Это случилось в этой самой комнате. Именно здесь он увидел ее — бедную, всеми обманутую, сетующую на своего любимого Торнефельда, напрочь забывшего о своих обещаниях. Именно здесь в нем, беспомощном пленнике Барона Палачей, зародилась безумная мысль сделать ее своей женой и защищать ее против всех жизненных напастей, как подобает примерному мужу и настоящему дворянину. Но сначала он должен был стать Торнефельдом и злыми и опасными делами завоевать себе все, что тому досталось с колыбели. Он справился с этим. Он стал ее мужем. Семь лет длилось его счастье. И вот теперь ему оставалось сделать последнее: найти себе после семи лет достойной дворянской жизни достойную дворянскую смерть.
Найти ее в шведской армии. Хотя это и претило его сердцу, но он уже принял решение и благодарил судьбу за то, что избегнет смерти от руки палача.
— На дворе у нас теперь работают честные и умелые люди, — говорил он жене. — Хозяйство у тебя пойдет гладко, и ни в чем не будет нехватки.
Тебя мне будет не хватать, мой милый! Об этом ты не думаешь? — шепотом пожаловалась Мария-Агнета.
— Ты должна следить за тем, чтобы в доме, на овчарне и на полях соблюдали бережливость и не делали оплошек. Никогда не отдавай больше того, что получаешь.
Бесполезную скотину сбывай, как сумеешь. Не спеши с весенним севом, а лучше дождись хорошей погоды. И помни, что один морген пашни, хорошо вспаханный и удобренный, дает больше зерна, чем два моргена при плохой обработке!
— Как я смогу думать обо всем этом, если не буду знать покоя ни днем ни ночью? Страх за тебя изгложет мое сердце!
Но Шведский Всадник уже перевел разговор на разведение овец, которое всегда приносило им хороший доход. Он дошел в своих объяснениях до того, что хорошая шерсть бывает только от хорошего производителя и что предохранить овец от чумы можно только в теплом хлеву, когда в соседней комнате послышался какой-то скрип и шорох. Он приложил палец к губам.
— Что это? — шепнул он. — Слышишь? Кто это там до сих пор слоняется по дому?
— Да нет же, все давно спят, — спокойно заметила Мария-Агнета. — Это порыв ветра шевельнул ставень.
Но Шведскому Всаднику почудились чьи-то приглушенные шаги. Он взял в руку подсвечник и отворил дверь в коридор.
— Эй, кто там?!
Тишина. Никаких шагов уже не было слышно.
Маленькая Мария-Христина торопливо цепляла стежок на стежок, стараясь унять свое затрепыхавшееся при звуках отцовского голоса сердце. И только когда она закончила работу (ни одна собака, ни один петух так и не подали голоса), ей стало немного полегче. Однако едва она успела повесить мундир обратно на крючок, как что-то тяжелое со стуком упало возле нее на пол.
Девочка изрядно перепугалась. Она не могла понять, что это было такое. Она хотела убежать, но споткнулась о стул и с плачем села на пол, растирая бедро и коленку. Когда боль отпустила ее, она вскочила на ноги, но тут же обнаружила, что в спешке потеряла туфельку. Мгновение она стояла в растерянности, а потом нашла свою потерю и выскользнула в дверь — в тот самый миг, когда из боковой двери появился отец с горящей свечой в руках.
Несколько секунд Шведский Всадник с Марией-Агнетой стояли в светлом проеме открытой двери, но девочка затаилась в темноте у лестницы, и они не увидели ее. И тут во тьме блеснул окованный медью переплет толстой книги, лежавшей на полу возле вешалки. Мария-Агнета подбежала и подняла ее.
— Вот это что было! — сказала она. — Упала с вешалки и наделала шуму. Наверное, кошка прыгнула на вешалку, и книга вывалилась у тебя из кармана. Этой книге, должно быть, не менее ста лет, от нее пахнет плесенью.
Шведский Всадник задумчиво посмотрел на свою реликвию, о которой успел намертво позабыть за семь лет счастья.
— Это Библия короля Густава-Адольфа, нашего прославленного героя, — объяснил он Марии-Агнете. — Когда его настигла коса смерти, эта книга лежала у него под панцирем. Я должен передать ее в собственные руки нашему молодому королю, так мне было завещано отцом. Я, правда, не знаю, много ли мне будет за это чести от Его Величества, — ведь книга такая ветхая, да к тому же насквозь промочена дождями и источена червями… Но я надеюсь, что король не обратит внимания на эти пустяки, ведь это реликвия его деда!
Ранним утром следующего дня, когда над озером еще клубился туман, Шведский Всадник в сопровождении Вейланда и Сверни Шею выехал со двора. Тяжелым и болезненным было его прощание с Марией-Агнетой, и, когда она в последний раз страстно обняла его за шею и непослушными губами прошептала благословение во имя Иисуса Христа и прочитала молитву о небесной защите. он с болью почувствовал, что они прощаются навеки.
Девочка крепко спала. Она не проснулась, когда отец в последний раз поцеловал ее в губы, глаза и лоб.
Часть IV. БЕЗЫМЯННЫЙ
Поздней осенью Шведский Всадник сидел в промозглой зале польского кабачка за наполовину опорожненным кувшином пива. Он устал от трехдневной скачки по проселочным дорогам, но и не помышлял о сне. Здоровенная хозяйская собака растянулась у его ног, дергаясь и поскуливая во сне, — наверное, ей снилась погоня за зайцем или лисой. Хозяин-поляк, не знавший ни слова по-немецки, сидел в уголке и распивал водку с Вейландом и Сверни Шеей. Он ужасно нервничал по поводу того, что у его жены начались схватки, и оба бывших разбойника как могли утешали его и наперебой давали советы: чтобы облегчить роды, утверждали они, надо давать ей пить медовую воду с миррой. Но хозяин, расстроенный и в стельку пьяный, уже не понимал их и только все время переспрашивал, чего они хотят.
Лампа отбрасывала по сторонам колеблющийся свет. На дворе заунывно свистел ветер, и, когда в комнате стихал разговор, становились слышны доносившиеся сверху стоны женщины и шелест стоявших за домом деревьев.
Вейланд с приятелем разлили остатки водки по стаканам и, выпив, вышли из комнаты. Хозяин со свечой проводил их до ветхой лестницы, натужно заскрипевшей под их шагами. Шведский Всадник сидел неподвижно, опустив голову на руки, а мысли его парили над поместьем Торнефельдов. Когда в зале все стихло, в его ушах вновь зазвучали привычные звуки хозяйского двора и родные голоса, не оставлявшие его на протяжении всего дня. Он слышал отдельные фразы из болтовни прядущих лен служанок, скрип отворяемых ворот, плеск фонтана, голос кормящей голубей Марии-Агнеты, что сама ворковала не хуже любого голубя. Гудение точильного камня, мычание запрягаемых быков, голос старшего работника, утверждавшего, что к ночи должно распогодиться. И перестук деревянных башмаков, и грохот молочных струй, бьющих по дну ведра, и милый тонкий голосок Марии-Христины, жалобно зовущей отца… Ему не хотелось верить в то, что он уехал навсегда.
Он резко поднялся на ноги, достал из-за пазухи свою бесценную реликвию и бросил ее на стол.
— Ты удивительно изменилась! — сказал он, обращаясь к Библии Густава-Адольфа. — Было время, когда ты гнала меня от аферы к афере, от схватки к схватке. День и ночь ты указывала мне на рассеянное по всей стране золото и серебро и подсказывала, как мне стать богатым и счастливым. А теперь ты не показываешь мне ничего, кроме того, что я утратил навсегда. Прошу тебя, довольно! Не делай меня еще несчастнее, или, клянусь Богом, я брошу тебя в печь! Я сыт тобою по горло!
Он угрюмо уставился в пространство. Помолчав, провел рукой по медным пластинкам переплета.
— Ты права, — буркнул он, словно книга давно умершего короля могла говорить. — Я умру, если больше не услышу голоса моей любимой и смеха, плача и пения моей малышки. И что мне с этой войны? Ты говоришь правду. Крестьянину больше пристала лопата, чем мушкет. Что ждет меня в шведском войске? Самое последнее дело — жечь деревни, отнимать зерно у крестьян, угонять скот, грабить дома и вообще до смерти пугать людей!
Я буду распоследним дураком, если пойду в армию. Пусть король сам сводит счеты с московским царем. Это их дело, а мне-то что с того?
Ветер свистел на дворе, собака повизгивала во сне. Шведский Всадник угрюмо глядел на книгу.
— Я вел честную игру, и ты это знаешь, — прошептал он. — Я не могу из-за какой-то подлой бабы потерять все, без чего не могу жить.
Вспомнив о Рыжей Лизе, он подумал о том, что ведь когда-то и впрямь любил эту отчаянную девку и что она, в свою очередь, была предана ему как собачонка, угадывая его желания по одному движению ресниц. А не удастся ли ему вновь раздуть угасший под золой обиды огонек? Чем дольше он размышлял об этом, тем выше поднималась в нем надежда еще раз подчинить ее себе, а стало быть, еще раз поменять свою судьбу. Столько раз это ему удавалось — так почему бы не удаться и сейчас?
«Я должен попытаться! У меня нет другого выхода, — сказал он себе. — Если все получится, я вернусь на свой двор, и тоска этих дней спадет с меня как сон. А не получится… Что ж, тогда в руки палачей попадется еще один безымянный разбойник!»
Он услышал шаги. Заскрипела лестница, отворилась дверь. Вейланд и Сверни Шею просунули головы в комнату.
Шведский Всадник быстро спрятал свою реликвию и обратился к товарищам: — И что вас носит до утра? Ложитесь и дрыхните — времени у нас мало, как рассветет, поедем дальше!
— Не слишком ли ты спешишь, атаман? — спросил Сверни Шею. — В доме родился новый человек и христианин! Слышишь, как он вопит? Мальчуган! Хозяин так рад, что обещает аж целых два дня поить и кормить нас задаром. Почему бы нам не задержаться здесь — уж на шведскую-то войну мы всегда успеем, она от нас не ускачет…
— Мы не едем в шведскую армию, — решительно отрезал Шведский Всадник. — Я переменил решение. Мы повернем и поедем в Швейдниц, где стоит драгунский полк. Я хочу потолковать о жизни и смерти с Рыжей Лизой!
Сверни Шею даже остолбенел от удивления, но тут же нашелся:
— Если ты хочешь договориться с ней, то приготовь талеры! — сказал он. — Рыжая Лиза почитает бедность за худшую беду. Если у тебя хватит денег выдавить из нее всю злость, то ты снова будешь свободен как птичка!
— Да ну тебя ко всем чертям! — вскричал Вейланд. — Атаман, лучше послушай меня: не говорить с ней тебе надо, а повязать камень на шею да сбросить в воду! Так будет вернее!
— Может быть, ты и прав, — заключил Шведский Всадник. — Я закрою ей рот так или иначе — даже если ради этого придется угодить в лапы палачам. Я решил драться за мое счастье и еще раз испытать удачу. Я ставлю на карту свою жизнь!
— Такое дело — не орешки щелкать! — отозвался Сверни Шею. — Но с тобою я ничего не боюсь, атаман. Ты всегда был умной сорвиголовой и умел плясать на канате между жизнью и смертью. В старые добрые времена это было твоей основной забавой!
В часе езды от Швейдница, на берегу реки, стояли три хижины, прежде населенные поденными рабочими, а ныне вот уже несколько лет покинутые и по крышу заросшие густым кустарником. Здесь и устроились на ночлег трое приятелей, привязав своих коней под имевшимся поблизости навесом. Когда настал вечер, Вейланд отправился в город — разузнать, где поселилась Рыжая Лиза со своим капралом и в какое время лучше нанести ей визит.
— Ты всегда был отличным разведчиком, — сказал Шведский Всадник, провожая его. — Вот и теперь ты провернешь это дельце самым наилучшим образом. Но берегись, чтобы Рыжая Лиза не узнала тебя: борода и бакенбарды не слишком-то изменили твое лицо. Покажи свое искусство, но будь осторожен: сейчас все зависит от твоих действий.
— Не бойся! — вставил Сверни Шею. — Уж я-то знаю Вейланда! В Силезии еще не выросло то дерево, на котором ему суждено висеть!
Вейланд отсутствовал ночь, день и еще ночь, а когда вернулся на рассвете третьего дня, то объявил, что выглядел, вызнал и вынюхал все, что только требовалось знать Шведскому Всаднику.
— Драгуны стоят в Швейднице уже несколько недель, их ремонтеры закупают лошадей в округе, — сообщил он. — Рыжая Лиза живет со своим капралом у старого портного в береговом квартале города. Тебе нужно будет спросить гостиницу «У зеленого дерева». Лучше всего прийти около полуночи — Лиза сидит в комнате одна, а капрал пьет и картежничает в пивной «У ворона» — пивом, что он выпивает за вечер, мельничное колесо вертеть можно!.. После полуночи, упившись вдрызг, он возвращается домой и с грохотом лезет по лестнице, после чего они с подружкой начинают выяснять отношения, да так громко, что слышно по всей улице. Соседи уже привыкли и не обращают на шум никакого внимания. К дому можно подобраться незаметно — там, где к нему примыкает сад, у стены навалены дрова, и если ты раздобудешь где-нибудь короткую лесенку и приставишь ее к ограде…
— Ну, это уже моя забота, — перебил его Шведский Всадник. — Есть еще что-нибудь?
— Только то, что ты мне задолжал двадцать два крейцера за еду и пару кружек пива, которое, кстати, у кабатчика чересчур дороговато! — усмехнулся Вейланд.
Далеко за полдень Шведский Всадник поехал с Вейландом в город, а Сверни Шею остался с вьючной лошадью и мешками в хижине — в Швейднице его знали некоторые люди, и ему нельзя было показываться там. Оказавшись в городе, приятели нашли лучшую гостиницу и остановились там. Шведский Всадник отказался ужинать в общей зале, а приказал подавать еду прямо в номер, объяснив, что устал с дороги и что слуга вполне может сам обслужить его.
Так они и сидели, не привлекая к себе излишнего внимания, в номере, и лишь когда пробило десять, Вейланд повел атамана по улицам и закоулкам в береговой квартал — к гостинице «У зеленого дерева».
— Портной все еще сидит у себя в мастерской, — шепнул он. — Но в комнате Рыжей Лизы света нет. Я думаю, ее еще нет дома.
— Или уже легла в постель и погасила свет, — покачал головой Шведский Всадник. — Кто знает?
— Ну нет! — шепотом отозвался Вейланд из темноты. — Пока капрал не вернется, она в постель не ляжет.
Луна пробилась сквозь гряду облаков и тут же снова скрылась. Шведский Всадник вытащил из-под плаща воровской фонарик и на мгновение осветил стену дома, прикинув расстояние между кучей дров и окном и заодно установив, что ему не нужно лестницы, чтобы взобраться наверх. В окно Рыжей Лизы можно было проникнуть без большого шума.
Он передал фонарик Вейланду.
— Возьми, он мне больше не понадобится, — бросил он через плечо. — Беги в гостиницу и расплатись с хозяином, а потом забирай лошадей, подъезжай сюда и жди меня поблизости. Крикнешь коршуном, чтобы я знал, что ты меня ждешь.
Ты берешь с собой пистолеты, атаман? — спросил Вейланд.
— Беру. Да беги же ты наконец! — скомандовал Шведский Всадник.
Когда он поднялся на кучу дров, Вейланд уже исчез во тьме.
Рыжая Лиза вошла в комнату и, закрыв за собою дверь, сбросила с ног тяжеленные туфли на каблуках. Затем неслышно подошла к плите, тлеющие угли которой еще отбрасывали слабые блики света на пол, и поставила на стол корзинку с яйцами. В комнате было сильно надымлено, и она хотела было отворить окно, как вдруг остановилась, вскинув голову и прислушиваясь: в комнате слышалось дыхание человека.
— Это ты, Якоб? — спросила она удивленно. Ответом ей была тишина. И все же она чувствовала, что в комнате кто-то есть. Неуверенным голосом она обратилась в темноту: — Кто тут?
Так и не дождавшись ответа, она схватила тонкую щепку и зажгла ее от углей в камине. Лучина разгорелась и высветила фигуру мужчины, неподвижно сидевшего на кровати. Это был не Якоб… Но в тот момент она испытывала скорее любопытство, чем страх.
— А ну-ка, покажись! Я хочу знать, кто это лазит ко мне в окно по ночам! — сказала она и осветила лицо Шведского Всадника.
Тихо вскрикнув и взмахнув рукой, она отшатнулась. Искры от лучины закружились во тьме. Холод объял спину женщины. Ее сжимавшая щепку рука дергалась, как в эпилептических судорогах. Другой рукою она лихорадочно искала опору, чтобы не упасть, — ноги ее вмиг стали ватными от ужаса. Шведский Всадник по-прежнему сидел на кровати, не шевелясь и сверля Рыжую Лизу суровым взглядом из-под кустистых бровей. Затем он недобро усмехнулся, и тень от его головы плавно закачалась на стене.
Рыжая Лиза уронила щепку на пол, и в комнате снова стало темно. Панические мысли вихрем проносились у нее в голове: «Он?! Как он очутился здесь? Когда же я видела его в последний раз? Знает ли он, что я?.. Откуда он узнал? О Боже, он глядит на меня как убийца!.. Кричать, звать на помощь… Да только кто услышит? Портной лежит в лихорадке… Соседей не добудиться… Но какая наглость! Значит, все эти годы он следил за мной. Господи, что же мне делать? Если бы Якоб был здесь!.. Но Якоб не услышит… Придет за полночь… Будет уже поздно… Поздно! Иисусе, помоги! Он пришьет меня и уйдет в окно, и никто на свете его никогда не сыщет. Нет, он не должен уйти! Я должна задержать его, отвлечь, а завтра утром сдать барону… Ваша милость, мы его поймали! Много денег, конец нужде! Нет, я просто обязана его задержать. Он не уйдет… О Иисусе, такие деньги!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Найти ее в шведской армии. Хотя это и претило его сердцу, но он уже принял решение и благодарил судьбу за то, что избегнет смерти от руки палача.
— На дворе у нас теперь работают честные и умелые люди, — говорил он жене. — Хозяйство у тебя пойдет гладко, и ни в чем не будет нехватки.
Тебя мне будет не хватать, мой милый! Об этом ты не думаешь? — шепотом пожаловалась Мария-Агнета.
— Ты должна следить за тем, чтобы в доме, на овчарне и на полях соблюдали бережливость и не делали оплошек. Никогда не отдавай больше того, что получаешь.
Бесполезную скотину сбывай, как сумеешь. Не спеши с весенним севом, а лучше дождись хорошей погоды. И помни, что один морген пашни, хорошо вспаханный и удобренный, дает больше зерна, чем два моргена при плохой обработке!
— Как я смогу думать обо всем этом, если не буду знать покоя ни днем ни ночью? Страх за тебя изгложет мое сердце!
Но Шведский Всадник уже перевел разговор на разведение овец, которое всегда приносило им хороший доход. Он дошел в своих объяснениях до того, что хорошая шерсть бывает только от хорошего производителя и что предохранить овец от чумы можно только в теплом хлеву, когда в соседней комнате послышался какой-то скрип и шорох. Он приложил палец к губам.
— Что это? — шепнул он. — Слышишь? Кто это там до сих пор слоняется по дому?
— Да нет же, все давно спят, — спокойно заметила Мария-Агнета. — Это порыв ветра шевельнул ставень.
Но Шведскому Всаднику почудились чьи-то приглушенные шаги. Он взял в руку подсвечник и отворил дверь в коридор.
— Эй, кто там?!
Тишина. Никаких шагов уже не было слышно.
Маленькая Мария-Христина торопливо цепляла стежок на стежок, стараясь унять свое затрепыхавшееся при звуках отцовского голоса сердце. И только когда она закончила работу (ни одна собака, ни один петух так и не подали голоса), ей стало немного полегче. Однако едва она успела повесить мундир обратно на крючок, как что-то тяжелое со стуком упало возле нее на пол.
Девочка изрядно перепугалась. Она не могла понять, что это было такое. Она хотела убежать, но споткнулась о стул и с плачем села на пол, растирая бедро и коленку. Когда боль отпустила ее, она вскочила на ноги, но тут же обнаружила, что в спешке потеряла туфельку. Мгновение она стояла в растерянности, а потом нашла свою потерю и выскользнула в дверь — в тот самый миг, когда из боковой двери появился отец с горящей свечой в руках.
Несколько секунд Шведский Всадник с Марией-Агнетой стояли в светлом проеме открытой двери, но девочка затаилась в темноте у лестницы, и они не увидели ее. И тут во тьме блеснул окованный медью переплет толстой книги, лежавшей на полу возле вешалки. Мария-Агнета подбежала и подняла ее.
— Вот это что было! — сказала она. — Упала с вешалки и наделала шуму. Наверное, кошка прыгнула на вешалку, и книга вывалилась у тебя из кармана. Этой книге, должно быть, не менее ста лет, от нее пахнет плесенью.
Шведский Всадник задумчиво посмотрел на свою реликвию, о которой успел намертво позабыть за семь лет счастья.
— Это Библия короля Густава-Адольфа, нашего прославленного героя, — объяснил он Марии-Агнете. — Когда его настигла коса смерти, эта книга лежала у него под панцирем. Я должен передать ее в собственные руки нашему молодому королю, так мне было завещано отцом. Я, правда, не знаю, много ли мне будет за это чести от Его Величества, — ведь книга такая ветхая, да к тому же насквозь промочена дождями и источена червями… Но я надеюсь, что король не обратит внимания на эти пустяки, ведь это реликвия его деда!
Ранним утром следующего дня, когда над озером еще клубился туман, Шведский Всадник в сопровождении Вейланда и Сверни Шею выехал со двора. Тяжелым и болезненным было его прощание с Марией-Агнетой, и, когда она в последний раз страстно обняла его за шею и непослушными губами прошептала благословение во имя Иисуса Христа и прочитала молитву о небесной защите. он с болью почувствовал, что они прощаются навеки.
Девочка крепко спала. Она не проснулась, когда отец в последний раз поцеловал ее в губы, глаза и лоб.
Часть IV. БЕЗЫМЯННЫЙ
Поздней осенью Шведский Всадник сидел в промозглой зале польского кабачка за наполовину опорожненным кувшином пива. Он устал от трехдневной скачки по проселочным дорогам, но и не помышлял о сне. Здоровенная хозяйская собака растянулась у его ног, дергаясь и поскуливая во сне, — наверное, ей снилась погоня за зайцем или лисой. Хозяин-поляк, не знавший ни слова по-немецки, сидел в уголке и распивал водку с Вейландом и Сверни Шеей. Он ужасно нервничал по поводу того, что у его жены начались схватки, и оба бывших разбойника как могли утешали его и наперебой давали советы: чтобы облегчить роды, утверждали они, надо давать ей пить медовую воду с миррой. Но хозяин, расстроенный и в стельку пьяный, уже не понимал их и только все время переспрашивал, чего они хотят.
Лампа отбрасывала по сторонам колеблющийся свет. На дворе заунывно свистел ветер, и, когда в комнате стихал разговор, становились слышны доносившиеся сверху стоны женщины и шелест стоявших за домом деревьев.
Вейланд с приятелем разлили остатки водки по стаканам и, выпив, вышли из комнаты. Хозяин со свечой проводил их до ветхой лестницы, натужно заскрипевшей под их шагами. Шведский Всадник сидел неподвижно, опустив голову на руки, а мысли его парили над поместьем Торнефельдов. Когда в зале все стихло, в его ушах вновь зазвучали привычные звуки хозяйского двора и родные голоса, не оставлявшие его на протяжении всего дня. Он слышал отдельные фразы из болтовни прядущих лен служанок, скрип отворяемых ворот, плеск фонтана, голос кормящей голубей Марии-Агнеты, что сама ворковала не хуже любого голубя. Гудение точильного камня, мычание запрягаемых быков, голос старшего работника, утверждавшего, что к ночи должно распогодиться. И перестук деревянных башмаков, и грохот молочных струй, бьющих по дну ведра, и милый тонкий голосок Марии-Христины, жалобно зовущей отца… Ему не хотелось верить в то, что он уехал навсегда.
Он резко поднялся на ноги, достал из-за пазухи свою бесценную реликвию и бросил ее на стол.
— Ты удивительно изменилась! — сказал он, обращаясь к Библии Густава-Адольфа. — Было время, когда ты гнала меня от аферы к афере, от схватки к схватке. День и ночь ты указывала мне на рассеянное по всей стране золото и серебро и подсказывала, как мне стать богатым и счастливым. А теперь ты не показываешь мне ничего, кроме того, что я утратил навсегда. Прошу тебя, довольно! Не делай меня еще несчастнее, или, клянусь Богом, я брошу тебя в печь! Я сыт тобою по горло!
Он угрюмо уставился в пространство. Помолчав, провел рукой по медным пластинкам переплета.
— Ты права, — буркнул он, словно книга давно умершего короля могла говорить. — Я умру, если больше не услышу голоса моей любимой и смеха, плача и пения моей малышки. И что мне с этой войны? Ты говоришь правду. Крестьянину больше пристала лопата, чем мушкет. Что ждет меня в шведском войске? Самое последнее дело — жечь деревни, отнимать зерно у крестьян, угонять скот, грабить дома и вообще до смерти пугать людей!
Я буду распоследним дураком, если пойду в армию. Пусть король сам сводит счеты с московским царем. Это их дело, а мне-то что с того?
Ветер свистел на дворе, собака повизгивала во сне. Шведский Всадник угрюмо глядел на книгу.
— Я вел честную игру, и ты это знаешь, — прошептал он. — Я не могу из-за какой-то подлой бабы потерять все, без чего не могу жить.
Вспомнив о Рыжей Лизе, он подумал о том, что ведь когда-то и впрямь любил эту отчаянную девку и что она, в свою очередь, была предана ему как собачонка, угадывая его желания по одному движению ресниц. А не удастся ли ему вновь раздуть угасший под золой обиды огонек? Чем дольше он размышлял об этом, тем выше поднималась в нем надежда еще раз подчинить ее себе, а стало быть, еще раз поменять свою судьбу. Столько раз это ему удавалось — так почему бы не удаться и сейчас?
«Я должен попытаться! У меня нет другого выхода, — сказал он себе. — Если все получится, я вернусь на свой двор, и тоска этих дней спадет с меня как сон. А не получится… Что ж, тогда в руки палачей попадется еще один безымянный разбойник!»
Он услышал шаги. Заскрипела лестница, отворилась дверь. Вейланд и Сверни Шею просунули головы в комнату.
Шведский Всадник быстро спрятал свою реликвию и обратился к товарищам: — И что вас носит до утра? Ложитесь и дрыхните — времени у нас мало, как рассветет, поедем дальше!
— Не слишком ли ты спешишь, атаман? — спросил Сверни Шею. — В доме родился новый человек и христианин! Слышишь, как он вопит? Мальчуган! Хозяин так рад, что обещает аж целых два дня поить и кормить нас задаром. Почему бы нам не задержаться здесь — уж на шведскую-то войну мы всегда успеем, она от нас не ускачет…
— Мы не едем в шведскую армию, — решительно отрезал Шведский Всадник. — Я переменил решение. Мы повернем и поедем в Швейдниц, где стоит драгунский полк. Я хочу потолковать о жизни и смерти с Рыжей Лизой!
Сверни Шею даже остолбенел от удивления, но тут же нашелся:
— Если ты хочешь договориться с ней, то приготовь талеры! — сказал он. — Рыжая Лиза почитает бедность за худшую беду. Если у тебя хватит денег выдавить из нее всю злость, то ты снова будешь свободен как птичка!
— Да ну тебя ко всем чертям! — вскричал Вейланд. — Атаман, лучше послушай меня: не говорить с ней тебе надо, а повязать камень на шею да сбросить в воду! Так будет вернее!
— Может быть, ты и прав, — заключил Шведский Всадник. — Я закрою ей рот так или иначе — даже если ради этого придется угодить в лапы палачам. Я решил драться за мое счастье и еще раз испытать удачу. Я ставлю на карту свою жизнь!
— Такое дело — не орешки щелкать! — отозвался Сверни Шею. — Но с тобою я ничего не боюсь, атаман. Ты всегда был умной сорвиголовой и умел плясать на канате между жизнью и смертью. В старые добрые времена это было твоей основной забавой!
В часе езды от Швейдница, на берегу реки, стояли три хижины, прежде населенные поденными рабочими, а ныне вот уже несколько лет покинутые и по крышу заросшие густым кустарником. Здесь и устроились на ночлег трое приятелей, привязав своих коней под имевшимся поблизости навесом. Когда настал вечер, Вейланд отправился в город — разузнать, где поселилась Рыжая Лиза со своим капралом и в какое время лучше нанести ей визит.
— Ты всегда был отличным разведчиком, — сказал Шведский Всадник, провожая его. — Вот и теперь ты провернешь это дельце самым наилучшим образом. Но берегись, чтобы Рыжая Лиза не узнала тебя: борода и бакенбарды не слишком-то изменили твое лицо. Покажи свое искусство, но будь осторожен: сейчас все зависит от твоих действий.
— Не бойся! — вставил Сверни Шею. — Уж я-то знаю Вейланда! В Силезии еще не выросло то дерево, на котором ему суждено висеть!
Вейланд отсутствовал ночь, день и еще ночь, а когда вернулся на рассвете третьего дня, то объявил, что выглядел, вызнал и вынюхал все, что только требовалось знать Шведскому Всаднику.
— Драгуны стоят в Швейднице уже несколько недель, их ремонтеры закупают лошадей в округе, — сообщил он. — Рыжая Лиза живет со своим капралом у старого портного в береговом квартале города. Тебе нужно будет спросить гостиницу «У зеленого дерева». Лучше всего прийти около полуночи — Лиза сидит в комнате одна, а капрал пьет и картежничает в пивной «У ворона» — пивом, что он выпивает за вечер, мельничное колесо вертеть можно!.. После полуночи, упившись вдрызг, он возвращается домой и с грохотом лезет по лестнице, после чего они с подружкой начинают выяснять отношения, да так громко, что слышно по всей улице. Соседи уже привыкли и не обращают на шум никакого внимания. К дому можно подобраться незаметно — там, где к нему примыкает сад, у стены навалены дрова, и если ты раздобудешь где-нибудь короткую лесенку и приставишь ее к ограде…
— Ну, это уже моя забота, — перебил его Шведский Всадник. — Есть еще что-нибудь?
— Только то, что ты мне задолжал двадцать два крейцера за еду и пару кружек пива, которое, кстати, у кабатчика чересчур дороговато! — усмехнулся Вейланд.
Далеко за полдень Шведский Всадник поехал с Вейландом в город, а Сверни Шею остался с вьючной лошадью и мешками в хижине — в Швейднице его знали некоторые люди, и ему нельзя было показываться там. Оказавшись в городе, приятели нашли лучшую гостиницу и остановились там. Шведский Всадник отказался ужинать в общей зале, а приказал подавать еду прямо в номер, объяснив, что устал с дороги и что слуга вполне может сам обслужить его.
Так они и сидели, не привлекая к себе излишнего внимания, в номере, и лишь когда пробило десять, Вейланд повел атамана по улицам и закоулкам в береговой квартал — к гостинице «У зеленого дерева».
— Портной все еще сидит у себя в мастерской, — шепнул он. — Но в комнате Рыжей Лизы света нет. Я думаю, ее еще нет дома.
— Или уже легла в постель и погасила свет, — покачал головой Шведский Всадник. — Кто знает?
— Ну нет! — шепотом отозвался Вейланд из темноты. — Пока капрал не вернется, она в постель не ляжет.
Луна пробилась сквозь гряду облаков и тут же снова скрылась. Шведский Всадник вытащил из-под плаща воровской фонарик и на мгновение осветил стену дома, прикинув расстояние между кучей дров и окном и заодно установив, что ему не нужно лестницы, чтобы взобраться наверх. В окно Рыжей Лизы можно было проникнуть без большого шума.
Он передал фонарик Вейланду.
— Возьми, он мне больше не понадобится, — бросил он через плечо. — Беги в гостиницу и расплатись с хозяином, а потом забирай лошадей, подъезжай сюда и жди меня поблизости. Крикнешь коршуном, чтобы я знал, что ты меня ждешь.
Ты берешь с собой пистолеты, атаман? — спросил Вейланд.
— Беру. Да беги же ты наконец! — скомандовал Шведский Всадник.
Когда он поднялся на кучу дров, Вейланд уже исчез во тьме.
Рыжая Лиза вошла в комнату и, закрыв за собою дверь, сбросила с ног тяжеленные туфли на каблуках. Затем неслышно подошла к плите, тлеющие угли которой еще отбрасывали слабые блики света на пол, и поставила на стол корзинку с яйцами. В комнате было сильно надымлено, и она хотела было отворить окно, как вдруг остановилась, вскинув голову и прислушиваясь: в комнате слышалось дыхание человека.
— Это ты, Якоб? — спросила она удивленно. Ответом ей была тишина. И все же она чувствовала, что в комнате кто-то есть. Неуверенным голосом она обратилась в темноту: — Кто тут?
Так и не дождавшись ответа, она схватила тонкую щепку и зажгла ее от углей в камине. Лучина разгорелась и высветила фигуру мужчины, неподвижно сидевшего на кровати. Это был не Якоб… Но в тот момент она испытывала скорее любопытство, чем страх.
— А ну-ка, покажись! Я хочу знать, кто это лазит ко мне в окно по ночам! — сказала она и осветила лицо Шведского Всадника.
Тихо вскрикнув и взмахнув рукой, она отшатнулась. Искры от лучины закружились во тьме. Холод объял спину женщины. Ее сжимавшая щепку рука дергалась, как в эпилептических судорогах. Другой рукою она лихорадочно искала опору, чтобы не упасть, — ноги ее вмиг стали ватными от ужаса. Шведский Всадник по-прежнему сидел на кровати, не шевелясь и сверля Рыжую Лизу суровым взглядом из-под кустистых бровей. Затем он недобро усмехнулся, и тень от его головы плавно закачалась на стене.
Рыжая Лиза уронила щепку на пол, и в комнате снова стало темно. Панические мысли вихрем проносились у нее в голове: «Он?! Как он очутился здесь? Когда же я видела его в последний раз? Знает ли он, что я?.. Откуда он узнал? О Боже, он глядит на меня как убийца!.. Кричать, звать на помощь… Да только кто услышит? Портной лежит в лихорадке… Соседей не добудиться… Но какая наглость! Значит, все эти годы он следил за мной. Господи, что же мне делать? Если бы Якоб был здесь!.. Но Якоб не услышит… Придет за полночь… Будет уже поздно… Поздно! Иисусе, помоги! Он пришьет меня и уйдет в окно, и никто на свете его никогда не сыщет. Нет, он не должен уйти! Я должна задержать его, отвлечь, а завтра утром сдать барону… Ваша милость, мы его поймали! Много денег, конец нужде! Нет, я просто обязана его задержать. Он не уйдет… О Иисусе, такие деньги!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21