Врачи ясно предупредили: третьего инфаркта он не выдержит, то, что остался жив после второго, — подарок судьбы — и надолго ли?
Когда Амирхан Даутович стал областным прокурором, первое, что он предпринял: попытался получить объективную информацию о состоянии преступности в области. Более или менее точная информация стекалась к нему год. Затем он на бюро обкома партии подвёл итоги и предложил обнародовать статистику с его комментариями в печати. Однако никто его не поддержал. Когда же область, по милости его объективной статистики, вышла по преступности на первое место в республике, он незамедлительно стал получать с мест иные сводки, куда более утешительные, и на бумаге кривая преступности резко пошла вниз. Нет, он не мог никого обвинить из руководства, что, мол, вмешиваются в компетенцию прокурора; его указаний не отменяли и ему самому не делали замечаний, не обвиняли, что с его приходом в области выросла преступность, но он чувствовал, что властная рука наложила вето на его начинания.
Каждый год, несмотря на занятость, он инспектировал подотчётные ему в области правовые органы, делал он это без предупреждения, внезапно. Бывало, инспекция проводилась в несколько этапов, потому что соседние районы оказывались уже оповещёнными о его поездке. Но к концу года — шесть ли, семь ли раз ему приходилось начинать инспекцию — в каждой из пятнадцати толстых амбарных книг, заведённых им по числу районов, появлялась подробная запись — и многое бы отдали руководители, чтоб заглянуть в эту книгу. Лет через пять Амирхан Даутович узнал, что за книгами охотились: взламывали машину, рылись в номерах, где он останавливался в поездках.
Уделял внимание Азларханов и обстановке в исправительно-трудовых колониях области, в том числе организации труда в местах лишения свободы, степени его воспитательной эффективности. По мнению прокурора, тут требовался ряд неотложных мер, в том числе усиление материально-технической базы труда в колониях.
Как и некоторые другие юристы, Ликург предлагал, чтобы следственный аппарат был выведен из прокуратуры, и, контролируя следствие, прокуратура не контролировала бы саму себя; предлагал увеличить число народных заседателей в суде и расширить их права; предлагал усилить роль адвоката в судебном процессе, а к лицам, взятым под стражу, допускать адвоката с момента предъявления обвинения; подобные меры, считал Азларханов, исключили бы возможность выбивать недозволенными методами нужные следствию показания, уменьшили бы число судебных ошибок.
Именно такого рода идеи в его выступлениях приводили в волнение его коллег по прокуратуре, членов Верховного суда и Прокуратуры республики.
Однако, кроме общих, характерных не только для Узбекистана, были в республике и свои, специфические проблемы, и мимо них тоже не мог пройти прокурор.
Революция давно отмела сословия, но осталась живуча, затаилась иная зараза, набиравшая год от года силу — принадлежность к тем или иным родам. И опять негласно стало выползать на свет определение: белая и чёрная кость. И надо было уже заводить специалистов по генеалогии в каждой области, чтобы разобраться, какими кадрами комплектуется та или иная отрасль: в высшем образовании люди из одного рода, выходцы из одной местности, в торговле — другие, в здравоохранении — третьи, и так куда ни глянь, особенно в ключевых и денежных отраслях. Забралась эта зараза и выше. Как рассказывал Ликургу его товарищ, прокурор соседней области, у них все восемь членов бюро обкома — выходцы из одного рода, пятеро к тому же состоят в близком родстве, и куда бы он ни писал, мол, все остаётся по-прежнему, потому что представители рода сидят и наверху, в республике.
А сотни жалоб, что стал получать Амирхан Даутович в последние годы как областной прокурор, жалоб, не встречавшихся прежде. Особенно запомнился один случай. На приём к нему пришёл токарь с завода электробытовых приборов, немолодой уже человек, когда-то из-за климата переехавший в эти края из Эстонии. Пожаловался, что его лишили заслуженной награды. Оказалось, заводу по случаю юбилея республики выделили несколько орденов, которыми решили поощрить лучших по профессии: токарей, слесарей-сборщиков и электриков, и тайны из этого ни в профкоме, ни в парткоме никто не делал. Написавший жалобу ни на минуту не сомневался, что среди награждённых будет и он. Да и как же иначе: десять лет подряд его фотография не сходила с заводской Доски почёта, не однажды он удостаивался звания лучшего по профессии, на его счёту имелись и рационализаторские предложения. В общем, двух мнений на заводе, кто лучший токарь, не было. И спроси коллектив, наверняка назвали бы фамилию немолодого эстонца: пользовался он общей симпатией и уважением. Но так случилось, что орден Трудового Красного Знамени вручили одному из его учеников, далеко не лучшему специалисту, недавно к тому же работающему в цехе, однако местной национальности. Рабочий и пришёл к прокурору с вопросом: почему нарушаются конституционные права, разве где-нибудь в законах записано, что люди коренной национальности имеют преимущественное право перед другими?
Что мог ответить ему областной прокурор? Разве что показать тысячи подобных жалоб, особенно после вступительных экзаменов в институты.
Нынешние обязанности юрисконсульта на консервном заводике едва ли отнимали у Амирхана Даутовича больше часа в день — остальное время он писал, печатал на машинке, делал выписки, запросы, заказывал нужные книги. Это и впрямь была работа учёного. Давно известно, что многое в жизни сделано не теми, кому положено по должности, а теми, у кого душа болела за дело. Душа у него болела — это уж точно…
С работой этой, никому не известной пока, никто его, естественно, не торопил, не подгонял; не связывал он с завершением её и каких-то перспектив, перемен в своей судьбе, не мечтал ни о славе, ни о признании заслуг. Труд этот успокаивал душу, и день ото дня крепла в нем уверенность, что таков его человеческий и гражданский долг. Наверное, он был похож на тех чудаков, что в одиночку в глухих горах строят мост через ущелье, или изо дня в день, из года в год наводят переправу через бурную реку, или растят на пустыре сад, заведомо зная, что никогда не будут наслаждаться его плодами. Не нужна им ни слава, ни признание, им важно, чтобы остался на земле сад, мост, переправа, колодец в пустыне. И как тот возводящий мост или роющий колодец, он не сомневался в необходимости своей работы и как всякий мастер, а дилетанты вряд ли взваливают на себя подобную ношу, верил в её необходимость. Ну, в его случае пусть не каждая строка станет законом или постановлением, но эта работа может послужить толчком для некоторых важных решений.
Нервничал и торопился он лишь в те дни, когда заметно поднималось давление, болело сердце, съедала тоска — не успею, не успею… На всякий случай в служебном столе и дома лежали письма, куда все это отправить, если вдруг с ним…
Выполненная часть работы, уже перепечатанная, хранилась в отдельных папках в сейфе, на работе; в каждой папке имелось сопроводительное письмо. Многие, с кем он заканчивал аспирантуру в Москве, стали крупными юристами, занимали высокие посты, и он верил, что его бумаги попадут в надёжные руки.
А тут и новая тема стала занимать его. Разве он не должен как-то обобщить опыт последнего года жизни в этом необычном со всех точек зрения для юриста городе. Будь Амирхан Даутович лет на двадцать моложе, он, конечно, не задумываясь, назвал бы деяния своих новых земляков незаконными. Но, подойдя к пятидесятилетнему рубежу, позабыв о спецбуфете и спецпайке, он теперь не был столь категоричным. Однажды, совсем не в плане, «законно или незаконно», у него вырвалось: «Как много удобств в этом городе!» И в самом деле: нужен небольшой ремонт в доме — нет проблем, чайхана, где собираются малярных дел мастера, за углом. Корзину цветов ко дню рождения жены? Оставьте на базаре адрес цветочницам — к определённому часу у вас дома раздаётся звонок. Перекрасить машину, устранить вмятину — это у Варданяна, на выезде из города. Хорошо сделает? Обижаешь — золотая голова, золотые руки.
У вас свадьба, день рождения, голова кругом идёт — никогда не принимали гостей больше пяти пар? Ничего страшного — в обед возле автостанции найдите Махмуда-ака. Плов на сто человек, триста палочек шашлыка, двести горячих самсы, сотню горячих лепёшек? Все будет обеспечено по высшему разряду. Живёте в коммунальном доме? Нет проблем. Сделают навесы, собьют временные столы у вас же во дворе.
Зная не понаслышке о состоянии общепита, Амирхан Даутович сам охотнее ходил в чайхану при автостанции, чем в заводскую столовую. Ну ладно, в этом городе так случилось, неожиданно, незапланированно, и жизнь сама отрегулировала существование жителей. И стало очевидным, что индивидуальная деятельность не помеха государству, а подспорье — вон как расцвёл город, вместо того чтобы захиреть после закрытия рудника.
Конечно, не всякая деятельность во благо. И не оттого ли, что многие понимают незаконность своей жизни, так переполнены по вечерам рестораны: гуляй, однова живём! Узаконь, разреши, помоги на первых порах, пусть поверит народ, что всерьёз и надолго, и вряд ли кто из местных будет заглядывать столь часто в «Лидо». С годами Ликург понял, что хоть запретить легче лёгкого, да сила закона совсем не в запрете — многие запреты только вредят делу, на интересе должен держаться закон.
Конечно, никому он о своей работе не говорил, в помощи ничьей не нуждался, да и кто и в чем мог помочь ему? Скорее следовало оберегать свой труд от любопытных — узнай кто, чем занимается бывший прокурор, скорее всего подняли бы на смех: тоже законодатель выискался! А уж поверить в то, что даже не закон, а какая-то строка его могла родиться в обшарпанном кабинете юрисконсульта консервного завода — вряд ли нашёлся бы хоть один такой человек. Здесь властвовала иная психология: законы вынашиваются и рождаются где-то там, наверху, в огромных роскошных кабинетах, где уходящие в высоту стены обшиты тёмным морёным дубом.
И в тот вечер, когда он единственный раз зашёл поужинать в «Лидо», встреться Азларханов случайно с кем-нибудь из бывших коллег, окажись с ними за одним столом, он, конечно, не обмолвился бы ни словом о главном сейчас деле своей жизни. Ну, этого разговора он, положим, избежал бы. Но разговора о том, как он, один из самых известных областных прокуроров республики, покатился вниз, избежать вряд ли удалось бы.
Да, разговора о собственной жизни, о судьбе Ларисы, ему вряд ли удалось бы избежать…
Глава V.
АЙСБЕРГ
1
Как-то вечером, когда он вернулся с прогулки, у двери раздался звонок. Время было позднее, гостей он не ждал — в этом городе почти ни с кем не общался, поэтому ночной звонок удивил. Все же дверь он открыл. В полутьме на лестничной площадке стояли двое — из тех, что раскланялись с ним недавно из-за соседнего столика в «Лидо».
— Добрый вечер, Амирхан Даутович, — приветствовали ночные гости хозяина дома. — Проезжали мимо, видим огонёк, решили зайти проведать, не возражаете?
Теперь, лицом к лицу увидев этих мужчин — каждому едва ли было за сорок, Амирхан Даутович убедился ещё раз, что он их не знает. Нельзя сказать, чтобы бывший прокурор обрадовался ночным визитёрам, но он не испугался и не растерялся. Терять ему в этой жизни больше было нечего: все дорогое уже потеряно или отнято. Поэтому он шире распахнул картонную дверь своей квартиры и пригласил нежданных гостей в дом.
Те прошли в комнату, представились. Повыше ростом, голубоглазый, уверенный, назвался Артуром Александровичем, а другой, чернявый, вертлявый
— Икрамом Махмудовичем. Амирхан Даутович предложил сесть, но гости усаживаться не спешили. Оглядев более чем скромную обстановку в комнате, Артур Александрович сказал:
— Что ж так бедно живёте, Амирхан Даутович?.. — Видимо, вопрос был приглашением к разговору, но прокурор промолчал. — Не жалеете, что отказались от компенсации в сто тысяч?
Наверное, гость ожидал, что Азларханов удивится неожиданному вопросу, но прокурора уже ничего не удивляло после того, что произошло с ним, поэтому он ответил бесстрастно:
— Нет, не жалею. — Усмехнувшись, в свою очередь, спросил: — И много вы знаете таких подробностей из моей жизни, Артур Александрович?
Гость оживился, довольный тем, что сумел заинтересовать хозяина дома.
— Думаю, что много. Пожалуй, ничью биографию я не изучал так досконально — ни в школе, ни в институте, как вашу…
— За что же мне выпала такая высокая честь? — поинтересовался Амирхан Даутович — разговор начинал вызывать у него интерес.
— Не спешите, все узнаете в своё время. Одно могу сказать, прокурор…
— не возражаете, если я буду вас так называть? — изучал я вашу биографию по личной инициативе и, не скрою, с симпатией. Хочу надеяться, что мы с вами будем друзьями, по крайней мере нам этого очень хочется.
Амирхан Даутович не понимал, куда клонит гость, но то, что он сразу попытался расположить к себе, настораживало. Ему уже ясно стало, что никакие это не бывшие его коллеги и не работники партийного или советского аппарата, за кого он принял их тогда в «Лидо». Но вот кто они, он и предположить не мог.
Артур Александрович, видимо, желая быстрее перейти к делу, выложил ещё один козырь:
— Мы даже знаем, кто убил вашу жену, и можем сообщить, что Анвар Бекходжаев с прошлого года работает прокурором в районе, где некогда совершил преступление. Ну а чтобы вы не сомневались, что мы знаем о вас все, Икрам зачитает то, что нам удалось собрать о вас. Пожалуйста, Икрам.
Чернявый, подвижный Икрам Махмудович, все время зыркавший глазами по сторонам, явно отрепетированным жестом открыл кожаную папку и достал бумаги.
— Итак… Азларханов Амирхан Даутович, родился в 1933 году, в Сибири. Воспитывался в детском доме, так как родители, юристы, были репрессированы в 1937 году. Служил четыре года в военно-морском флоте на Тихом океане. Закончил в родном городе университет с отличием и аспирантуру в Москве. Был женат. Жена — Лариса Павловна Турганова, искусствовед, собравшая частную коллекцию восточной керамики, которая неоднократно выставлялась за рубежом. В 1978 году…
Ликург остановил жестом чернявого — читать тому ещё предстояло много, и бывший прокурор не сомневался, что знают о нем все или почти все.
— Зачем вам это? — спросил он устало. — Вряд ли я нынче представляю для кого-то интерес, даже шантажировать меня нет смысла…
Артур Александрович нетерпеливо перебил хозяина:
— Мы не шантажисты. И, пожалуй, вы правы, что едва ли для кого-то представляете нынче интерес. Время такое: интерес, внимание только к тем, кто на коне, то есть в кресле. Однако хотелось бы, чтобы вы не принимали нас и за филантропов — у нас совсем другие цели, но они не могут принести вам худого, наоборот, изменят вашу жизнь в лучшую сторону. А то, что нам пришлось столь тщательно изучить вашу биографию, этого требовали обстоятельства — вы потом это поймёте и, надеюсь, не будете в претензии. Слишком многое мы собираемся вам вверить, оттого и не хотели бы подвергать себя неоправданному риску.
— Нельзя ли яснее? — перебил незваного гостя Амирхан Даутович.
— Нет, яснее пока нельзя. Только в общих чертах, яснее и подробнее, когда получим ваше принципиальное согласие на сотрудничество.
— Что же вам от меня нужно?
— Не гоните лошадей, прокурор, дело серьёзное. Я представляю местную промышленность. Нам позарез нужен юрисконсульт, если уж вы так настаиваете на краткости.
— Юрисконсульт? — удивился Ликург. — Да нашего брата сейчас развелось хоть пруд пруди — разве это проблема?
— Не скажите. Проблема, да ещё какая. — Артур Александрович тяжело вздохнул, удивляясь непонятливости бывшего прокурора, и пояснил: — Нам ведь не всякий юрист требуется. Нужен юрист с большим опытом, юридическим и жизненным. Больше того, человек, изощрённый в законах, знающий и понимающий их противоречия. Ведь недаром же ваши коллеги называли вас Законником и Ликургом. И притом человек не робкий, привыкший к коридорам власти, знающий дорогу в Москву, — и туда простираются наши интересы. Нужен человек немолодой, внушающий доверие и уважение, образованный и эрудированный. В общем, нужен человек с умом и характером. Отсюда и столь подробное ваше досье, прокурор… Признаемся, доля риска, и немалая, свяжись мы с вами, имеется. Но в случае удачи, если мы найдём пути к сотрудничеству, — выигрыш для нас несомненен: ваш юридический опыт, ваши связи сослужили бы нам неоценимую пользу.
— И что же все-таки толкнуло вас на риск? — спросил Амирхан Даутович, ещё не понимая, чего от него хотят ночные гости.
Видимо, Артур Александрович ожидал такой вопрос, поэтому ответил не задумываясь:
— Логика, уважаемый прокурор, логика… и обстоятельства вашей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Когда Амирхан Даутович стал областным прокурором, первое, что он предпринял: попытался получить объективную информацию о состоянии преступности в области. Более или менее точная информация стекалась к нему год. Затем он на бюро обкома партии подвёл итоги и предложил обнародовать статистику с его комментариями в печати. Однако никто его не поддержал. Когда же область, по милости его объективной статистики, вышла по преступности на первое место в республике, он незамедлительно стал получать с мест иные сводки, куда более утешительные, и на бумаге кривая преступности резко пошла вниз. Нет, он не мог никого обвинить из руководства, что, мол, вмешиваются в компетенцию прокурора; его указаний не отменяли и ему самому не делали замечаний, не обвиняли, что с его приходом в области выросла преступность, но он чувствовал, что властная рука наложила вето на его начинания.
Каждый год, несмотря на занятость, он инспектировал подотчётные ему в области правовые органы, делал он это без предупреждения, внезапно. Бывало, инспекция проводилась в несколько этапов, потому что соседние районы оказывались уже оповещёнными о его поездке. Но к концу года — шесть ли, семь ли раз ему приходилось начинать инспекцию — в каждой из пятнадцати толстых амбарных книг, заведённых им по числу районов, появлялась подробная запись — и многое бы отдали руководители, чтоб заглянуть в эту книгу. Лет через пять Амирхан Даутович узнал, что за книгами охотились: взламывали машину, рылись в номерах, где он останавливался в поездках.
Уделял внимание Азларханов и обстановке в исправительно-трудовых колониях области, в том числе организации труда в местах лишения свободы, степени его воспитательной эффективности. По мнению прокурора, тут требовался ряд неотложных мер, в том числе усиление материально-технической базы труда в колониях.
Как и некоторые другие юристы, Ликург предлагал, чтобы следственный аппарат был выведен из прокуратуры, и, контролируя следствие, прокуратура не контролировала бы саму себя; предлагал увеличить число народных заседателей в суде и расширить их права; предлагал усилить роль адвоката в судебном процессе, а к лицам, взятым под стражу, допускать адвоката с момента предъявления обвинения; подобные меры, считал Азларханов, исключили бы возможность выбивать недозволенными методами нужные следствию показания, уменьшили бы число судебных ошибок.
Именно такого рода идеи в его выступлениях приводили в волнение его коллег по прокуратуре, членов Верховного суда и Прокуратуры республики.
Однако, кроме общих, характерных не только для Узбекистана, были в республике и свои, специфические проблемы, и мимо них тоже не мог пройти прокурор.
Революция давно отмела сословия, но осталась живуча, затаилась иная зараза, набиравшая год от года силу — принадлежность к тем или иным родам. И опять негласно стало выползать на свет определение: белая и чёрная кость. И надо было уже заводить специалистов по генеалогии в каждой области, чтобы разобраться, какими кадрами комплектуется та или иная отрасль: в высшем образовании люди из одного рода, выходцы из одной местности, в торговле — другие, в здравоохранении — третьи, и так куда ни глянь, особенно в ключевых и денежных отраслях. Забралась эта зараза и выше. Как рассказывал Ликургу его товарищ, прокурор соседней области, у них все восемь членов бюро обкома — выходцы из одного рода, пятеро к тому же состоят в близком родстве, и куда бы он ни писал, мол, все остаётся по-прежнему, потому что представители рода сидят и наверху, в республике.
А сотни жалоб, что стал получать Амирхан Даутович в последние годы как областной прокурор, жалоб, не встречавшихся прежде. Особенно запомнился один случай. На приём к нему пришёл токарь с завода электробытовых приборов, немолодой уже человек, когда-то из-за климата переехавший в эти края из Эстонии. Пожаловался, что его лишили заслуженной награды. Оказалось, заводу по случаю юбилея республики выделили несколько орденов, которыми решили поощрить лучших по профессии: токарей, слесарей-сборщиков и электриков, и тайны из этого ни в профкоме, ни в парткоме никто не делал. Написавший жалобу ни на минуту не сомневался, что среди награждённых будет и он. Да и как же иначе: десять лет подряд его фотография не сходила с заводской Доски почёта, не однажды он удостаивался звания лучшего по профессии, на его счёту имелись и рационализаторские предложения. В общем, двух мнений на заводе, кто лучший токарь, не было. И спроси коллектив, наверняка назвали бы фамилию немолодого эстонца: пользовался он общей симпатией и уважением. Но так случилось, что орден Трудового Красного Знамени вручили одному из его учеников, далеко не лучшему специалисту, недавно к тому же работающему в цехе, однако местной национальности. Рабочий и пришёл к прокурору с вопросом: почему нарушаются конституционные права, разве где-нибудь в законах записано, что люди коренной национальности имеют преимущественное право перед другими?
Что мог ответить ему областной прокурор? Разве что показать тысячи подобных жалоб, особенно после вступительных экзаменов в институты.
Нынешние обязанности юрисконсульта на консервном заводике едва ли отнимали у Амирхана Даутовича больше часа в день — остальное время он писал, печатал на машинке, делал выписки, запросы, заказывал нужные книги. Это и впрямь была работа учёного. Давно известно, что многое в жизни сделано не теми, кому положено по должности, а теми, у кого душа болела за дело. Душа у него болела — это уж точно…
С работой этой, никому не известной пока, никто его, естественно, не торопил, не подгонял; не связывал он с завершением её и каких-то перспектив, перемен в своей судьбе, не мечтал ни о славе, ни о признании заслуг. Труд этот успокаивал душу, и день ото дня крепла в нем уверенность, что таков его человеческий и гражданский долг. Наверное, он был похож на тех чудаков, что в одиночку в глухих горах строят мост через ущелье, или изо дня в день, из года в год наводят переправу через бурную реку, или растят на пустыре сад, заведомо зная, что никогда не будут наслаждаться его плодами. Не нужна им ни слава, ни признание, им важно, чтобы остался на земле сад, мост, переправа, колодец в пустыне. И как тот возводящий мост или роющий колодец, он не сомневался в необходимости своей работы и как всякий мастер, а дилетанты вряд ли взваливают на себя подобную ношу, верил в её необходимость. Ну, в его случае пусть не каждая строка станет законом или постановлением, но эта работа может послужить толчком для некоторых важных решений.
Нервничал и торопился он лишь в те дни, когда заметно поднималось давление, болело сердце, съедала тоска — не успею, не успею… На всякий случай в служебном столе и дома лежали письма, куда все это отправить, если вдруг с ним…
Выполненная часть работы, уже перепечатанная, хранилась в отдельных папках в сейфе, на работе; в каждой папке имелось сопроводительное письмо. Многие, с кем он заканчивал аспирантуру в Москве, стали крупными юристами, занимали высокие посты, и он верил, что его бумаги попадут в надёжные руки.
А тут и новая тема стала занимать его. Разве он не должен как-то обобщить опыт последнего года жизни в этом необычном со всех точек зрения для юриста городе. Будь Амирхан Даутович лет на двадцать моложе, он, конечно, не задумываясь, назвал бы деяния своих новых земляков незаконными. Но, подойдя к пятидесятилетнему рубежу, позабыв о спецбуфете и спецпайке, он теперь не был столь категоричным. Однажды, совсем не в плане, «законно или незаконно», у него вырвалось: «Как много удобств в этом городе!» И в самом деле: нужен небольшой ремонт в доме — нет проблем, чайхана, где собираются малярных дел мастера, за углом. Корзину цветов ко дню рождения жены? Оставьте на базаре адрес цветочницам — к определённому часу у вас дома раздаётся звонок. Перекрасить машину, устранить вмятину — это у Варданяна, на выезде из города. Хорошо сделает? Обижаешь — золотая голова, золотые руки.
У вас свадьба, день рождения, голова кругом идёт — никогда не принимали гостей больше пяти пар? Ничего страшного — в обед возле автостанции найдите Махмуда-ака. Плов на сто человек, триста палочек шашлыка, двести горячих самсы, сотню горячих лепёшек? Все будет обеспечено по высшему разряду. Живёте в коммунальном доме? Нет проблем. Сделают навесы, собьют временные столы у вас же во дворе.
Зная не понаслышке о состоянии общепита, Амирхан Даутович сам охотнее ходил в чайхану при автостанции, чем в заводскую столовую. Ну ладно, в этом городе так случилось, неожиданно, незапланированно, и жизнь сама отрегулировала существование жителей. И стало очевидным, что индивидуальная деятельность не помеха государству, а подспорье — вон как расцвёл город, вместо того чтобы захиреть после закрытия рудника.
Конечно, не всякая деятельность во благо. И не оттого ли, что многие понимают незаконность своей жизни, так переполнены по вечерам рестораны: гуляй, однова живём! Узаконь, разреши, помоги на первых порах, пусть поверит народ, что всерьёз и надолго, и вряд ли кто из местных будет заглядывать столь часто в «Лидо». С годами Ликург понял, что хоть запретить легче лёгкого, да сила закона совсем не в запрете — многие запреты только вредят делу, на интересе должен держаться закон.
Конечно, никому он о своей работе не говорил, в помощи ничьей не нуждался, да и кто и в чем мог помочь ему? Скорее следовало оберегать свой труд от любопытных — узнай кто, чем занимается бывший прокурор, скорее всего подняли бы на смех: тоже законодатель выискался! А уж поверить в то, что даже не закон, а какая-то строка его могла родиться в обшарпанном кабинете юрисконсульта консервного завода — вряд ли нашёлся бы хоть один такой человек. Здесь властвовала иная психология: законы вынашиваются и рождаются где-то там, наверху, в огромных роскошных кабинетах, где уходящие в высоту стены обшиты тёмным морёным дубом.
И в тот вечер, когда он единственный раз зашёл поужинать в «Лидо», встреться Азларханов случайно с кем-нибудь из бывших коллег, окажись с ними за одним столом, он, конечно, не обмолвился бы ни словом о главном сейчас деле своей жизни. Ну, этого разговора он, положим, избежал бы. Но разговора о том, как он, один из самых известных областных прокуроров республики, покатился вниз, избежать вряд ли удалось бы.
Да, разговора о собственной жизни, о судьбе Ларисы, ему вряд ли удалось бы избежать…
Глава V.
АЙСБЕРГ
1
Как-то вечером, когда он вернулся с прогулки, у двери раздался звонок. Время было позднее, гостей он не ждал — в этом городе почти ни с кем не общался, поэтому ночной звонок удивил. Все же дверь он открыл. В полутьме на лестничной площадке стояли двое — из тех, что раскланялись с ним недавно из-за соседнего столика в «Лидо».
— Добрый вечер, Амирхан Даутович, — приветствовали ночные гости хозяина дома. — Проезжали мимо, видим огонёк, решили зайти проведать, не возражаете?
Теперь, лицом к лицу увидев этих мужчин — каждому едва ли было за сорок, Амирхан Даутович убедился ещё раз, что он их не знает. Нельзя сказать, чтобы бывший прокурор обрадовался ночным визитёрам, но он не испугался и не растерялся. Терять ему в этой жизни больше было нечего: все дорогое уже потеряно или отнято. Поэтому он шире распахнул картонную дверь своей квартиры и пригласил нежданных гостей в дом.
Те прошли в комнату, представились. Повыше ростом, голубоглазый, уверенный, назвался Артуром Александровичем, а другой, чернявый, вертлявый
— Икрамом Махмудовичем. Амирхан Даутович предложил сесть, но гости усаживаться не спешили. Оглядев более чем скромную обстановку в комнате, Артур Александрович сказал:
— Что ж так бедно живёте, Амирхан Даутович?.. — Видимо, вопрос был приглашением к разговору, но прокурор промолчал. — Не жалеете, что отказались от компенсации в сто тысяч?
Наверное, гость ожидал, что Азларханов удивится неожиданному вопросу, но прокурора уже ничего не удивляло после того, что произошло с ним, поэтому он ответил бесстрастно:
— Нет, не жалею. — Усмехнувшись, в свою очередь, спросил: — И много вы знаете таких подробностей из моей жизни, Артур Александрович?
Гость оживился, довольный тем, что сумел заинтересовать хозяина дома.
— Думаю, что много. Пожалуй, ничью биографию я не изучал так досконально — ни в школе, ни в институте, как вашу…
— За что же мне выпала такая высокая честь? — поинтересовался Амирхан Даутович — разговор начинал вызывать у него интерес.
— Не спешите, все узнаете в своё время. Одно могу сказать, прокурор…
— не возражаете, если я буду вас так называть? — изучал я вашу биографию по личной инициативе и, не скрою, с симпатией. Хочу надеяться, что мы с вами будем друзьями, по крайней мере нам этого очень хочется.
Амирхан Даутович не понимал, куда клонит гость, но то, что он сразу попытался расположить к себе, настораживало. Ему уже ясно стало, что никакие это не бывшие его коллеги и не работники партийного или советского аппарата, за кого он принял их тогда в «Лидо». Но вот кто они, он и предположить не мог.
Артур Александрович, видимо, желая быстрее перейти к делу, выложил ещё один козырь:
— Мы даже знаем, кто убил вашу жену, и можем сообщить, что Анвар Бекходжаев с прошлого года работает прокурором в районе, где некогда совершил преступление. Ну а чтобы вы не сомневались, что мы знаем о вас все, Икрам зачитает то, что нам удалось собрать о вас. Пожалуйста, Икрам.
Чернявый, подвижный Икрам Махмудович, все время зыркавший глазами по сторонам, явно отрепетированным жестом открыл кожаную папку и достал бумаги.
— Итак… Азларханов Амирхан Даутович, родился в 1933 году, в Сибири. Воспитывался в детском доме, так как родители, юристы, были репрессированы в 1937 году. Служил четыре года в военно-морском флоте на Тихом океане. Закончил в родном городе университет с отличием и аспирантуру в Москве. Был женат. Жена — Лариса Павловна Турганова, искусствовед, собравшая частную коллекцию восточной керамики, которая неоднократно выставлялась за рубежом. В 1978 году…
Ликург остановил жестом чернявого — читать тому ещё предстояло много, и бывший прокурор не сомневался, что знают о нем все или почти все.
— Зачем вам это? — спросил он устало. — Вряд ли я нынче представляю для кого-то интерес, даже шантажировать меня нет смысла…
Артур Александрович нетерпеливо перебил хозяина:
— Мы не шантажисты. И, пожалуй, вы правы, что едва ли для кого-то представляете нынче интерес. Время такое: интерес, внимание только к тем, кто на коне, то есть в кресле. Однако хотелось бы, чтобы вы не принимали нас и за филантропов — у нас совсем другие цели, но они не могут принести вам худого, наоборот, изменят вашу жизнь в лучшую сторону. А то, что нам пришлось столь тщательно изучить вашу биографию, этого требовали обстоятельства — вы потом это поймёте и, надеюсь, не будете в претензии. Слишком многое мы собираемся вам вверить, оттого и не хотели бы подвергать себя неоправданному риску.
— Нельзя ли яснее? — перебил незваного гостя Амирхан Даутович.
— Нет, яснее пока нельзя. Только в общих чертах, яснее и подробнее, когда получим ваше принципиальное согласие на сотрудничество.
— Что же вам от меня нужно?
— Не гоните лошадей, прокурор, дело серьёзное. Я представляю местную промышленность. Нам позарез нужен юрисконсульт, если уж вы так настаиваете на краткости.
— Юрисконсульт? — удивился Ликург. — Да нашего брата сейчас развелось хоть пруд пруди — разве это проблема?
— Не скажите. Проблема, да ещё какая. — Артур Александрович тяжело вздохнул, удивляясь непонятливости бывшего прокурора, и пояснил: — Нам ведь не всякий юрист требуется. Нужен юрист с большим опытом, юридическим и жизненным. Больше того, человек, изощрённый в законах, знающий и понимающий их противоречия. Ведь недаром же ваши коллеги называли вас Законником и Ликургом. И притом человек не робкий, привыкший к коридорам власти, знающий дорогу в Москву, — и туда простираются наши интересы. Нужен человек немолодой, внушающий доверие и уважение, образованный и эрудированный. В общем, нужен человек с умом и характером. Отсюда и столь подробное ваше досье, прокурор… Признаемся, доля риска, и немалая, свяжись мы с вами, имеется. Но в случае удачи, если мы найдём пути к сотрудничеству, — выигрыш для нас несомненен: ваш юридический опыт, ваши связи сослужили бы нам неоценимую пользу.
— И что же все-таки толкнуло вас на риск? — спросил Амирхан Даутович, ещё не понимая, чего от него хотят ночные гости.
Видимо, Артур Александрович ожидал такой вопрос, поэтому ответил не задумываясь:
— Логика, уважаемый прокурор, логика… и обстоятельства вашей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34