И конкуренток-дур среди девушек определённо не будет. А умницы-красавицы наверняка выберут что-нибудь попрестижнее. Кто же остаётся? Такие же умные дурнушки, как Таисья, причём в количестве настолько незначительном, что конкуренции можно с лёгкостью избежать. Итак, решено: Физтех!— Как Физтех?! — изумилась Лиска. — Ты же говорила, что в мире нет ничего интереснее человеческого сознания! Ты же хотела в университет, на философский или на психфак! Ну выйдешь ты замуж, родишь детей, а потом? Ради чего будешь жить дальше? Думаешь, лет через двадцать, когда дети подрастут, жизнь кончится? И ты готова ради минутной прихоти наплевать на собственное призвание? Вот идиотка-то!Они поссорились всерьёз и надолго, но Тася от своего замысла не отступилась. И преуспела. В шестнадцать лет она стала студенткой Физтеха. В восемнадцать вышла замуж и родила дочь.Мужа она выбирала придирчиво и выбрала в точном соответствии со своими требованиями — во всех отношениях неброского (ни к чему, чтобы он обращал на себя внимание соперниц), но достаточно приятного парня, порядочного, с развитым чувством долга и шкалой ценностей, на которой семья занимала одно из почётных первых мест.Со свекровью ей просто повезло. Светлана Георгиевна любила детей, всю жизнь мечтала о большой семье, но Бог послал ей одного Андрея. Узнав, что невеста сына беременна, будущая бабушка примчалась в Долгопрудный, разыскала Тасю в общежитии, увлекла в тихий уголок, обняла и приказала шёпотом:— Даже и думать не смей об аборте! Рожать нужно молодой, чем раньше, тем лучше. Я когда-то по дурости решила, что с детьми можно не торопиться, и в результате до тридцати четырех кусала локти, а потом все девять месяцев пролежала с Андрюшей на сохранении. Об институте не беспокойся. Я уйду с работы и выращу ребёнка. Владимир Алексеевич хорошо зарабатывает, денег нам хватит. А мне до пенсии всего два года осталось, ещё десять раз успею доработать. В общем, расписывайтесь скорее, рожайте и спокойно учитесь дальше, обо всем остальном мы с Андрюшиным папой позаботимся сами.Дочь назвали Людмилой. Она родилась в декабре, за неделю до зачётной сессии. Тася нервничала, разрываясь между желанием пестовать малышку и необходимостью заниматься. Свекровь настояла на занятиях. Она сняла себе квартиру в Долгопрудном, забрала ребёнка и строго следила, чтобы новоявленная мамочка не задерживалась там после очередного кормления. А через три недели, когда у Таси на нервной почве пропало молоко, маленькую Люську и вовсе увезли в Москву, подальше от замотанных родителей.Сначала Тасю угнетала вынужденная разлука с дочерью, но потом она привыкла. Учёба, друзья, Андрей — все это не оставляло времени на тоску. Для общения с Люськой оставались каникулы и воскресенья — не так уж мало, если подумать.Была ли Тася счастлива? Тогда она не задавалась этим вопросом. А позже, когда задалась, не сумела себе ответить. Она получила то, чего желала, — заботливого мужа, здорового жизнерадостного ребёнка. Андрей, в отличие от подавляющего большинства молодых людей, был лишён амбиций. Он без всякой зависти восхищался умницей-женой, гордился её успехами и, казалось, нисколько не возражал против сомнительной славы «мужа самой блестящей студентки курса». Возможно, его чувству к Тасе недоставало пылкости, но ведь и она не сгорала от любви. Её вполне устраивали установившееся между ними понимание, тёплая привязанность и взаимное уважение, которое они питали друг к другу. Можно ли назвать это счастьем? Тася не знала. Радость общения с мужем, удовольствие, получаемое от возни с дочерью, никогда не наполняли душу тем восторгом, тем ликованием, которое охватывало её после долгого раздумья над задачей в предчувствии «момента истины». Но, так или иначе, это были хорошие годы.После окончания института Тасю с Андреем распределили в Подлипки. От Тасиного дома дорога до работы занимала сорок минут, а от дома Андрея — два часа. Естественно, решено было поселиться у Таси, тем более что Тасина мама выразила готовность отдать дочери с зятем и внучкой большую из двух комнат. Но свекровь наотрез отказалась расстаться с Люськой.— Хотите запихнуть ребёнка в детский сад? Чтобы девочка нахваталась гадких привычек и не вылезала из простуд? Не позволю! Нет-нет, переезжать к нам не стоит. После девяти часов на работе и четырех в дороге вы будете приползать сюда в таком состоянии, что на дочку и смотреть не захотите. Зачем мучить себя и её? Потерпите уж как-нибудь ещё четыре года. Вот пойдёт Люсенька в школу, тогда и отберёте её у меня.Тася подчинилась воле Светланы Георгиевны с большой неохотой. К тому времени Люська уже начала проявлять характер, и эти проявления вызывали у Таси тревогу. Свёкор и свекровь безбожно баловали внучку, родители, не желая омрачать редкие встречи с дочерью, тоже во всем ей потакали. Ни в чем не знающая отказа, не ведающая никаких границ, Людмила потихоньку превращалась в маленького монстра. Тася поделилась своими опасениями с матерью.— Чего ты хочешь, девчонке всего три года! — успокоила её мама. — В этом возрасте все дети жуткие эгоисты. Первые зачатки чувства справедливости появляются к пяти годам. Только тогда дети начинают худо-бедно считаться с желаниями и чувствами других. Все придёт в своё время. Не волнуйся, испортить ребёнка чрезмерной любовью невозможно.Несмотря на утешительный прогноз матери, Тася решила, что отныне займётся воспитанием дочери всерьёз. И постепенно, осторожно, но выстроит для Люськи рамки, научит девочку считаться с запретами и интересами окружающих.Её воспитательный эксперимент длился два года; отношения матери и дочери с каждым днём становились все хуже, а закончилось все катастрофой.Однажды Тася вошла в комнату и обнаружила, что Люська с упоением дубасит по паркету металлическим совочком, оставляя в древесине серповидные вмятины.— Люся, прекрати немедленно! Видишь, ты испортила пол. Что мы теперь скажем бабушке?Дочь продолжала уродовать паркет, даже не взглянув в сторону матери. Тася подошла и села перед девочкой на корточки.— Ну, раз ты не понимаешь резонов, придётся изъять у тебя орудие вандализма. Давай сюда совок, хулиганка! — Тася протянула руку.Люська посмотрела ей в глаза, потом размахнулась и с силой врезала совком матери в бровь. Ослепнув от боли, Тася охнула, прикрыла место удара ладонью, почувствовала кровь и на секунду выключилась. В чувство её привёл следующий удар по голове. Тася открыла глаза и встретила взгляд дочери. В нем читалось торжество, наслаждение и несомненная жажда убийства. Тася в ужасе выбросила руку вперёд и оттолкнула Люську. Та отлетела на несколько метров, ударилась затылком о батарею и потеряла сознание.Что было потом, Тася помнила плохо. Кровь, дикие вопли свекрови, дрожащие руки свёкра, страдальческие глаза Андрея, мелькание белых халатов, крашеные стены, капельница, чьи-то смутные лица, чьи-то крики, чьё-то бессмысленное бормотание — вот все, что осталось в памяти от первых месяцев кошмара. Она не хотела никого видеть, не могла говорить и желала только одного — забиться в какую-нибудь нору, где никто не сумеет до неё добраться. Врачи подозревали воспаление мозга, опасались за её рассудок, но потом решили, что опасность миновала, и поставили диагноз: депрессия.В конце концов Тасю выписали из больницы с врачебным заключением об инвалидности. Муж к тому времени уже переселился к родителям и дочери. Светлана Геогриевна настаивала на разводе, но Андрей колебался. Тася сама расставила точки над "i".— Уходи, — сказала она. — Я знаю, ты никогда не простишь мне Люську.— Я тебя не виню. Ты не нарочно. Просто испугалась и не рассчитала силу. Это был несчастный случай. Как бы то ни было, все уже позади. Врачи почти уверены, что травма и сотрясение мозга не будут иметь последствий.— Жаль. Если бы она стала инвалидом, я со временем, возможно, и перестала бы видеть в ней убийцу.— Что ты несёшь, Таська! Она всего лишь пятилетний ребёнок!— Ты не видел её глаза в ту минуту, когда она шинковала меня своей лопаткой. Поверь, в них не было ничего детского. Нет, Андрей, тебе не склеить разбитую вазу. Ни я, ни ты, ни твоя мама не забудем того, что случилось. Я не хочу и не могу видеть Людмилу. Мы никогда больше не будем семьёй. Уходи.Тасина депрессия продолжалась два года. Два года она пролежала на стареньком диване, уставившись в потолок. Ей ничего не хотелось, её ничто не интересовало. Потом все прошло — в один день, в одну минуту. Осунувшееся, испуганное мамино лицо. Слова, слетевшие с её сухих посеревших губ, не сразу пробились сквозь стекловату, защищавшую Тасино сознание от агрессивной внешней среды:— У меня рак. Неоперабельный.Стекловату разметало в клочья. Под протестующий лязг пружин Тася прыжком сорвалась с дивана.— Не бойся, мама, мы тебя вылечим.В первую очередь предстояло раздобыть денег. Много денег. Полноценное питание, дорогие лекарства, платные консультации и процедуры, остепенённые онкологи и полуобразованные народные целители высасывали доллары и рубли с резвостью мощного пылесоса. То, что удалось набрать в долг и выручить за немногочисленные домашние сокровища, было каплей в море. Тася растерялась. Устроиться на работу? Куда? Если по специальности, то зарплаты не хватит даже на хлеб. А туда, где платят много, её не возьмут. Она только и умеет, что работать головой, а этот вид деятельности в стране не котируется. Найти свободную нишу, открыть собственное дело? На это уйдёт прорва времени и сил, не считая начального капитала, а её время и силы нужны маме.Выручила верная Лиска. Благодаря её знакомствам, Тасю взяли в маленькое рекламное агентство.— Нам нужны идеи, — объяснил на собеседовании директор. — Свежие, яркие, оригинальные. Иначе мы не выдержим конкуренции с крупными монстрами. Они скупают все оптом — газетные площади, места для рекламных щитов, время на телевидении — и могут предложить клиентам гораздо более выгодные расценки, чем мы. Наш единственный шанс — выиграть за счёт действенности рекламы. Нам нужна очень светлая голова, гений. Если все, что мне о вас говорили, правда, нужны вы. Мне все равно, где вы будете работать. Главное — результат. Зарплата пока невысокая, двести долларов. Но! — Он поднял палец. — Премия — десять процентов прибыли от каждого проекта, в котором вы участвуете. Если ваши идеи принесут успех, недостатка в проектах и деньгах у вас не будет.Тасин мозг, стосковавшийся по работе, накинулся на задачки, которые перед ней ставили, с жадностью медведя, оголодавшего после спячки. Идеи брызнули из неё фонтаном. Она придумывала названия фирм, логотипы, слоганы, тексты рекламных листовок, оригинальные сувениры к выставкам, сюжеты рекламных роликов. Все её идеи имели успех. Клиенты пошли в агентство стройными шеренгами. Осчастливленное начальство ставило перед ней все более серьёзные задачи: планы комплексных рекламных кампаний, снижение себестоимости услуг, направления развития агентства. Платили ей не скупясь.Мама получала лучшие лекарства и лучших специалистов, каких только можно достать за плату. Они боролись за её жизнь с одержимостью берсерков. Но потерпели поражение.На следующий день после маминых похорон Тася легла на покинутый некогда диван и отвернулась к стене. Она не реагировала на телефонные звонки, на стук и крики из-за двери. Она не хотела никого видеть. Не хотела пить, есть и двигаться. Не хотела ничего.
Но, разумеется, Лиска не могла оставить все, как есть. По её настоянию Тасину дверь вышибли, а саму Тасю увезли в больницу. Рекламное начальство без звука оплатило лечение и отдельную палату, потом санаторий. Но если бы не Лиска, все их затраты пошли бы насмарку.Лиска появлялась у подруги через день с чёткостью железнодорожного расписания. Она испробовала все средства воздействия — от мягких уговоров и увещеваний до крика и оскорблений. Она кусала, щипала, сверлила Тасину защитную оболочку, пока та не дала трещину. И Тася наконец услышала:— Судьба — это характер и образ жизни. Смени все к чёртовой матери — квартиру, мебель, причёску, имя! Перестань прятаться от людей, работай, как все, в конторе, шляйся по ночным клубам, закрути роман, в конце концов… Господи, да делай же хоть что-нибудь, хоть напейся и устрой пьяный скандал, только не будь такой квашнёй!— Сменить имя? — переспросила Тася. — А это мысль.Лиска уставилась на неё, открыв рот, и вдруг расплакалась.— Боже мой! Наконец-то! Я уж думала, никогда тебя не услышу! Гадина ты Таська, свинья собачья…— С этой минуты я больше не Таська. Зови меня Ириной. Счастья я уже накушалась, теперь хочу покоя. Ирина ведь значит спокойная, да?С этой минуты началось выздоровление. Получив новый паспорт, Ирина сообщила начальству, что больше не хочет работать дома. Начальство трогательно засуетилось, предлагало даже выделить ей отдельный кабинет, отгородив угол от конференц-зала, но Ирен презрела льготные условия, пожелав влиться в коллектив. За месяц она расположила к себе всех сотрудников и подружилась с Эдиком. А через месяц познакомилась с Петенькой. В вагоне метро… Два с половиной года назад…— Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны, — услышала Ирен сквозь дрёму.«Опять я пропустила свою станцию. Как тогда. Сплошные совпадения, — думала она, бредя через платформу к противоположному пути. — Знак судьбы. Знак поворота. Шоссе кончилось, начинается грунтовка с ухабами и раздолбанными колеями. Но что же мне все-таки делать? Может быть, ничего? Но убийца знает, что я была там. Он не уверен, что я его заметила, но знает, что я там была. Что предпримет он? Станет наблюдать и выжидать? Это риск. Захочет ли он рисковать?» 4 У оперативника Виктора Бекушева была особенность, чертовски мешавшая ему работать: он не умел думать, когда его дёргали. Человек неглупый, Виктор страдал некоторой хаотичностью мышления; ему стоило немалого труда упорядочить свои мысли, направить их в нужное русло. Поэтому Виктор болезненно реагировал на внешние раздражители и раздражённо пыхтел, переключая внимание, отчего и заработал прозвище Пых.Вот и сейчас он буквально подпрыгнул на стуле, когда в комнату ворвался Борька Халецкий и заорал с порога:— Пых, быстро отдирай седалище от казённой мебели! Нас с тобой хочет начальство. Да не кисни, ягодка, судя по голосу, ублажать Пёсича противоестественным путём сегодня не придётся. Голос вполне даже ничего, можно сказать, не голос, а мечта хорошо воспитанной гориллы.В кабинете Кузьмина сидел посетитель — безукоризненно одетый господин лет сорока. Большие залысины, выпуклый лоб и впалые щеки придавали ему вид аскета-интеллектуала, взгляд тёмных глаз был цепким, но доброжелательным, улыбка — приятной. И тем не менее Виктор с первого взгляда проникся к незнакомцу необъяснимой, но оттого не менее острой неприязнью. Приветствуя вошедших, господин вежливо поднялся им навстречу, а вслед за ним — неслыханная честь! — встал и Кузьмин.— Виктор Константинович Бекушев, Борис Семёнович Халецкий, опытнейшие наши работники, они ведут интересующее вас дело, — отрекомендовал Песич подчинённых. — Господа, позвольте представить вам Соловьёва Игоря Юрьевича, сотрудника ФСБ. Его привело к нам, а точнее к вам убийство Козловского.Эта изысканная протокольная тирада, по всей видимости, исчерпала силы непривычного к таким изыскам Петра Сергеевича, который тяготел к ненормативной лексике. Он жестом пригласил присутствующих садиться, плюхнулся в кресло, плеснул в стакан воды из графина, выпил, пунктирно приложился ко лбу платочком и капитально замолчал. Соловьёв бросил на него выжидательный взгляд и, сообразив, что продолжения не будет, взял бразды разговора в свои холёные руки.— Господа, я пришёл к вам за помощью. В июле этого года на территории Центрального округа был убит известный предприниматель Юрий Николаевич Мусин. Погиб в результате взрыва. Из-за способа убийства и широкой известности Мусина это расследование поручили нам. С самого начала дело показалось нам необычным. Судите сами: взрывное устройство было установлено не в машине Мусина, а в чужом «Москвиче», где в момент взрыва находился сын Мусина от первого брака, Дмитрий, и институтский товарищ сына — Бобылкин, тоже Дмитрий. Оба молодых человека погибли. «Москвич», как выяснилось, принадлежал Бобылкину.Складывается впечатление, что Дмитрий Мусин вызвал на встречу отца, действуя по наущению киллера. Во всяком случае, киллер явно был хорошо осведомлён о планах Мусина-младшего и заранее начинил взрывчаткой машину, на которой тот поехал на встречу. Более того, сама встреча должна была происходить у него на глазах, иначе он не смог бы выбрать время Икс с такой ювелирной точностью…— А вы уверены, что его мишенью был Мусин-старший? — перебил Соловьёва бесцеремонный Халецкий.— К сожалению, не на сто процентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36