— Ушли черным ходом.— Так... Значит, один убит, второй ранен... А двое скрылись? Правильно?— Все именно так, Паша, — Шаланда склонил голову, как бы преклоняясь перед проницательностью Пафнутьева. — Тот мужик на мотоцикле с автоматом... Он, похоже, знал, кто именно сидит за столиком у окна. Не просто по окнам, он по ним полоснул. Это была разборка, Паша.— Меня удивляет, почему тот хмырь на мотоцикле не бросил в окно еще и пару гранат.— Да, так было бы гораздо надежнее, — согласился Шаланда.— Что-нибудь знаешь о тех двоих?— Об этом лучше поговорить с твоим другом Леонардом.— Тоже верно.— Наверняка рыло в пуху.— Конечно. Поэтому он тебя и об отпуске спросил.— Если он сунется ко мне с этими авиабилетами, — медленно проговорил Шаланда, шаря глазами по залу в поисках Анцыферова, — я не отпущу его, пока он их не съест без остатка.— Крутой ты мужик, Шаланда, — проговорил Пафнутьев и придвинул к себе плоский кожаный кошелек. Внутри оказались несколько стодолларовых бумажек, блокнотик с телефонными номерами. — Кажется все, — проговорил Пафнутьев и, сложив кошелек, легонько похлопал им по ладони. Что-то насторожило его, кошелек вел себя не так, как положено вести себя пустому кошельку из тонкой кожи. Пафнутьев снова заглянул во все отделения и потайные кармашки. Отогнув очередной отворот, он сунул туда палец и, вскрикнув, отдернул его. На пальце показалась капелька крови — в кошельке что-то было чрезвычайно острое.Теперь уже с большей осторожностью Пафнутьев вынул круглую жестяную крышку от консервной банки.— Вопросы есть? — спросил он.— Боже! — прошептал Шаланда. — Неужели он?— Куда ты отправил раненого?— Скорая увезла... К Овсову, конечно.— Там надежно?— Пока обходилось, — ответил Шаланда, бросив опасливый взгляд на Пафнутьева. Убеждался не один раз — если спрашивает Пафнутьев о надежности, то не зря, жди беды.— Подбиваем бабки, — Пафнутьев окинул взглядом разбитые витрины ресторана. Лицо его, освещенное холодным белесым светом зимнего дня, изредка вспыхивало синеватыми бликами от милицейской мигалки.— Подбиваем бабки, — повторил он, но Шаланда перебил его.— А чего их подбивать? Один убитый, второй при смерти, двое сбежали. Вот и все. Никого не осталось.— Анцыферов остался, — негромко проговорил Пафнутьев.— Ты думаешь...— Конечно. Значит, так... Не теряя ни минуты, дуй к Овсову. У него там неплохо налажено, а ты удвой, понял? Утрой охрану. Похоже, мы схватили за хвост такого зверя, — он постучал пальцем по тонкому кошельку, лежавшему на столе, — такого зверя, что не знаю даже — мы его схватили, или сами заглотнули крючок. Похоже, отстрел идет, Шаланда. Большая охота началась. Когда ушел Байрамов, город начали делить заново. А сейчас, видишь... Вовчик Неклясов засветился.— Будут трупы?— А как же, — усмехнулся Пафнутьев. — На то он и Неклясов.— Слышал — Листьина хлопнули?— Три дня по всем программам мне об этом докладывали. Все боялись, что не проникнусь, не так подумаю, не те выводы сделаю.— Хороший был парень, — вздохнул Шаланда.— Бедняков не убивают, сказал классик. Могу добавить — телеведущих тоже не убивают.— Кого же убили?— Крупного бизнесмена убрали. Мафиози... Хотя ему это слово, возможно, и не понравилось бы...— В какую степь поскачем?— Видел крышку от консервной банки? Все дела, где она мелькает, собираем в одну кучу. Ведь кое-кто и жив остался, есть свидетели. Они не очень хорошо выглядят, но живы...— Пока, — сказал Шаланда, поднимаясь. И непонятно было, то ли он попрощался с Пафнутьевым, то ли поправил — хотя, дескать, свидетели и живы, но ненадолго, пока живы.— Пока, — ответил Пафнутьев. И в его голосе тоже прозвучала двусмысленность. * * * Кабинет Анцыферова, затаившийся в подсобных глубинах ресторана, выдавал и хорошие доходы заведения, и хорошее представление хозяина о самом себе. Черная мебель, шторы с золотыми искорками, японский телефон, показывающий и продолжительность разговора, и время, и даже номер, с которого в данный момент кто-то решился звонить господину Анцыферову. Напротив письменного стола стоял шкаф, и в него на высоте человеческого роста были втиснуты три небольших телевизора. Один показывал вход в ресторан со стороны улицы, и в данный момент на нем можно было увидеть разгромленные окна, машину милиции, толпу любопытных. Едва войдя в кабинет, Пафнутьев увидел на экране Шаланду — тот тяжело шагал к своей машине. На втором экране можно было наблюдать за тем, что происходит в зале. Сейчас в зале было пустынно, шторы колыхались на снежном ветру, официанты в белых кителях сгребали и выносили битое стекло. Третий экран показывал кухню. Видимо, Анцыферов хотел твердо удостовериться в том, что продукты у него не воруют, посторонние люди на кухню не заглядывают, в рот и в карманы ничего не суют. А кроме того, повара и поваренки, зная, что в данный момент за ними придирчиво наблюдает хозяин, были более усердны и старательны.За черным столом сидел Анцыферов. Лицо его было скорбным, но приветливым. Всем своим видом он выражал готовность помочь правосудию всеми своими силами и возможностями.— Садись, Паша, — сказал он, показывая на черный стул с никелированными подлокотниками. — Выпить хочешь?— Если спрашиваешь, то нет.— Виноват... Сейчас дам команду.— Не надо, Леонард. У нас еще будет повод... Похоже, мы с тобой надолго породнились.— Не понял? — Анцыферов вскинул брови так высоко, что даже рот его приоткрылся и выражение лица получилось изумленно-радостным, будто для него и в самом деле было большим счастьем видеться с Пафнутьевым ежедневно.Пафнутьев сел в кресло, которое могло поворачиваться на мощной металлической штанге. И он, конечно же, не упустил такой возможности — повернулся вместе с креслом вокруг оси, внимательно осмотрев весь кабинет.— А здесь не хуже, — наконец сказал он.— Я тоже так думаю, — холодновато ответил Анцыферов — он не любил, когда ему напоминали о прежней деятельности. То ли считал, что много потерял, то ли был уверен в обратном — многовато приобрел, оказавшись во главе преуспевающего предприятия. — Слушаю тебя, Паша.Пафнутьев сделал еще один оборот, задержался взглядом на мелькающих экранах, получив полное представление о том, что делается на улице, в ресторане, на кухне...— Дорого обошлось? — спросил он, кивнув на экраны.— Спонсоры помогли.— А что, они еще живы?— Мои живы, Паша, — улыбнулся Пафнутьев.— Я не имел в виду твоих или чужих... Я хотел спросить... Разве еще существуют на белом свете спонсоры, меценаты, благодетели?— Иногда я тоже в этом сомневаюсь.— Ну, ладно, — вздохнул Пафнутьев, с сожалением оставляя приятную тему. — Когда это произошло? — он кивнул на экран, на котором у разбитых окон возились официанты, подбирая осколки стекол, подметая мусор, сгребая в кучи грязные скатерти.— Примерно час назад... Около одиннадцати. Мы только успели открыться.— Зал был пуст? — невинно спросил Пафнутьев, чувствуя, как сердце его легонько дрогнуло — вопрос был со вторым дном. Анцыферов подвоха не уловил, по простоте душевной полагая, что бестолковый разговор ни о чем и обо всем одновременно продолжается. Простоват все-таки был Анцыферов, простоват. Если раньше он упивался детскими пистолетами и железной дорогой, доводя до изнеможения собственного сына, то теперь забавлялся мелькающими экранчиками.— Да, — кивнул Анцыферов. — Кроме этих посетителей, в зале никого и не было.— А что, бывают и столь ранние посетители?— Бывают, — снисходительно улыбнулся Анцыферов.— Я понимаю, когда люди вечером спускают хорошие деньги — вино, женщины, впереди долгая ночь, полная музыки, шампанского, песен и плясок... Действительно, ничего не пожалеешь... Но утром, спозаранку и в такой дорогой ресторан... Как понимать?— Есть люди, Паша, для которых деньги — не самое главное, — с горделивой назидательностью произнес Анцыферов, давая понять, что его клиенты денег не считают.— Да? — удивился Пафнутьев. — Это сколько ж надо иметь денег, чтобы они перестали быть главным в жизни?— Это зависит от многих причин... Воспитание, масштаб личности, цели, которые человек ставит перед собой, — Анцыферов все еще трепался бездумно и легковесно.— А эти... Которые с самого утра завалились?— Да я их толком и не видел, — спохватился Анцыферов, но было поздно — он уже признался в том, что знает этих людей.— Прости, Леонард, — Пафнутьев положил тяжелую ладонь на черную поверхность стола. — К тебе ранним утром...— Да ну тебя, Паша! Какое раннее утро в двенадцатом часу?!— Не надо меня перебивать, Леонард. А то я путаюсь, теряю мысль и могу показаться тебе Глупым... Даже глупее, чем всегда. Хотя это и трудно. Так вот, — Пафнутьев поднял ладонь, останавливая Анцыферова, который уже собрался было заверить гостя, что никогда глупым его не считал, и даже более того, всегда относился к нему как к человеку чрезвычайно способному. Погоди, Леонард... Утро — это понятие относительное. Одни ранним утром считают четыре часа, другие и в одиннадцать проснуться не могут... Не об этом речь. Речь о твоих клиентах. О которых ты с большим уважением заметил, что деньги для них не главное. Вопрос — что для них главное?— Мы говорили не о них, Паша, — тихо поправил Анцыферов. — Мы говорили вообще...— Никогда и ни с кем не говорю вообще... Даже в постели я человек чрезвычайно конкретный. До ограниченности. Итак... Кто они?— Понятия не имею.— Как! Ты не знаешь Вовчика Неклясова?— Никогда не слышал о таком.— А эти часто бывают?— Знаешь, мне кажется... Если я, конечно, не ошибаюсь... Мне кажется, что как-то они были... Недели две назад... Нет, скорее всего, я ошибаюсь.— Двое, которые остались живы, ушли черным ходом. Они знали, что в твоем ресторане есть черный ход?— Черный ход есть всегда... Везде. Чего тут особенного? Повара, снабженцы, грузчики пользуются только черным ходом. Об этом знает каждый нормальный человек.— Леонард, это нормальные знают. А я другой. Значит, так... По окнам стрельба, скатерть белая залита кровью, двое на полу, двое рвут в твою сторону, мимо этого вот кабинета... А ты ничего о них не можешь сказать?— Молодые ребята, неплохо одеты, что-то кашемировое...— Сейчас в кашемировом ходят даже уличные лотошники. Это форма всех торгашей. Где твое пальто?— На вешалке, — Анцыферов кивнул в сторону шкафа.Пафнутьев поднялся, распахнул дверцу и увидел розоватое длинное пальто.— Все ясно. Они тоже в кашемировом?— Мне так показалось, — ох, не зря Анцыферов работал когда-то прокурором — все вопросы Пафнутьева разбивались о его неопределенность.— Не хочешь ты мне помочь, Леонард, — тяжко вздохнул Пафнутьев и, резко оттолкнувшись, сделал полный оборот вместе с креслом. — И я даже знаю почему.— Ну? — живо поинтересовался Анцыферов.— Рыло в пуху.— Грубовато выражаешься, — обиделся Анцыферов.— Не я, народ. Это все он, негодник. Рыло в пуху, рожа крива, полюбишь козла... Необразованный, темный, пьяный... Вот и несет, что попало. Прости нас, Леонард!— Кого это — вас?— Меня и народ, — широко улыбнулся Пафнутьев, довольный, что поймал Анцыферова в эту невинную ловушку. — Хорошо. Бери ручку, бумагу и пиши. Так, мол, и так, настоящим подтверждаю, что люди, подвергшиеся нападению в ресторане, мне неизвестны, видел их впервые... Ну и так далее. Может, и от себя что-нибудь добавишь.— Зачем такая расписка?— Не знаю, — беззаботно ответил Пафнутьев. — Авось пригодится. Когда выяснится, к примеру, что один из убитых — твой сват, один из сбежавших — твой брат... Тогда я эту бумажку тебе под нос. А судья и скажет... Нет, скажет, Леонард Леонидович, вы были неискренни во время следствия, пытались утаить ваши криминальные связи, увести от наказания опасных преступников и потому снисхождения не заслуживаете, и я вынуждена буду, скажет судья, этакая полная женщина с накрашенным ртом и мелкими кудельками на голове, я вынуждена буду применить к вам не первую, а вторую часть статьи, которая предусматривает...— Заткнись, Паша, — негромко сказал Анцыферов. Полная женщина с крашеными губами и высветленными кудельками, видимо, вызывала у него воспоминания, бросающие в дрожь. — Я напишу расписку, или как там ты ее называешь. Только не сейчас. Я должен подумать, собраться... Я плохо себя чувствую. Обстрелян и разгромлен мой ресторан, убиты люди...— Убит только один, — поправил Пафнутьев.— Это неважно... Идет следствие, милиция... Не могу. Извини. Чуть позже.— Хорошо, — легко согласился Пафнутьев. — Пусть будет так, как ты хочешь. Я всегда шел тебе навстречу, зачем сейчас нарушать сложившиеся отношения? Не буду. Скажи, пожалуйста... У тебя есть заместитель?— Есть, но он в отъезде...— Далеко?— На Кубани. За вином поехал.— Помощник есть?— Не понимаю, о чем ты? Есть бухгалтер, снабженец...— Где они сидят?— Рядом общая комната. Там несколько столов, телефоны и прочее.— Этот кабинет ты занимаешь единолично?— Конечно! — Анцыферов вскинул голову, словно бы оскорбленный таким вопросом. — Это мой личный кабинет.— А в твое отсутствие может кто-то зайти, посидеть за столом, позвонить, распить бутылку водки...— Исключено! — резко сказал Анцыферов. — Я запираю дверь, даже если выхожу на пять минут.— Это хорошо, — одобрил Пафнутьев. — Так и надо. Все-таки должно быть какое-то расстояние между хозяином и обслугой, верно?— Да, — неуверенно кивнул Анцыферов, пытаясь понять, к чему клонит Пафнутьев, чего добивается. — Видишь ли, есть коммерческая тайна, документы, отчетность... Деньги, в конце концов... Я просто вынужден хранить неприкосновенность этого кабинета.— Даже дверь, я вижу, бронированная, — уважительно произнес Пафнутьев.— Дверь бронированная, кованая решетка на окне, сигнализация, телевизионные камеры, — перечислял Анцыферов каким-то странным тоном — и хвалясь владениями, и все больше настораживаясь.— Значит, никто не пользуется твоим кабинетом? — повторил вопрос Пафнутьев.— Я же сказал, — Анцыферов снова перешел к своей манере отвечать неопределенно, ни на чем не настаивать, ничего не утверждать.Пафнутьев откинулся на спинку кресла, подпер щеку ладонью, прикрыл глаза и, кажется, задумался или, устав, решил немного передохнуть, а то и вздремнуть. Анцыферов недоуменно склонил голову к плечу, как умная собака, пытаясь понять, как поступить. Рука, его, как обычно в таких случаях, непроизвольно дернулась вперед, кисть обнажилась, и он посмотрел на часы. Потом потянулся к телефону.— Не звонить! — резко сказал Пафнутьев.— Не понял?— Не надо звонить при мне. Уйду — тогда сколько угодно. А сейчас не надо.— А если мне позвонят?— Трубку не брать.— Но я могу и не послушаться, а, Паша?— Послушаешься. Иначе применю оружие.— Что происходит, Паша?— Когда уйду — говори с кем угодно, звони куда угодно... Но пока я здесь, хочу насладиться общением только с тобой, — Пафнутьев, будто извиняясь, развел руки в стороны, дескать, извини, дорогой, тут я не властен над собой.В это время раздался мягкий, воркующий звонок. Анцыферов вопросительно посмотрел на Пафнутьева. А тот невозмутимо поднялся и взял трубку.— Вас слушают, — сказал Пафнутьев скомканным голосом так, что сразу невозможно было понять, кто говорит. Но слова он произнес анцыферовские. Тот, сидя в прокурорском кабинете, начинал разговор с этих вот церемонных, вроде бы уважительных слов.— Леня, мы у тебя кое-что забыли, — произнес молодой голос. — Ты в курсе? Алло!— Говорите, я слушаю! — сказал Пафнутьев и весело подмигнул Анцыферову, давая понять, что разговор идет легкий, необязательный, и не грех при таком разговоре пошутить.— Это Леонард?— Вас слушают, — повторил Пафнутьев, но человек на том конце провода уже догадался о своей ошибке и положил трубку.— Кто звонил? — спросил Анцыферов.— А! — Пафнутьев беззаботно махнул рукой и снова уселся в кресло. — Твои ребята звонили.— Какие ребята? — помертвевшим голосом спросил Анцыферов.— Ну, эти... Как их... Которые утром перекусывали, а потом сматывались черным ходом.— И что сказали?— Леонард! — воскликнул Пафнутьев. — Я тебя не понимаю! Вместо того чтобы возмутиться, послать меня к какой-то там матери, ты все принимаешь за чистую монету и даже спрашиваешь, о чем был разговор... Как понимать?— Шутка, — холодно сказал Анцыферов. — Это, Паша, была шутка. И не более того. Ты перестал понимать шутки, переутомился. И вообще, если хочешь услышать мой совет...— Остановись, Леонард. Остановись. Скажи, ведь не может быть, чтобы при такой вот технике, как у тебя в кабинете, ты не предусмотрел обычных динамиков? Можешь вот так сразу, не выходя из кабинета, обратиться к коллективу? Можешь пригласить нужного человека? Увидев на экране непорядок, громогласно сделать замечание?— Конечно, могу, — кивнул Анцыферов, явно польщенный.— А мне позволишь воспользоваться микрофоном?— Хочешь выступить перед моим коллективом?— Нет, перед своим.— Даже так, — усмехнулся Анцыферов, ожидая, видимо, какого-то развлечения. — Ну что ж... Валяй, Паша, выступай, — и он протянул ему микрофон на маленькой подставке, щелкнув кнопкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22