— Самошин? Ну, бляха… Живой!Журналист был крепко-накрепко, по рукам и ногам спеленут парашютными стропами. Шея его профессионально фиксировалась петлей-удавкой, которая при этом удерживала ещё и забитый в рот кляп.— Нож есть? А то задохнется от радости!Опережая Асхабова, майор до конца сдернул с лежащих брезент:— Гвоздюк?— Вах-х…Второго журналиста никто не связывал.Нужды в этом, собственно, не было. Длинное, нескладное тело телевизионного оператора оказалось мертвым: одна ладонь у сердца, другая сжата в кулак.На запрокинутом лице, вокруг синих губ темнели кровоподтеки.— С ним что — все? Точно, да? — Не хотел верить себе Асхабов.Владимир Александрович убрал руку с шеи покойника:— Да. Уже давно…— Ах, билять! Порву, падлы!И в этот момент тихо, по-кошачьи всхлипнул Самошин…
* * * Владимир Александрович обернулся на скрип дверных петель:— Спит?— Заснул. — Асхабов прошел к столу. — Убирать?— Да, пожалуй. Мне достаточно.Хозяин взял почти пустую литровую бутыль «Московской», закрыл её и упрятал в шкаф:— Ладно. Аллах простит. Верно, майор?— Не знаю. Я православный, нам разрешается…Вообще-то, они с Асхабовым выпили всего по стаканчику, остальное водка досталось вызволенному из плена журналисту.Вот ему-то как раз водочка пришлась как нельзя кстати…— Успокоился хоть немного?— Ну, в общем — да. Развезло парня, но это и к лучшему.На крепость опустилась ночь, и Владимир Александрович опять остался один на один с начальником республиканской гвардии. Тусклая лампочка под потолком, стол, скатерть… Со стороны могло показаться, что Виноградов заглянул сюда просто по-соседски, на чашку чаю.О главном говорить не хотелось.— Оператора жалко.— Этого, второго? Да, конечно.Всем известно, что для заложников последние сутки перед решением их судьбы являются самыми тяжелыми. Страх и надежда, неуверенность и возбуждение сменяют друг друга, доводя людей до нервного срыва, непоправимо уродуя психику и даже порой — убивая.Алексей Самошин ещё не скоро окончательно оправится от пережитого. А Виктор…— Он что, действительно здорово пил?— Да, постояннно. Зашибал… — Виноградов припомнил отечное, вечно похмельное лицо Гвоздюка.— Он с какого года?— Не помню. Лет на десять-двенадцать старше Алексея.Конечно: возраст уже, подорванное алкоголем сердце. Вот и приступ. Самошин сказал, что Виктор даже не мучался — умер во сне, прошлой ночью. Когда стали будить, спохватились — ан, уже поздно!Бедняга-журналист… Владимир Александрович представил себе, каково это ему было — пролежать несколько часов в полной неизвестности, спеленутым, посреди чужих гор.Да ещё бок о бок с мертвецом.Майора передернуло:— Значит, что у нас получается?— Да, собственно, хорошего мало.Они оба старались «работать» с Самошиным мягко, без давления, но кое-что из его сумбурных, путаных обьяснений вытянуть удалось.Во-первых, обстоятельства похищения. В целом они не отличались от официальной версии: выехали в горы, снимать репортаж про нефтепровод, сразу за перевалом «жигули» остановили вооруженные люди, пришлось пересесть в другую машину. Потом журналистам завязали глаза и повязки снять разрешили только в каком-то бункере…Вообще, за время плена Самошин и Гвоздюк сменили несколько пещер и подвалов. Была, кажется, даже одна городская квартира. Но в подробностях, касающихся численности, вооружения, экипировки и мест базирования похитившей их банды Алексей пока путался — вполне естественно, эту информацию из него вынут позже московские профессионалы.Кормили журналистов небогато, но вдоволь. Не били. Бытовые условия, конечно, убогие — каменный век, но жить можно.Что же касается последних событий, то с точки зрения заложника они развивались так. Позавчера им с Виктором сообщили, что из России наконец прибыли деньги — все двести тысяч долларов. По такому поводу был организован даже праздничный ужин…Но уже следующим вечером произошло что-то страшное: шум, стрельба, нечеловеческие крики. Когда все стихло, заложникам показали окровавленное тело. Якобы, человек под пытками признал, что послан для организации побега журналистов. И что ночью готовится нападение спецназа на лагерь… В подтверждение этого была продемонстрирована записка Виноградова.— Саныч, я ведь сразу понял, что это ты писал! — Хитро улыбнулся уже окончательно осоловевший от выпитого Алексей. — Когда там насчет метро был намек… Насчет той истории, верно?— Верно, — кивнул без особой охоты майор. — А потом что?— Потом нам наручники надели. И сразу увели, суки… Куда-то ещё дальше в горы… А ночью Витька умер!Самошин успел ещё поведать, как нынешним утром его связали, бросили рядом с покойником на пол «мазды» и отвезли в неизвестность.После этого началась очередная пьяная истерика, и хозяин увел журналиста спать — под присмотр автоматчиков.… Владимир Александрович зевнул:— Ладно. Поздно уже… Я готов!— К чему? — Поднял брови Асхабов.— Ну, хотя бы выслушать ваши предложения. Предложения по версии, которая станет официальной.— А в чем, собственно, дело? Что вас смущает, майор?Виноградов отставил чашку:— Ничего себе, шуточки… Самошин — это, конечно, хорошо. Но ведь бандиты нас все-таки надули, второй-то журналист вернулся мертвым! А российские деньги, между прочим, заплачены за обоих заложников, припоминаете?Хозяин опять сделал удивленное лицо:— Какие деньги?Несколько секунд в комнате висела тишина — Владимир Александрович обдумывал слова собеседника.Асхабов продолжил:— Ведь кто вообще знает про то, что передавался какой-то выкуп? Про его размер? Никто! Просто будет заявлено: совместными усилиями дипломатов, а также правоохранительных органов обеих стран освобожден остававшийся в живых заложник. И второго бы спасли, но… Так сказать, несчастный случай, в котором меньше всего виноваты наши и ваши спецслужбы.Виноградов вздохнул:— Понятно. Красивая картинка… Вопросов нет.— Да ни у кого их не будет, поверьте! Мировая общественность обрадуется до жопы, что хоть так эта история закончилась… А двести тысяч долларов для Москвы — не деньги, верно? Спишут, не впервой!Возразить оказалось нечего:— Спишут. Не впервой.Ставки в игре значительно больше, чем портфель с валютой или даже судьба несчастного пьяницы-оператора. Кто-то там, наверху, привычно сдает карту, кто-то вистует, кто-то уходит без двух или остается при своих…А вот сам майор в таком раскладе оказывается никому не нужен. Как раз, наоборот. Он теперь лишнее, а потому опасное звено в этой темной истории, потенциальный источник утечки.Видимо, Асхабов почувствовал настроение гостя:— Все в руке Аллаха!— Посмотрим.Глупо умирать заранее. Это мы всегда успеем… Поэтому Владимир Александрович сменил тему:— Шамиля что-то давно не видно.— Соскучились?Виноградов с деланным безразличием пожал плечами:— Вы сами сказали, что он доставит меня на границу.— Шамиля пока нет. Он занят. Утром вернется…Собственно, майора сейчас интересовало только, знает ли кто-нибудь кроме одноглазого про пистолет, лежащий сейчас у него за пазухой.— Тогда я, пожалуй, пойду? Попробую заснуть?Вполне возможно, Шамиль в суматохе просто забыл, что отдал ТТ Виноградову. Или не посчитал пока нужным доложить… Тогда у Владимира Александровича появлялся дополнительный шанс.— Конечно. Спокойной ночи!— И вам того же.Поднявшись «к себе», Виноградов согнал с койки прикорнувшего на краю одеяла автоматчика:— Все. Давай, брат, посиди снаружи…Прежде, чем расшнуровать обувь, он прислушался к жалобному похрапыванию Самошина:— Во, бедолага!Журналист лежал на спине и при свете звезд лицо его казалось очень бледным, обиженным и усталым.Владимир Александрович подумал, что, в общем, приятно так обманываться. Уже бывало пару раз, когда в тяжелой ситуации люди, которых он недооценивал и не замечал, оказывались на высоте.Вот и Самошин.Там, дома, вид его не вызывал у майора ничего, кроме пренебрежения и снисходительной ухмылки. А ведь гляди-ка! Глупо поступил, но по-мужски: сорвался черт-те куда, пусть в погоне за славой и журналистским долгом, полез под пули…— Алексей… Эй, слышишь? Леха!Но сосед продолжал храпеть, и Виноградову пришлось вылезти из-под одеяла, чтобы перевернуть его на бок.Стало тихо.И Владимир Александрович заснул, придерживая рукой пистолет.… Утро Самошин начал с извинений:— Здорово я вчера перебрал? Да?— Ерунда. По такому случаю можно.— Но я точно ничего такого не сделал? Такого… старик, ну ты понимаешь?— Все в порядке, Алексей.— Не ругался? Во сне не кричал? Нет?— Нет. Храпеть ты, правда, здоров! Как жена терпит?— А я разведенный, — хохотнул Самошин. — Прости, старик! Нужно было в меня кинуть чем-нибудь.— Да ты что! — Изобразил испуг Владимир Александрович. — А если бы зашиб ненароком? Такую ценную персону…— Да, кстати. А сколько за меня заплатили? — Журналист придержал за локоть готового уже выйти из комнаты Виноградова.Майор поскреб затылок:— Башку бы вымыть… Леха, послушай! Не надо меня об этом спрашивать, ладно? Договорились?— Хорошо, старик. А кого спрашивать? Кто платил?— Не знаю. Скажем так: не знаю! Мое дело маленькое.— Врешь?— В Москве тебе все обьяснят. Что там?В дверь, не постучавшись, сунул бороду охранник.— Да, уже идем… Давай, Леха! Здесь опаздывать не принято.Впрочем, никто никаких претензий не предьявил.Асхабов только посокрушался, что гости пропустили утреннний выпуск телевизионных новостей:— Про вас показали, да! Хронику опять, фотографии…— Серьезно? — Приосанился журналист.— А что конкретно? — Виноградова интересовали подробности.— Сначала дикторша, беленькая такая, словами сообщила: так, мол, и так… рады сообщить зрителям долгожданную новость. Из плена, мол, освобожден наш коллега, специальный корреспондент ЦРТВ Алексей Самошин, захваченный бандитами в горах более месяца назад. Потом несколько кадров прокрутили, из архива, и дикторша снова: это бесспорный успех официальной дипломатии, первый шаг к взаимопониманию между Москвой и её недавним врагом.— А дальше?— Ну, дальше насчет того, что терроризм можно искоренить только совместными усилиями…— Я не об этом, — покачал головой Виноградов.Хозяин сделал печальное лицо и продолжил, явно копируя интонации телевизионной блондинки:— Но, мол, радость омрачена известием о скоропостижной и трагической смерти второго заложника, оператора ЦРТВ Виктора Гвоздюка… Тут его портрет дали, в черной рамке. Представляете?Самошина передернуло:— Представляю. Эх, Витька, Витька… Всего-то ничего не дожил!— Сказано, что он умер в плену от сердечного приступа… Ну, а в конце, конечно, пообещали сообщать подробности. И вечером репортаж покажут — прямо с места событий!— Каких событий? — Не понял Виноградов.— Ну, не знаю, — засмущался журналист. — Наверное, из аэропорта откуда-нибудь… Меня ведь встречать должны, да?— Обязательно. С оркестром и с цветами!Лицо у Асхабова было доброе, но Владимир Александрович предпочел отвести взгляд.— Кто-то приехал?— Сейчас посмотрим.Хозяин выглянул в окно, на шум двигателей:— Это Шамиль!— Прекрасно. Как раз вовремя.Рокот во дворе затих, и тут же одна за другой захлопали двери автомобилей. Со скрежетом открылся бронированный люк БМП, кто-то спрыгнул на землю, послышались гортанные реплики встречающих… Потом по крыльцу прогрохотали кованые подошвы, и в комнату вошел Шамиль.Не то, чтобы он выглядел грязнее или хуже обычного. Но почему-то с первого взгляда стало ясно: минувшую ночь этот человек провел если и не в дороге, то во всяком случае под открытым небом.Шамиль невесело обнялся со своим командиром, кивнул Виноградову, после чего сверкнул зеркальными стеклами на журналиста:— Готов?Владимир Александрович заметил, что очки у вошедшего старые, все с тем же потрескавшимся от удара покрытием.— Да, можно ехать, — ответил Асхабов за всех по-русски. — У вас ведь вещей никаких?— Никаких, — улыбнулся Самошин. — Саныч, ты тоже с нами?Пока майор обяснял, что в аэропорту ему светиться никак нельзя, что о его существовании лучше нигде не упоминать и вообще — забыть напрочь, Шамиль о чем-то докладывал хозяину.Разумеется, слушавший вполуха Виноградов не понял из их разговора ни слова. Но и без перевода можно было догадаться: вести оказались не слишком радостные.— Старик, а как же ты сам обратно? Когда? — Потеребил майора за рукав Самошин.— Скоро, — спохватился Владимир Александрович. — Вчера решили, что сначала отвезут вас к самолету. А потом уже и я: «Прощайте, скалистые горы…» Помнишь песенку?— Помню. Горы эти, мать их душу! Но ты позвони сразу же, как вернешься. Договорились?— Обязательно.— Ох, Саныч, тогда мы с тобой… Мы с тобой, старик… Такое! — Самошин даже прикрыл глаза в предвкушении грядущей череды застолий. Теперь, после освобождения из бандитских лап, жизнь виделась ему одним сплошным праздником в лучах славы и профессионального успеха.— Ну, счастливого пути! — Начальник республиканской гвардии оставил Шамиля и подошел к журналисту:— Как говорится: не поминайте лихом!— Ой, ну что вы… — пожал протянутую руку Самошин. — Спасибо. Спасибо огромное!Уже на крыльце он попрощался с Владимиром Александровичем:— Значит, как договорились?— Конечно. Чтобы без неожиданностей…Журналист не слишком ловко обнял Виноградова и пошел через двор, к прогревающей двигатели колонне.— Доставит? — Майор показывал глазами на Шамиля, открывшего перед недавним заложником дверцу «нивы».— Почему нет? — Усмехнулся Асхабов. — Вас же привез…— Да, кстати! Удалось выяснить насчет той истории с минометным обстрелом? Кто на нас напал?Собеседник поморщился и странновато взглянул на Владимира Александровича:— Нет, майор. Но мы разберемся, так и передайте…Водитель «нивы» подал звуковой сигнал.Колонна из двух бронемашин, грузовика с гвардейцами и нескольких легковых автомобилей тронулась в путь — и вскоре исчезла за поворотом дороги.— Значит, Шамиль пока никого не нашел?Оба понимали, что имеется в виду.Поэтому Асхабов покачал головой и вздохнул:— Там тоже не мальчишки.— Жаль. Большие деньги… Двести тысяч «зеленью»!Собеседник открыл дверь дома и уже в коридоре обернулся к Виноградову:— Майор, а вы уверены, что он того стоит?Ответа не требовалось, но шагая вслед за хозяином Владимир Александрович искал — и не мог найти слова для того, чтобы уравновесить человеческую жизнь с чемоданом резаной и раскрашеной бумаги…Остаток этого и почти весь следующий день Виноградов провел в ожидании.Сначала пришлось немного понервничать по поводу Самошина. Сообщение о том, что спасенного журналиста и труп его напарника передали официальным российским представителям поступило только под вечер. Связь из-за грозового фронта была неустойчивая, но хозяин передал Владимиру Александровичу разговор с Шамилем: добралась колонна до Центрального аэропорта с опозданием, но без происшествий.— Обратно в темноте не поедут. Там останутся.— Почему? — Спросил майор.— Людям отдохнуть надо… К тому же, ночью и в сильный дождь перевал опасен.— Значит, — прикинул Виноградов, — ждать до завтрашнего вечера?— Ну, может, чуть раньше.— А кроме Шамиля меня никто до границы довезти не может?— Вы же видите… — Хозяин подошел к окну и показал на почти пустой двор — Все ушли с колонной, здесь только резерв остался.— Понятно. Позвонить-то хоть можно теперь? «Дяде Васе»?— Разумеется! Почему только теперь? Разве я раньше запрещал? — Пока Виноградов по памяти диктовал номер, во взгляде начальника республиканской гвардии читалась неприкрытая издевка:— Прошу, говорите…— Алле, дядя Вася? — Прижал трубку к уху майор.— Его сейчас нет дома, — ответил молодой женский голос. — Что передать, кто звонил?— Это Володя. Племянник, блин! А когда он будет?— Дядя Вася на выходные уехал. Так что-нибудь передать? — Заученно поинтересовалась далекая собеседница.Владимир Александрович представил её себе — этакая телка в форме старшего прапорщика, посаженная дежурить на сутки среди коммутаторов, магнитофонов и секретных линий связи.Да, действительно — сегодня суббота, у начальства либо банные посиделки, либо преферанс… Словом, заслуженный отдых в конце недели.— Деточка, передай дяде, что я пока здоров. Но очень соскучился!— Это все?— И поцелуй его от меня… куда-нибудь. — Виноградов нажал на кнопку отбоя:— Бар-рдак!Конечно, следовало стереть из из телефронной памяти номер, но он все равно был одноразовым, предусмотренным только на эту операцию, поэтому — пусть…К искреннему удивлению Владимира Александровича, на ужин его не позвали. Пришлось самому спуститься вниз и напомнить о собственном существовании:— Простите… Есть кто живой?Хозяина ни в кабинете, ни в столовой не было.На прежнем месте темнел экраном выключенный телевизор, и Виноградов решил посмотреть хоть какую-нибудь ерунду. Но шарить по полкам в поисках пульта было бы невежливо и опасно, поэтому он пошел дальше, пока не столкнулся в дверях с одной из обслуживавших Асхабова женщин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
* * * Владимир Александрович обернулся на скрип дверных петель:— Спит?— Заснул. — Асхабов прошел к столу. — Убирать?— Да, пожалуй. Мне достаточно.Хозяин взял почти пустую литровую бутыль «Московской», закрыл её и упрятал в шкаф:— Ладно. Аллах простит. Верно, майор?— Не знаю. Я православный, нам разрешается…Вообще-то, они с Асхабовым выпили всего по стаканчику, остальное водка досталось вызволенному из плена журналисту.Вот ему-то как раз водочка пришлась как нельзя кстати…— Успокоился хоть немного?— Ну, в общем — да. Развезло парня, но это и к лучшему.На крепость опустилась ночь, и Владимир Александрович опять остался один на один с начальником республиканской гвардии. Тусклая лампочка под потолком, стол, скатерть… Со стороны могло показаться, что Виноградов заглянул сюда просто по-соседски, на чашку чаю.О главном говорить не хотелось.— Оператора жалко.— Этого, второго? Да, конечно.Всем известно, что для заложников последние сутки перед решением их судьбы являются самыми тяжелыми. Страх и надежда, неуверенность и возбуждение сменяют друг друга, доводя людей до нервного срыва, непоправимо уродуя психику и даже порой — убивая.Алексей Самошин ещё не скоро окончательно оправится от пережитого. А Виктор…— Он что, действительно здорово пил?— Да, постояннно. Зашибал… — Виноградов припомнил отечное, вечно похмельное лицо Гвоздюка.— Он с какого года?— Не помню. Лет на десять-двенадцать старше Алексея.Конечно: возраст уже, подорванное алкоголем сердце. Вот и приступ. Самошин сказал, что Виктор даже не мучался — умер во сне, прошлой ночью. Когда стали будить, спохватились — ан, уже поздно!Бедняга-журналист… Владимир Александрович представил себе, каково это ему было — пролежать несколько часов в полной неизвестности, спеленутым, посреди чужих гор.Да ещё бок о бок с мертвецом.Майора передернуло:— Значит, что у нас получается?— Да, собственно, хорошего мало.Они оба старались «работать» с Самошиным мягко, без давления, но кое-что из его сумбурных, путаных обьяснений вытянуть удалось.Во-первых, обстоятельства похищения. В целом они не отличались от официальной версии: выехали в горы, снимать репортаж про нефтепровод, сразу за перевалом «жигули» остановили вооруженные люди, пришлось пересесть в другую машину. Потом журналистам завязали глаза и повязки снять разрешили только в каком-то бункере…Вообще, за время плена Самошин и Гвоздюк сменили несколько пещер и подвалов. Была, кажется, даже одна городская квартира. Но в подробностях, касающихся численности, вооружения, экипировки и мест базирования похитившей их банды Алексей пока путался — вполне естественно, эту информацию из него вынут позже московские профессионалы.Кормили журналистов небогато, но вдоволь. Не били. Бытовые условия, конечно, убогие — каменный век, но жить можно.Что же касается последних событий, то с точки зрения заложника они развивались так. Позавчера им с Виктором сообщили, что из России наконец прибыли деньги — все двести тысяч долларов. По такому поводу был организован даже праздничный ужин…Но уже следующим вечером произошло что-то страшное: шум, стрельба, нечеловеческие крики. Когда все стихло, заложникам показали окровавленное тело. Якобы, человек под пытками признал, что послан для организации побега журналистов. И что ночью готовится нападение спецназа на лагерь… В подтверждение этого была продемонстрирована записка Виноградова.— Саныч, я ведь сразу понял, что это ты писал! — Хитро улыбнулся уже окончательно осоловевший от выпитого Алексей. — Когда там насчет метро был намек… Насчет той истории, верно?— Верно, — кивнул без особой охоты майор. — А потом что?— Потом нам наручники надели. И сразу увели, суки… Куда-то ещё дальше в горы… А ночью Витька умер!Самошин успел ещё поведать, как нынешним утром его связали, бросили рядом с покойником на пол «мазды» и отвезли в неизвестность.После этого началась очередная пьяная истерика, и хозяин увел журналиста спать — под присмотр автоматчиков.… Владимир Александрович зевнул:— Ладно. Поздно уже… Я готов!— К чему? — Поднял брови Асхабов.— Ну, хотя бы выслушать ваши предложения. Предложения по версии, которая станет официальной.— А в чем, собственно, дело? Что вас смущает, майор?Виноградов отставил чашку:— Ничего себе, шуточки… Самошин — это, конечно, хорошо. Но ведь бандиты нас все-таки надули, второй-то журналист вернулся мертвым! А российские деньги, между прочим, заплачены за обоих заложников, припоминаете?Хозяин опять сделал удивленное лицо:— Какие деньги?Несколько секунд в комнате висела тишина — Владимир Александрович обдумывал слова собеседника.Асхабов продолжил:— Ведь кто вообще знает про то, что передавался какой-то выкуп? Про его размер? Никто! Просто будет заявлено: совместными усилиями дипломатов, а также правоохранительных органов обеих стран освобожден остававшийся в живых заложник. И второго бы спасли, но… Так сказать, несчастный случай, в котором меньше всего виноваты наши и ваши спецслужбы.Виноградов вздохнул:— Понятно. Красивая картинка… Вопросов нет.— Да ни у кого их не будет, поверьте! Мировая общественность обрадуется до жопы, что хоть так эта история закончилась… А двести тысяч долларов для Москвы — не деньги, верно? Спишут, не впервой!Возразить оказалось нечего:— Спишут. Не впервой.Ставки в игре значительно больше, чем портфель с валютой или даже судьба несчастного пьяницы-оператора. Кто-то там, наверху, привычно сдает карту, кто-то вистует, кто-то уходит без двух или остается при своих…А вот сам майор в таком раскладе оказывается никому не нужен. Как раз, наоборот. Он теперь лишнее, а потому опасное звено в этой темной истории, потенциальный источник утечки.Видимо, Асхабов почувствовал настроение гостя:— Все в руке Аллаха!— Посмотрим.Глупо умирать заранее. Это мы всегда успеем… Поэтому Владимир Александрович сменил тему:— Шамиля что-то давно не видно.— Соскучились?Виноградов с деланным безразличием пожал плечами:— Вы сами сказали, что он доставит меня на границу.— Шамиля пока нет. Он занят. Утром вернется…Собственно, майора сейчас интересовало только, знает ли кто-нибудь кроме одноглазого про пистолет, лежащий сейчас у него за пазухой.— Тогда я, пожалуй, пойду? Попробую заснуть?Вполне возможно, Шамиль в суматохе просто забыл, что отдал ТТ Виноградову. Или не посчитал пока нужным доложить… Тогда у Владимира Александровича появлялся дополнительный шанс.— Конечно. Спокойной ночи!— И вам того же.Поднявшись «к себе», Виноградов согнал с койки прикорнувшего на краю одеяла автоматчика:— Все. Давай, брат, посиди снаружи…Прежде, чем расшнуровать обувь, он прислушался к жалобному похрапыванию Самошина:— Во, бедолага!Журналист лежал на спине и при свете звезд лицо его казалось очень бледным, обиженным и усталым.Владимир Александрович подумал, что, в общем, приятно так обманываться. Уже бывало пару раз, когда в тяжелой ситуации люди, которых он недооценивал и не замечал, оказывались на высоте.Вот и Самошин.Там, дома, вид его не вызывал у майора ничего, кроме пренебрежения и снисходительной ухмылки. А ведь гляди-ка! Глупо поступил, но по-мужски: сорвался черт-те куда, пусть в погоне за славой и журналистским долгом, полез под пули…— Алексей… Эй, слышишь? Леха!Но сосед продолжал храпеть, и Виноградову пришлось вылезти из-под одеяла, чтобы перевернуть его на бок.Стало тихо.И Владимир Александрович заснул, придерживая рукой пистолет.… Утро Самошин начал с извинений:— Здорово я вчера перебрал? Да?— Ерунда. По такому случаю можно.— Но я точно ничего такого не сделал? Такого… старик, ну ты понимаешь?— Все в порядке, Алексей.— Не ругался? Во сне не кричал? Нет?— Нет. Храпеть ты, правда, здоров! Как жена терпит?— А я разведенный, — хохотнул Самошин. — Прости, старик! Нужно было в меня кинуть чем-нибудь.— Да ты что! — Изобразил испуг Владимир Александрович. — А если бы зашиб ненароком? Такую ценную персону…— Да, кстати. А сколько за меня заплатили? — Журналист придержал за локоть готового уже выйти из комнаты Виноградова.Майор поскреб затылок:— Башку бы вымыть… Леха, послушай! Не надо меня об этом спрашивать, ладно? Договорились?— Хорошо, старик. А кого спрашивать? Кто платил?— Не знаю. Скажем так: не знаю! Мое дело маленькое.— Врешь?— В Москве тебе все обьяснят. Что там?В дверь, не постучавшись, сунул бороду охранник.— Да, уже идем… Давай, Леха! Здесь опаздывать не принято.Впрочем, никто никаких претензий не предьявил.Асхабов только посокрушался, что гости пропустили утреннний выпуск телевизионных новостей:— Про вас показали, да! Хронику опять, фотографии…— Серьезно? — Приосанился журналист.— А что конкретно? — Виноградова интересовали подробности.— Сначала дикторша, беленькая такая, словами сообщила: так, мол, и так… рады сообщить зрителям долгожданную новость. Из плена, мол, освобожден наш коллега, специальный корреспондент ЦРТВ Алексей Самошин, захваченный бандитами в горах более месяца назад. Потом несколько кадров прокрутили, из архива, и дикторша снова: это бесспорный успех официальной дипломатии, первый шаг к взаимопониманию между Москвой и её недавним врагом.— А дальше?— Ну, дальше насчет того, что терроризм можно искоренить только совместными усилиями…— Я не об этом, — покачал головой Виноградов.Хозяин сделал печальное лицо и продолжил, явно копируя интонации телевизионной блондинки:— Но, мол, радость омрачена известием о скоропостижной и трагической смерти второго заложника, оператора ЦРТВ Виктора Гвоздюка… Тут его портрет дали, в черной рамке. Представляете?Самошина передернуло:— Представляю. Эх, Витька, Витька… Всего-то ничего не дожил!— Сказано, что он умер в плену от сердечного приступа… Ну, а в конце, конечно, пообещали сообщать подробности. И вечером репортаж покажут — прямо с места событий!— Каких событий? — Не понял Виноградов.— Ну, не знаю, — засмущался журналист. — Наверное, из аэропорта откуда-нибудь… Меня ведь встречать должны, да?— Обязательно. С оркестром и с цветами!Лицо у Асхабова было доброе, но Владимир Александрович предпочел отвести взгляд.— Кто-то приехал?— Сейчас посмотрим.Хозяин выглянул в окно, на шум двигателей:— Это Шамиль!— Прекрасно. Как раз вовремя.Рокот во дворе затих, и тут же одна за другой захлопали двери автомобилей. Со скрежетом открылся бронированный люк БМП, кто-то спрыгнул на землю, послышались гортанные реплики встречающих… Потом по крыльцу прогрохотали кованые подошвы, и в комнату вошел Шамиль.Не то, чтобы он выглядел грязнее или хуже обычного. Но почему-то с первого взгляда стало ясно: минувшую ночь этот человек провел если и не в дороге, то во всяком случае под открытым небом.Шамиль невесело обнялся со своим командиром, кивнул Виноградову, после чего сверкнул зеркальными стеклами на журналиста:— Готов?Владимир Александрович заметил, что очки у вошедшего старые, все с тем же потрескавшимся от удара покрытием.— Да, можно ехать, — ответил Асхабов за всех по-русски. — У вас ведь вещей никаких?— Никаких, — улыбнулся Самошин. — Саныч, ты тоже с нами?Пока майор обяснял, что в аэропорту ему светиться никак нельзя, что о его существовании лучше нигде не упоминать и вообще — забыть напрочь, Шамиль о чем-то докладывал хозяину.Разумеется, слушавший вполуха Виноградов не понял из их разговора ни слова. Но и без перевода можно было догадаться: вести оказались не слишком радостные.— Старик, а как же ты сам обратно? Когда? — Потеребил майора за рукав Самошин.— Скоро, — спохватился Владимир Александрович. — Вчера решили, что сначала отвезут вас к самолету. А потом уже и я: «Прощайте, скалистые горы…» Помнишь песенку?— Помню. Горы эти, мать их душу! Но ты позвони сразу же, как вернешься. Договорились?— Обязательно.— Ох, Саныч, тогда мы с тобой… Мы с тобой, старик… Такое! — Самошин даже прикрыл глаза в предвкушении грядущей череды застолий. Теперь, после освобождения из бандитских лап, жизнь виделась ему одним сплошным праздником в лучах славы и профессионального успеха.— Ну, счастливого пути! — Начальник республиканской гвардии оставил Шамиля и подошел к журналисту:— Как говорится: не поминайте лихом!— Ой, ну что вы… — пожал протянутую руку Самошин. — Спасибо. Спасибо огромное!Уже на крыльце он попрощался с Владимиром Александровичем:— Значит, как договорились?— Конечно. Чтобы без неожиданностей…Журналист не слишком ловко обнял Виноградова и пошел через двор, к прогревающей двигатели колонне.— Доставит? — Майор показывал глазами на Шамиля, открывшего перед недавним заложником дверцу «нивы».— Почему нет? — Усмехнулся Асхабов. — Вас же привез…— Да, кстати! Удалось выяснить насчет той истории с минометным обстрелом? Кто на нас напал?Собеседник поморщился и странновато взглянул на Владимира Александровича:— Нет, майор. Но мы разберемся, так и передайте…Водитель «нивы» подал звуковой сигнал.Колонна из двух бронемашин, грузовика с гвардейцами и нескольких легковых автомобилей тронулась в путь — и вскоре исчезла за поворотом дороги.— Значит, Шамиль пока никого не нашел?Оба понимали, что имеется в виду.Поэтому Асхабов покачал головой и вздохнул:— Там тоже не мальчишки.— Жаль. Большие деньги… Двести тысяч «зеленью»!Собеседник открыл дверь дома и уже в коридоре обернулся к Виноградову:— Майор, а вы уверены, что он того стоит?Ответа не требовалось, но шагая вслед за хозяином Владимир Александрович искал — и не мог найти слова для того, чтобы уравновесить человеческую жизнь с чемоданом резаной и раскрашеной бумаги…Остаток этого и почти весь следующий день Виноградов провел в ожидании.Сначала пришлось немного понервничать по поводу Самошина. Сообщение о том, что спасенного журналиста и труп его напарника передали официальным российским представителям поступило только под вечер. Связь из-за грозового фронта была неустойчивая, но хозяин передал Владимиру Александровичу разговор с Шамилем: добралась колонна до Центрального аэропорта с опозданием, но без происшествий.— Обратно в темноте не поедут. Там останутся.— Почему? — Спросил майор.— Людям отдохнуть надо… К тому же, ночью и в сильный дождь перевал опасен.— Значит, — прикинул Виноградов, — ждать до завтрашнего вечера?— Ну, может, чуть раньше.— А кроме Шамиля меня никто до границы довезти не может?— Вы же видите… — Хозяин подошел к окну и показал на почти пустой двор — Все ушли с колонной, здесь только резерв остался.— Понятно. Позвонить-то хоть можно теперь? «Дяде Васе»?— Разумеется! Почему только теперь? Разве я раньше запрещал? — Пока Виноградов по памяти диктовал номер, во взгляде начальника республиканской гвардии читалась неприкрытая издевка:— Прошу, говорите…— Алле, дядя Вася? — Прижал трубку к уху майор.— Его сейчас нет дома, — ответил молодой женский голос. — Что передать, кто звонил?— Это Володя. Племянник, блин! А когда он будет?— Дядя Вася на выходные уехал. Так что-нибудь передать? — Заученно поинтересовалась далекая собеседница.Владимир Александрович представил её себе — этакая телка в форме старшего прапорщика, посаженная дежурить на сутки среди коммутаторов, магнитофонов и секретных линий связи.Да, действительно — сегодня суббота, у начальства либо банные посиделки, либо преферанс… Словом, заслуженный отдых в конце недели.— Деточка, передай дяде, что я пока здоров. Но очень соскучился!— Это все?— И поцелуй его от меня… куда-нибудь. — Виноградов нажал на кнопку отбоя:— Бар-рдак!Конечно, следовало стереть из из телефронной памяти номер, но он все равно был одноразовым, предусмотренным только на эту операцию, поэтому — пусть…К искреннему удивлению Владимира Александровича, на ужин его не позвали. Пришлось самому спуститься вниз и напомнить о собственном существовании:— Простите… Есть кто живой?Хозяина ни в кабинете, ни в столовой не было.На прежнем месте темнел экраном выключенный телевизор, и Виноградов решил посмотреть хоть какую-нибудь ерунду. Но шарить по полкам в поисках пульта было бы невежливо и опасно, поэтому он пошел дальше, пока не столкнулся в дверях с одной из обслуживавших Асхабова женщин:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12