В вашем возрасте все по декретам, по замужествам, да и кого заманишь на лаборантскую ставку?
После чаепития с засохшими плюшками Митя был препровожден в кабинет и усажен на стул напротив заваленного бумагами и книгами письменного стола с зеленым сукном — началась долгая беседа по поводу его научных пристрастий. Честно сказать, никаких особых пристрастий у него не наблюдалось. Учился, правда, хорошо. Шеф хвалил его за аналитический ум и умение ясно, доходчиво излагать свои мысли. С тем и диплом защитил.
Зоя Павловна горячо убеждала его в необходимости работы над словарем для иностранцев. Говорила, что на этом можно сделать не только кандидатскую. Митя слушал ее невнимательно, больше разглядывал книги в шкафах, фотографии на стенах, витая где-то в травяных облаках. Его поразило количество книжек, на корешках которых значилась фамилия Зои Павловны. Шеф предупреждал — тетка из тех “зубров”— основоположников, которые большей частью повымирали, последний из могикан, готовых приплачивать, лишь бы им дали заняться наукой в свободное ото сна время, но чтобы навалять столько опусов по лингвистике — уму непостижимо! Из фотографий его внимание привлекла та, где Зоя Павловна снялась с пожилым мужчиной и коротко стриженной улыбающейся девчонкой лет шестнадцати. “Это и есть внучка Настена,”— сразу догадался Митя. Зоя Павловна перехватила его взгляд.
— Дмитрий, не отвлекайтесь, пожалуйста. Сейчас вы находитесь на службе, а не на смотринах. Итак, для ваших научных изысканий я могу предложить несколько книжек. А в моем учебнике вы найдете библиографию, которая вам тоже может пригодиться, — Зоя Павловна стала рыться в книжных шкафах.
Где-то хлопнула дверь. Митя прислушался, но недра огромной сталинской квартиры снова погрузились в тишину. Он снова посмотрел на фотографию и подумал о том, что девчонка ему нравится. Его так и подмывало спросить, сколько лет этой фотографии? Во всяком случае, Зоя Павловна на ней выглядела помоложе лет этак на пяток. Перед ним на столе росла стопка книг. Фундаментальные труды, учебники, монографии, брошюры, методички.
— Еще вот эту почитайте. Очень дельная книга по грамматике.
— Может, хватит на первый раз? — робко поинтересовался Митя. — У меня даже пакета с собой никакого нет.
— Пакет я вам дам, хоть дюжину. А с наукой вы не тяните. Сейчас как раз лето начинается, все уйдут в отпуска, так что времени у вас будет навалом. Сидите на кафедре, занимайтесь, готовьте обоснование темы. Осенью попробую вас в заочную аспирантуру пристроить.
Митя обернулся на звук открываемой двери. На пороге стояла Настена в ярком темно-синем купальнике с высокими вырезами на бедрах — стройная девица с красивыми ногами и великолепной фигурой. Солнечные лучи, падавшие из окна с полузадернутыми шторами, освещали ее всю, придавая девушке какую-то фантастическую красоту. Из-за солнца она не сразу заметила гостя.
— Мам, я тут одну штуку прикупи… — начала было девушка, но тут увидела Митю и издала такой пронзительный визг, что у него заложило в ушах. Девушка исчезла, оставив после себя сноп пыли и света. Запоздало хлопнула кабинетная дверь.
— Извините меня, ради бога, — пролепетал Митя, чувствуя, как щеки наливаются яркой краской.
— Да что вы! Это вы нас извините! — Зоя Павловна была смущена ничуть ни меньше его. — Настя у меня на юг собирается, вещи покупает. Она же не знала, что я тут с молодым человеком. Наша, кстати, коллега. Четвертый курс филфака МГУ.
— Да, — сказал растерянно Митя. Он все еще не мог прийти в себя от этого мимолетного сказочного видения. Поднялся, взял со стола стопку книг.
— Я пойду.
— Да-да, сейчас я вам пакеты дам, — засуетилась Зоя Павловна.
В дверях она протянула ему ключ от кафедры.
— Всегда закрывайте на три оборота и, пожалуйста, не теряйте — у нас там материальные ценности.
— Да-да, — пробормотал Митя, пряча ключ в карман рубахи.
В кабине допотопного лифта он закрыл глаза и снова попытался увидеть девушку в темно-синем купальнике. Но увидел только сноп света и пыли. Щеки все также горели, в висках пульсировала кровь, сердце бешено колотилось, будто он пробежал с километр. “Ничего себе дочка! И откуда только вся эта красота берется, куда потом девается?”— думал Митя, слушая скрежет кабины в шахте, глядя на мелькающие за стеклами дверных створок лестницы и перекрытия.
Александр Антонович запер дверь своего кабинета, подошел к окну, глянул во двор университета, где на служебной стоянке пылилась его “Волга”. Он отпер сейф, вынул из него картонную коробку, плотно набитую деньгами, стал считать купюры. Раскладывал их по двум стопкам. Это были арендные деньги, те самые, о которых они говорили с ректором. Александр Антонович лукавил: Эдгар делил “левую” аренду в соответствии с договоренностью — шестьдесят на сорок. По тридцать процентов им с Калерием, сорок — себе, из них часть уходила на инспекции, комиссии и прочих “доильщиков”. Александр Антонович во все эти тонкости не вникал. Кстати, идею сажать на одно место двух арендаторов подкинул Эдгару именно он — куда там тупому хозяйственнику! Теперь вот пригодилось. А главное, что Калерию никогда в голову не придет проверить достоверность информации — да и как можно проверить “черный нал”, по которому нет ни одной бумажки? Эдгар был чужаком. Он сел в свое кресло еще до прихода Калерия и, как ни странно, не слетел с него с переменой власти. И ведь воровал как следует, по мелочи не пачкался. Под чьей “крышей” сидел хозяйственник было неведомо. А вдруг ему придет в голову влиять на ректорские решения по своим каналам, в обход первого проректора, и Александр Антонович останется без поддержки? Страх — великая сила… Проректор закончил считать деньги. Одну стопку он сложил назад в коробку, в сейф, другую сунул в свой “кейс”. Набрал телефонный номер.
— Добрый день, мне Костика, пожалуйста. Костя, мы получили добро, вы можете действовать без сомнений. Всего доброго, — едва Александр Антонович положил трубку, как раздался звонок.
— Да, слушаю. Кто? — неожиданно лицо проректора приобрело плаксивое выражение, глаза испуганно забегали. — Да, я слушаю вас. Прямо сейчас? Через полчаса? Вторая скамейка справа от входа в парк Горького? Хорошо, я буду, — он бросил трубку на рычаг с таким видом, будто держал в руке змею или лягушку. Проректор отер выступивший на лбу пот, переодел обувь и поспешно покинул свой кабинет.
Вернувшись на кафедру, влюбленный Митя обнаружил, что дверь открыта. Внутри густой сизой завесой плавал табачный дым, на журнальном столике возле окна стояла початая бутылка водки, стаканы, рюмки, пепельница, полная окурков, лежал разломанный и раскрошенный батон. Митя в растерянности замер посреди кафедры. “Неужели электрики? Взяли ключ на вахте и устроили здесь пьянку, — тут же мелькнула в голове первая правдоподобная мысль. — Ну, я им сейчас за все вломлю, говнюкам!” Он уже настроился на “крутой” разговор и представил себе испуганных пьяных мужиков, торопливо убирающих со стола стаканы и рюмки, сметающих крошки в мусорную корзину — вы же чуть зав.кафедрой своей поганой лестницей не угробили! Пока Митя готовился излить свой гнев на несчастных электриков, в дверном проеме возник почти двухметрового роста бородатый мужчина в кожаной куртке и прохрипел басом: — Вам кого, молодой человек?
При виде здоровяка весь пыл у Мити мгновенно пропал.
— Я здесь лаборант, — произнес он испуганно.
— Лаборант? — мужчина захохотал. — Твою мать, лаборант! Новенький, значит? Ну, классно! А то мы совсем в бабском болоте закисли! — он протянул руку. — Гера по фамилии Марков. Добрые люди зовут меня Маркушей, злые — пьяницей и бабником, а я — ни тот, ни другой, я — действительный статский поэт милостью божьей, — он протянул свою огромную руку, и Митя с опаской ее пожал.
— Дмитрий Залесов.
— Ну, водку-то ты пьешь, Залесов? Или уже закодировался?
— Всяко бывает, — Митя неопределенно пожал плечами. — Можно чуть-чуть.
— Нужно, лаборант, нужно! Садись, не стесняйся. — Маркуша, взял Митю за плечи, усадил на стул. — Тут у нас все по-простому: работаем, пьем, трахаемся. Иногда бывает пани Зося навешает пилюлей по первое число. Ты познакомился со старушкой? Во баба! — Маркуша выставил большой палец. — Ей бы в разведку за языками ходить. — он полез в шкаф, достал из него еще одну рюмку. Из шкафа на пол посыпались какие-то бумаги. — Блин, всю кафедру засрала! До тебя тут одна сучка работала, в декрет ушла. Мужики, и то аккуратней бывают. — Маркуша разлил водку по рюмкам. — Поехали, Борменталь, за знакомство. Ничего, что я тебя так называть буду?
Митя кивнул и опрокинул в себя рюмку. Водка оказалась на редкость дрянной. Он с трудом заставил себя ее проглотить.
Маркуша с насмешкой посмотрел на несчастного лаборанта, протянул ему стакан с водой.
— Смотрю, Муртасик, нету у тебя боевой закалки.
— Откуда? — севшим голосом сказал Митя, слегка отдышавшись.
— Во, еще один говнюк приперся, — рассмеялся Маркуша.
Митя оглянулся. На кафедру, пошатываясь, вошел парень с всклокоченными волосами. Его взгляд блуждал по сторонам. Увидев Маркушу с Митей, он пьяно заулыбался, но никаких приветственных слов произнести не смог, плюхнулся в кресло заведующей и уронил голову на стол.
— Это у нас Миша-маленький. Большого, правда, нет, зато маленький свой собственный. Видишь, ассистент в Зосином кресле дрыхнет. Вот старуха-то не видит, она бы ему вставила, может, позвонить? — Маркуша хохотнул, разлил водку по рюмкам. — А вообще-то у нас не здесь не пьют и не курят. Ты это себе на носу заруби, Борменталь. Ну, вздрогнули за знакомство.
“Да, веселенькая, судя по всему, кафедра, и люди душевные — алкоголики, тунеядцы, — думал Митя, глотая очередную порцию водки — с каждой рюмкой спиртное шло все легче. Алкоголь растекался по телу приятным теплом, туманил голову, будя дневные воспоминания. Божественное видение — прекрасная Настена в купальнике — стояла перед глазами. — Забудь, дурак, профессорскую дочку. Вздорная, капризная, избалованная девица. Наверняка чуваков вокруг, как мух на сахаре. Свяжешься — отгребешь по полной программе. Сам признался мамаше, что женат. Она дочку в обиду не даст. Пинка под зад — и кончен бал! Простишься с наукой, карьерой, останется только“корабли” пускать”, — но чем больше уговаривал он себя так, тем больше хотелось вернуться в сталинский дом с лепными потолками, увидеть девушку, заговорить с ней, прикоснуться к ее коже, ощутить запах ее волос…
— Слушай, Борменталь, а чего это мы на кафедре киснем? Давай ради знакомства завалимся в общагу, телок снимем. Посвятим тебя в наш коллектив. Девки сейчас как раз экзамены зубрят — все по норам. Я тебе такую нимфу найду! Спид не спид, а райское наслаждение обещаю. Ну что, замазали?
Митя растерялся от столь откровенного предложения. Его прекрасное видение в миг очутилось в грязи пошлых слов. Он даже отодвинулся подальше от пьяного Маркуши.
— Меня жена дома ждет, — забормотал он в свое оправдание.
— Жена любви не помеха, — рассмеялся пьяный Маркуша. Он поднялся, сорвал шишечку кактуса, разрезал ее пополам ножом и принялся выедать сочную мякоть. — Для потенции, Борменталь. Мы, мужики, существа полигамные. У меня их три было, жены-то. А баб сколько! Если б я был султан, я б имел сто жен, — неожиданно запел он фальцетом и стал выделывать руками и ногами смешные па.
Митя тяжело вздохнул. Он подумал, что придется ехать. Не может же он с первого дня ссорится с коллегой — отказ наверняка обидит, а может, даже разозлит Маркушу. Человек-то он на кафедре явно не последний.
— А Мишу-маленького куда? — кивнул он на спящего.
— Мы его закроем — пускай спит. Проспится домой пойдет. Нас вообще на кафедре трое мужиков, теперь вот — четверо стало. Это при одиннадцати-то бабах! Но один совсем гнилой — Рашид Бектермирович называется. Ты от него подальше держись, а то он по своей мусульманской сути продаст тебя ни за грош. Ни пей с ним, ни болтай лишнего. Ты меня держись, Борменталь, я тебя на первых порах и с работой, и с диссером помогу, а потом на ноги встанешь, мы с тобой во кафедру будем держать! — Маркуша сжал кулак и зачем-то двинул им по столу. Рюмки и стаканы зазвенели.
— Ну ладно, по бабам, так по бабам, — вздохнул Митя, поднимаясь из-за стола. — Только не очень долго.
Александр Антонович сидел на скамейке в парке Горького, барабанил пальцами по “кейсу” и оглядывался по сторонам. Он провожал взглядами мужчин, щурился, пытаясь увидеть тех, кто входит в парк через главные ворота, весь напрягался и съеживался, заметив, любого, идущего по направлению к скамейке — по всему было видно, что волнение его нарастает с каждой минутой.
Вечернее солнце золотило первые высаженные на клумбы цветы. Народу, несмотря на обычный рабочий день, было много. Слышался визг детворы. Недалеко от скамейки расположился продавец воздушных шариков, он надувал их гелием из баллона. К нему подошла семейная пара с двумя девочками-близняшками лет семи. Девчонки, конечно, просили, шары. Продавец заулыбался, натянул шарик на конец трубы, повернул вентиль. Александр Антонович следил за тем, как растет, переливается серебряными звездами красивый шар. Раздался громкий хлопок — шар лопнул, девчонки завизжали. От неожиданности Александр Антонович вздрогнул.
— Неплохой сегодня денек выдался, — услышал он сбоку женский голос. Александр Антонович резко обернулся и увидел на краю скамейки девушку, одетую в строгий черный костюм, постриженные каре волосы девушки тоже были черны, они смоляно блестели на солнце. Глаза скрыты за темными очками. В руках она держала крохотную сумочку. Чуть поодаль от скамейки стоял плечистый мужчина с бычьей шеей. Он жевал резинку и в упор смотрел на Александра Антоновича. Проректору стало не по себе — к горлу подкатила тошнота. — Сейчас мы с вами встанем и под ручку немного пройдемся по парку, — сказала девушка, улыбнувшись. — Вы не возражаете?
— Извините, я чего-то не понял, — забормотал Александр Антонович. — Должен был подойти человек от Бадаева.
— Я не человек, что ли? — спросила девушка с вызовом.
Плечистый перестал жевать и приблизился к скамейке. Александр Антонович решил, что вопросов больше задавать не стоит. Он торопливо поднялся. Девушка встала и взяла его под руку. Они медленно пошли по дорожке. Девушка была почти на полголовы выше Александра Антоновича.
— Александр Антонович, нам нужна ваша помощь, — начала разговор девушка. — Надо срочно устроить одного человека на экспериментальную базу. Буквально через месяц.
— Что? — не понял Александр Антонович.
— Вы давно слух проверяли? На институтскую базу, во второй цех.
— Ваш Бадаев белены объелся, что ли? Там же режим, допуск нужен. Как минимум три месяца проверок через режимный отдел. Да и кто кого сейчас возьмет, когда только что было сокращение — зарплату нечем платить?
— Должность особого значения не имеет, можно и лаборантом. Через месяц я должна работать на базе.
— Девушка, вы чего-то, видимо, не понимаете, — Александр Антонович высвободил руку. — Я — проректор по науке, и все проверки ваших документов пойдут через режимный отдел, а не через меня. Будь вы мне родной дочерью, и то я ничего не смог бы сделать. Да и что за дурацкие просьбы! Делать мне больше нечего! Что мне ваш Бадаев? Начальник тоже, блин, нашелся!
— Бадаев предупреждал, что вы, скорей всего, начнете валять дурака, — девушка опять взяла его под руку, прижалась к Александру Антоновичу всем телом и произнесла на ухо громко, оглушая его: — У вас замечательная докторская диссертация. Особенно она понравилась японским милитаристам, готовящим захват северных территорий на Дальнем Востоке.
— Вы с ума сошли! — закричал Александр Антонович сердито. — Что за ахинея?
— Вы прекрасно знаете, что за ахинея, — сказала девушка спокойно и повела его по дорожке в сторону летнего кафе.
Да, он прекрасно знал. Более того, догадывался, что Бадаев рано или поздно припомнит ему его старые грехи, нанесет удар ниже пояса. В свое время, семь лет назад, когда он писал докторскую, в которой рассматривались проблемы защиты спутниковой электроники от жесткого излучения, у них в университете стажировался японский профессор. Переводчиком у профессора и был этот самый Бадаев. Естественно, был он не просто переводчиком и кроме основных функций исполнял еще и надзирательную, наверняка докладывая каждую неделю где-нибудь на Лубянке или в каком другом месте, что за научные разработки особо интересуют Ацуси Андо. Впрочем, тогда в тонкости общения с иностранными гостями Александр Антонович не вникал — был слишком поглощен своей наукой. С японцем он быстро сдружился, благо что оба имели общие научные интересы, довольно неплохо знали английский и ни в каких переводчиках не нуждались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
После чаепития с засохшими плюшками Митя был препровожден в кабинет и усажен на стул напротив заваленного бумагами и книгами письменного стола с зеленым сукном — началась долгая беседа по поводу его научных пристрастий. Честно сказать, никаких особых пристрастий у него не наблюдалось. Учился, правда, хорошо. Шеф хвалил его за аналитический ум и умение ясно, доходчиво излагать свои мысли. С тем и диплом защитил.
Зоя Павловна горячо убеждала его в необходимости работы над словарем для иностранцев. Говорила, что на этом можно сделать не только кандидатскую. Митя слушал ее невнимательно, больше разглядывал книги в шкафах, фотографии на стенах, витая где-то в травяных облаках. Его поразило количество книжек, на корешках которых значилась фамилия Зои Павловны. Шеф предупреждал — тетка из тех “зубров”— основоположников, которые большей частью повымирали, последний из могикан, готовых приплачивать, лишь бы им дали заняться наукой в свободное ото сна время, но чтобы навалять столько опусов по лингвистике — уму непостижимо! Из фотографий его внимание привлекла та, где Зоя Павловна снялась с пожилым мужчиной и коротко стриженной улыбающейся девчонкой лет шестнадцати. “Это и есть внучка Настена,”— сразу догадался Митя. Зоя Павловна перехватила его взгляд.
— Дмитрий, не отвлекайтесь, пожалуйста. Сейчас вы находитесь на службе, а не на смотринах. Итак, для ваших научных изысканий я могу предложить несколько книжек. А в моем учебнике вы найдете библиографию, которая вам тоже может пригодиться, — Зоя Павловна стала рыться в книжных шкафах.
Где-то хлопнула дверь. Митя прислушался, но недра огромной сталинской квартиры снова погрузились в тишину. Он снова посмотрел на фотографию и подумал о том, что девчонка ему нравится. Его так и подмывало спросить, сколько лет этой фотографии? Во всяком случае, Зоя Павловна на ней выглядела помоложе лет этак на пяток. Перед ним на столе росла стопка книг. Фундаментальные труды, учебники, монографии, брошюры, методички.
— Еще вот эту почитайте. Очень дельная книга по грамматике.
— Может, хватит на первый раз? — робко поинтересовался Митя. — У меня даже пакета с собой никакого нет.
— Пакет я вам дам, хоть дюжину. А с наукой вы не тяните. Сейчас как раз лето начинается, все уйдут в отпуска, так что времени у вас будет навалом. Сидите на кафедре, занимайтесь, готовьте обоснование темы. Осенью попробую вас в заочную аспирантуру пристроить.
Митя обернулся на звук открываемой двери. На пороге стояла Настена в ярком темно-синем купальнике с высокими вырезами на бедрах — стройная девица с красивыми ногами и великолепной фигурой. Солнечные лучи, падавшие из окна с полузадернутыми шторами, освещали ее всю, придавая девушке какую-то фантастическую красоту. Из-за солнца она не сразу заметила гостя.
— Мам, я тут одну штуку прикупи… — начала было девушка, но тут увидела Митю и издала такой пронзительный визг, что у него заложило в ушах. Девушка исчезла, оставив после себя сноп пыли и света. Запоздало хлопнула кабинетная дверь.
— Извините меня, ради бога, — пролепетал Митя, чувствуя, как щеки наливаются яркой краской.
— Да что вы! Это вы нас извините! — Зоя Павловна была смущена ничуть ни меньше его. — Настя у меня на юг собирается, вещи покупает. Она же не знала, что я тут с молодым человеком. Наша, кстати, коллега. Четвертый курс филфака МГУ.
— Да, — сказал растерянно Митя. Он все еще не мог прийти в себя от этого мимолетного сказочного видения. Поднялся, взял со стола стопку книг.
— Я пойду.
— Да-да, сейчас я вам пакеты дам, — засуетилась Зоя Павловна.
В дверях она протянула ему ключ от кафедры.
— Всегда закрывайте на три оборота и, пожалуйста, не теряйте — у нас там материальные ценности.
— Да-да, — пробормотал Митя, пряча ключ в карман рубахи.
В кабине допотопного лифта он закрыл глаза и снова попытался увидеть девушку в темно-синем купальнике. Но увидел только сноп света и пыли. Щеки все также горели, в висках пульсировала кровь, сердце бешено колотилось, будто он пробежал с километр. “Ничего себе дочка! И откуда только вся эта красота берется, куда потом девается?”— думал Митя, слушая скрежет кабины в шахте, глядя на мелькающие за стеклами дверных створок лестницы и перекрытия.
Александр Антонович запер дверь своего кабинета, подошел к окну, глянул во двор университета, где на служебной стоянке пылилась его “Волга”. Он отпер сейф, вынул из него картонную коробку, плотно набитую деньгами, стал считать купюры. Раскладывал их по двум стопкам. Это были арендные деньги, те самые, о которых они говорили с ректором. Александр Антонович лукавил: Эдгар делил “левую” аренду в соответствии с договоренностью — шестьдесят на сорок. По тридцать процентов им с Калерием, сорок — себе, из них часть уходила на инспекции, комиссии и прочих “доильщиков”. Александр Антонович во все эти тонкости не вникал. Кстати, идею сажать на одно место двух арендаторов подкинул Эдгару именно он — куда там тупому хозяйственнику! Теперь вот пригодилось. А главное, что Калерию никогда в голову не придет проверить достоверность информации — да и как можно проверить “черный нал”, по которому нет ни одной бумажки? Эдгар был чужаком. Он сел в свое кресло еще до прихода Калерия и, как ни странно, не слетел с него с переменой власти. И ведь воровал как следует, по мелочи не пачкался. Под чьей “крышей” сидел хозяйственник было неведомо. А вдруг ему придет в голову влиять на ректорские решения по своим каналам, в обход первого проректора, и Александр Антонович останется без поддержки? Страх — великая сила… Проректор закончил считать деньги. Одну стопку он сложил назад в коробку, в сейф, другую сунул в свой “кейс”. Набрал телефонный номер.
— Добрый день, мне Костика, пожалуйста. Костя, мы получили добро, вы можете действовать без сомнений. Всего доброго, — едва Александр Антонович положил трубку, как раздался звонок.
— Да, слушаю. Кто? — неожиданно лицо проректора приобрело плаксивое выражение, глаза испуганно забегали. — Да, я слушаю вас. Прямо сейчас? Через полчаса? Вторая скамейка справа от входа в парк Горького? Хорошо, я буду, — он бросил трубку на рычаг с таким видом, будто держал в руке змею или лягушку. Проректор отер выступивший на лбу пот, переодел обувь и поспешно покинул свой кабинет.
Вернувшись на кафедру, влюбленный Митя обнаружил, что дверь открыта. Внутри густой сизой завесой плавал табачный дым, на журнальном столике возле окна стояла початая бутылка водки, стаканы, рюмки, пепельница, полная окурков, лежал разломанный и раскрошенный батон. Митя в растерянности замер посреди кафедры. “Неужели электрики? Взяли ключ на вахте и устроили здесь пьянку, — тут же мелькнула в голове первая правдоподобная мысль. — Ну, я им сейчас за все вломлю, говнюкам!” Он уже настроился на “крутой” разговор и представил себе испуганных пьяных мужиков, торопливо убирающих со стола стаканы и рюмки, сметающих крошки в мусорную корзину — вы же чуть зав.кафедрой своей поганой лестницей не угробили! Пока Митя готовился излить свой гнев на несчастных электриков, в дверном проеме возник почти двухметрового роста бородатый мужчина в кожаной куртке и прохрипел басом: — Вам кого, молодой человек?
При виде здоровяка весь пыл у Мити мгновенно пропал.
— Я здесь лаборант, — произнес он испуганно.
— Лаборант? — мужчина захохотал. — Твою мать, лаборант! Новенький, значит? Ну, классно! А то мы совсем в бабском болоте закисли! — он протянул руку. — Гера по фамилии Марков. Добрые люди зовут меня Маркушей, злые — пьяницей и бабником, а я — ни тот, ни другой, я — действительный статский поэт милостью божьей, — он протянул свою огромную руку, и Митя с опаской ее пожал.
— Дмитрий Залесов.
— Ну, водку-то ты пьешь, Залесов? Или уже закодировался?
— Всяко бывает, — Митя неопределенно пожал плечами. — Можно чуть-чуть.
— Нужно, лаборант, нужно! Садись, не стесняйся. — Маркуша, взял Митю за плечи, усадил на стул. — Тут у нас все по-простому: работаем, пьем, трахаемся. Иногда бывает пани Зося навешает пилюлей по первое число. Ты познакомился со старушкой? Во баба! — Маркуша выставил большой палец. — Ей бы в разведку за языками ходить. — он полез в шкаф, достал из него еще одну рюмку. Из шкафа на пол посыпались какие-то бумаги. — Блин, всю кафедру засрала! До тебя тут одна сучка работала, в декрет ушла. Мужики, и то аккуратней бывают. — Маркуша разлил водку по рюмкам. — Поехали, Борменталь, за знакомство. Ничего, что я тебя так называть буду?
Митя кивнул и опрокинул в себя рюмку. Водка оказалась на редкость дрянной. Он с трудом заставил себя ее проглотить.
Маркуша с насмешкой посмотрел на несчастного лаборанта, протянул ему стакан с водой.
— Смотрю, Муртасик, нету у тебя боевой закалки.
— Откуда? — севшим голосом сказал Митя, слегка отдышавшись.
— Во, еще один говнюк приперся, — рассмеялся Маркуша.
Митя оглянулся. На кафедру, пошатываясь, вошел парень с всклокоченными волосами. Его взгляд блуждал по сторонам. Увидев Маркушу с Митей, он пьяно заулыбался, но никаких приветственных слов произнести не смог, плюхнулся в кресло заведующей и уронил голову на стол.
— Это у нас Миша-маленький. Большого, правда, нет, зато маленький свой собственный. Видишь, ассистент в Зосином кресле дрыхнет. Вот старуха-то не видит, она бы ему вставила, может, позвонить? — Маркуша хохотнул, разлил водку по рюмкам. — А вообще-то у нас не здесь не пьют и не курят. Ты это себе на носу заруби, Борменталь. Ну, вздрогнули за знакомство.
“Да, веселенькая, судя по всему, кафедра, и люди душевные — алкоголики, тунеядцы, — думал Митя, глотая очередную порцию водки — с каждой рюмкой спиртное шло все легче. Алкоголь растекался по телу приятным теплом, туманил голову, будя дневные воспоминания. Божественное видение — прекрасная Настена в купальнике — стояла перед глазами. — Забудь, дурак, профессорскую дочку. Вздорная, капризная, избалованная девица. Наверняка чуваков вокруг, как мух на сахаре. Свяжешься — отгребешь по полной программе. Сам признался мамаше, что женат. Она дочку в обиду не даст. Пинка под зад — и кончен бал! Простишься с наукой, карьерой, останется только“корабли” пускать”, — но чем больше уговаривал он себя так, тем больше хотелось вернуться в сталинский дом с лепными потолками, увидеть девушку, заговорить с ней, прикоснуться к ее коже, ощутить запах ее волос…
— Слушай, Борменталь, а чего это мы на кафедре киснем? Давай ради знакомства завалимся в общагу, телок снимем. Посвятим тебя в наш коллектив. Девки сейчас как раз экзамены зубрят — все по норам. Я тебе такую нимфу найду! Спид не спид, а райское наслаждение обещаю. Ну что, замазали?
Митя растерялся от столь откровенного предложения. Его прекрасное видение в миг очутилось в грязи пошлых слов. Он даже отодвинулся подальше от пьяного Маркуши.
— Меня жена дома ждет, — забормотал он в свое оправдание.
— Жена любви не помеха, — рассмеялся пьяный Маркуша. Он поднялся, сорвал шишечку кактуса, разрезал ее пополам ножом и принялся выедать сочную мякоть. — Для потенции, Борменталь. Мы, мужики, существа полигамные. У меня их три было, жены-то. А баб сколько! Если б я был султан, я б имел сто жен, — неожиданно запел он фальцетом и стал выделывать руками и ногами смешные па.
Митя тяжело вздохнул. Он подумал, что придется ехать. Не может же он с первого дня ссорится с коллегой — отказ наверняка обидит, а может, даже разозлит Маркушу. Человек-то он на кафедре явно не последний.
— А Мишу-маленького куда? — кивнул он на спящего.
— Мы его закроем — пускай спит. Проспится домой пойдет. Нас вообще на кафедре трое мужиков, теперь вот — четверо стало. Это при одиннадцати-то бабах! Но один совсем гнилой — Рашид Бектермирович называется. Ты от него подальше держись, а то он по своей мусульманской сути продаст тебя ни за грош. Ни пей с ним, ни болтай лишнего. Ты меня держись, Борменталь, я тебя на первых порах и с работой, и с диссером помогу, а потом на ноги встанешь, мы с тобой во кафедру будем держать! — Маркуша сжал кулак и зачем-то двинул им по столу. Рюмки и стаканы зазвенели.
— Ну ладно, по бабам, так по бабам, — вздохнул Митя, поднимаясь из-за стола. — Только не очень долго.
Александр Антонович сидел на скамейке в парке Горького, барабанил пальцами по “кейсу” и оглядывался по сторонам. Он провожал взглядами мужчин, щурился, пытаясь увидеть тех, кто входит в парк через главные ворота, весь напрягался и съеживался, заметив, любого, идущего по направлению к скамейке — по всему было видно, что волнение его нарастает с каждой минутой.
Вечернее солнце золотило первые высаженные на клумбы цветы. Народу, несмотря на обычный рабочий день, было много. Слышался визг детворы. Недалеко от скамейки расположился продавец воздушных шариков, он надувал их гелием из баллона. К нему подошла семейная пара с двумя девочками-близняшками лет семи. Девчонки, конечно, просили, шары. Продавец заулыбался, натянул шарик на конец трубы, повернул вентиль. Александр Антонович следил за тем, как растет, переливается серебряными звездами красивый шар. Раздался громкий хлопок — шар лопнул, девчонки завизжали. От неожиданности Александр Антонович вздрогнул.
— Неплохой сегодня денек выдался, — услышал он сбоку женский голос. Александр Антонович резко обернулся и увидел на краю скамейки девушку, одетую в строгий черный костюм, постриженные каре волосы девушки тоже были черны, они смоляно блестели на солнце. Глаза скрыты за темными очками. В руках она держала крохотную сумочку. Чуть поодаль от скамейки стоял плечистый мужчина с бычьей шеей. Он жевал резинку и в упор смотрел на Александра Антоновича. Проректору стало не по себе — к горлу подкатила тошнота. — Сейчас мы с вами встанем и под ручку немного пройдемся по парку, — сказала девушка, улыбнувшись. — Вы не возражаете?
— Извините, я чего-то не понял, — забормотал Александр Антонович. — Должен был подойти человек от Бадаева.
— Я не человек, что ли? — спросила девушка с вызовом.
Плечистый перестал жевать и приблизился к скамейке. Александр Антонович решил, что вопросов больше задавать не стоит. Он торопливо поднялся. Девушка встала и взяла его под руку. Они медленно пошли по дорожке. Девушка была почти на полголовы выше Александра Антоновича.
— Александр Антонович, нам нужна ваша помощь, — начала разговор девушка. — Надо срочно устроить одного человека на экспериментальную базу. Буквально через месяц.
— Что? — не понял Александр Антонович.
— Вы давно слух проверяли? На институтскую базу, во второй цех.
— Ваш Бадаев белены объелся, что ли? Там же режим, допуск нужен. Как минимум три месяца проверок через режимный отдел. Да и кто кого сейчас возьмет, когда только что было сокращение — зарплату нечем платить?
— Должность особого значения не имеет, можно и лаборантом. Через месяц я должна работать на базе.
— Девушка, вы чего-то, видимо, не понимаете, — Александр Антонович высвободил руку. — Я — проректор по науке, и все проверки ваших документов пойдут через режимный отдел, а не через меня. Будь вы мне родной дочерью, и то я ничего не смог бы сделать. Да и что за дурацкие просьбы! Делать мне больше нечего! Что мне ваш Бадаев? Начальник тоже, блин, нашелся!
— Бадаев предупреждал, что вы, скорей всего, начнете валять дурака, — девушка опять взяла его под руку, прижалась к Александру Антоновичу всем телом и произнесла на ухо громко, оглушая его: — У вас замечательная докторская диссертация. Особенно она понравилась японским милитаристам, готовящим захват северных территорий на Дальнем Востоке.
— Вы с ума сошли! — закричал Александр Антонович сердито. — Что за ахинея?
— Вы прекрасно знаете, что за ахинея, — сказала девушка спокойно и повела его по дорожке в сторону летнего кафе.
Да, он прекрасно знал. Более того, догадывался, что Бадаев рано или поздно припомнит ему его старые грехи, нанесет удар ниже пояса. В свое время, семь лет назад, когда он писал докторскую, в которой рассматривались проблемы защиты спутниковой электроники от жесткого излучения, у них в университете стажировался японский профессор. Переводчиком у профессора и был этот самый Бадаев. Естественно, был он не просто переводчиком и кроме основных функций исполнял еще и надзирательную, наверняка докладывая каждую неделю где-нибудь на Лубянке или в каком другом месте, что за научные разработки особо интересуют Ацуси Андо. Впрочем, тогда в тонкости общения с иностранными гостями Александр Антонович не вникал — был слишком поглощен своей наукой. С японцем он быстро сдружился, благо что оба имели общие научные интересы, довольно неплохо знали английский и ни в каких переводчиках не нуждались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31