— Да. Элли дала звонок к обеду, и я вышла в коридор. На площадке я догнала миссис Леттер, и к столу мы пришли вместе.
— Какой она вам показалась? Была угнетена чем-то? Нервничала?
— Ничуть. Она была такой, как всегда.
— Вы должны помнить, что я не имела удовольствия быть с ней знакома. Что значит «такой, как всегда»?
— Я не любила ее, — нахмурившись, сказала Джулия. — Думаю вам об этом уже известно. Вы же видели ее фотографии. Она была очень привлекательна. Она очень следила за собой: волосами, кожей, руками; за своими манерами. Она всегда владела собой прекрасно. Я, например, могу быть раздраженной, даже грубой оттого, что я либо устала, либо сердита, либо обижена. Если я ссорюсь, то потому, что не могу себя сдержать. Лоис была не такая. Если она грубила, то это значило, что она заранее решила быть грубой. Она не позволяла сиюминутным обстоятельствам влиять на свое настроение, она сама их вызывала. Вы можете считать, что я несправедлива по отношению к ней. Правильно: невозможно быть абсолютно справедливым по отношению к тому, кого не выносишь. Такой она мне представлялась.
Мисс Силвер задумчиво смотрела на Джулию.
— Умела держать себя в руках?
— Безусловно. Не видела ни разу, чтобы она сорвалась.
Мисс Силвер кашлянула.
— Итак, вы встретились у лестницы. Говорили о чем-нибудь?
— Она говорила о Джимми.
— Постарайтесь передать слово в слово, что именно она сказала.
Джулия откинула со лба волосы. Сцена на лестнице возникла перед ней как на киноэкране. Лоис подходит к ней. Лоис начинает говорить… И Джулия стала повторять ее слова:
— «Еще один веселенький обед! Ты уж помоги нам поддерживать разговор. Джимми меня очень тревожит. У нас вышел скандал, и теперь, благодаря Джимми, об этом знает весь дом». Тут я что-то ответила, только не помню что, — продолжала Джулия. — Потом она, как сейчас помню, сказала: «Он выглядит просто ужасно. Никогда раньше я его таким не видела, а ты?» Я сказала, что, пожалуй, да, а она проговорила: «Хотелось бы, чтобы он поскорее избавился от этого настроения, а то мне даже страшно становится».
Джулия замолчала.
— И это все?
— Да.
— В тот момент вы уже знали, отчего они поскандалили? Вы уже слышали о том, что произошло и спальне у мистера Энтони?
— Нет.
— Вы подумали, что это обычная размолвка?
— Я решила, что они ссорились по поводу коттеджа старика Хадсона. Лоис насочиняла всяких небылиц Джимми, чтобы освободить коттедж, а Джимми обнаружил, что она наврала ему. Старик Хадсон встретил его на дороге и все ему высказал. Я при этом присутствовала.
— И вы посчитали это достаточным предлогом для разрыва между ними?
— Я посчитала, что это достаточное основание для ссоры. Джимми не терпит лжи. Он боготворил Лоис. Он считал, что она ангел. Это был для него большой удар.
— Понимаю, — склонившись над вязаньем, отозвалась мисс Силвер и неожиданно сказала: — Вы ведь очень наблюдательный человек, мисс Джулия. Вы видели и общались со всеми непосредственно перед тем, как умерла миссис Леттер. Вы только что упомянули, что Лоис в тот день была такая же, как всегда. Во время обеда вы не заметили перемены в ее настроении?
— Нет. Она оживленно разговаривала, большей частью со мной, иногда с Элли.
— О чем вы говорили?
— О новой пьесе, которую я видела. Лоис спрашивала, стоит ли на нее идти. Я старалась говорить как можно больше. Она рассказывала о своих знакомых, которым никак не удавалось выдворить прежних съемщиков дома. Ничего не значащие разговоры.
— А что мистер Леттер?
— Ничего. Молчал и не съел ни крошки.
— А миссис Леттер говорила и ела с аппетитом?
— Да.
С каждым вопросом мисс Силвер на сердце у Джулии становилось все тяжелее. Она ничего не утаила. И что это дало? Могла ли она сама поверить в то, что Лоис всего через два часа после того, как обедала и оживленно болтала, решила вдруг отравиться? Нет, не могла. Перед ее мысленным взором возникло лицо Джимми, каким оно было во время обеда. Его отрешенный вид, красные глаза, его дрогнувшая рука, когда он наливал виски. Ужас охватил все ее существо.
— Вам нехорошо? — быстро спросила мисс Силвер.
— Да, немножко. Это все, что я знаю. — Она встала и вышла из комнаты. Но одна из коротких фраз, произнесенных Джулией, яркой строчкой высветилась в мозгу мисс Силвер.
Глава 34

Мисс Силвер дождалась, пока все в доме стихло'. Потом она встала и приоткрыла дверь. Если сегодня кто-то собирался бродить во сне, она решила не пропустить этот любопытный феномен. Прошлой ночью, выйди она чуть раньше, то ни за что не допустила бы вмешательства мисс Вейн. У Минни Мерсер наверняка было какое-то намерение. Интересно бы выяснить, какое именно. Эта, вполне определенная цель заставила мисс Мерсер встать с постели и привела ее к подножию лестницы. Если бы мисс Вейн не остановила Минни, это неосознанное намерение, возможно, повело бы ее и дальше, может и в гостиную. Во всяком случае, Минин шла в том направлении.
Мисс Силвер взглянула на настольные часы. Была половина двенадцатого. Она уже переоделась в капот; ее волосы аккуратно были убраны под сеточку — более внушительную, чем та, которую она надевала на день. Капот служил ей еще с довоенного времени, с чем она не раз имела случай себя поздравить. Цены на материал теперь не скоро снизятся, и уж конечно, не вернутся к предвоенному уровню. Темно-красная шерсть, теплая и легкая, выдержит еще не один год, а кроме ручной вязки, которым был оторочен капот и которое переживало сейчас свое второе рождение, пригодится ей еще и в дальнейшем для того, чтобы обшить еще один капот. Возможно, в следующий раз она сошьет себе темно-синий. Она поставила ночные туфли рядом с кроватью и забралась на постель, уложив подушки таким образом, чтобы можно было удобно на них облокотиться. Она с удовлетворением подумала о том, что слух у нее по-прежнему прекрасный, так что ей не составит труда услышать, если где-нибудь будет отворяться дверь.
Мисс Силвер вздохнула. Что ни говори, а бодрствовать посреди ночи в таком большом и унылом доме — не самое приятное из занятий. Она вынуждена была даже признаться себе, что ей не просто «немного не по себе», а по-настоящему одиноко и грустно. Как же ей сейчас не хватало ее старой подруги, мисс Марпл! Вот уж кто действительно ее понимал! Вот с кем можно было обсудить не только новый рецепт или новую выкройку, но и любое, сколь угодно головоломное дело. Они, впрочем, виделись крайне редко, но зато в прошлом году, под Рождество… Мисс Силвер прикрыла глаза, и перед ее мысленным взором потянулись счастливые картины прошлого Рождества, которое они провели вместе.
Мисс Марпл приехала одиннадцатичасовым. Встретив подругу на Чаринг-Кросс, мисс Силвер первым же делом повела ее в расположенное неподалеку кафе, где изумительно — другого слова не подберешь — готовили пирог с яблоками. Уютно устроившись за угловым столиком, они принялись мило улыбаться официантке, деловито сновавшей на изрядном от них удалении. Наконец она подошла. «Два чая и ваш восхитительный фирменный пирог», — распорядилась мисс Силвер, но подруга тотчас остановила ее. «Четыре чая, — твердо произнесла она. — И никаких пирогов». Официантка, пожав плечами, удалилась, а мисс Силвер вопросительно уставилась на подругу. Та улыбнулась, открыла свою сумочку и торжественно извлекла из нее объемистый целлофановый пакет. В нем оказалось что-то большое и круглое, завернутое в промасленную бумагу и бережно перевязанное бечевкой. Мисс Силвер с интересом следила, как подруга возится с упаковкой. Пошуршав бумагой, мисс Марпл откинула ее таким точно жестом, каким мэр Лондона срывает покрывало на открытии очередного памятника. Над столом поплыл божественный аромат. Яблочный пирог! Предмет законной гордости мисс Марпл и вожделения всего Сент-Мэри-Мида. Официантка, возившаяся у стойки, встревоженно закрутила головой. Потянув носом, она определила наконец источник благоухания и поспешила к их столику. Между тем посетители, только что увлеченно расправлявшиеся с фирменным блюдом, начинали посматривать на него с явным неодобрением, завистливо косясь на угловой столик.
«Приносить с собой и распивать», — привычно начала официантка и тут же сбилась, сообразив, что выбрала не самую удачную формулировку. «Как хорошо, что вы вернулись, милочка, — приветливо улыбнулась ей мисс Марпл, — я совсем забыла попросить у вас еще два чистых блюдечка». «К сожалению… — неуверенно проговорила официантка и, принюхавшись, неожиданно для себя спросила: — А что это?» «Пирог, — скромно ответила мисс Марпл. — Мой домашний пирог с яблоками. Да вы попробуйте. Уверена, вам понравится». «Ну что вы! — смутилась официантка. — Мне не положено. Хотя… — она воровато оглянулась. — Ну, разве чуть-чуть».
Через несколько минут кафе погрузилось в зловещую тишину. Посетители завороженно смотрели на угловой столик, где две симпатичные старушки и официантка энергично поедали прибывший из Септ-Мэри-Мида кулинарный шедевр. Потом мисс Марпл оглянулась и обвела помещение удивленным взором. «Может быть…» — начала она. Когда пятью минутами позже заподозрившая неладное хозяйка заглянула в зал, она не обнаружила там ровным счетом ничего подозрительного, не считая скомканной промасленной бумаги на угловом столике и непривычно счастливых улыбок на лицах посетителей.
Из-за того, что официантка ни за что не желала отпускать мисс Марпл, не выяснив предварительно всех тонкостей приготовления чудесного блюда, подруги едва не опоздали к открытию всемирной выставки печенья, ради которой, собственно, мисс Марпл и приехала. Выставка не обманула их ожиданий. Это было удивительное зрелище: огромный зал с бесчисленными стендами, между которыми витали волшебные запахи и деловито передвигались абсолютно счастливые и раскрасневшиеся от волнения старушки. Это были поистине незабываемые дни. Утро начиналось с кафе, где официантка с каждым днем готовила пирог мисс Марпл все лучше и лучше, так что на третий день, заглянув туда, они уже не нашли ни одного свободного места. Позавтракав, подруги отправлялись прямиком на выставку и покидали ее только вечером уже перед самым закрытием. Домой они отправлялись пешком, оживленно обсуждая по дороге новые впечатления и необычные рецепты, после чего допоздна сидели перед камином, смакуя привезенную мисс Марпл смородиновую наливку.
Подобный режим явно пошел мисс Силвер на пользу. Она набрала несколько килограммов, явно недостававших ей прежде, на ее щеках появился здоровый нежный румянец, а в глазах — хищный блеск, по которому всегда можно распознать настоящую охотницу за печеньем.
К сожалению, все хорошее когда-то кончается. Первой кончилась смородиновая наливка, затем — выставка печенья, а вскоре вслед за этим уехала в свою крошечную деревушку и мисс Марпл. Но с тех самых пор, с периодичностью раз в месяц, а то и чаще, мисс Силвер получала на почте огромную вкусно пахнущую посылку, содержащую последние новости из кулинарной жизни Сент-Мэри-Мида.
Мисс Силвер испуганно вздрогнула, что-то вспомнив, и принялась лихорадочно рыться в сумочке. Издав возглас облегчения, она извлекла из недр сумочки крохотное — последнее! — малиновое печенье в шоколадной глазури и решительно отправила его в рот. Покончив с ним, она тяжело вздохнула, стряхнула с одеяла крошки и решительно направила свои мысли в деловое русло.
Мисс Силвер мысленно стала подводить итог событиям. Они решительно складывались не в пользу ее клиента. Старший инспектор даже подумывал, не произвести ли арест уже сегодня. Как бы это не было для нее огорчительно, сна вынуждена была признать, что косвенных доказательств виновности мистера Леттера набралось достаточно много, и она не осудила бы старшего инспектора, если бы он сегодня арестовал Джимми. В последний момент Лэм все же решил дождаться результатов предварительного расследования. Это была передышка, хотя и очень краткая. Хорошо бы все-таки, если бы удалось избежать ареста. Публикации в газетах мистеру Леттеру будет тяжело пережить. Может, сегодняшнее ночное бдение хоть что-то прояснит. Она была уверена, что какие-то поступки и высказывания пока еще остались в тени. Мисс Силвер не знала, насколько они важны для общей картины, какую роль сыграли, но в том, что они существовали, она была уверена. Сейчас, в полутемной комнате, мисс Силвер попыталась представить себе их всех, по очереди. Кто-то из них спал. Обнаруживают ли как-нибудь себя мысли, преследующие человека во время сна? Кому-то наверняка не спалось — от тоски, от горя или от сердечной муки. Она вспоминала их всех, одного за другим: Джимми Леттера, его двоюродного брата Энтони, Джулию Вейн, Элли Стрит, Минни Мерсер, Глэдис Марш, миссис Мэнипл, маленькую служаночку Полли Пелл.
Часы в холле пробили двенадцать — сначала четыре удара, обозначавших время суток, и следом за ними после небольшой паузы — еще двенадцать ударов: размеренные, они прозвучали не громко и не звонко, а спокойно и низко. Их торжественный звон лишь подчеркнул глубокую тишину, объявшую весь дом. Он не будил спавших, а бодрствующим сулил надежду и утешение.
Из девяти человек в Леттер-Энде одна лишь мисс Силвер слышала, как пробило двенадцать в эту ночь. Джимми Леттер позже скажет, что он не сомкнул глаз. Но есть пограничное состояние между сном и бодрствованием, когда мысли еще бегут, но человек уже не управляет ими. Мозг работает без цели и без остановки. В этом состоянии мысли Джимми, как соскочившая с колеса велосипедная цепь, заскользили в погоне за тенями, неясные и непонятно чем вызванные. Он ощущал только напряженное усилие вспомнить что-то, уже безнадежно ускользавшее, мучительное желание вернуть что-то навсегда утраченное. Тени мыслей кружились над зыбкой поверхностью сознания то пропадая, то появляясь вновь…
Элли Стрит спала, подложив левую руку под щеку, как привыкла с детства, и видела сон. Ей снилось, что она идет по саду. Место было ей незнакомо, она здесь никогда раньше не была. Сначала все казалось ей хоть и странным, но приятным. Ярко светило солнце. Но через некоторое время она очутилась меж двух рядов высокого тернового кустарника и поняла, что ей отсюда не выбраться. Роили находился по другую сторону живой ограды, и она не могла подойти к нему. Она стала ломать кустарник. Ветки сухо трещали, как на морозе. Шипы впивались ей в кожу, и по рукам текла кровь. Но теперь перед ней был уже не кустарник, а льдинки — вся ограда стала ледяной. Она оказалась по колено в снегу, кровь, стекая с ее пальцев, замерзала и превращалась в красные льдинки. А она не могла пробиться к Ронни.
Рядом с нею спала Джулия и тоже видела сон. На ней было белое платье и длинная белая фата. Это была ее свадьба с Энтони. Она испытывала такое счастье, что даже сердцу было больно. Энтони приподнял фату и наклонился, чтобы поцеловать ее, но тут на них обрушился страшный порыв ветра и унес ее куда-то во тьму, где она оказалась в полном одиночестве.
По другую сторону от крутящейся двери спала Глэдис Марш — в папильотках и с кремом на лице. Крем, как и многое другое она вынесла из ванной мисс Леттер. Если бы у нее спросили, откуда все это, она всегда могла бы ответить, что это — подарки миссис Леттер. Пойди теперь, проверь! Глэдис снился ужасно интересный сон — будто она в ожерелье из крупнющих бриллиантов стоит на возвышении и дает свидетельские показания. Был еще судья во всем красном и в огромном седом парике: она видела такие на ежегодных судебных сессиях в Крэмптоне. Он смотрел на нее поверх очков тем взглядом, каким смотрят на хорошеньких женщин все мужчины, будь то судья или присяжный — не важно. Присяжные сидели сбоку от него и тоже глядели на нее. И вообще, она была центром внимания…
Спала и миссис Мэнипл. На ней была пышная ночная рубашка вся в рюшечках, складочках и прошивках. В ее молодые годы такие ночные одеяния требовали долгого и упорного труда. Их строили как хоромы. Она по-прежнему шила их сама по выкройке, оставленной ей бабушкой. От бабушки же она твердо усвоила истину, что открытое окно после захода солнца непременно приводит к преждевременной смерти. Ночной воздух, по ее мнению, был опасен для здоровья, поэтому окна на ночь всегда следовало тщательно закрывать, за исключением того периода времени, который у Мэнни именовался «верхушкой лета». Поскольку на дворе стояла осень, то все окна уже были герметично закрыты. В спальне сильно пахло камфорным маслом, лавандой и скипидаром.
Во сне миссис Мэнипл казалось, что пахнет бергамотом и розмарином. Пахло от пучка, зажатого в маленькой пухлой ручке. Ручка принадлежала ей, шестилетней девочке по имени Лиззи Мэнипл. Маленькая ручка вспотела, так крепко девочка сжимала ею пучок цветов, а поэтому розмарин пах еще сильнее. Почти все ученики воскресной школы приносили цветы своей учительнице, старенькой мисс Эддисон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28