— Понятия не имею! Может, у бабки от старости фантазии завелись. Может, она считает безумными деньгами зарплату, которую получала Морозова. Какой смысл гадать? Раз уж ты притащил сюда девицу, у неё и спросим. Я сам с ней сначала поговорю, без наркоты. Если увижу, что запирается, тогда и вколем сыворотку. Хотя с чего бы ей запираться, если она ничего знать не может? Господи, какой же ты козёл, Гарик! Ты в состоянии вообразить, что будет, если она не купится на всю эту лажу с подпиской о неразглашении и побежит к ментам? Думаешь, Терехов всегда будет прикрывать наши задницы? Как бы не так! После того как менты нас раскрыли — по твоей милости, кстати, — он так дрожит за собственную, что ему никакие миллионы не в радость. Тем более призрачные. В общем, молись, чтобы мы нашли эти баксы в ближайшие сорок восемь часов и успели слинять за кордон, пока нас во всероссийский розыск не объявили…— Какого… ты все время на меня наезжаешь?! Нас раскрыли не по моей милости, а потому что твоя безмозглая девка тупо вешала «жучки» на одного и того же мента, одним и тем же идиотским способом!— Молчи уж! Прежде, чем менты засекли мою девку, этот гадёныш Халецкий уже вычислил, кто мы такие и чего нам надо. А все потому, что ты, придурок, вёл себя на Петровке, как распоследний лопух! Я всегда подозревал, что ваша военная разведка — скопище слабоумных солдафонов, не способных даже ж… себе подтереть, не перемазавшись.— Так что же ты сам не пошёл на Петровку?! Уж твою-то поганую гэбистскую душонку они сразу бы признали. Они вашего брата за версту чуют, как легавые — волка. Никому бы и в голову не пришло усомниться, что ты не тот, за кого себя выдаёшь.— Я не мог. Мы с Кузьминым, с начальничком их, пересекались по одному делу в восемьдесят девятом году. У него профессиональная память на лица, к нему под псевдонимом не сунешься. А если бы я попросил у Терехова документ на моё настоящее имя, тот бы послал меня куда подальше. И был бы прав. Я ведь с шумом уходил, эхо могло и до Петровки докатиться. Эх, кабы знал, что ты так бездарно завалишь такое простое дело, доверился бы лучше Волынину. Черт меня дёрнул с тобой связаться!— По-моему, ты начал заговариваться, Олежек. Это не ты со мной связался, а я с тобой. Без меня ты бы даже не узнал, что шеф реализует эти ценные бумаги.— Ну и в чем ты видишь свою заслугу? В том, что он доверял тебе больше, чем мне? И куда это его привело, царствие ему небесное?— Я его туда не отправлял.— Но и пальцем не шевельнул, чтобы помешать ему туда отправиться.— Как и ты.— Ну, я же не был его любимчиком — с чего бы мне стараться? Если бы он ценил по достоинству мой профессиональный опыт…— Что ты заладил, как попугай: профессионал, профессиональный опыт! Дырка ты от бублика, а не профессионал! Меня чихвостишь в хвост и в гриву, а сам просвистел все, что можно! Козловского тогда упустил, потом четыре месяца его найти не мог, хотя он чуть ли не окопался на месте взрыва! А этот полудурок Усов на чьей совести? Что ж ты со своим профессиональным опытом не скумекал, что сыворотка на морфин, да на похмелье почище ножа в сердце будет? А Вязникова кто прохлопал? Кто телился целые сутки, пока он не смылся в неизвестном направлении? И чьи люди его проморгали, когда мы наконец-то на него вышли?— "Мы вышли"! Это мне нравится! Да если бы я не додумался прослушивать телефоны его подчинённых, если бы не сумел договориться с операторами на АТС, ты бы по сей день бегал по его родственникам и знакомым! А что касается моих людей, то не беспокойся, они свою ошибку исправят. Через несколько часов Вязников будет у нас в руках. Дай только бог, чтобы он оказался тем, кого мы ищем…— Но Усов вроде бы не сомневался, что Вязников — убийца. А зачем ещё ему было убивать, коли не из-за денег?— Ты сам назвал Усова полудурком, и совершенно справедливо. Мало ли, в чем он не сомневался… Халецкий, вон, на Вязникова не думает, а у него котелок варит получше.— Халецкий не знает того, что знал Усов.— Возможно, теперь уже знает. Только нам к нему больше не подобраться. Эх, дьявол, как не вовремя они мою Ольгу засекли! А после твоей самодеятельности у нас вообще земля под ногами загорится. Когда эта девица заявится в ментовку, расскажет о похищении и опишет твою рожу, у сыскарей появятся совершенно законные основания открыть на нас охоту.— Законные основания у них появились после того, как ты «поговорил» с Усовым.— Отнюдь. Сначала им придётся найти и опознать его труп, а это, можешь мне поверить, абсолютно невозможно.— Тогда почему ты не хочешь поступить так же с девицей?— Ты меня умиляешь! Через несколько часов сюда привезут Вязникова и, возможно, не одного. Как ты собираешься избавляться от горы трупов?Людмила сдёрнула наушники. Она уже чувствовала себя достаточно окрепшей и не собиралась дожидаться решения своей участи. Пока эти двое собачатся, их внимание поглощено спором, а значит, они не станут особенно прислушиваться к тому, что происходит за стеной. И не появятся внезапно в комнате — стихнувшие голоса предупредят о такой возможности заранее.Она осторожно встала, убедилась, что ноги держат, и тихонько подошла к окну. Судя по высоте, четвёртый этаж. Узенький карниз обрывается сразу за оконным проёмом, к другому окну по нему не перейдёшь. Водосточной трубы в пределах видимости нет. Спуститься по верёвке? Людмила огляделась. Шкаф для одежды в комнате имелся, но, скорее всего, стоял пустой, как сервант и книжные полки. В любом случае, вряд ли там найдётся прочная бельевая верёвка. Но проверить все же стоило. Она подошла на цыпочках, потянула за ручку. Дверца шкафа протяжно скрипнула, напугав Людмилу до помрачения рассудка. Только через минуту, убедившись, что разговор за стеной продолжается, она решилась пошевельнуться. Разумеется, в шкафу ничего не было.Попробовать улизнуть через дверь? Но она понятия не имеет, какая здесь планировка, не увидят ли её сразу, как только она выйдет из комнаты или появится в прихожей. Да, скорее всего, за входной дверью они присматривают, иначе их беспечность отдавала бы идиотизмом.Людмила снова переместилась к окну и тоскливо поглядела вниз. Больше десяти метров. Внизу сугроб, но как минимум перелом при прыжке обеспечен. Может, все-таки рискнуть? Она ещё раз оценила расстояние и поёжилась. Нет, прыжок оставим на крайний случай. Нужно поискать другой выход.Тут её взгляд упёрся в старый клён, который рос метрах в четырех от окна. Одна из ветвей чернела внизу, не дотягивая до стены дома каких-нибудь два метра. Взять два метра с места, да ещё в нынешней физической форме, почти нереально, но тут ведь не соревнования по прыжкам в длину, где результат замеряют по отпечатку пятой точки. Если нырнуть вперёд рыбкой, уцепиться за ветку руками, то, учитывая рост (метр семьдесят четыре), прыгнуть придётся совсем недалеко. Правда, ветка может сломаться, но хотя бы замедлит падение. А ниже будут другие ветки, покрепче — возможно, удастся зацепиться за них.Людмила решительно повернула верхний шпингалет, потом нижний и потянула раму на себя. Рама не дрогнула. Холодея от дурного предчувствия, Людмила внимательно, насколько позволяло тусклое освещение, осмотрела окно. Так и есть! Заколочено. Вот почему этот «профессионал» из соседней комнаты не стал утруждать себя дежурством у постели пленницы! Куда она денется? Если спятит на почве страха и решит сигануть в окно, его придётся сначала выбить, тут-то сторожа и подоспеют. А бесшумно стекло не выдавить, для этого специальные приспособления нужны, в сумочке же пленницы нет даже маникюрного набора.Уже ни на что не надеясь, Людмила повернула ещё один шпингалет и попыталась открыть форточку. И чуть не ахнула от неожиданности, когда та поддалась. Желанный выход предстал перед ней во всей красе — чудесный квадрат, размером сорок на сорок сантиметров, зияющий холодной чернотой в метре с лишком над подоконником. Людмила скинула узкую юбку. Спасибо, бабушка настояла, чтобы она поддела вниз лосины. «Ах, бабушка, скольким же я тебе обязана! И в первую очередь — гибким, сильным телом. Если бы не йоговская гимнастика, которой ты меня заставляла заниматься, я бы ни за что не решилась на этот акробатический трюк».Она влезла на подоконник и, держась одной рукой за форточку, а другой — за оконный шпингалет, поочерёдно перекинула ноги через раму форточки. Потом, извиваясь всем телом, начала протискивать их вперёд. Чтобы протолкнуть бедра, ей пришлось сложиться вдоль. Когда нижняя половина тела повисла с той стороны окна, у Людмилы от страха перехватило дыхание — ей показалось, что она сейчас не удержится и полетит вниз. Но вот ноги нащупали опору — скользкую, узкую, ненадёжную, но опору, — и дело пошло веселее. До тех пор, пока не пришло время перехватить руки, чтобы вытащить плечи и голову. Тут Людмилу обуял такой ужас, что она минуты на три превратилась в тряпичную куклу со стальными кистями, приваренными намертво к шпингалетам. Потом босые ступни начали цепенеть от холода, и она решилась. Одна нога в процессе этого упражнения едва не соскользнула с карниза, но плечи сыграли роль тормоза, а потом руки уцепились за верхнюю раму, и кризис миновал.Стоя на полусогнутых по ту сторону окна, судорожно цепляясь поднятыми за спиной руками за верхнюю раму, Людмила боялась пошевельнуться. Ступни словно примёрзли к карнизу. И казалось, не было на свете такой силы, что заставила бы её прыгнуть. Она уговаривала себя, сосчитала до десяти, потом до шестидесяти. На счёт «сорок шесть» где-то наверху открылось другое окно, и неведомый кретин выплеснул на улицу галлон жидкости неизвестного происхождения. Несколько капель попали беглянке на голову и переполнили чашу терпения.Резко выдохнув, она разжала руки, оттолкнулась от карниза и полетела — вперёд и вниз. Ветка ободрала ладони и тут же обломилась, что-то хлестнуло по лицу, ударило в грудь, и в следующий миг Людмиле удалось поймать руками крепкий сук.Все хорошо. Она осталась жива. Она спаслась. 21 Надежда проснулась от далёкого крика Мишутки. Крик был радостным, но она все равно подскочила в постели как ужаленная. Посмотрела на часы: так и есть! Второй час. Ребёнку обедать пора, а его наверняка и завтраком не покормили. Балда, не догадалась поставить будильник! Нужно было сообразить, что Мишутка, который, в отличие от них, сладко проспал всю ночь, не станет валяться в постели до полудня.Радостный вопль повторился, и Надежда поняла, что он доносится из-за окна. Значит, кто-то уже встал, одел ребёнка и повёл гулять. И покормил, вероятно. Как нехорошо получилось. Этот кто-то, конечно, спал ничуть не больше Надежды, но тем не менее ему хватило совести не оставлять без присмотра полуторагодовалого мальчишку.Она набросила на плечи коричневый махровый халат, выданный вчера гостеприимным хозяином, и подошла к окну. Во дворе, у кирпичной стены, защищавшей загородные владения Вовчика, стоял свежеслепленный снеговик с новеньким оцинкованным ведром на голове. Крохотный Мишутка и человек-гора с трогательным именем Геша обстреливали истукана снежками, стараясь сбить с него головной убор. Оба исправно лупили мимо цели, Мишутка — по малолетству, Геша, вероятно, из солидарности.Надежда отправилась в ванную, примыкавшую к её комнате, торопливо приняла душ, почистила зубы, причесалась, оделась и спустилась на первый этаж, в просторный зал, объединяющий в себе гостиную, столовую и кухню, отделённую от остальной территории бамбуковым занавесом. В огромном, похожем на орган камине горели берёзовые полешки — не ради тепла (газовое отопление работало выше всяких похвал), а ради уюта. Напротив камина, метрах в трех, стоял обеденный стол, за которым сидела Лиска и уплетала клубнику со сливками.— Привет! — сказала она, оторвав взгляд от пламени. — Этот Геша — просто чудо какое-то! В холодильнике — целый супермаркет. И когда успел затариться? Мы приехали в семь, а в восемь уже просыпается Микки. Чего ты хочешь на завтрак? Выбирай, что душа пожелает. Там даже молочная каша в горшочке имеется. Только яичницу с беконом и тосты придётся готовить самим — их в микроволновке разогревать не принято.— Я, пожалуй, последую твоему примеру, — решила Надежда. — Твой завтрак выглядит ужасно аппетитно.Минут десять спустя к ним присоединился Вязников. Сначала они наслаждались едой, кофе и пустым трёпом о благах, сопряжённых с богатством, потом Эдик перевёл разговор на события минувшей ночи.— Как ты думаешь, — спросил он Надежду, — им не удалось нас выследить?— Почти наверняка нет. Зря, что ли, Вовчик велел Геше ехать следом на другой машине? Уж Геша-то заметил бы «хвост»! Но в любом случае волноваться нам нечего. Наш суперрэмбо нас защитит. Видел, какой у него автомат?Эдик пожал плечами.— Обыкновенный. «Узи» называется. Мы ещё не знаем, как вооружён противник. И какой у него численный перевес. Может, они в состоянии развязать небольшую победоносную войну против Монако или Ватикана.— Не говори глупостей! Откуда у твоего Базиля — или Джованни, или Эжена — деньги на содержание целой армии?— Ты забыл о Вовчике, — вставила Лиска. — Разве он не обещал разобраться с ними? А раз обещал, значит, разберётся. Я почему-то уверена, что он без особого напряжения навербует себе хоть две армии. (Доставив гостей в свою загородную резиденцию и разместив их со всеми удобствами, Вовчик немедленно отбыл в Москву «наводить порядок».)— Возможно, с наёмниками он и разберётся, — не желал униматься Вязников, — хотя для начала их нужно найти. Но чтобы добраться до заказчика, придётся пошевелить извилинами, а Вовчик, при всех его достоинствах, не производит впечатления человека, обременённого излишком интеллекта.— Если он выйдет на наёмников, то уж как-нибудь сумеет убедить их назвать заказчика, — возразила Надежда. — История показывает, что наёмники редко хранят верность нанимателю, когда запахнет жареным.— Спорим, они заказчика в глаза не видели? Нужно быть последним кретином, чтобы светиться перед бандитами. Они потом так за жабры прихватят — узлом завяжешься. В общем, если мы хотим вернуться к нормальной жизни, шевелить извилинами придётся самим.— Ладно, пошевелим, — согласилась Надежда со вздохом. — Только давай чуть попозже, когда у Мишутки будет тихий час. А то перед Гешей неудобно, он и так возится с парнем целый день. Пойду его сменю.Однако до мозгового штурма они дозрели только вечером, после того как уложили Мишутку на ночь. Сумасшедшая жизнь последних дней всех изрядно вымотала, а чувство безопасности, внушаемое двухметровым кирпичным забором и присутствием Геши с автоматом, действовало так расслабляюще, что думать о страшном и неприятном совершенно не хотелось. Надя и Лиска втайне надеялись, что, если они потянут время ещё немного, приедет Вовчик, и все разрешится само собой. Но Эдик не разделял их безоглядной веры во всемогущество хозяина этих ленных владений и теребил своих дам до тех пор, пока они не уступили его напору.Поначалу «штурм» больше напоминал вялотекущую осаду с редкими выстрелами наугад в сторону неприятельской цитадели. Потом Лиска заметно оживила процесс.— Ох, совсем из головы вылетело! Прошлой ночью, ещё до этой кошмарной газовой атаки, я вспомнила во сне фразу, которую сказала тогда Ирен. Ну, в бреду, помните? Она так отчётливо прозвучала у меня в мозгу, что я даже проснулась и записала её, чтобы снова не забыть. Листочек, конечно, остался там, в квартире, но, по-моему, я смогу её воспроизвести. Сейчас, подождите. Перестаньте есть меня глазами, вы меня сбиваете… Да, похоже, это звучало так: «Они все туда забежали, все! — я сама видела. Смотрю, а их нет. Все есть, а их нет. Но этого же не может быть? Нет, только не чёрные ноги!» — Лиска перевела взгляд с Эдика, на Надежду и обратно. — Я почти уверена, что это точные её слова. Как по вашему, в них есть какой-нибудь смысл?— Да, — глухо сказал Эдик. — Есть. Ирен говорила про тот вечер, когда обнаружили труп. Катрин стояла за стендом и выла как сирена. Все побежали на крик и набились в этот закуток. А Ирен, видимо, осталась стоять с другой стороны. Она видела ноги. Все ноги, кроме «чёрных». Потом кто-то принёс лампу, и мы разглядели труп. Ирен вспомнила звук падения чего-то тяжёлого на пол, шорох груза, который волокли по паласу двумя часами раньше, и догадалась, что перетаскивали тело. За минуту до того, как она вышла в холл. В холле никого не было, но почему-то скрипнул стенд. Ирен посмотрела туда и ничего не увидела — точно так же, как не увидела «чёрных» ног, когда мы столпились за стендом. Вывод напрашивается сам собой. Убийца был в чёрном. В тот день в чёрное были одеты только четыре человека. Я, Базиль, Эжен и Джованни. Ирен не хотела верить в то, что один из нас — убийца.— Я все-таки не могу понять… — задумчиво начала Лиска. — Почему она решила, что убийца — непременно из ваших? Помните, вы говорили:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36