А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Ваше искусство готовить гораздо более занимает меня, чем все остальное. У меня всегда хороший аппетит, и мой друг, Натянутый Лук, не уступает мне ни в чем, у вас будет случай удостовериться в этом на деле.— Позови Агарь, — приказал Марк Крису.Крис крикнул так громко, что негритянка в ту же минуту появилась, как всегда, с веселым смехом.— Мы хотим есть, — сказал Морау.— Не пожалей провизии, дщерь Африки, — вмешался патер, — плоть человеческая нуждается в пище для подкрепления плоти, с каждым днем разрушающейся.Не поняв слов патера, Агарь молчала, не зная, что ответить, но Марк наклонился к ней и сказал несколько слов шепотом, на что она отвечала так громко, что все могли слышать ее:— Она не может встать. Совсем не может. Она так ослабла духом! Совсем, совсем ослабла!Лицо Марка залилось багровым румянцем, и он пробормотал проклятие. Потом прошел через всю залу и сказал что-то одному из своих людей, и патер Людовик увидел, как тот человек пошел и стал в проходе, ведущем в ту залу, где все они находились. Наконец, Агарь поставила на самодельный стол, занимавший две трети залы, обед, превосходный более количеством, чем качеством.— Ваши обращенные сидят за столом, как все образованные люди, или предпочитают сидеть на полу, поджав ноги?— Они знакомы с этикетом. Вы скоро увидите доказательства того, что они сидят благопристойно за столом и ловко управляются ложкой и вилкой с ножом, хоть и не всегда изящно.— Вы мне не назвали имени этой девушки.— Ее зовут Найвадага, или Дикоглазая Дева. Боюсь, что много пройдет времени, прежде чем она совершенно освоится с правилами истинного благочестия.— Судя по ее виду, и я того же побаиваюсь. Но прошу садиться, Агарь подала нам все, что у нее было. Будем же довольны тем, что есть. Вавабезовин, садись-ка там. А ты, Найвадага, черноокая дева, садись сюда, поближе и постарайся, насколько можешь, быть любезнее со мной. Твои дико сверкающие глаза только портят красоту лица.Натянутый Лук и его дочь повиновались приглашению с меньшей угрюмостью и недоверием, чем можно было ожидать.Марк заметил, что глаза Натянутого Лука часто останавливались на большой бутылке, стоявшей на столе.— Как! — воскликнул он. — Неужели гортань вашего новообращенного еще алчет огненного напитка? Боюсь, что сила ваших проповедей не произвела на него большого влияния.— Жестокая простуда! Вот она где, — отвечал Натянутый Лук, указывая на грудь, — огненная вода согревает и исцеляет болезни. Огненная вода — великий целитель.— Натянутый Лук, — сказал патер строго, — твои вкусы испорчены. Советую тебе остерегаться искушений плоти. Пей чаще, но как можно умереннее, следуя моему примеру, хотя еще полезнее было бы совсем удержаться, по случаю слабости твоего желудка.Но Натянутый Лук уже налил полную жестяную кружку обольстительного напитка и, выпив свою долю, сладострастно облизался и потом уже сказал на ломаном языке:— Желудок пребольшой, разом не наполнишь и пьян не будешь.— Не удивляйтесь и не судите его строго, — сказал патер Людовик, обращаясь к своему амитриону Амитрион — гостеприимный, хлебосольный хозяин. По имени греческого царя Амитриона, героя комедий Плавта и Мольера.

.— Не тревожься, благодушный патер, — усмехнулся Морау, — мне мало дела до тебя. Но, — продолжал он, наклоняясь к его уху, — эта индеанка красива и грациозна, как молодая пантера. Я не могу сдержать свое удивление. Что она, честная девушка? Скажи мне, патер, сущую правду.— В ее честности никогда и сомнения не могло быть. Ей скоро минет шестнадцать лет, и она предназначается в жены великому предводителю индейцев.— Белый лучше подходит ей, чем краснокожий, — проворчал Крис.— Не надо краснокожего, надо великого вождя! — закричала она, яростно сверкнув глазами на Криса.— Дочь моя, — сказал миссионер строго, — так-то ты следуешь моим наставлениям. Твоя религия запрещает тебе злобу и гнев.Потом, обратившись к Морау, он сказал кротко:— Сами видите, какое вредное влияние производит общество безнравственных людей на этих детей природы.— Это не удивляет меня, — возразил Марк с приливом веселости, — индейцы заимствуют от охотников самые дурные привычки. Я слышал, как эти дикари произносят ужасные проклятия, но так смешно путая слова, что их нечестие производит самый забавный эффект. Натянутый Лук, надеюсь, ты не поддался привычке употреблять ругательства.— Давным-давно это было. Шесть, восемь, десять лет прошло — нет нехороших слов. Привык проклинать каждую минуту, нельзя этому мешать. Индейцы проклинают — и спать, и проклинать умеют вместе — бабушка проклинает до самой могилы. Она проклята…— Молчать! — прервал его патер запальчиво. — Несчастный, не клянись! Помни.Лицо Натянутого Лука вытянулось. Он перекрестился и забормотал:— Верую в Бога, верую в Деву Марию, в ангелов святых, Великие целители! Ей-же-ей великие!Марк и Крис были заняты красотой Найвадаги и потому не обращали особого внимания на болтовню Натянутого Лука. Но патер посмотрел на него с упреком.— О Господи, — спохватился индеец, — память коротка. Что тут поделаешь? Долго надо учиться, чтобы сделаться хорошим.Крис налил немного водки в стакан и подал черноглазой красавице. Она понюхала, отведала и тотчас поставила на стол, говоря:— Нехорошо, чертовски крепко!Крис и Марк так и покатились со смеху.— Ну какая же это жена? — спросил Марк.— Как есть жена! Уж поссориться с ней не смей! — отвечал Крис, — Признаюсь, терпеть не могу ваших ручных женщин! Немножко приголубь их, они так и повиснут на тебе, как змея на лани.— А этих немножко поддразни — долго не думая, нож в горло, да поминай как звали! — сказал Марк и, обратившись к патеру, шепнул ему: — Мне хотелось бы потолковать с вами наедине.— Сын мой, будет еще время. Если хочешь всякое дело делать успешно, то делай все в свое время. На все есть своя пора. Но я вижу, что в бутылке убывает. Не следует пренебрегать потребностями живота. Дщерь ночи, наполни наши бокалы. Неизвестный друг, выпьем братскую чашу!По знаку Марка негритянка повиновалась, и Натянутый Лук имел смелость наполнить свою кружку до краев.— Да он хлещет не хуже белого, — проворчал Крис, — так, пожалуй, не хватит и вина, чтобы выпить круговую.Не прошло и часа после этого, а Марк со своими гостями уже совершенно был под влиянием нектара, который так любезен людям в том или другом виде, но всем миром принят обычай восставать против этого. Разговор становился шумным, потому что каждый хотел говорить и никто не хотел слушать. Натянутый Лук не уступал ни в чем своим цивилизованным собутыльникам и переговаривался по-индейски со своей дочерью, размахивая руками, пил часто и много, и иногда издавал такие громогласные восклицания, что по всему подземелью прокатывались отголоски. Глава XXIIИНДЕЕЦ И ПАТЕР Марк Морау заговорил о самом интересном для него предмете. Патер Людовик слушал его с выражением тупого внимания. Представляя своему слушателю описание Сильвины, Марк исчислял ее прелести с восторгом страстно влюбленного поклонника. Гармония всей ее личности, изящество тонких очертаний, живой блеск в глазах, очарование нравственных достоинств — ничто не ускользнуло от его восторженных похвал.— Я заранее могу сделать вывод: вы влюблены в эту девушку, — прервал его миссионер.Морау подтвердил. От хорошей водки его сдержанность растопилась, и он без зазрения совести изливал сердечные чувства своему поверенному. Хитрый, как лисица, час назад, он теперь болтал с наивностью школьника. Заботы, радости, надежды и разочарования потоками лились с его губ в уши патера. Горько жаловался он на жестокость Сильвины, тогда как, по его мнению, он имел все права на ее любовь. Не он ли выбрал ее и поставил выше всех женщин? Почему же она отталкивает его? Он предоставляет ей все преимущества и заслуживает ее внимания. Но она не признает его заслуг. Словом, Морау хотел доказать, что он — жертва капризов Сильвины Вандер. Чем больше он пил, тем мучительнее казались его страдания.— Следовательно, и средства помочь вам не существует, — заметил миссионер.— Я и сам сумею себе помочь. Если молодая девушка не понимает своих выгод, так следует ее проучить. Дело теперь в моих руках; я похитил непокорную, и она теперь находится в моей власти — в этом самом подземелье.Негритянка, стоявшая за столом, видимо, изнемогала; она едва выносила тяжесть своего тела и переваливалась с ноги на ногу. Патер Людовик незаметно подсунул ей стакан водки, которую она жадно выпила, отвернувшись в сторону. В тот же момент он быстро окинул все помещение и наклонился дружески к Марку, чтобы дать ему благой совет. При этом движении рука его невзначай оперлась на стакан хозяина и что-то блеснуло между пальцев при свете лампы. Послышался едва заметный звук, словно капля дождевой воды упала в лужу.— Что это такое? — спросил Морау.— Что вы имеете в виду? — спросил патер, слегка побледнев.— Ну да то, что вы сказали?Лицо патера опять прояснилось.— Что же вами было сделано? — осведомился он.— Маса ничего не делал ей, — вмешалась Агарь, язык которой развязался от винных паров, — она лицемерит.Прерываемый икотой, Морау старался рассказать, как он пускал в ход и уговоры, и убеждения, и, наконец, угрозы, но все оказалось напрасно.— Мне самой хотелось узнать, какова она, — болтала на ломаном английском негритянка, — и уж я ли не веселила ее, но она не хочет веселья.Обычный смех негритянки заглушил ее слова. Не замечая ее вмешательства, Морау продолжал гнуть свое: как он предложил своей пленнице послать за священником, чтобы сочетать их законным браком, но она с презрением отвергла и это предложение. Ее упорство простиралось до такой крайности, что она даже затыкала себе уши, чтобы не слышать его голоса.Такой пример женского безумия, по-видимому, крайне удивил патера, который опять подсунул стакан вина негритянке.Натянутый Лук, совершенно опьяневший, свалился со стула прямо на каменный пол. Давно уже голова Найвадаги упала на стол, как бы отягощенная сном. Однако по временам ее длинные ресницы полуоткрывались и из-под них сверкали огненные зрачки. Но эти движения можно было приписать судорогам спящей красотки. Судя по тому, с каким трудом патер Людовик ворочал языком, надо думать, что он давно забыл о своем духовном звании и попал под влияние злого духа. Крис Кэрьер громогласно храпел.Все это время подчиненные Марка забавлялись игрой в карты донельзя засаленного вида. Четверо играли, пятый отмечал цифры, шестой, отправленный Марком, стоял у входа на карауле. Неподвижно, как статуя, стоял он с карабином в руках. Видно было, что занятия его товарищей возбуждали в нем зависть и их веселье вызывало мрачную досаду на его лице. Взгляд патера Людовика часто скользил по их лицам. Не беспокоило ли его их присутствие? Опытный наблюдатель непременно бы так подумал. Марк Морау качался на своем стуле и мог каждую минуту свалиться под стол. Патер украдкой обратился к негритянке, которая находилась в состоянии благодушия крайней степени.— Чего ты смеешься, дева ночи? — спросил он.— Агарь всегда смеется, она довольна, очень весела.— Ничего не вижу тут веселого, — сказал он, поглядывая на игроков.— Мы не похожи друг на друга. Я смеюсь над всем, что вижу. Такое мне веселье! Все смешно и так смешно, что хоть лопни, а смейся.Рука миссионера опять приложилась к стакану.— А вот этим молодцам совсем не до смеха! — сказал он, указывая на людей Морау.— У них ничего нет, чтобы веселиться, — возразила Агарь.— Вот это ты правду сказала. Их надо повеселить.Почтенный патер наполнил стакан вровень с краями и сказал:— Попотчуй-ка их, и, если этого недовольно, так можно и подлить, вина хватает.— Много им нельзя пить, они еще понадобятся. Впрочем, для них это все равно, что вода.— Скажи им, что капитан их угощает.Негритянка отнесла кружку, игроки с видимым удовольствием выпили все. Черная Геба Геба — дочь Зевса и Геры, на Олимпе подносила богам нектар и амброзию — пищу, дающую вечную юность.

вернулась, спотыкаясь на каждом шагу.— Они еще хотят немного.— Немного — друг человека, но много — всегда враг его. Однако, Агарь, не следует тебе забывать и того беднягу, который стоит на карауле у входа. Я уверен, что он высох, как копченая селедка.Агарь покачала своей курчавой головой.— Маса Морау никогда не позволяет пить часовым. Нет, нет, никак нельзя! Маса сильно прогневается. Ну вот и он свалился под стол, да и вы тоже готовы туда же. О, как мне весело! Ха-ха-ха-ха!— Я явился сюда затем, чтобы помочь твоему господину по делу этой молодой девушки, — бормотал патер, вдруг наклоняясь на правую сторону.— Много же вы наделаете добра! — хохотала Агарь.— Мы попробуем уговорить ее.— По-моему, это невозможно.В эту минуту ресницы Найвадаги приподнялись на минуту и опять закрылись.— Твой маса желает, чтобы я с нею повидался и потолковал, — сказал патер более осторожным голосом.Он ждал ответа Агари с большим интересом, чем, по-видимому, хотел показать.— Благословенны вы, маса! Но с девушкой ни о чем не договоришься.— А вот, чтобы не терять времени попусту, сведи-ка меня к ней. Я ее скоро так урезоню, что она и сама с нами согласится. Уже в этом доверься мне.— Не сделать мне этого, хотя бы вы всю комнату завалили серебром. Масу хорошо я знаю. Он не потерпит, чтобы кто-нибудь видел эту девушку.Лицо патера омрачило разочарование. Он взглянул на Вавабезовина, приподнявшего немного голову и, как оказалось, не совсем крепко спавшего.— Я заметила, как индеец глянул, словно съесть меня хотел, — сказала Агарь недоверчиво.— Он обратился на путь истины и не причинит тебе никакого зла, — сказал патер, несколько смущенный.— Он злой краснокожий! — сказала Агарь со злобой.— Он всего лишь головня, вырванная из горнила нечестия.— Пускай он там и горит, Агарь повеселится, не надо его вытаскивать из огня.— Дочь моя, ты немилосердна. Это грех, великий грех. Вино должно возбуждать в тебе добрые чувства. Я не поощряю пьянства, хотя мой воспитанник и впал в этот великий грех. Однако я думаю, что еще маленький глоточек не причинит тебе вреда, — сказал патер, подавая ей кружку.— Нет, нет! Ни одной капельки! — восклицала Агарь, защищаясь. — Слишком много пила, слишком много! Масу боюсь.Голоса игравших в карты мало-помалу смолкали.— Где же другие? — спросил миссионер.— Тоже пьяны.— Хвалю тебя за трезвость, дева ночи! Но нет ли у вас еще немного дичи? Ты удивительная искусница готовить кушанья. Если можешь поджарить еще кусочек, большую тем самым окажешь мне услугу, и я никогда этого не забуду, — говорил патер, подавая ей золотую монету, которая своим блеском буквально загипнотизировала негритянку.Она оглянулась на слуг и, увидев, что они все еще сидят за картами и что часовой стоит на своем месте, сказала:— Агарь любить услугу делать доброму масе и мигом приготовит кусок мяса. Вернусь через три-четыре минуты. Кухня близехонько отсюда. Все у меня в порядке, кухня, зала, столовая и все другое.Агарь ушла, пошатываясь из стороны в сторону, спеша исполнить желание гостя. Патер видел, как она исчезла в темном коридоре на другом конце залы, и захотелось ему поговорить с Вавабезовином, как вдруг он заметил одутловатое лицо Агари, прижавшееся к уступу скалы. Он притворился, как будто от водки ничего не видит, и черное лицо исчезло.Тогда Вавабезовин подвинулся к необыкновенному патеру и шепнул ему:— А эта чернушка чуть-чуть не вывела меня из терпения. Ей-же-ей, право слово! Она еще впутает нас в какое-нибудь проклятое затруднительное положение!— Тише, тише, друг Ник! Кто знает, не подслушивают ли нас сообщники Велиала. Дела приняли оборот не совсем желательный. Негодная чернавка, кажется, подозревает что-то, а этот медведь с карабином в руках даст о себе еще знать. Ты знаешь, что жестокость насилия не в моем духе, как всякий грех.— Что за беда! Совесть не упрекнет меня, если придется раздробить голову кому-нибудь из этих разбойников, только бы спасти нашу малютку. Мы пришли сюда за тем, чтобы вырвать ее из когтей демона, и непременно вырвем.— Друг охотник, мы сделаем все, что в человеческих силах. Но напоминаю тебе о терпении и осторожности. Поистине твой язык ворочается чересчур скоро и громко.— По чести, я чертовски рад, что сотворен не из одного дерева с вами. Вы холоднее льдины. Затруднительные обстоятельства нимало не горячат вас. Я почти не в силах зажимать себе глотку, ей-же-ей! Это Ник вам говорит. Я играю совсем не свою роль и потому не удивлюсь, если мы попадем в какую-нибудь катавасию. Ей-богу! Право слово, и я покорный ваш слуга.— Не сомневайся, друг Ник, если бы не эта бездельница, черная толстуха, да не этот болван у входа, все пошло бы как по маслу. Вот и игроки захрапели. Поистине наше лекарство благотворно подействовало на них.Ник Уинфлз покосился на группу игроков.— Ну да, ей-же-ей! Только бы подать маленькую дозу часовому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32