Голова ее безжизненно поникла. Я не мог понять, дышит ли она. Подперев ее голову своим коленом, я сделал ей искусственное дыхание методом «рот в рот». Хоть я и прилагал максимум усилий, мне все же не удалось сделать его как следует, так как под нашей тяжестью решетка уходила под воду.
Губы Фрэнки были теплыми. «Жива, — подумал я. — Жива!» Но она все время клонилась на бок, как кукла. Мне хотелось плакать. Вот только времени на это не было.
Что-то тарахтело на воде. С гребня волны я взглянул наверх и увидел быстроходный катер, лихо перепрыгивающий в вихре водяных брызг с гребня на гребень. Люди кричали, втаскивая нас в него — сначала Фрэнки. Я никак не мог сообразить, где я.
— Может быть, она мертва, — невнятно, словно старик, пробормотал я.
Мы положили Фрэнки на дно катера. Из нее полилась вода. Затем кто-то стал делать ей искусственное дыхание «рот в рот».
— Там еще одна, — сказал я.
— Видим ее.
Я смутно осознавал, что они втаскивают кого-то через борт: Бьянку, с которой ручьями стекала вода. Но всю свою энергию я вложил во взгляд, устремленный на Фрэнки, страстно желая ей выжить. Пока все оборачивалось так, как и хотел Креспи.
Нет, не все. Но большей частью. Человек, который делал Фрэнки искусственное дыхание, распрямился. У него были большие черные усы. Он улыбался:
— Elle vit.
Что означало: она жива.
Я ощутил, как ширится моя собственная улыбка. Стоя на коленях, я покачивал голову Фрэнки. Ее дыхание овевало теплом мою щеку.
Она была жива, хотя все еще не приходила в сознание.
Двигатель длинно и пронзительно взвыл. Катер стоял у волнолома.
Мы вынесли Фрэнки из лодки и положили ее на набережную, соорудив из курток подушку. Бетон был горячим, от него пахло известью и пылью. Послышалась сирена — это примчалась машина «скорой помощи».
Теперь к делу приступили доктора. Они доставили Фрэнки в какой-то госпиталь, более чистый, чем госпитали Англии, с цветами на столике в приемном покое. Врач покачал головой и забормотал о рентгене. Фрэнки увезли.
— Черепно-мозговая травма, — сказал доктор. — В сосуде головного мозга образовался тромб.
«О Боже! — мысленно взмолился я. — Фрэнки!»
— Ее необходимо доставить в Монпелье, — добавил он. — Мы направим.
— Как скоро вам дадут знать?
Доктор пожал плечами.
— Трудно сказать. Не ранее чем через двадцать четыре часа.
— Где она?
— Ее готовят к транспортировке.
— Мне бы хотелось взглянуть на нее.
Доктор кивнул. Я последовал за ним через зеленые, пахнущие хлоркой коридоры. Люди, завидев мою влажную еще одежду и босые ноги, бросали на меня испуганные взгляды, словно я был бактерией.
Фрэнки лежала на каталке без сознания. Веснушки стали заметнее на ее лице, бледном, как воск. Она едва дышала. Ресницы ее касались щек.
— Постарайтесь не беспокоить, — сказал доктор. Голос его звучал малообещающе.
Моя улыбка, я знал, выглядела трещиной на лице. Я держал руку Фрэнки, теплую и живую, но безвольную.
— Желаю тебе удачи! — сказал я, обращаясь к Фрэнки, а не к доктору.
Стараясь сохранить в ладони оставленное Фрэнки тепло, я вышел из госпиталя в сухой пыльный ветер, который жег глаза, ослабляя зрение.
По дороге попался бар. Я зашел и выпил коньяка. «Ну, Креспи, — думал я. — Пришел твой конец».
Я втиснул монету в монетоприемник телефона-автомата, набрал номер Боннара, страхователя, и сказал ему, что работаю с Артуром Креспи.
— Большой сюрприз, — добавил я. — «Лаура» затонула.
— О, какая трагедия! — сказал Боннар. У него была манерно-медлительная речь марсельца. Даже по телефону можно было почувствовать запах сигарет и анисового ликера.
— Вы будете горой стоять за произведенное обследование?
— Надо же мне кормить детей.
А мой ребенок был на пути в Монпелье с закупоркой сосуда головного мозга.
— Вы сейчас в офисе?
— Нет, дома.
— Нам нужно встретиться.
— Разумеется, — согласился Боннар. — Кафе «Спорт». Столик возле кабины телефона-автомата.
Я повесил трубку.
Глава 32
Перед кафе остановился черный «мерседес». Стекло окошечка скользнуло вниз. Из машины выглянула Бьянка.
— Садись, — сказала она. — Где ты был?
Я молча сел в автомобиль.
— Куда?
— В центр города, — сказал я по-французски.
Бьянка медленно повела машину сквозь пыль, которую ветер сдувал с брезента строительных площадок.
— Как Фрэнки? — спросила она.
Я рассказал.
— Прости.
— В том нет твоей вины.
— Что касается моего отца, — голос Бьянки звучал сухо, словно мы едва были знакомы, — я рада поблагодарить вас.
— Я вас прошу! — столь же официально сказал я вновь по-французски. А затем положил свою руку на ее и добавил: — И благодарю вас за заботу о Фрэнки.
Бьянка пожала плечами.
— Это не доставило мне хлопот.
Мы проезжали под платанами сквера. Я сказал:
— Выйду здесь.
— А потом?
У меня на уме была одна идея, которая не имела ничего общего с «потом».
Я вышел из машины.
— Я буду на вилле, — сказала Бьянка.
Поблагодарив ее за то, что подбросила меня, я направился сквозь толпу к террасе кафе «Спорт». У человека, сидевшего за столиком возле кабинки телефона-автомата, был обычный сильный загар, «потертые» джинсы и кепочка с длинным козырьком, оттянутая на затылок. Перед ним стоял стакан анисового ликера. Я миновал столики, за которыми туристы и местные жители дышали вечерним воздухом, и сел рядом с ним. Он поднял глаза, посмотрел на мою одежду и улыбнулся той улыбкой, которую, видимо, годами вырабатывал перед зеркалом.
— Итак, — сказал Боннар. — Буль-буль-буль?
— Буль-буль.
Я улыбнулся ему в ответ, испытывая при этом ощущение, будто лицо мое приклеено к чужому черепу. Боннар носил золотой браслет, два золотых кольца и золотой «Роллекс», явно подлинный. Его медного цвета глупое лицо продолжало однообразно улыбаться.
— Для какой компании вы производили обследование судна? — спросил я.
Очки Боннара сползли на нос. Он поправил их. Его густые черные брови нависли над глазами.
— Эй, обождите-ка минуточку, — промолвил он.
И тогда я сказал, очень спокойно:
— Я провожу расследование о мошенническом затоплении «Поиссон де Аврил», а теперь и «Лауры», для лондонской компании «Ллойд».
Бокал, который Боннар сжимал в руке, с силой стукнулся о блюдце.
— Нет! — воскликнул он.
— Это не сон, — сказал я. — И перед вами не привидение. Это происходит с вами. Здесь. Сейчас. Семь человек погибло в результате ваших «обследований». Я обещаю вам снижение меры ответственности в случае чистосердечного признания.
— Но господин Креспи...
— У него свои проблемы. И он теперь не в том положении, чтобы покрывать вас. Обдумайте мое предложение.
На лбу Боннара, словно на бутылке «Краг», проступил пот. Он был слишком напуган, чтобы сохранить способность думать, но все же поднапрягся.
— Что вы подразумеваете под «снижением меры ответственности»? — наконец вымолвил Боннар.
И я понял, что он у меня в руках.
Боннар начал рассказывать. Спустя пять минут я попросил у бармена листок бумаги и подал ему. Он перечислил там всех, кого знал, и расписался.
Фамилия «Креспи» стояла во главе списка. Я сложил листок и сунул его в карман. Боннар уставился на кубик льда, лежащий на донышке бокала, словно это был прозрачный шар, через который он видел конец света. Я предоставил Боннара его раздумьям.
На площади, возле ларька с мороженым, стояло такси. Я сел в машину и попросил водителя отвезти меня на виллу «Окцитан».
* * *
Дворецкий впустил меня. В доме было холодно. Эхо звучало как-то по-иному, словно здание в еще большей степени опустело. Я поднялся наверх, принял душ, надел свежую рубашку и брюки и сунул в карман кассету с записью разговора патрона с Креспи, наложенного на песни Шарля Азнавура. Затем позвонил в аэропорт города Монпелье и заказал билет на самолет, через два часа вылетающий в Лондон.
Телефон находился в большой комнате. Она была затенена шторами, в ней было сумеречно, почти темно. Большая обнаженная натура над камином отливала синевой теней и золотом плоти. Я позвонил еще в офис Креспи в «ле Диг». И с английским акцентом сказал:
— С вами говорят от компании «Ллойд». У нас большая проблема с инспектором из ваших краев. Несомненно криминальная. Мы встречаемся завтра в полдень. В том же офисе, что и обычно. В случае затруднений звоните по этому номеру.
И я продиктовал номер рабочего телефона Мэри Эллен в Лондоне.
Едва я опустил трубку, как услышал:
— Зачем ты отправляешься в Лондон?
Голос принадлежал Бьянке. Она стояла в дверях. Кожа ее была иссушена ветром и солью, глаза — темны и бездонны.
— Я пытаюсь скрутить Креспи. Завтра встречаюсь с ним.
Бьянка подошла к буфету, достала из него бутылку и пару стаканов, один налила мне.
— Спасибо тебе, — сказала она.
Наступило молчание. Было слышно, как в соседней комнате жужжит муха.
— Ну что ж. — Я поднял стакан. — Уезжаю.
В стакане оказался коньяк. Он бодряще скользнул в горло, придал упругости коленям и загнал страх в отдаленные уголки памяти.
— Я звонила в Безье, — сообщила Бьянка. — Доктора говорят, что мой отец... кончился.
— Кончился?
— Он больше не должен работать. У него слишком слабое сердце.
— Сожалею.
— Не надо, — сказала она. — Патрон кончился. Креспи кончился. Так что теперь я — патронесса.
Бьянка шагнула вперед. Ее губы мягко коснулись моих.
— Спасибо тебе, — повторила она.
— Ты — член правления «Атлас Индастриен»? — поинтересовался я.
Бьянка улыбнулась.
— Мой отец не верит в работающих женщин, — сказала она. — В отличие от тебя.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты все время думал, что я конспирируюсь.
Я выпил еще немного коньяку.
— Непосредственно перед смертью Тибо сказал, что лишь тебе было известно, где он находится.
— Не я сообщила Жан-Клоду, — твердо сказала Бьянка. Наши глаза встретились. Три недели назад Бьянка была норовиста, как необъезженный скакун. Сейчас ее глаза излучали спокойствие и рассудительность. Они смотрели сквозь меня в размышлении о том, что нужно сделать в городе Сен-Жан-де-Сабль теперь, когда она — патронесса. Это не были глаза лжеца.
Не то чтобы можно было судить об искренности лишь по взгляду, но у меня были и другие доказательства.
— Я знаю.
У входной двери сигналило мое такси. Я сел в него.
* * *
В аэропорту Монпелье я позвонил в госпиталь. Сказали, что Фрэнки находится в операционной. Результат станет известен не ранее чем спустя двадцать четыре часа.
Я набрал номер Мэри Эллен. Ее не оказалось ни на работе, ни дома.
Я поднялся на борт лайнера. Под крылом пронеслась серовато-коричневая сумеречная Франция. Я не смотрел на нее, я размышлял о наименьшем общем знаменателе.
Было время, когда я думал, что таковым является Тибо. Потом — что Креспи. Затем решил, что наименьший общий знаменатель — это «Атлас Индастриен».
Но за всем этим стоял кто-то другой.
Тибо исчез после того, как я встретился с ним в ресторане. Когда я нашел его во второй раз, тут же явились головорезы Креспи. И они изловчились убить Тибо сразу после того, как я столкнулся с ним на яхте близ Сен-Мартен-де-Ре.
То же самое — с капитаном Калликратидисом. Стоило мне встретиться с ним, убрали и его.
Выходило, что наименьший общий знаменатель — Майкл Сэвидж. И люди, которым он доверял.
Нет, не люди.
Один-единственный человек.
Я думал о наблюдавших за мной таинственных глазах. Теперь они уже не были таковыми.
Самолет приземлился. Впереди выстроилась длинная вереница пассажиров первого класса. Я увидел невысокую стройную женщину с черными волосами, уложенными наподобие французской булки, которая была одета в дорогостоящие, судя по виду, джинсы.
В сущности, я не сомневался, что это Бьянка, но был довольно далеко, так что, когда достиг трапа, ее уже и след простыл. Лондон был холоден, сер и неприветлив. Я чувствовал себя усталым. И все еще никак не мог связаться с Мэри Эллен. Остановившись в скверном «Синдж-отеле» и полежав минут двадцать в постели, уставясь на обои, заснул, не погасив света. На следующее утро я вновь позвонил в госпиталь. Сказали, что, насколько сейчас можно судить, операция прошла успешно. Фрэнки еще не пришла в сознание. Каких-либо изменений следует ожидать не ранее чем через пять-шесть часов.
Я позвонил Мэри Эллен. На этот раз удалось застать ее; она была рада меня слышать.
— Можно повидать тебя? — спросил я.
— Попозже, — сказала она. — Утро очень занято. Как Фрэнки?
— Я нашел ее. Расскажу при встрече.
Я позавтракал и отправился в «Хай энд Майти», где приобрел темный костюм, рубашку в полоску и галстук с цветочным орнаментом. Надев все это, я зачесал волосы назад. Никто не принял бы меня за страхового короля, но, по крайней мере, мне будет дозволено пройти в офис.
В одиннадцать я сел в поезд метро и доехал до станции «Бэнк».
Лиденхолл-стрит была запружена народом. Но я уже не ощущал слежки чьих-то глаз. Мне с трудом удалось пробраться к углу Лайм-стрит, где, словно оранжерея из преисподней, возвышалось над окружающим здание компании «Ллойд».
Сообщив охраннику свое имя, стал ждать. Спустя некоторое время я увидел Мэри Эллен, продиравшуюся сквозь толпу. На ней был двубортный костюм и блузка из плотного белого шелка, шею обвивала золотая цепочка. Мэри Эллен на ходу приветствовала двух-трех знакомых. Улыбка преобразила ее обычное строгое лицо. Она выглядела счастливой. Сегодняшний день выдался отличным от других, вероятно, в лучшую сторону.
Пока что, до сего момента.
Мэри Эллен сухо чмокнула меня в щеку. Как-никак, находилась на работе. И повела меня через атриум. Квадратный колодец поднимался вверх на тринадцать этажей до объемного каркаса цилиндрического свода. Мы подошли к боксу Мэри Эллен. Она оглядела меня с головы до ног, приложив палец к подбородку: словно искусствовед, рассматривающий подделку.
— Так что ты делаешь в Лондоне столь шикарно разодетый? — спросила Мэри Эллен.
— Дело во Фрэнки.
Она уставилась на меня.
— Что с ней?
Лицо Мэри Эллен сразу побелело и вытянулось.
— Она в госпитале в Монпелье.
И я рассказал, что случилось.
Когда я закончил, Мэри Эллен выдохнула:
— О!
Она вертела шариковую ручку, подрагивающую в ее руках. Мэри Эллен так обводила глазами светящиеся экраны и все вокруг, словно пробудилась в преисподней.
— Давай уйдем отсюда, — сказала она.
— Идем в твой бокс, — предложил я.
Мэри Эллен искоса взглянула на меня и, несмотря ни на что, согласилась.
В ее боксе уже переминались с ноги на ногу три брокера, стоя позади ее пустого кресла. Мэри Эллен натянуто улыбнулась им.
— Не могли бы вы зайти через час? — попросила она. Брокеры вышли и исчезли в хитросплетениях загородок.
В этом же боксе сидели на своих местах еще четыре человека, такие же страхователи, как и Мэри Эллен. Они не обратили на нас внимания.
— Позвони в госпиталь, — сказал я и набрал номер.
Там все еще не было никаких изменений.
— Почему ты здесь? — спросила Мэри Эллен.
— Хочу поговорить с человеком, который вверг Фрэнки в ее нынешнее состояние.
— Во имя всего святого! — воскликнула она.
— Этот человек здесь.
— Здесь?
— В компании «Ллойд».
Мэри Эллен воззрилась на меня.
— Чем ты занимался? — спросила она.
— Ты помогла мне узнать о компании «Атлас Индастриен». Ею владеет Артур Креспи — работодатель дружка Фрэнки Лукаса Бараго, иначе — Жан-Клода Дюпона. Креспи получает массу денег, которые ему необходимо отмыть. Частично он делает это через компании, подконтрольные «Атлас Индастриен». Их перечень мне предоставил Джон Грин. Большинство этих компаний занимается страховым брокеражем.
Глаза Мэри Эллен стали серыми, как холодные озера.
— И?
— Они продавали массу страховых полисов на небольшие суммы. И время от времени откалывали номера. Затопление судов, как это, например, случилось с «Поиссон де Аврил» или с «Лаурой». Все, что им требовалось, — это оптовый торговец. Чтобы собрать все маленькие полисы и оптом отдать их как один большой страховой полис. Оптовый торговец тоже являлся соучастником мошенничества. Он знал, что масса исковых заявлений на небольшие суммы не привлечет внимания. Если же люди начинали задавать опасные вопросы, он сглаживал ситуацию.
Мэри Эллен подняла трубку телефона. Ее тонкие пальцы деловито пробежали по кнопкам. Номер плательщика. Она опустила трубку.
— Так ты говоришь, что имело место систематическое мошенничество?
— Именно так.
— При посредничестве сотрудника компании «Ллойд»?
— Верно.
Мэри Эллен сильно побледнела.
— О Боже!
— Кстати, — сказал я. — Говорил ли тебе Джастин, что записано на той кассете, которую я просил тебя ему передать?
— Нет. А ему следовало бы сказать?
В помещениях компании «Ллойд» стоял такой гул, как в напряженно работающей библиотеке, но на мгновение мне показалось, будто все стихло. Лишь кровь стучала в моих висках.
— Да, — сказал я. — Полагаю, ему следовало бы.
Я полностью доверял Мэри Эллен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Губы Фрэнки были теплыми. «Жива, — подумал я. — Жива!» Но она все время клонилась на бок, как кукла. Мне хотелось плакать. Вот только времени на это не было.
Что-то тарахтело на воде. С гребня волны я взглянул наверх и увидел быстроходный катер, лихо перепрыгивающий в вихре водяных брызг с гребня на гребень. Люди кричали, втаскивая нас в него — сначала Фрэнки. Я никак не мог сообразить, где я.
— Может быть, она мертва, — невнятно, словно старик, пробормотал я.
Мы положили Фрэнки на дно катера. Из нее полилась вода. Затем кто-то стал делать ей искусственное дыхание «рот в рот».
— Там еще одна, — сказал я.
— Видим ее.
Я смутно осознавал, что они втаскивают кого-то через борт: Бьянку, с которой ручьями стекала вода. Но всю свою энергию я вложил во взгляд, устремленный на Фрэнки, страстно желая ей выжить. Пока все оборачивалось так, как и хотел Креспи.
Нет, не все. Но большей частью. Человек, который делал Фрэнки искусственное дыхание, распрямился. У него были большие черные усы. Он улыбался:
— Elle vit.
Что означало: она жива.
Я ощутил, как ширится моя собственная улыбка. Стоя на коленях, я покачивал голову Фрэнки. Ее дыхание овевало теплом мою щеку.
Она была жива, хотя все еще не приходила в сознание.
Двигатель длинно и пронзительно взвыл. Катер стоял у волнолома.
Мы вынесли Фрэнки из лодки и положили ее на набережную, соорудив из курток подушку. Бетон был горячим, от него пахло известью и пылью. Послышалась сирена — это примчалась машина «скорой помощи».
Теперь к делу приступили доктора. Они доставили Фрэнки в какой-то госпиталь, более чистый, чем госпитали Англии, с цветами на столике в приемном покое. Врач покачал головой и забормотал о рентгене. Фрэнки увезли.
— Черепно-мозговая травма, — сказал доктор. — В сосуде головного мозга образовался тромб.
«О Боже! — мысленно взмолился я. — Фрэнки!»
— Ее необходимо доставить в Монпелье, — добавил он. — Мы направим.
— Как скоро вам дадут знать?
Доктор пожал плечами.
— Трудно сказать. Не ранее чем через двадцать четыре часа.
— Где она?
— Ее готовят к транспортировке.
— Мне бы хотелось взглянуть на нее.
Доктор кивнул. Я последовал за ним через зеленые, пахнущие хлоркой коридоры. Люди, завидев мою влажную еще одежду и босые ноги, бросали на меня испуганные взгляды, словно я был бактерией.
Фрэнки лежала на каталке без сознания. Веснушки стали заметнее на ее лице, бледном, как воск. Она едва дышала. Ресницы ее касались щек.
— Постарайтесь не беспокоить, — сказал доктор. Голос его звучал малообещающе.
Моя улыбка, я знал, выглядела трещиной на лице. Я держал руку Фрэнки, теплую и живую, но безвольную.
— Желаю тебе удачи! — сказал я, обращаясь к Фрэнки, а не к доктору.
Стараясь сохранить в ладони оставленное Фрэнки тепло, я вышел из госпиталя в сухой пыльный ветер, который жег глаза, ослабляя зрение.
По дороге попался бар. Я зашел и выпил коньяка. «Ну, Креспи, — думал я. — Пришел твой конец».
Я втиснул монету в монетоприемник телефона-автомата, набрал номер Боннара, страхователя, и сказал ему, что работаю с Артуром Креспи.
— Большой сюрприз, — добавил я. — «Лаура» затонула.
— О, какая трагедия! — сказал Боннар. У него была манерно-медлительная речь марсельца. Даже по телефону можно было почувствовать запах сигарет и анисового ликера.
— Вы будете горой стоять за произведенное обследование?
— Надо же мне кормить детей.
А мой ребенок был на пути в Монпелье с закупоркой сосуда головного мозга.
— Вы сейчас в офисе?
— Нет, дома.
— Нам нужно встретиться.
— Разумеется, — согласился Боннар. — Кафе «Спорт». Столик возле кабины телефона-автомата.
Я повесил трубку.
Глава 32
Перед кафе остановился черный «мерседес». Стекло окошечка скользнуло вниз. Из машины выглянула Бьянка.
— Садись, — сказала она. — Где ты был?
Я молча сел в автомобиль.
— Куда?
— В центр города, — сказал я по-французски.
Бьянка медленно повела машину сквозь пыль, которую ветер сдувал с брезента строительных площадок.
— Как Фрэнки? — спросила она.
Я рассказал.
— Прости.
— В том нет твоей вины.
— Что касается моего отца, — голос Бьянки звучал сухо, словно мы едва были знакомы, — я рада поблагодарить вас.
— Я вас прошу! — столь же официально сказал я вновь по-французски. А затем положил свою руку на ее и добавил: — И благодарю вас за заботу о Фрэнки.
Бьянка пожала плечами.
— Это не доставило мне хлопот.
Мы проезжали под платанами сквера. Я сказал:
— Выйду здесь.
— А потом?
У меня на уме была одна идея, которая не имела ничего общего с «потом».
Я вышел из машины.
— Я буду на вилле, — сказала Бьянка.
Поблагодарив ее за то, что подбросила меня, я направился сквозь толпу к террасе кафе «Спорт». У человека, сидевшего за столиком возле кабинки телефона-автомата, был обычный сильный загар, «потертые» джинсы и кепочка с длинным козырьком, оттянутая на затылок. Перед ним стоял стакан анисового ликера. Я миновал столики, за которыми туристы и местные жители дышали вечерним воздухом, и сел рядом с ним. Он поднял глаза, посмотрел на мою одежду и улыбнулся той улыбкой, которую, видимо, годами вырабатывал перед зеркалом.
— Итак, — сказал Боннар. — Буль-буль-буль?
— Буль-буль.
Я улыбнулся ему в ответ, испытывая при этом ощущение, будто лицо мое приклеено к чужому черепу. Боннар носил золотой браслет, два золотых кольца и золотой «Роллекс», явно подлинный. Его медного цвета глупое лицо продолжало однообразно улыбаться.
— Для какой компании вы производили обследование судна? — спросил я.
Очки Боннара сползли на нос. Он поправил их. Его густые черные брови нависли над глазами.
— Эй, обождите-ка минуточку, — промолвил он.
И тогда я сказал, очень спокойно:
— Я провожу расследование о мошенническом затоплении «Поиссон де Аврил», а теперь и «Лауры», для лондонской компании «Ллойд».
Бокал, который Боннар сжимал в руке, с силой стукнулся о блюдце.
— Нет! — воскликнул он.
— Это не сон, — сказал я. — И перед вами не привидение. Это происходит с вами. Здесь. Сейчас. Семь человек погибло в результате ваших «обследований». Я обещаю вам снижение меры ответственности в случае чистосердечного признания.
— Но господин Креспи...
— У него свои проблемы. И он теперь не в том положении, чтобы покрывать вас. Обдумайте мое предложение.
На лбу Боннара, словно на бутылке «Краг», проступил пот. Он был слишком напуган, чтобы сохранить способность думать, но все же поднапрягся.
— Что вы подразумеваете под «снижением меры ответственности»? — наконец вымолвил Боннар.
И я понял, что он у меня в руках.
Боннар начал рассказывать. Спустя пять минут я попросил у бармена листок бумаги и подал ему. Он перечислил там всех, кого знал, и расписался.
Фамилия «Креспи» стояла во главе списка. Я сложил листок и сунул его в карман. Боннар уставился на кубик льда, лежащий на донышке бокала, словно это был прозрачный шар, через который он видел конец света. Я предоставил Боннара его раздумьям.
На площади, возле ларька с мороженым, стояло такси. Я сел в машину и попросил водителя отвезти меня на виллу «Окцитан».
* * *
Дворецкий впустил меня. В доме было холодно. Эхо звучало как-то по-иному, словно здание в еще большей степени опустело. Я поднялся наверх, принял душ, надел свежую рубашку и брюки и сунул в карман кассету с записью разговора патрона с Креспи, наложенного на песни Шарля Азнавура. Затем позвонил в аэропорт города Монпелье и заказал билет на самолет, через два часа вылетающий в Лондон.
Телефон находился в большой комнате. Она была затенена шторами, в ней было сумеречно, почти темно. Большая обнаженная натура над камином отливала синевой теней и золотом плоти. Я позвонил еще в офис Креспи в «ле Диг». И с английским акцентом сказал:
— С вами говорят от компании «Ллойд». У нас большая проблема с инспектором из ваших краев. Несомненно криминальная. Мы встречаемся завтра в полдень. В том же офисе, что и обычно. В случае затруднений звоните по этому номеру.
И я продиктовал номер рабочего телефона Мэри Эллен в Лондоне.
Едва я опустил трубку, как услышал:
— Зачем ты отправляешься в Лондон?
Голос принадлежал Бьянке. Она стояла в дверях. Кожа ее была иссушена ветром и солью, глаза — темны и бездонны.
— Я пытаюсь скрутить Креспи. Завтра встречаюсь с ним.
Бьянка подошла к буфету, достала из него бутылку и пару стаканов, один налила мне.
— Спасибо тебе, — сказала она.
Наступило молчание. Было слышно, как в соседней комнате жужжит муха.
— Ну что ж. — Я поднял стакан. — Уезжаю.
В стакане оказался коньяк. Он бодряще скользнул в горло, придал упругости коленям и загнал страх в отдаленные уголки памяти.
— Я звонила в Безье, — сообщила Бьянка. — Доктора говорят, что мой отец... кончился.
— Кончился?
— Он больше не должен работать. У него слишком слабое сердце.
— Сожалею.
— Не надо, — сказала она. — Патрон кончился. Креспи кончился. Так что теперь я — патронесса.
Бьянка шагнула вперед. Ее губы мягко коснулись моих.
— Спасибо тебе, — повторила она.
— Ты — член правления «Атлас Индастриен»? — поинтересовался я.
Бьянка улыбнулась.
— Мой отец не верит в работающих женщин, — сказала она. — В отличие от тебя.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты все время думал, что я конспирируюсь.
Я выпил еще немного коньяку.
— Непосредственно перед смертью Тибо сказал, что лишь тебе было известно, где он находится.
— Не я сообщила Жан-Клоду, — твердо сказала Бьянка. Наши глаза встретились. Три недели назад Бьянка была норовиста, как необъезженный скакун. Сейчас ее глаза излучали спокойствие и рассудительность. Они смотрели сквозь меня в размышлении о том, что нужно сделать в городе Сен-Жан-де-Сабль теперь, когда она — патронесса. Это не были глаза лжеца.
Не то чтобы можно было судить об искренности лишь по взгляду, но у меня были и другие доказательства.
— Я знаю.
У входной двери сигналило мое такси. Я сел в него.
* * *
В аэропорту Монпелье я позвонил в госпиталь. Сказали, что Фрэнки находится в операционной. Результат станет известен не ранее чем спустя двадцать четыре часа.
Я набрал номер Мэри Эллен. Ее не оказалось ни на работе, ни дома.
Я поднялся на борт лайнера. Под крылом пронеслась серовато-коричневая сумеречная Франция. Я не смотрел на нее, я размышлял о наименьшем общем знаменателе.
Было время, когда я думал, что таковым является Тибо. Потом — что Креспи. Затем решил, что наименьший общий знаменатель — это «Атлас Индастриен».
Но за всем этим стоял кто-то другой.
Тибо исчез после того, как я встретился с ним в ресторане. Когда я нашел его во второй раз, тут же явились головорезы Креспи. И они изловчились убить Тибо сразу после того, как я столкнулся с ним на яхте близ Сен-Мартен-де-Ре.
То же самое — с капитаном Калликратидисом. Стоило мне встретиться с ним, убрали и его.
Выходило, что наименьший общий знаменатель — Майкл Сэвидж. И люди, которым он доверял.
Нет, не люди.
Один-единственный человек.
Я думал о наблюдавших за мной таинственных глазах. Теперь они уже не были таковыми.
Самолет приземлился. Впереди выстроилась длинная вереница пассажиров первого класса. Я увидел невысокую стройную женщину с черными волосами, уложенными наподобие французской булки, которая была одета в дорогостоящие, судя по виду, джинсы.
В сущности, я не сомневался, что это Бьянка, но был довольно далеко, так что, когда достиг трапа, ее уже и след простыл. Лондон был холоден, сер и неприветлив. Я чувствовал себя усталым. И все еще никак не мог связаться с Мэри Эллен. Остановившись в скверном «Синдж-отеле» и полежав минут двадцать в постели, уставясь на обои, заснул, не погасив света. На следующее утро я вновь позвонил в госпиталь. Сказали, что, насколько сейчас можно судить, операция прошла успешно. Фрэнки еще не пришла в сознание. Каких-либо изменений следует ожидать не ранее чем через пять-шесть часов.
Я позвонил Мэри Эллен. На этот раз удалось застать ее; она была рада меня слышать.
— Можно повидать тебя? — спросил я.
— Попозже, — сказала она. — Утро очень занято. Как Фрэнки?
— Я нашел ее. Расскажу при встрече.
Я позавтракал и отправился в «Хай энд Майти», где приобрел темный костюм, рубашку в полоску и галстук с цветочным орнаментом. Надев все это, я зачесал волосы назад. Никто не принял бы меня за страхового короля, но, по крайней мере, мне будет дозволено пройти в офис.
В одиннадцать я сел в поезд метро и доехал до станции «Бэнк».
Лиденхолл-стрит была запружена народом. Но я уже не ощущал слежки чьих-то глаз. Мне с трудом удалось пробраться к углу Лайм-стрит, где, словно оранжерея из преисподней, возвышалось над окружающим здание компании «Ллойд».
Сообщив охраннику свое имя, стал ждать. Спустя некоторое время я увидел Мэри Эллен, продиравшуюся сквозь толпу. На ней был двубортный костюм и блузка из плотного белого шелка, шею обвивала золотая цепочка. Мэри Эллен на ходу приветствовала двух-трех знакомых. Улыбка преобразила ее обычное строгое лицо. Она выглядела счастливой. Сегодняшний день выдался отличным от других, вероятно, в лучшую сторону.
Пока что, до сего момента.
Мэри Эллен сухо чмокнула меня в щеку. Как-никак, находилась на работе. И повела меня через атриум. Квадратный колодец поднимался вверх на тринадцать этажей до объемного каркаса цилиндрического свода. Мы подошли к боксу Мэри Эллен. Она оглядела меня с головы до ног, приложив палец к подбородку: словно искусствовед, рассматривающий подделку.
— Так что ты делаешь в Лондоне столь шикарно разодетый? — спросила Мэри Эллен.
— Дело во Фрэнки.
Она уставилась на меня.
— Что с ней?
Лицо Мэри Эллен сразу побелело и вытянулось.
— Она в госпитале в Монпелье.
И я рассказал, что случилось.
Когда я закончил, Мэри Эллен выдохнула:
— О!
Она вертела шариковую ручку, подрагивающую в ее руках. Мэри Эллен так обводила глазами светящиеся экраны и все вокруг, словно пробудилась в преисподней.
— Давай уйдем отсюда, — сказала она.
— Идем в твой бокс, — предложил я.
Мэри Эллен искоса взглянула на меня и, несмотря ни на что, согласилась.
В ее боксе уже переминались с ноги на ногу три брокера, стоя позади ее пустого кресла. Мэри Эллен натянуто улыбнулась им.
— Не могли бы вы зайти через час? — попросила она. Брокеры вышли и исчезли в хитросплетениях загородок.
В этом же боксе сидели на своих местах еще четыре человека, такие же страхователи, как и Мэри Эллен. Они не обратили на нас внимания.
— Позвони в госпиталь, — сказал я и набрал номер.
Там все еще не было никаких изменений.
— Почему ты здесь? — спросила Мэри Эллен.
— Хочу поговорить с человеком, который вверг Фрэнки в ее нынешнее состояние.
— Во имя всего святого! — воскликнула она.
— Этот человек здесь.
— Здесь?
— В компании «Ллойд».
Мэри Эллен воззрилась на меня.
— Чем ты занимался? — спросила она.
— Ты помогла мне узнать о компании «Атлас Индастриен». Ею владеет Артур Креспи — работодатель дружка Фрэнки Лукаса Бараго, иначе — Жан-Клода Дюпона. Креспи получает массу денег, которые ему необходимо отмыть. Частично он делает это через компании, подконтрольные «Атлас Индастриен». Их перечень мне предоставил Джон Грин. Большинство этих компаний занимается страховым брокеражем.
Глаза Мэри Эллен стали серыми, как холодные озера.
— И?
— Они продавали массу страховых полисов на небольшие суммы. И время от времени откалывали номера. Затопление судов, как это, например, случилось с «Поиссон де Аврил» или с «Лаурой». Все, что им требовалось, — это оптовый торговец. Чтобы собрать все маленькие полисы и оптом отдать их как один большой страховой полис. Оптовый торговец тоже являлся соучастником мошенничества. Он знал, что масса исковых заявлений на небольшие суммы не привлечет внимания. Если же люди начинали задавать опасные вопросы, он сглаживал ситуацию.
Мэри Эллен подняла трубку телефона. Ее тонкие пальцы деловито пробежали по кнопкам. Номер плательщика. Она опустила трубку.
— Так ты говоришь, что имело место систематическое мошенничество?
— Именно так.
— При посредничестве сотрудника компании «Ллойд»?
— Верно.
Мэри Эллен сильно побледнела.
— О Боже!
— Кстати, — сказал я. — Говорил ли тебе Джастин, что записано на той кассете, которую я просил тебя ему передать?
— Нет. А ему следовало бы сказать?
В помещениях компании «Ллойд» стоял такой гул, как в напряженно работающей библиотеке, но на мгновение мне показалось, будто все стихло. Лишь кровь стучала в моих висках.
— Да, — сказал я. — Полагаю, ему следовало бы.
Я полностью доверял Мэри Эллен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34