А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Такая беда! — говорил Иван Федорович, тряся большой бумагой с золотым тиснением.
— Я с ним в Японии и познакомился, — шепнул Лине Бадаев. — Тогда еще понял — голова у мужика золотая, да дуракам досталась.
Бадаев с Линой почти ничего не пили, а Иван Федорович довольно быстро “накидался”, раскраснелся, разгорячился и каждые пять минут стал подсаживаться к Лине с предложениями остаться на ночь. Мол, в тесноте, да не в обиде.
— Я уж лучше в Москву поеду, — отнекивалась Лина. — А то еще ваша внучка заявится, греха не оберешься. Волосы повыдергает, глаза выцарапает.
— Да что нам внучка! Мы и сами еще ничего! — бил себя в грудь Иван Федорович.
С трудом отделавшись от назойливого старика, Лина с Бадаевым вышли на крыльцо. Мухтар натянул цепь, грозно рыча, но Бадаев прикрикнул на него, и пес успокоился.
— Ты вот что, Линочка, технология технологией, дело тут потихоньку движется, а займись-ка ты покупателем. В позапрошлом месяце он должен был поступить на склад. Шучу. Близко к нему не подходи. Знаю я все эти прибамбасы — сам работал. Если он хоть раз промелькнул в “оперативке”, значит за ним есть постоянный хвост, и для нас он опасен. И ты тоже на“крючке”. Найди лучше нейтрального человечка из тех, что находится с ним в контакте вне подозрений, и через него работай. Если будет жарко, придется от него отказаться. Будем другую мазу искать. Что Александр Антонович, не с его ли молчаливого согласия Борьку ребятки порешили?
— Тайна, покрытая мраком, — сказала Лина. — Но пока тише мышки, в “контору” не стучит.
— Вот именно — пока. Волчара он, надо будет — съест. Пока у нас ничего не готово, он может понадобиться, а потом… — Бадаев замолчал.
— Линочка, Леша! Ребятки-козлятки, я вас жду! — раздался пьяный голос Ивана Федоровича.
— Иди! — приказал Бадаев. — Если что-то изменится, я тебе отзвоню.
Лина кивнула и зашагала к калитке. Бадаев провожал ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась за пригорком, потом вернулся в дом, из которого доносились пьяные крики Федора Ивановича, почти академика.
С Маркушей Митя теперь старался не встречаться и здоровался сквозь зубы, несмотря на формальную примиренность, а вот с Рашидом они после того случая с малолетками подружились. После работы частенько “ударяли” по паре пива или чего покрепче и посмеивались над тем, как Рашид полез разбираться через забор с наркоманами. В подпитии Рашиду первому Митя и признался, что ушел из семьи и живет теперь у Зоиной дочки Настеньки. Рашид приложил палец к губам, давая понять, что никто ничего об этом не узнает, и ободряюще похлопал по плечу, произнеся поговорку на арабском, которая полностью соответствовала русской: “Все, что не делается, все…”
— К черту! — добавил Митя, смеясь. — А у тебя как с бабами? — спросил он излишне фамильярно.
— По всякому бывает, — смутился Рашид. — Сейчас холостой хожу. Да и некогда мне, диссертацию надо писать.
Митя понял, что нечаянно задел больную струну, и больше этой темы не касался.
Они еще трижды посещали “соломенную вдову” Эдгара Рахимовича Веру, пили чай, ели пироги, играли с мальчишками. Рашид клялся и божился, что обязательно вытащить ее мужа из тюрьмы, потому что дело от начала до конца сфабриковано, взятка подстроена, а у него двоюродный брат в ОБНОНе, и так далее и тому подобное. Только с третьего посещения Митя наконец-то “въехал”, что Рашид в Веру попросту влюблен, но не решается предпринять какие-либо шаги, боясь все испортить. Будет вот так все время ходить, делать подарки, вздыхать и мучаться. Нет, Митя не смог бы так. Ему надо сразу все точки над “i”, быка за рога… А такая тайная любовь — это не для него. И его-то Рашид брал с собой только для того, чтобы не оказаться в нелепой ситуации! Поэтому, когда он в очередной раз предложил Мите отправиться к Вере на “Бабушкинскую”, Митя вежливо отказался.
Однажды после “пивняка” Рашид предложил зайти к нему домой. Он сказал, что его мама, Гюзель Андреевна, очень хочет познакомиться с Митей, потому что он ей много про него хорошего рассказывал. А сегодня у него как раз праздничный плов и бутылка хорошей водки.
Митя колебался недолго. Они сели в метро и поехали на “Белорусскую”.
— Митя, Рашид мне про вас все уши прожужжал! — встретила его Гюзель Андреевна — толстая маленькая женщина с добродушным лицом и голубыми глазами, кажущимися маленькими из-за очков с двойными линзами. Она крепко пожала его руку. — Вы очень принципиальный и честный человек. Такое в наше время — большая редкость.
— Ничего я не принципиальный, — смутился Митя.
— Ну, Рашид-то рассказывал, как вы дали отпор этому кафедральному пьянице Маркуше. Он мне все рассказывает. Проходите в комнату, располагайтесь. Сейчас я на стол накрою, — Гюзель Андреевна, тяжело переваливаясь, направилась на кухню.
Митя прошел в гостиную, всю увешанную и застеленную дорогими коврами. В остальном же комната мало чем отличалась от виденных Митей московских гостиных: мягкая мебель, журнальный столик, телевизор, пианино, старинная горка с инкрустацией, уставленная хрусталем. На коврах висели фотографии в рамочках.
— Мама с папой? — поинтересовался Митя у Рашида, кивнув на портрет мужчины с женщиной, прижавшихся друг к другу щеками.
— Да, они, — кивнул Рашид.
— А папа где?
— Погиб, — насупившись ответил Рашид.
— Извини, пожалуйста, я же не знал. Я вот своего никогда не видел, матушка меня, как говорится, в подоле принесла. Говорит, летчиком был международным. Врет, наверное.
— Не говори так о матери, — попросил Рашид. Он улыбнулся. — Ничего, сейчас пловчик сообразим. Повеселей будет. Настоящий, с барбарисом.
— Так он еще не готов? — спросил Митя, глянув на часы.
— Готов-готов, — подмигнул Рашид. — Маленькие детали. Сиди пока!
Рашид отправился на кухню помогать матери, а Митя стал разглядывать фотографии родственников. Какие-то совсем старинные, с заломанными углами, пожелтевшие, и новые, цветные, красочные. Вот он, его братан-обноновец, чем-то похожий на Рашида, в форме капитана милиции.
Скоро стол ломился от закусок. Первый тост подняли за новое знакомство.
Митя, проголодавшийся за день, принялся уминать вкусные домашние салаты и язык с хреном. Рашид просил его не усердствовать, обещал плов минут через двадцать — вместе с пальцами съешь. Гюзель Андреевна расспрашивала его о кафедре, интересовалась Игониной.
— С ней надо ухо востро держать и не высовываться, показывая, что умней ее, — сказал Митя. — Иначе слопает, как Зою Павловну. Что поделаешь, любит тетенька власть. Готова за нее любому глотку перегрызть. Она ведь не может и дня прожить, чтобы с кем-нибудь не поссорится. Сама себе врагов придумывает. Боится, что с ней поступят также, как она в свое время с Зоей поступила. То Рашид у нее в немилость попадет, то Анечка, то Маркуша, то еще кто-нибудь. Меня пока бог миловал.
— По дереву постучи, — сказал Рашид.
Митя стукнул костяшками по ножке стула.
— Тут вы с Рашидом совпадаете во мнении, — сказала Гюзель Андреевна. — Вы, Митя, кушайте-кушайте, не стесняйтесь. Если надо, я еще салатиков положу.
— Гюзель Андреевна, может, это и невоспитанно, так спрашивать? Почему а почему у вас отчество такое русское?
— Чего же тут невоспитанного? — засмеялась мама Рашида. — Папа мой был русский. А мама — наполовину азербайджанка, наполовину турчанка. В Баку они познакомились во время какого-то там антисоветского мятежа. Тогда еще НКВД было. Там он и служил. Сейчас этого многие стыдятся, скрывают. Вроде как против собственного народа боролись, а я своим отцом горжусь. Он воевал. Всю войну прошел. И не в заградотрядах, как пытаются сейчас представить НКВД на войне, а в нормальной действующей армии. Да вот он, — Гюзель Андреевна ткнула пальцем в портрет усатого мужчины в форме. Вся его грудь была увешена орденами. — Вот и папа у Рашида тоже в органах служил, погиб при исполнении. А брат двоюродный сейчас уже майора получил…
— Мам, неси плов! — сказал Рашид, разливая водку по рюмкам.
Гюзель Андреевна посмотрела на сына.
— Вот только Рашидик династию нарушил — подался в преподаватели. Несу-несу, милый, — Гюзель Андреевна торопливо заковыляла на кухню.
— Фу, что-то я пожадничал. Боюсь, плов уже не полезет, — сказа Митя, поглаживая себя по животу.
— Ничего, пройдись, протрясись, покури. Плов надо обязательно попробовать.
— Кстати, где у вас тут курят? — спросил Митя.
— Маму травить не будем. Ко мне в комнату пошли.
Рашид провел его в свою комнату, открыл форточку. Отправился на кухню за пепельницей. Комната Рашида была вся заставлена книжными полками. Кроме полок был здесь еще допотопный шифоньер с поцарапанным зеркалом и раскладывающийся диван. Митя подошел к книжным шкафам посмотреть книги. Половицы под его ногами громко скрипнули. Одна из створок шифоньера со скрежетом открылась. Митя подошел, чтобы прикрыть ее. Его взгляд упал на перекладину, на которой были вешалки с костюмами и рубашками. В углу к перекладине была привязана канареечного цвета кобура. Митя оглянулся и протянул руку, ощупывая ее. В кобуре был пистолет. “Наверное обноновского братана, — подумал Митя. — Странно, почему он его здесь хранит. А может и папаши. Именное оружие”. Его так и подмывало расстегнуть кобуру, посмотреть оружие, но он побоялся, что его за этим занятием застукает Рашид. Соблазну Митя не подался, закрыл створку шифоньера, опустился на диван.
Рашид принес пепельницу, и Митя с удовольствием затянулся хорошей сигаретой.
Плов оказался, действительно, замечательным, Митя умял его полторы тарелки, хотя еда уже стояла где-то около горла, и даже попытался запомнить рецепт приготовления. Гюзель Андреевна не переставала нахваливать Митю, говорила, что он настоящий русский интеллигент и принципиальный парень, и что Рашид всегда восхищается его воспитанностью и тактом, и прочее-прочее-прочее. Теперь ее слова не смущали Митю. Он понимал, что, наверное, вот так, в соответствии с восточной традицией, принято у них в доме нахваливать гостей.
Было уже поздно, и Митя засобирался к Насте. Гюзель Андреевна пыталась его оставить ночевать, но он наотрез отказался.
— Нет-нет, метро еще ходит, в крайнем случае машину поймаю, — они поцеловались с Гюзель Андреевной, обнялись с Рашидом, и Митя ушел совершенно довольный сегодняшним вечером.
Игонина была мрачнее тучи. Она сидела за своим столом, крутила в руках карандаш и смотрела на притихшую кафедру. Экстренное заседание было созвано по случаю очередного запоя Маркуши.
— Почему вы, господа преподаватели, никак не можете повлиять на Маркова? Вы — коллектив, или так — пришли сюда только зарплату получать? У него не только работа, семья рушится. Жена с ребенком уехала к матери жить. Неужели нельзя с ним не пить? — она посмотрела на мужчин. Миша-маленький, Рашид и Митя сидели, опустив головы.
— Ольга Геннадьевна, бесполезно все. Не будешь с ним пить — он себе на стороне собутыльников найдет. Если человеку очень хочется, ничто его не остановит, — сказал Рашид.
— Значит, если хочется, пускай погибает, так по-вашему, Рашид Бектемирович? Неужели нельзя поговорить с ним по душам. Можно и кулаком по столу стукнуть.
— Да, ему стукнешь. Он сам кого хочешь стукнет, — вздохнул Митя, вспоминая глаза Маркуши.
— Сложиться, в конце концов, на кодировку, — продолжала Крошка Цахес. — Конечно, у него сейчас денег нет. Откуда? Скоро последнюю рубашку пропьет. Поймите, я одна тут ничего сделать не смогу. Вы мне должны помочь. Проще всего выгнать Маркова с кафедры, отвернуться от него. Тогда он окончательно погибнет, можете не сомневаться. Ну так что?
— Сложимся на кодировку! — разом загалдели все. — Надо вытащить мужика! Узнать, сколько это стоит! Нельзя бросать человека!
— Вот мы Дмитрию Алексеевичу это и поручим. Сегодня же съездите в наркологический центр, узнайте стоимость лечения.
— Съездить-то я съезжу, — сказал Митя. — А кто теперь будет с нулевиками-корейцами заниматься? По шесть часов каждый день тянуть? У меня, между прочим, всего полставки.
— Да, это верно. Вам нужно как можно скорей представить диссертацию. Кого бы вам дать? — Крошка обвела взглядом кафедру.
— А можно Рашида Бектемировича? — спросил Митя.
— Да, можно меня? — поддакнул Рашид.
— У Рашида Бектемировича и так нагрузка большая. Впрочем, если он сам хочет… — Игонина сделала на бумаге какую-то пометку. — Возьмете всю корейскую нагрузку Маркова. Ну что, не бросим человека в беде?
— Не бросим! — хором ответила кафедра.
Митя с Рашидом поднялись к корейцам. Митя позвонил в дверь. Открыл, как всегда, мистер Чанг.
— Здравствуйте, здравствуйте, — заулыбался он, завидев незнакомое лицо.
— Здравствуйте, Чанг. Георгий Васильевич, к сожалению, заболел. Вести занятия вместо него будет Рашид Бектемирович.
— Можно Просто Рашид, — Рашид крепко пожал руку корейца.
— Приятно познакомиться, — с трудом произнес кореец. — А Георегий Василиевыч опять?… — Чанг щелкнул себя пальцами по горлу.
— Нет, что вы, Чанг! На этот раз у него сильный грипп. Думаю, через месяц поправится, — сказал Митя.
Александр Антонович гнал “Волгу” по Тучковскому шоссе на большой скорости. Ольга Геннадьевна сидела рядом, упершись ногами в пол. Ей всегда было страшно, когда Саша садился за руль, но она помалкивала. Уж очень он сердился, когда ему под руку что-нибудь говорили.
Сегодня был редкий день, когда они могли быть вместе. Игонина оформила себе командировку в Воронеж, а Александр Антонович якобы поехал с друзьями на рыбалку — в багажнике машины лежали зимние удочки, ящик и прочие принадлежности, без которых не может обойти ни один рыбак. А рыбаком Александр Антонович был отличным и таскал из Москва-реки лещей до трех килограммов. Но не сейчас, не сейчас… Ехали он в сторону Игнатьева под Тучковым. Там Александр Антонович каждый год снимал у одной женщины по имени Тамара на лето дачу. Дача представляла собой добротную избу — пятистенок, обшитую сверху рейкой. В комнатах всегда было сухо и прибрано. Большая русская печь всегда оказывалась по-живому теплой, топила исправно, без угара, да и вообще: было здесь тихо, хорошо и спокойно. Летом прямо под окнами струилась полноводная река, зимой по льду мела поземка, чем-то тоже напоминая сказочную молочную реку с кисельными берегами. Правда, дом был всем хорош, вовсе не заслугами хозяйки, а ее сына Кирилла. Сама Тамарка жила в соседнем крохотном домишке, пила горькую и частенько забывала, как зовут ее постояльцев. Сын — человек богатый и солидный — приезжал к ней, увещевал матушку, даже пытался лечить ее в городе. Но ничего не помогло — хозяйка сорвалась, как только почувствовала, что не умирает после рюмки водки. Деньги за дачу она, конечно, все пропивала с тучковскими друзьями, да потом еще приходила занимать к постояльцем. Человеком, однако была добрым, отзывчивым и всегда говорила: приспичит зимой приехать, милости просим! Только рада буду, а то здесь тоска!
— Ты на Тамарку внимания не обращай, — учил Игонину Александр Антонович. — Наврать она может с три короба, а потом утром все равно ничего не вспомнит. Если уж она мою жену вспомнить не может…
— Так что же, мне за твою жену сойти? — язвительно спросила Ольга Геннадьевна.
— А надо будет, так и сойдешь! — резко оборвал ее Александр Антонович. — Что, ломает тебя побыть моей законной пару деньков?
— Нет-нет, не ломает, — Игонина погладила Александра Антоновича по волосам. — Был б моя воля, и жили бы вместе.
— Ну вот, это другой разговор. А то она на мою любовь язвит, понимаешь ли! — Александр Антонович притормозил и, притянув к себе Игонину, крепко поцеловал в губы.
— Ох, Сашенька, как редко бывает такое! — вздохнула Ольга Геннадьевна.
— Может, оно и хорошо, что редко. Зато не приедается. Сама знаешь, мы с тобой официальные люди и должны понты держать, добропорядочную морду строить. А иначе на плаву не удержаться. Понты дороже денег, — Александр Антонович свернул с трассы на проселочную дорогу. “Волга” надрывно завыла, размешивая под колесами снег. Пройдя метров двадцать, встала. — Ну, мама дорогая, не проехать нам здесь! — воскликнул Александр Антонович. Он выбрался из машины, посмотрел под колеса. — Нет, не держит снежок, рыхлость одна! Олечка, переберись за руль, а я подтолкну. Проректор обошел машину, уперся сзади в багажник. Ольга Геннадьевна пересела за руль, вдавила педаль акселератора, но машина еще больше села.
— Оля! Ты руль-то прямо держи! Не крути его, мать твою так! — сердито закричал Александр Антонович.
— Да я и держу! — отозвалась Оля, покраснев.
— Давай еще! — машина взрыла снег, выбрасывая комья, но не подалась. Александр Антонович присел на багажник, потер грудь с левой стороны под дубленкой. Ольга Геннадьевна выбралась из машины.
— Тебе что, плохо?
— Да нет, все в порядке, — махнул рукой Александр Антонович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31