отец Анастасий к Проше зачем-то Мошку послал…
— Мошку?
Светлана смутилась.
— Ага. Вообще-то у нас по кличкам запрещали обращаться. Но Ирка сама сказала, когда в общине появилась: «Я — Мошка. Меня так все с детства зовут».
— — Маленькая, что ли?
— Да нет. У нее просто нос веснушками усеян.
А над губою, — Светлана постучала в облезлую дверь, — такая странная родинка, как… Проша!
Здравствуй.
На пороге стоял очень худой, подвижный темноглазый мальчик. Он приветливо улыбнулся гостям:
— Я сейчас. Ленку только на диване как следует пристрою, чтоб не упала.
Мальчик снова скрылся в комнате.
— Это его сестренка. Младшая, — торопливо пояснила Светлана. — Проша за Нею присматривает. Больше некому.
Из приоткрытой двери плыл тяжелый запах грязной одежды и перегара и доносился деланно сердитый голос Проши: «Я сказал: сиди и ни с места. Сейчас вернусь». Через минуту мальчик опять появился на пороге. Состроил озабоченное лицо:
«Вертится, точно как я за партой в школе. Не хочет смирно сидеть. Только и гляди за нею».
— А мамки нету твоей?
— Ушла. На подработку, — на мгновение его открытое оживленное лицо стало замкнутым и хмурым.
— Проша, мы к тебе вот зачем, — начала Свет-Яана. — Это тетя моя — Полина Александровна.
Да. Помнишь, в начале апреля я в машине сидела?
А ты ко мне подошел.
— Вечером? Конечно, помню. Дождь еще начался. Я вымок, как собака. Замерз. Меня отец Анастасий и Родион сходить попросили. Сказали: «Где-то полдевятого Света подъедет за листовками. Но ты раньше приди и где-нибудь в стороне постой, пока она там будет. И уходи, только когда уедет».
Родион еще сказал: «А то я беспокоюсь, как бы ее кто не обидел». Ну что? Я все так и сделал. Пришел. Тебя еще не было. То у киоска ходил — ноги отвалились. А потом Егор подвалил и все отменил:
«Родион не приедет». Я к тебе подошел и домой побежал.
Из-за полуоткрытой двери донесся плач. Проша бросил обеспокоенный взгляд в сторону комнаты:
— Во как ревет. Соседка говорит: артисткой будет.
— А ты про тот вечер ничего не путаешь? — спросила Полина.
Мальчик, вопреки ее прогнозам, ни капельки не терялся перед незнакомой тетей. Улыбнулся:
— Не-а. Все так и было, как сказал. У меня память природная. Учителя говорят. Вера Ванна, классная, все вздыхает: «Пропадешь ты, Проша».
Ничего. Не пропадем.
Мальчик снова бросил обеспокоенный взгляд на дверь, плач за которой усилился.
— Спасибо тебе, Проша', — кивнула Светлана.
Полина мгновение колебалась. Слегка покраснела, торопливо полезла в кошелек и достала пятьдесят рублей.
— Вот. Возьми…
Женщина замялась, хотела сказать: «Купи конфет сестренке», но вовремя сообразила, что у маленьких хозяев вряд ли есть хлеб. Ласково дотронулась до плеча паренька: «Ты нам очень помог».
— Вот и все, — произнесла Полина, садясь в машину. — Конечно, свидетель этот для милиции незначительный. Ребенок, да еще и из пьющей семьи. Но он и есть твое алиби. Понимаешь?
— Значит, мы можем рассказать Егорычеву, что ездила я?
— Не знаю. Все-таки мне кажется, что пока это лучше не делать.
Женщины подошли к подъезду своего дома.
И тут дверца синей, видавшей виды «Лады» распахнулась, и появился Егорычев собственной персоной.
— Ну вы, Полина Александровна, ушли в глубокое подполье. На звонки не отвечаете. Дверь не открываете. Я уж грешным делом подумал: не ударились ли вы в бега?
Мент смеялся, но глаза его оставались холодными, стерегущими.
— Только собираюсь, — в тон ему ответила Полина. — Вы к нам или к Нине Прохоровне за новой порцией свидетельских показаний?
— К вам, к вам, — закивал головою следователь. — Жду уже полчаса.
Он явственно давал понять женщине, что женщина отняла у него целых тридцать минут его драгоценного рабочего времени. Прошли в зал. Полина после разговора с Прошей чувствовала себя чуточку увереннее. Ее лишь сбивал с толку излишне веселый, прямо-таки ликующий голос Владислава Степановича. Может, премию получил за усердие при задержании особо опасного преступника? Или жена в отпуск к маме умотала, оставив его на время в соблазнительном положении холостяка?
— А я о вас только пять минут назад думала.
Долго жить будете, молодой человек.
— Надеюсь, — хмыкнул Егорычев. — Хочу вас обрадовать, Полина Александровна. Следствие по делу об убийстве Юдина подошло к своему логическому концу. Круг замкнулся.
Полина насторожилась:
— Наручники то есть?
— И они скоро защелкнутся. Наш свидетель…
— Заслуженный человек.
— Он самый, рассказал еще интересные вещи.
Женщина напряглась. Мелькнула мысль: сволочь Гвоздев нажаловался на нее. Давление на свидетеля. Интересно, какая это статья? Был бы рядом Родя-уродя, проконсультировал бы.
— Он еще раз прокрутил в голове вечер убийства. И говорит теперь вот что: машина была.
И женщина тоже.
В душе Полины подняла исполинские сияющие крылья радость. Есть все-таки совесть у людей, и справедливость существует.
— Но другая женщина, — продолжил Егорычев. — Вы, Полина Александровна.
От неожиданности у нее глупо приоткрылся рот.
— Теперь маленькое несоответствие исчезло.
А что свидетель ошибся — неудивительно, вы ведь со Светланой несколько похожи.
С ужасной ясностью Полина поняла, что попала в ловко расставленные сети.
— Нет! — крикнула Светлана. — В тот вечер…
— Замолчи! — зашипела Полина.
Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Наконец девушка сникла. За ними без особого интереса наблюдал гость.
— Так что остроумничать вы, Полина Александровна, скоро будете в тюрьме. Там вам оптимизм и энергия пригодятся. Вы бы уже сегодня дизайном камеры занимались, но ваши друзья постарались. Через чинуш надавили на нас.
— Какие друзья? Что вы несете? — в недоумении проговорила Полина и растерянно посмотрела на племянницу. Та, сильно покраснев, уставилась в стол.
— Ладно, ладно. Актриса вы хорошая. Я сам чуть не купился. Поверил поначалу всем вашим россказням. А дружки, Полина Александровна, те самые, что наверху от скуки маются, пока мы город от грязи очищаем. Но имейте в виду: не сегодня так завтра вы сядете. Я вам это обещаю!
— Вы прямо как Глеб Жеглов или Володя Шарапов говорите. Послушать вас: мент идеальный, — рассвирепела Полина. — И я бы восхитилась следователем Егорычевым Владиславом Станиславовичем, если бы…
— Степановичем, — поправил гость.
— Степановичем. Если бы он не невиновного в камеру заталкивал. К сектантам побоялся сунуться! Наезд-то совершила Татьяна Ивановна Минеева. Эта женщина на все способна. У нее муж, будет вам известно, при очень странных обстоятельствах погиб.
Егорычев от души расхохотался.
— Эх, Полина Александровна, плохой из вас следователь. Татьяна Ивановна Минеева слепая почти. У нее зрение минус десять, наверное. Кстати, сыночку ее, очкарику, тоже за руль садиться нельзя. Какой идиот ему только права продал!
Полина помертвела. Она ясно увидела, как Родион очень осторожно ведет машину. Вот в чем причина медленной езды Минеева! По-лу-слепой!
А прямоугольный следователь хладнокровно продолжал добивать подозреваемую.
— И алиби у Минеевых есть. Татьяна Ивановна весь вечер у соседки провела. Телевизор смотрела.
Сказала, что их сломался. А Родион в клубе «Ягненок» развлекался. Есть тут забегаловка такая.
Минеева десятки людей видели.
— Телевизор… Клуб… Ничего не понимаю. Сектантам же по вере нельзя…
— Значит, можно. К слову говоря, «секстанты», — усмехнулся Егорычев, хотя Полина и произнесла слово правильно, — город покинули.
— То есть как? — ошарашенно прошептала женщина.
— А так. Самоликвидировались. Людей распустили. Особнячок прикрыли и исчезли в неизвестном направлении. В Старом Бору появятся, по слухам, только в канун Судного дня.
— А дом? Частную собственность так просто не бросают.
— Да уж, конечно. Продадут через третьи руки.
Никто и знать не будет, когда, кому и за сколько.
Ключи убогой бабушке вручили и Старому Бору копытами помахали. В общем, ждать в другом месте будут. Дураков везде хватит.
— А Минеевы? Эти уехали?
— Нет. Значит, знают, что чисты перед законом.
Вот так, Полина Александровна. Братьев вы все-таки выжили из города. Уж не знаю, на суде, не на том, — Егорычев кивнул куда-то на потолок, — а на обыкновенном, учтут ли это вам как положительную характеристику с места работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24