- Несчастье тому, кто затеял скандал! - цитирую я кого-то, может, даже себя.
- Клянусь, Сан-А, если б ты был на моем месте...
- Все, хватит!
До меня начинает доходить услышанное. Температура трансформировала мое восприятие. Теперь надо сообразить, какие будут последствия. Потешное происшествие, нечего сказать! Проблем не избежать, но все равно забавно.
- Куда ездил Аква? Почему он так долго отсутствовал? - бормочу я.
Сообразив, что взбучки не будет, Берю решается вновь взять слово.
- Если хочешь, давай арестуем мужика, а я займусь допросом!
- Да заткнись ты! Все, что мог, ты уже совершил!
- Я тебе признаюсь, - продолжает Толстяк, игнорируя мой приказ молчать, - у меня нервы на пределе. Видишь мой глаз? Красота, да? Ну и житуха, черт бы ее взял! Сподобил же Господь такой профессии... Вдобавок я обещал в следующее воскресенье петь в благотворительном концерте. Представляешь? Как тут выйдешь перед публикой с такой рожей!
- Тебя примут с содроганием...
- Спасибо, - мрачно бурчит он.
- Ладно, проехали! Нужно снова обмозговать ситуацию. Поздно вечером я отослал Пино в Маньи. Была мыслишка поставить мышеловку.
- Мышеловку?
- Именно! Вполне возможно, бандит Анж поедет туда, чтобы откопать труп Келлера и спрятать концы. Поскольку ты напрочь засветился и Аква тебя знает, быстро езжай на подмогу Пинюшу. Возьми с собой жратву, питье... Только никакой выпивки, слышишь! Запритесь в доме, не создавайте шума и ждите. Если кто-нибудь появится - хомут на шею и срочно сюда.
- Будет сделано, - рапортует Берю, довольный заданием.
- И еще совет, Толстяк...
- Да?
- Не приобретай вредных привычек Казановы, это не входит в твои профессиональные обязанности.
- Да ладно, хватит меня лечить - я уже выздоровел! - смеется он, снова хватая шляпу в руки.
Ну что с ним делать? Я люблю этого толстого бабника.
- Как считаешь, мне можно показаться на сцене в темных очках? Жалко ведь - две недели репетировал мои любимые песни - "Каторжники" и "Розовый бутон"... - И он запевает:
Во вкусе я твоем, Роза,
И если хочешь, завтра
Приду сорвать бутон
Своим шипом!
Стекла звенят. Фелиция бежит к нам, обеспокоенная легкими признаками землетрясения. Толстяк напяливает на тыкву свою видавшую виды шляпу.
- Там восемь классных куплетов. Но не буду возбуждать болящих своим пением!
Глава четвертая
В которой я начинаю себя презирать
Усилия Фелиции не пропали даром: к полудню температура немного опускается, но самочувствие такое, будто вашего доблестного Сан-А переехал трамвай. Маман настоятельно уговаривает меня вызвать врача.
Доктор Тео - давний друг нашей семьи. Он помог мне появиться на свет, что само по себе заслуживает награды - не менее ордена Почетного легиона (если бы его уже не наградили раньше за достижения в области национального здравоохранения).
Я сдаюсь, поскольку знаю: маман не перенесет, если доктор воочию не убедится, что через два дня я смогу самостоятельно жевать телячий бифштекс и запрыгнуть на любую птичку, у которой не будет аллергии на мой шарм.
Лекарь живет в трех кварталах от нас и прибегает моментально, будто начал забег с низкого старта. Добродушный толстяк с копной белоснежных волос, очками в тяжелой золотой оправе и отвислыми ушами, доктор Тео действительно знает пульс нашей семьи, как никто другой.
- Как дела, малыш? - обращается он ко мне, так как уже давно потерял счет годам и очень рассеян.
- А я как раз хотел узнать ваше мнение, док!
Он широко улыбается.
Уже одно его присутствие успокаивает растревоженную моей болезнью матушку. Она верит в него, как в Деву Марию Лурдскую.
Тео с внимательным видом выслушивает и простукивает меня, как делают теперь только старые врачи. Затем, будто открыл новый закон Ньютона, изрекает вердикт:
- Ангина! Ничего страшного.
Он выписывает самое модное на данный момент лекарство, потом заметно теряет ко мне интерес и принимается весело болтать с Фелицией. Внизу в столовой звонит телефон. Маман идет снять трубку. Когда она возвращается, у нее на лбу написано: "Пожарная тревога!"
- Звонил инспектор Лавуан. Он попросил меня сообщить тебе, что некий Анж Равиоли был убит сегодня ночью.
В мгновение ока я оказываюсь в сидячем положении.
- Что?
И вдруг как рукой сняло всякую боль в горле, температуру, да и в тыкве просветлело. Мигом забываю о присутствии доктора и его распоряжениях. Секунда - и я уже на ногах.
- Ты с ума сошел, Антуан! - вскрикивает Фелиция. - Немедленно ложись в постель...
- Чуть позже, маман! Мне нужно срочно мчаться туда.
- Но это неразумно, сынок, - сурово заявляет Тео, - могут быть осложнения...
- Они уже начались, можете поверить мне на слово, док!
Торопливо натягивая шмотки, я прошу его:
- Дайте мне что-нибудь, чтобы хоть сегодня продержаться, а завтра я вам обещаю привязать себя к кровати.
- Ну и работа у тебя, мой мальчик! - хмыкает домашний терапевт.
Он открывает свой черный, видавший виды и бесчисленных раздетых пациентов (и пациенток) саквояж, роется в нем и наконец протягивает мне плоскую коробочку.
- Три раза в день. Но это поможет тебе лишь мобилизовать твои внутренние ресурсы. Чудес не бывает, мой друг!
- Отлично, док, вы просто волшебник!
- Работа его угробит, - стонет Фелиция.
Я пристально смотрю на лекаря, и старина Тео тут же начинает утешать маман:
- Ничего-ничего, он здоров как бык, моя дорогая! Ведь гонки легавых проводятся круглый год, и никто не спрашивает у бедных собачек, есть у них ангина или нет.
Напяливаю на себя все, что можно, поверх всего накручиваю кашне, чтобы скрыть свою небритость, и стартую.
* * *
Лавуан улыбается во весь рот.
- Я так и знал, что вы приедете, патрон.
Конечно, приятно командовать людьми. Но это одновременно накладывает на тебя множество обязательств, в частности, ты утрачиваешь право болеть.
- Спасибо на добром слове! Ну выкладывай!
- Патрульные мотоциклисты из жандармерии обнаружили Равиоли на дороге в Понтуаз. Он сидел за рулем своей американской тачки. Убит выстрелом в затылок. Пуля прошла навылет и разбила лобовое стекло. Потому-то жандармы его и заметили.
- Где нашли машину?
- На въезде в город. Машина была аккуратно припаркована к обочине, подфарники горели. Голова Равиоли откинута на спинку, будто он спал. Если бы не разбитое стекло, убитого еще долго искали бы.
- Когда наступила смерть?
- Согласно первому заключению врача, между полуночью и двумя утра...
Мысленно я посылаю нежный привет строгому моралисту Сержу Акве, который как раз и отсутствовал между одиннадцатью и тремя утра. Ох, как мне хочется поболтать с ним с глазу на глаз! Но момент для интимных встреч еще не настал.
- Снимали отпечатки пальчиков в машине Анжа?
- Ребята из лаборатории сейчас именно этим и занимаются. Но отпечатки в машине - вы же сами знаете, что это такое! Чтоб все их разобрать...
- Калибр пушки?
- Девять миллиметров. Потому-то пуля и прошибла ему череп насквозь. Такой калибр, да еще в упор! У парня осталась лишь половина башки. Все остальное как в томатном соусе.
Образ напоминает мне о собственном состоянии. О черт, до чего же гнусно! Будто мою тыкву окунули в горячую воду...
- Принеси мне стакан воды...
Я заглатываю одну из таблеток, данных мне доктором Тео. Если учесть, какое количество лекарств мы поглощаем, как только почувствуем хворь, то прямо-таки удивительно, что средняя продолжительность жизни населения неуклонно растет.
Пытаясь хоть как-то унять боль в раскалывающейся голове, я на несколько секунд сжимаю ее ладонями. Фармакология вряд ли в состоянии помочь мне сегодня. Чтобы прийти в себя, придется обратиться к единственному, давно придуманному человечеством средству, к которому только и следует прибегать в нашей проклятой профессии.
- Прошу тебя, Лавуан, спустись в кафе напротив и принеси мне полный стакан виски без воды и безо льда!
Он улыбается:
- В ход пошла тяжелая артиллерия?
- Да, по воробьям! Неси скорей!
Когда он выходит, я звоню в лабораторию:
- Вы сделали фотографии с пленки, которую я передал вам вчера?
- Да, господин комиссар.
- И теперь ждете приглашения, чтоб мне их принести?
- Но они не очень по качеству...
- О качестве разрешите мне судить самому!
Какой же я становлюсь злой, когда у меня температура! Сам себе не рад!
Минуты через три мне приносят фотографии. На одной из них Аква получился в полный рост, но не хватает верхней половины физиономии. К счастью, другая, где изображена падчерица, вышла вполне сносно, и это меня устраивает. Я кладу фотографию в портмоне.
Лавуан возвращается с полным стаканом виски. Опрокидываю его залпом, зажмуриваюсь и с трудом перевожу дух. Напиток проходит поверх миндалин, как наждачная бумага. Но тут же тепло разливается по телу, и я начинаю чувствовать себя намного лучше. Надеюсь, на этом запасе горючего удастся закончить гонку.
- Слушай, Лавуан, ты мне, кажется, говорил, будто Равиоли снял дом в Маньи через местное агентство недвижимости?
- Да.
- Я больше чем уверен, что Анж Равиоли был связан с Аквой, нюхом чую они сообщники. Остается выяснить, стали они таковыми до или после переезда Равиоли в Маньи. Поезжай в агентство и выуди из парня, с которым ты разговаривал по телефону, побольше сведений. Узнай, представлялся ли Равиоли от лица Аквы, или же он прочитал объявление в газете, или еще как-то узнал о сдаче дома? Словом, я хочу, чтобы ты рассмотрел это дело через лупу, понял?
- Хорошо, патрон, еду туда сейчас же!
- Подожди.
Открываю бумажник.
- Держи. Это фотография падчерицы Аквы. Покажи ее парню из агентства. Пусть он подтвердит, действительно ли она дочь Планкебле. Не забудь о том, что нужно держать язык за зубами...
Лавуан уходит, натянув на голову шляпу из водоотталкивающей ткани. От него за версту прет, что он легавый.
С трудом выбираюсь из кресла и делаю несколько шагов. Черт, перед глазами круги! Как бы не хлопнуться прямо тут же на пол! Странное ощущение! Ноги ватные, горечь во рту, в голове отупение. Стены, окрашенные гнусной казенной краской, бешено несутся справа налево и становятся еще противнее.
"Дорогой мой Сан-Антонио, - говорю я себе вежливо, чтобы не спугнуть, - если ты мужчина, в самый раз доказать это. Женщинам ты представлял такие доказательства бессчетное количество раз, теперь докажи это самому себе!"
Шаг, другой... Все как-то нереально в окружающем мире - он то удаляется, то приближается. Внутри меня лишь удивительная мягкость, пустота, хочется растянуться на полу, чтобы не грохнуться, и выпасть в осадок.
Там, на горизонте, где кончается коридор, маячит Риголье. Я, кажется, вам еще ничего о нем не говорил. Он из новых. Но не молодой, просто новый в нашем управлении. Он пришел из полиции нравов и сохранил отпечаток предыдущей службы: некий налет элегантности, даже манерности, по которому этих господ можно узнать даже через закрытую дверь.
Коричневый костюм, темная рубашка, кирпичного цвета галстук, крокодиловые туфли, ремень с заклепками, мягкая, правильно заломленная шляпа, аккуратный плащ и неизбежные для такого сорта людей желтые перчатки. Портрет Риголье можно было бы поместить в учебнике мировой истории сыска. Словом, образцовый легавый, как их показывают в кино!
- Какие сложности, Риго?
- Я занимаюсь делом Равиоли, господин комиссар. Я только что из Понтуаза... Осматривал место происшествия.
- И что ты высмотрел?
Он пожимает плечами.
- Около машины Равиоли останавливался другой автомобиль. Возможно, убийцы. Четко отпечатались пятно от масла на траве у кювета и следы шин. Легкой машины, типа "рено-8" или "пежо-204".
- Дальше?
- Я поручил жандармерии Понтуаза расспросить людей, живущих у дороги недалеко от места трагедии (Риголье употребляет слова, будто читает газету или детективный роман, аристократ!), чтобы попытаться найти кого-нибудь, кто видел...
- Ладно, правильно сделал. Поскольку ты уже завязался с автотранспортом, то попробуй установить, кто из водителей такси посадил сегодня ночью примерно в одиннадцать часов пассажира лет пятидесяти с седыми волосами на улице Бланш... Когда найдешь, узнай, где он высадил своего клиента, ясно?
- Будет сделано, господин комиссар.
- Чем быстрее ты его найдешь, тем большее расположение с моей стороны... Понял, да?
Он дотрагивается рукой до шляпы. Мне же остается только опереться о стену, так как голова начинает кружиться с такой быстротой, будто меня испытывают на пригодность к космическому полету. Черт, это из-за ангины или от виски? Проклятье... Кто-то из моих коллег, проходя мимо, останавливается и с удивлением смотрит на мои страдания.
- У тебя давление или что, Сан-А?
У меня двоится в глазах, его морда, вернее, две его морды уплывают куда-то вверх, потом ползут вниз. Я трясу башкой, но становится еще противней.
- Оставь, у меня сорок... если хочешь, градусов северной широты...
- Так тебе надо срочно лечь!
- Спасибо, я как-то не подумал...
Он удаляется, насвистывая "Зачем же плакать, ты так красива!". Вот вам свидетельство того, как довольны собой другие, когда вы подыхаете! Они прячутся в своем здоровье, как в крепости, и смотрят на вас, как в могилу.
Еле передвигая ноги, я плетусь в вестибюль. Подхожу к дежурному:
- Матиас здесь?
- Сейчас узнаю, господин комиссар!
Господин комиссар! Это он мне - "господин комиссар"? Слова гулко отдаются у меня в ушах и, сделав несколько болезненных кульбитов в тыкве, падают в желудок. Почему у всех вокруг рыбьи рожи, да еще и какие-то экзотические? Они пускают пузыри, а когда пузыри лопаются на поверхности аквариума, раздается проклятое "господин комиссар".
- Да, он здесь!
- Скажите ему, пусть спустится во двор к моей машине.
Я заползаю на сиденье. Матиас подходит, держа сигару в зубах. Это как раз то последнее, что мне нужно, чтобы окочуриться.
- Погаси эту чертову сигару и садись за руль! - хриплю я.
- Как вы себя чувствуете, господин комиссар?
- Не называй меня "господин комиссар"! Меня уже тошнит от этого! Я нездоров...
- Вам бы лучше...
- Знаю. Вези меня на улицу Мартир... Заведение " Раминагробис"...
Он молча садится за рычаги моего танка.
Улицы Парижа танцуют чудовищную сарабанду. Дома заваливаются на меня... Сжальтесь! Уймитесь!
- Приехали, господин... э...
- А? Что?
Я, видно, провалился. Передо мной фасад дома с закрытой дверью. Мимо проезжает мальчик на велосипеде с коробкой на багажнике и свистит так пронзительно, будто у меня в мозгах запустили бормашину. Чтоб его черти взяли!
- Зайди с черного хода и посмотри, есть ли там кто внутри, - говорю я Матиасу.
Когда тот исчезает с моих глаз, открываю бардачок и вытаскиваю фляжку с бальзамом из винных погребов братьев-монахов. Стараясь не делать глотательных движений, заливаю в распухшее горло приличную дозу. Магическое месиво. Вроде допинга на короткое время.
- Там подружка Равиоли, уборщица и несколько официантов, докладывает, склонившись к окну, Матиас. - Ребята из уголовной полиции их сейчас раскручивают.
Его слова гулко отдаются в урне моего сознания.
Терпеть не могу, когда дорогие коллеги шнуруются на месте моей охоты, даже если их присутствие оправдано профессиональными обязанностями. Плевать - они мне мешают!
Собравшись с силами, я передвигаюсь от машины к входу. Матиас ведет меня как слепого. Это и правда так, поскольку все передо мной пляшет как с перепою. Входим в огромный темный зал. Какие-то тени сгрудились около сцены. Ночное заведение вообще вызывает у меня брезгливость, а уж в моем нынешнем состоянии представляется просто мерзким змеиным гнездом. Коллеги узнают меня и по очереди жмут мою ослабевшую руку. Я слышу, как они произносят мое имя.
- Комиссар болен, у него ангина, но, несмотря на температуру... вступает Матиас.
- Заткнись!
Какой гаденыш мог так ответить на заботу ближнего? Оглядываю всех и по физиономиям понимаю, что это был я.
- Хочу поговорить с подругой Равиоли, - заявляю я вместо извинения.
К нам подходит довольно молодая женщина, вся в слезах. Бедняжка вдова, не имеющая никаких прав на наследство!
- Мне бы выпить чего-нибудь! - вновь раздается мой собственный голос. Он идет откуда-то сбоку и сверху.
Окружение рассыпается. Констатирую, что все помчались к стойке. Похоже, они принесли мне стакан виски. Принимая микстуру в таком темпе, я скоро буду в стельку. Наплевать! Зато благодаря ангине можно пить сколько влезет, и никто не осудит, даже помогут, если что. Прекрасный рецепт, не находите?
- Мадам, нам надо поболтать с глазу на глаз! Пойдемте в кабинет Анжело.
Схватив ее под руку, чтобы самому удержаться на ногах, я веду незаконную вдову в кабинет, где еще вчера вешал Анжу на уши его национальное блюдо.
Мой милый Равиоли был большой знаток по части стриптиза. Раздевать людей - это призвание. Вспоминаю о трупах в Маньи. Раздеть человека до скелета - не правда ли, особое искусство?
Закрывая дверь, констатирую:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14