— К сожалению, запах не держится вечно.
Детектив опять повернулся к Борку:
— Вы уверены?
— Но деньги? — настаивала Мириам.
— Ну, времени у него было достаточно, чтобы избавиться от них — я имею в виду того человека, кем бы он ни был. И даже если их взял тот, о котором мы сейчас говорим, то и он бы успел это сделать.
Борк выдержал взгляд детектива, который смотрел на него довольно пристально.
— Если это был пятый, — начал Борк, — если это был пятый, то я… но я не мог настолько ошибиться. Так что ответ — да, я вполне уверен.
Дверь захлопнулась за ними. Он почувствовал, что это та самая дверь, которую он уже несколько дней не мог представить закрытой.
— Выпьем по рюмке?
— Только очень быстро. Я не купила ещё и половины рождественских подарков.
Отпирая свою квартиру, он вспомнил о ключе, который остался у того человека, и воображаемая дверь вновь скрипнула за его спиной. Но ключ-то был совсем обычный, да и кому придёт в голову связь с ним, Борком? Сколько лет пройдёт, прежде чем его противнику опять потребуется этот ключ? Да и разве у заключённых не забирают все личные вещи? Наконец, он может сменить замок — из осторожности.
— Можно мне воспользоваться твоим телефоном? — спросила Мириам, когда он наливал в рюмки.
Он заметил, что у него дрожат руки: рюмку приходилось прижимать к горлышку бутылки, чтобы не пролилось.
Мириам, поговорив по телефону, села за стол. Сделав глоток, она задумчиво проговорила:
— Трудно поверить — мы стали такими хорошими друзьями сейчас, когда между нами совершенно ничего нет. Да, знаешь, что? На минуту мне показалось, что это был второй. Правый — тот, который оделся Дедом Морозом. Я подумала, что он и приходил к нам в банк.
— Наверное, это просто оттого, что у него типичная внешность преступника.
— Наверно.
Она поднялась, обняла его за шею и поцеловала в щеку. В нос Борку ударил знакомый запах. Он крепко прижал её к себе. Высвободившись, она пробормотала:
— Ну, счастливого рождества, Флемминг, — и ушла.
Борк остался один в квартире. Он выпил не торопясь бутылку пива, постоял у окна. Потом вышел на улицу и купил вечерние газеты. Фотография того человека была на первых страницах всех газет. Заголовок гласил:
«Вильгельм Христиан Соргенфрей, студент, отрицает свою причастность к ограблению банка».
Вернувшись к себе, он прочитал одну за другой все газеты, но новой для себя информации не нашёл.
После рождества прошло совсем немного времени. Борк сидел в церкви на заупокойной по его отцу. Народу было немного, в основном, родственники, да и те не очень близкие.
Когда служба кончилась, кое-кто из родственников поинтересовался его планами на вечер. Борку хотелось побыть с кем-нибудь, но не с этими людьми — он даже имена-то не все помнил, — которые будут изводить его старыми семейными анекдотами о людях, которые не просто умерли, но умерли давно. И он сказал, что до вечера будет занят формальностями, связанными с похоронами.
— Я не уверена, что вы меня узнаете.
Если не считать органиста, они были в церкви одни. Снаружи доносились звуки отъезжающих машин. Борк покачал головой.
— Меня зовут Етта Мерильд. Я работала в доме для престарелых. Последнюю зиму я присматривала за вашим отцом и ужасно к нему привязалась. Он был такой милый человек. Мы много говорили о вас.
Голова девушки была покрыта тонким чёрным шарфом. Он внимательно разглядывал её: лицо белое, короткий нос, узкий рот, подчёркнутый бледной помадой, чистые зеленовато-коричневые глаза, над каждым глазом аккуратно прорисованная чёрная дуга. Когда девушка подошла, Борк обратил внимание на неожиданно сильный, тяжёлый запах духов. И ещё ему показалось, что ей холодно, несмотря на накидку с меховым воротником.
— Мы встречались только в дверях, — продолжала она, — раз или два. Я ведь работаю обычно в ночную смену. Надеюсь, вы не сочтёте бестактным с моей стороны, что я пришла сюда — мы с вашим отцом много разговаривали. У него была бессонница.
— Это очень любезно с вашей стороны, что вы пришли. Пожалуй, теперь я вас припоминаю.
Вместе они прошли несколько шагов до двери.
— Что будет теперь? — спросила она.
— Ничего. Вечером гроб отвезут в крематорий, а через день или два пепел похоронят на местном кладбище. Единственная официальная служба — это та, которая была здесь только что.
— Пожалуй, хорошо, что конец наступил так быстро, что он не мучился. Вряд ли ваш отец понимал, как сильно он болен.
— О да, конечно. Вы работаете в доме для престарелых.
— Нет, я просто подрабатываю. Я учусь.
— На кого учитесь?
— На врача. Поэтому я и люблю ночную смену. Есть время позаниматься.
Они вышли на улицу, на свежий, морозный воздух.
Девушка вдруг остановилась, как будто было ещё что-то, о чем им следовало поговорить. От холода щеки её сразу порозовели, на висках появилась сеточка синих вен.
Борку вдруг захотелось, чтобы эта девушка, стоящая на ветру у церкви, осталась с ним; если она уйдёт, ему будет ещё более одиноко.
— Хотите посмотреть на то место, где похоронят его пепел?
— Об этом я и хотела спросить, если только…
— Сюда.
Дорогу он нашёл не сразу. Участок был запущенным, на нем выделялся прямоугольник — очевидно, до недавнего времени здесь стоял другой надгробный камень. Борку захотелось спросить, что же именно говорил о нем отец, но он никак не мог сформулировать вопрос. Некоторое время они молча стояли у места захоронения.
— Когда-нибудь я принесу сюда цветы, — сказала она.
— Но вы не можете… — Он заколебался. — Вы не можете приносить цветы на все…
— Ваш отец — это особый случай. Не знаю, как это выразить, — он был таким скромным…
Она посмотрела на него с полуулыбкой. Голос у неё был сухим и невыразительным.
— У вас есть машина?
Она покачала головой.
— Сделайте мне одолжение, позвольте подвезти вас… Не хочется быть одному.
Ему все ещё не хотелось расставаться с ней, когда он вёз её к станции, которую она назвала.
— Расскажите мне ещё что-нибудь о моем отце.
— Вряд ли я смогу добавить что-то к тому, что уже сказала. Мне он очень нравился, и я думаю… Я думаю, он был счастлив, имея возможность хоть с кем-то поговорить… Он хотел знать все обо мне.
— В самом деле?
— Казалось, ему все интересно.
Борк подумал, не пригласить ли её на рюмку вина или чашку кофе. Впереди уже показалась станция пригородной электрички, и он снизил скорость.
— Иногда, — сказала она, когда машина остановилась, — мне казалось, что ему легче говорить со мной, чем с кем-либо иным. Знаете…
— Да?
— Он очень любил вас.
— Ну…
— Весной я приеду сюда и положу цветы на его могилу. Спасибо, что подвезли.
Мириам вытащила из сумки маленькую бутылку портвейна в обёрточной бумаге.
— Все собрались? Йорген? Рюмки несёшь?
Из задней комнаты вышел Берг с пятью маленькими рюмками.
— Что происходит? — спросил Корделиус, появляясь в дверях своего стеклянного кабинета; до открытия банка оставалось двадцать минут.
— Берг и я хотим кое-что сообщить.
— Мы собираемся пожениться, — заявил Берг.
— А мы ничего особенного не замечали… — сказал кто-то.
Были произнесены соответствующие поздравления, выпит слишком сладкий портвейн; Симонсен решил, что пора поцеловать невесту, и ему предложили щеку. Мириам и Борку щеку подставила.
— Мне думается, это ведь не единственное, что нам надо отпраздновать, — сказал Берг.
— Что вы имеете в виду? — Корделиус немедленно учуял намёк на себя.
— Что если один из нас подал заявление на свободное место в Копенгагене и у него есть шансы на перевод? Управляющий, например?
— Ещё нет ничего определённого. Я подал заявление на всякий случай. Я бы сказал вам об этом, но… официально ещё ничего нет, и я…
— Но между нами?
Корделиус улыбнулся.
— Тогда нужно выпить двойной тост, — сказал Берг. — И не говорите, что в нашем маленьком банке никогда ничего не происходит.
Мириам налила в рюмки.
— Кстати, это мне кое-что напомнило, — сказал Берг, вытаскивая из портфеля утреннюю газету. — Тот фальшивый Дед Мороз получил три года. Теперь надо, чтобы нашли и нашего грабителя.
— И сто восемьдесят восемь тысяч крон.
«Обвиняемый во всем сознался, и приговор был вынесен быстро. До последней минуты полиция пыталась найти связь между фальшивым „Дедом Морозом“ и рядом нераскрытых преступлений, включая совершённое всего несколько дней назад, когда неизвестный преступник унёс около ста девяноста тысяч крон. Подозрения были отчасти вызваны тем фактом, что обвиняемый, Вильгельм Христиан Соргенфрей, несмотря на свою относительную молодость, уже хорошо известен полиции. Более того, его алиби на те дни, в которые были совершены некоторые преступления (включая вышеупомянутое, когда было взято сто девяносто тысяч крон), оказались сомнительными. Обвинение было снято за недостатком улик. Полиция не смогла найти свидетелей, способных доказать его причастность к этому грабежу, и преступление, следовательно, остаётся нераскрытым, а деньги — не найденными.
Одной из причин, по которым полиция так долго старалась найти связь между фальшивым «Дедом Морозом» и другими ограблениями банков, является то, что…»
— …ну, можете прочитать сами.
— Нет, давайте послушаем, — сказала Мириам. — Мы ведь все-таки…
«…во время ареста у него оказалось только около восьми тысяч крон наличными, происхождение которых он полиции объяснить не смог. „Дед Мороз“, посоветовавшись со своим адвокатом, решил на апелляцию не подавать.»
— Это все. — У меня есть своя версия, — продолжал Берг. — Наш Борк договорился с кем-то из своих приятелей инсценировать ограбление, а выручку они потом поделили.
Корделиус улыбнулся:
— Тогда это скоро станет заметно по увеличению его расходов. Надо присматривать за Борком. А я знаю только, что это дело чуть не стоило мне…
Он замолчал, и вид у него при этом был глупый.
— Поздравляю, — сказал Берг после долгой паузы. — Значит, это факт.
— Только никому не говорите. Переход ещё не оформлен.
— Давайте-ка посмотрим, — сказал Берг. — Стал ли Борк более расточительным? Новая машина? Новый дом? Дорогая любовница?
— Лучше скажите, когда вы собираетесь пожениться, — услышал Борк свои слова.
— Как можно скорее. Откровенно говоря, в секрете мы это не сможем продержать.
Мириам похлопала себя по животу. Борк перевёл взгляд на Корделиуса, который не прислушивался к разговору и улыбался каким-то своим мыслям. Борк посмотрел на Берга. Тот, объявив о своей помолвке, как будто помолодел. А Симонсен, напротив, казался почему-то старше обычного. Борк ещё острее, чем прежде, почувствовал, что он навсегда вышел из их круга. Он сел за свою кассу и начал аккуратно раскладывать резиновые печати, надеясь, что всеобщее внимание больше не будет обращено на него.
Вскоре после открытия в банк вошли дети — двое мальчиков в ковбойских костюмах и девочка в длинном жёлтом платье и золотистой шапочке феи.
— Будьте любезны обратиться прямо к кассиру, — крикнул Берг, как только они появились.
Борк дал каждому по кроне, и дети спели песенку.
— Сколько вы им дали? — спросил Берг, когда дети ушли. — Все, что у вас было, или только банкноты по 50 крон?
Борк шёл домой с обычной неторопливостью. У него теперь появилась привычка останавливаться у витрины автомобильного магазина и смотреть, не следит ли за ним кто-нибудь. Он делал это так же, как иногда смотрел на часы, не осознавая, сколько времени.
В его прихожей пахло чистотой: уборщица уже приходила. На кухонном столе лежала записочка от неё, в этом не было ничего необычного, ей и раньше случалось так делать. Он поставил воду для кофе, прежде чем прочитать записку. Как обычно, почерк был очень аккуратный.
Смысл прочитанного не сразу дошёл до него.
«Сегодня я ушла раньше, потому что у меня внук лежит с гриппом, но завтра задержусь подольше. Я взяла на себя смелость убрать кухонные шкафы, в них накопилось много бутылок, они зря занимали место.
Искренне ваша В.Мадсен».
Кофейник как раз засвистел, когда он открыл дверцу шкафа. Все бутылки исчезли. Он обшарил самые дальние углы, но той бутылочки не было. Не обращая внимания на пронзительно свистевший кофейник, он бегом спустился вниз и увидел совершенно пустой бак для мусора. Вернувшись на кухню, снял с горячей конфорки кофейник. Лифт, в который он попал не по своей воле, продолжал падать, и остановить его было невозможно.
Уборщица была дома и ответила на звонок сама.
— Если я её выбросила, господин Борк, то, наверно, потому, что она была пустая — или же я подумала, что она слишком маленькая и нет смысла её хранить. Надеюсь, я не сделала ничего плохого?
— Вы её сбросили в мусоропровод?
— О нет, было так много, что я все снесла вниз.
— И положили в мусорный бак?
— Да, в бак для мусора. Там все это и лежит, я думаю, если бак ещё не опорожнили.
Было пять часов. Номер предприятия, который он нашёл в телефонном справочнике — «Вывоз мусора»— не ответил. Он положил квитанцию на имя Ф.Хьюлманда на стол и включил свет.
Мысль о дурацкой коробке для ленча вытеснила все остальное. Падение в бездонную шахту лифта не прекращалось. Должно быть какое-то простое решение, думал он. Но какое?
Контракт на аренду сейфа для хранения, заполненный им самим, лежал на столике у кровати. Он думал, что, проспав ночь, сможет увидеть все в новом свете и найти какое-нибудь решение. Но поздно ночью, так и не уснув, он включил свет и стал изучать документы.
«Контракт на аренду сейфа — сейф № 129» — это было написано в самом верху листа. Ниже располагались четыре квадратных поля. На то, на котором было написано «Отделение», он наклеил марку своего банка. В поле с надписью «Имя держателя сейфа» он вписал «Хьюлманд» и вымышленный адрес — адрес отпечатал на машинке Мириам. «Ежегодная плата»: он указал семнадцать с половиной крон — такую сумму он видел на других контрактах. Поле «Дебет» оставил пустым. Наконец, была графа «Имя доверенного лица Держателя сейфа». Это место он тоже оставил пустым — как на других виденных им контрактах.
Пробежал глазами печатный текст, который знал уже почти наизусть:
«Я, нижеподписавшийся, согласен взять в аренду… аренда может быть прекращена Держателем в любое время при условии, что за 3 месяца будет представлено письменное уведомление. Сейф снабжён двумя ключами, один из которых остаётся быть отперт только банком и Держателем вместе; для того, чтобы запереть сейф, достаточно ключа Держателя».
Каждый раз, когда он читал последние две фразы, ему казалось, что нужно перечитать их ещё, чтобы понять смысл. Он уже не помнил точно, о чем думал в тот вечер, когда положил деньги в сейф, но мог восстановить тогдашние логические выкладки: сев на место Мириам и получив доступ к банковским экземплярам ключей, он без труда откроет свой сейф — пока у него есть ключ Держателя. С другой стороны…
«Если Держатель потеряет свой ключ, об этом необходимо немедленно сообщить в банк, который никак не отвечает за последствия в случае, если это не будет сделано. За счёт Держателя замок будет сменён, и выданы новые ключи».
Он зажёг сигарету, размышляя. «Замок будет сменён…»— может ли это означать что-либо, кроме того, что будет вызван слесарь? Оставался ещё один абзац, который, казалось, обещал какое-то решение, но он никак не мог сообразить, какое:
«Если Держатель уполномочит третье лицо на допуск к сейфу, банк может считать эти полномочия действительными, пока…»
Это ничем не помогало. По-прежнему был нужен ключ, но кого может он уполномочить забрать из сейфа № 129 голубую коробку для ленча? Он осознал, что собственная хитрость завела его слишком далеко. Честно говоря, он теперь не видел никакой возможности добраться до денег. Даже если банк переведут в другое место или за ветхостью разрушат здание, неиспользованные сейфы отправят в главную контору и будут держать там вечно…
«За счёт Держателя замок будет сменён и выданы новые ключи».
Он затушил сигарету, выключил лампу. Вскоре глаза привыкли к темноте. А когда он заснул, то вдруг увидел, что сидит за столом Мириам и кто-то подходит к нему. Вместе они вызывают слесаря, и тот открывает сейф. Потом этот человек уходит, а он, Борк, остаётся с коробкой для ленча в руке. Вот и все, но кто же этот человек, который поможет ему. Мириам? Нет, Мириам должна быть на его месте, в кассе, чтобы картина была полной. Тогда кто же этот человек? Его отец? Нет, он мёртв. Значит, кто-то другой, но кто? Сжимая коробку для ленча в руке, он выбежал за этим человеком на площадь, чтобы сказать спасибо. Но почему же играет органная музыка — как в церкви, когда умер его отец? Где он видел это лицо раньше?
Когда Мириам пришла сменить его на время ленча, он сказал:
— Приходил человек, очень взволнованный, он потерял ключ от сейфа. Что мы делаем в таких случаях?
— Да просто пошли его ко мне. Он уже ушёл?
— Сбежал — мне кажется, ему было очень стыдно, и он снова пошёл искать ключ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10