Капитан Айртон тотчас велел рулевому править
в ту сторону.
Последующие события показали, что лучше бы капитан проявлял
человеколюбие на своем судне.
Мы внимательно наблюдали за горизонтом, но новых сигналов не
последовало. Должно быть, потерпевшие крушение, заметив огни "Моржа",
подожгли свой парус в последней отчаянной попытке привлечь наше внимание.
Мы подошли к ним только под утро. Розовое сияние зари осветило
безбрежный океанский простор и на нем - одиноко дрейфующий баркас.
Ник вооружился подзорной трубой, потом передал ее мне. Я увидел
рослого, широкоплечего человека. Он был одет в костюм из доброго сукна,
отделанная позументом шляпа оставляла открытым высокий чистый лоб. Он
улыбался во весь рот, зато его товарищ, коренастый моряк с почерневшим от
солнечных лучей лицом, лежал при последнем издыхании плашмя на банках.
- Вы подниметесь сами или вам надо помочь? - крикнул капитан Айртон.
Человек в шляпе лихо отдал ему честь и звонко ответил:
- Я поднимусь к вам мигом, сэр, но за Томом придется спустить люльку:
бедняга чуть жив!
Здоровяк поднялся по трапу и ступил на палубу, приветствуя капитана
почтительным жестом и широкой, до ушей, улыбкой, от которой его кроткие
голубые глаза вспыхнули мальчишеским задором.
- Докладывает капитан Сильвер, сэр, - заговорил он приятным и
вежливым голосом, - бывший шкипер и совладелец барка "Розалия" -
невольничьего судна, вышедшего из Гвинеи двадцать девять дней тому назад!
Господь благослови вас, сэр, мой добрый плотник и я не забудем, что вы
спасли нам жизнь, во всяком случае мне, так как боюсь, что бедняге Тому
уже ничто не поможет.
Айртон спросил, сколько дней они пробыли в лодке.
- Двадцать три, - последовал ответ. - От всей команды осталось только
четверо после того, как на корабле вспыхнул пожар, спустя неделю после
отплытия!
- Что же случилось с остальными двумя? - осведомился капитан.
- Отдали концы, сэр, как честные моряки, служившие своему капитану до
последнего вздоха, - отчеканил Сильвер. - А теперь, сэр, я ваш слуга на
всю жизнь, прошу извинить меня, только дайте мне добрую кружку холодной
воды. Отныне я пью одну воду, сэр. Скорее умру, чем разбавлю ее
чем-нибудь!
Пока они беседовали, два моряка спустились в баркас и положили
бесчувственного плотника в люльку. Затем его подняли на борт и отнесли в
каюту.
В тот день и последующую ночь я больше не видел спасенных. С ними
обращались хорошо, и Ник, которого вызвали осмотреть плотника, сообщил
мне, что он встанет на ноги через день-два, а Сильвер пребывает в полном
здравии, словно не было никакого бедствия.
- Уж если кого называть удачником, то именно этого работорговца, -
сказал Ник. - Чтобы такое вынести, нужно иметь сложение и запас сил, как у
хорошего быка.

5
Всяких людей можно встретить на море, Джим. За двадцать лет скитаний
я повидал и хороших, и плохих, но Сильвер ни в какие мерки не ложился.
Угадать, что у него на уме, было просто невозможно, и никто, даже сам
Флинт, не мог чувствовать себя в безопасности рядом с ним. Иногда вы
приходили к окончательному и бесповоротному убеждению, что он последний
мерзавец, негодяй от клотика до киля, но в следующий миг он хлопал вас по
плечу и вел себя так, что вы спрашивали себя - уж не возводите ли вы
напраслину на лучшего товарища, какого только можно себе представить?
Люди вроде Флинта, Билли Бонса или Хендса были перед ним милыми
детками. Назовите их головорезами, свирепыми, как разъяренный бык, но
Сильвер, тот вообще был не человек, а помесь дьявола, башибузука,
рубахи-парня и горничной.
В отличие от Пью или, скажем, Черного Пса, Джон рос не оборванцем.
Отец его, как я слышал, держал постоялый двор в Топшеме и сколотил
достаточно денег, чтобы дать сыну хорошее образование. Да только
Сильвер-младший оказался слишком твердым орешком для школьных учителей.
Обломав об одного из них палки, предназначенные для его же воспитания,
Джон бежал и завербовался на каботажное судно.
Вскоре он стал уже плавать в дальние рейсы, не раз ходил в Левант.
Одно из плаваний едва не кончилось печально для Джона. Вместе со всей
командой он попал в плен к алжирским пиратам; да только Окорок оказался
слишком скользким, чтобы эти нехристи смогли удержать его. Однажды ночью
он прокрался на полуют и выбросил капитана за борт, после чего расправился
с вахтенными, освободил белых пленников и привел пиратскую галеру в Геную
с богатой добычей.
Набив карман, Джон Сильвер приобрел пай в одной из Восточных компаний
и со временем сделался бы преуспевающим дельцом, если бы его судно,
"Кентскую Деву", не захватили пираты. С ними он очутился в лагере капитана
Ингленда на Мадагаскаре.
В те времена Мадагаскар был пиратским раем, и Джон очень скоро стал
своего рода главнокомандующим всей северной части этого кровавого острова.
Когда на корабле Ингленда вспыхнул бунт и капитана высадили на
острове Св. Маврикия, Сильвер остался с ним. Вместе они затеяли
работорговое предприятие, которое привело их в Карибское море. Здесь их
пути разошлись. Джон всерьез занялся работорговлей, подрядившись
поставлять невольников на плантации Нового Света и дважды удачно сбыл
живой груз, а на третий раз его постигло худшее, что только может
случиться на корабле, - пожар в открытом море.
Сам он, как всегда, ухитрился спасти свою шкуру, и он не обманул
капитана, сообщив, что, кроме него, спаслось еще трое. Но Сильвер сказал
капитану не все. Об этом я узнал потом от Тома Моргана, того самого
плотника, которого подняли скорее мертвого, чем живого, на борт "Моржа".
Он видел собственными глазами, как Сильвер убил ножом белого и
вышвырнул за борт негра. Смертельный страх перед Сильвером остался у Тома
на всю жизнь, и не без основания: он считал, что быть бы и ему за бортом,
не подбери мы их вовремя. Он был на редкость догадлив, этот Том Морган.

6
Говорят, если ты выудил человека из воды и спас его от гибели, то
будешь связан с ним на всю жизнь, Джим. Что-то в этом роде произошло и
теперь. В несколько часов Сильвер сделался на корабле своим человеком.
Молодой помощник капитана поместил его у себя в каюте, а столовался Джон
вместе с самим капитаном и офицерами охраны.
Долгое плавание нагоняет скуку, а в Сильвере они нашли приятного
собеседника: когда Джон был в ударе, слушатели забывали обо всем на свете.
Большинство матросов быстро привыкли называть Сильвера его
корабельным прозвищем - Окорок. Обходительность Джона и щедрость, с какой
он раздавал серебро из позвякивающего парусинового мешка, спасенного от
пожара, быстро сделали его всеобщим любимцем.
Как ни странно, изо всех только Ник не поддался тогда его чарам.
- Не пойму я что-то этого Сильвера, - сказал он мне однажды. - Каждый
раз, когда мне встречаются этакие краснобаи, я настораживаюсь. Откуда
вдруг такое благочестие у работорговца?
В самом деле, получив однажды разрешение присутствовать при осмотре
каторжников, Сильвер деловито семенил между рядами кандальников и извергал
из себя потоки благочестивых речей, которые сделали бы честь любому
расстриге.
- И еще, - продолжал Ник. - Когда мы были внизу, я слышал, как один
из ссыльных назвал его Окороком. Откуда эти люди могут знать кличку
Сильвера?
В тот же день мы приблизились к разгадке этой тайны.
Вскоре после захода солнца в нашу каюту просунулась голова Сильвера.
- Прошу извинить меня, мистер врач, - произнес он с обычной
почтительностью. - Капитан Айртон был так любезен, что разрешил мне
спуститься вниз к этим бедолагам и раздать им немного табачку!
Я немало удивился, но Ник и глазом не моргнул.
- Без охраны? - спросил он с расстановкой. - И вам не страшно, мистер
Сильвер, появляться одному среди этих людей?
- Нет, сэр, нисколько, - ответил Сильвер невозмутимо. - Да и чего мне
страшиться? Когда небесный кормчий соблаговолил направить мой челн прямо к
вашему судну, он сделал это не для того, чтобы я был растерзан шайкой
кандальников! Я убежден, что он уготовил мне более достойную судьбу, сэр!
Ник громко расхохотался.
- Ладно, мистер Сильвер, - сказал он самым любезным тоном. - Я уже
спускался сегодня в трюм и ничуть не жажду сделать это еще раз. Вот ключ
от люка.
Мы прошли вдвоем на нос. Вахтенные удивились, что мы идем без солдат,
но Сильвер, не колеблясь, нырнул в темное отверстие люка. Я последовал за
ним.
Едва мы очутились одни, как он доверительно обратился ко мне:
- Бен, дружище, мне кажется, я могу сказать тебе правду и положиться
на тебя. Понимаешь, сердце мое обливается кровью, когда я вижу, что с
человеческими созданиями обращаются как со скотом. Поэтому я собрал в
ведерке кое-что из еды, чтобы отдать самым достойным из этих несчастных.
Ты поднимись быстренько по трапу и пройди к каюте. В ней никого нет,
помощник на вахте, а ведерко стоит сразу за дверью.
На то, чтобы забрать ведерко и вернуться, у меня ушло минут пять или
десять, но, когда я достиг конца трапа, из темноты протянулась рука и
затащила меня за переборку. Голос Ника прошептал мне на ухо, чтобы я не
двигался с места. Очевидно, Ник шел за нами до носового люка, а потом
подождал, когда я пройду на корму, и спустился по трапу.
В колеблющемся свете фонаря я увидел Сильвера. Он шептался о чем-то с
Пью, и Хендс тоже пододвинулся к ним, насколько позволяла цепь. Мы с Ником
напрягли слух до предела, но смогли уловить только два слова: "Флинт" и
"Порт-Ройял".
Наконец Сильвер выпрямился и крикнул:
- Бен, ты здесь?
Ник живо поднялся вверх по трапу, успев сказать, чтобы я сразу же
привел Сильвера к нему.
Я прошел к Джону и подал ему ведерко, которое затем перешло в руки к
Пью.
Сильвер громко произнес:
- Ну вот, поделите это с соседями, а завтра получите еще - для тех,
кто этого заслуживает.
- Господь да благословит вас, мистер Сильвер, - отозвался Черный Пес.
- Никто из нас никогда не забудет вашу доброту - верно, парни?
Послышалось одобрительное бормотание, однако что-то подсказывало мне,
что все это говорится для меня, а не для Сильвера.
Как только мы поднялись и заперли люк, я сказал Сильверу, что Ник
ждет его. Он сразу же подчинился. Ник сидел на своем рундуке и попыхивал
сигарой.
- Сильвер, - начал он резким тоном, едва я прикрыл дверь. - Вы сами
расскажете, какое дело задумали, или мне обратиться к капитану?
Надо было в эту минуту видеть лицо Сильвера. Выражения сменялись одно
за другим, пока не застыла на лице смесь грусти и печального удивления.
- Добро, мистер врач, - вымолвил он наконец. - Чувствую, что вы
раскусили меня, и поделом - не пытайся провести такого образованного
джентльмена, как вы!
- Ладно, ладно, - ответил Ник со смехом в голосе. - Итак, сколько
человек вы отобрали для себя?
Сильвер не спеша сел; он успел полностью овладеть собой.
- Лучше говорить все как есть, раз вы меня обошли. Могу только
добавить, что вы не проиграете, если поладите со мной, мистер Аллардайс.
Дело обстоит несколько сложнее, чем вы думаете. Двое из тех, что гниют там
внизу а кандалах, мои старые корабельные товарищи. А я не такой человек,
чтобы отвернуться от друзей, застрявших на подветренном берегу, вот какое
дело, мистер врач!
- Которые двое?
- Габриэл Пью и Израэль Хендс, - ответил Сильвер без запинки. - Я
плавал с ними обоими на борту "Королевской удачи", со вторым года два
назад, когда было покончено с Эдом Тичем, и Хендс явился без гроша в
кармане на Нью-Провиденс!
- Насколько мне известно, - ухмыльнулся Ник, - "Королевская удача"
была пиратским судном, а Нью-Провиденс - заповедным краем пиратов, где они
могли сбывать добычу, не опасаясь нескромных вопросов?
Сильвер даже не сморгнул.
- Совершенно верно, - сказал он. - Как и то, что у вас острый глаз и
хорошая память. Да только вы, похоже, никогда не слыхали о королевской
амнистии, которой я воспользовался с большинством членов берегового
братства.
С этими словами он достал из кармана и бросил на стол грязный свиток
пергамента.
Свиток был испещрен буквами, написанными рукой какого-то законника;
внизу красовалась большая красная печать, потрескавшаяся и обломанная по
краям, но сохранившая рисунок королевского герба.
Ник внимательно изучил пергамент, и раз уж я взялся поведать вам все,
что знаю о золотой поре карибских флибустьеров, стоит, пожалуй, рассказать
поподробнее об "индульгенции Вудса-Роджерса".
Капитан Вудс-Роджерс стал губернатором нескольких островов Карибского
моря лет за сорок до событий, о которых я вам говорю. Ему удалось склонить
английского короля на то, чтобы объявить полную амнистию всем, кто бросит
разбойный промысел и вместо этого займется колонизацией заморских земель,
став частным плантатором или торговцем. Пиратам разрешалось сохранить все
добытое имущество: корабли, золото, серебро, драгоценности...
Большинство членов берегового братства воспользовалось прощением, и в
той части света пиратство прекратилось на много лет. Конечно, как только
Вудс-Роджерс умер, все началось сначала. Время от времени губернаторы
Ямайки и других владений объявляли новые амнистии, но все они назывались
по имени первого человека, которому эта мысль пришла в голову.
- Слыхал я об "индульгенциях", но вижу впервые! - сказал Ник. -
Однако мне непонятно: если амнистия объявлена для всех, почему ваши
приятели до сих пор в кандалах?
- Находятся люди, - произнес Сильвер назидательно, - которым
недостает ума воспользоваться милостью Его Величества и начать новую
жизнь. А вот я, сами видите, распростился с прошлым и занялся честным
промыслом, как записано на этом клочке бумаги.
- А капитану Айртону известно об этом? - спросил Ник.
- Нет, сэр, - отчеканил Сильвер. - Я решил, что ему это незачем. И
давайте договоримся сей же час, что все будет шито-крыто. Там внизу сидят
двое добрых моряков, которые пригодятся мне, когда я обзаведусь кораблем.
- Но ведь вы можете просто купить их, - заметил Ник.
- Нет, сэр, не могу, - возразил Джон. - Шкипер сказал, что все
каторжники на корабле уже расписаны по плантаторам Северной и Южной
Каролины.
- Что же вы намерены сделать? - спросил Ник.
- Помочь им сняться с якоря, когда мы зайдем за провиантом в
Порт-Ройял, - ответил Сильвер прямо. - Они мне нужны, и я добьюсь своего -
это мой долг перед друзьями!
- Вы, видно, очень доверчивый человек, что делитесь со мной своими
планами, - медленно произнес Ник.
- Нет, сэр, вы ошибаетесь, - Сильвер осклабился. - Вы извините меня,
но мне сдается, что с вами можно поладить. Двадцать гиней за молчание!
Ник расхохотался.
- А если я пообещаю вам молчать совершенно бесплатно? - предложил он.
Глаза Сильвера сузились.
- Одно из двух, мистер Аллардайс. - Либо вы на редкость великодушный
джентльмен, либо знаете сами, почем фунт лиха! Итак, по рукам, сэр?
- Только эти двое? - спросил Ник.
- Только двое, провалиться мне на этом месте! - воскликнул Сильвер.
Отсюда все и началось: у меня на глазах Ник Аллардайс, сын
приходского священника, и Джон Сильвер, пират и работорговец, ударили по
рукам и стали, так сказать, птицами одного полета...
После той ночи они с Сильвером редко разлучались.
...Но вот настал долгожданный день, когда мы услышали крик
впередсмотрящего:
- Земля!
Мы подошли к первому из множества островов, протянувшихся вдоль
горизонта, словно изумруды по краю огромной синей чаши. А вслед за тем
показался ослепительно белый Порт-Ройял, и мы бросили якорь на рейде,
окруженные кораблями всех размеров и всех наций.
Плоскодонные лодки с командой из чернокожих негров или бронзоволицых
метисов, а в лодках целые горы дынь, апельсинов, гранатов, при виде
которых текут слюнки... В обширном полукруге залива огромные корабли под
английским, французским, голландским или испанским флагом, с зарифленными
парусами... Шхуны, люгеры, шнявы, барки, бриги, ялики... Неиссякаемый
поток людей, перекликающихся на дюжине различных языков. А краски, Джим!
Ярко-красные мундиры морской пехоты, золотистый песок за полосой прибоя,
слепящая глаз белизна правительственных зданий вдоль пристани, серебряные
блики на оружии часовых на крепостном валу и на металлических пуговицах
нарядно одетых мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16