..
Софья Петровна. Не надо меня зря обнадеживать, ты же прекрасно знаешь, что наш Антошка никуда далеко от дома не отлучался (плачет)...Читай, я больше не буду...
Боголь. (Сняв очки, протирает их, продолжает читать) Впереди, на блестевшей от росы траве, по нижним венцам строения медленно перемещались странные тени. Словно волоклись две штанины -- одна скользила по земле, другая сонным движением -- по бревнам...Хоть мал и несмышлен был Ромка, но понял -- возврата оттуда, где пребывали увиденные им мама Оля, дед и Вадим, не бывает. Их жизни, видно, давно уже, через сплетенную когда-то самим дедом веревку, ушли в крышу, а оттуда -- в небо...
Софья Петровна. Их что -- повесили?
Боголь. Фашистские каратели... были такие летучие отряды, которые ночью, под видом партизан, заявлялись к местным жителям, чтобы выведать у них, где находится партизанский лагерь...
Софья Петровна. Что стало с этим Ромкой? Ты мне расскажи своими словами, а то страшно, когда читаешь...Словно приговор...
Боголь. Да тут осталось полторы странички, потерпи... (продолжает читать)... Повешенные под козырьком крыши, вразнобой, маятниками покачивались, отчего юбка у колен мамы Оли складывалась и вновь расправлялась тугим парусом...Он вернулся во двор и торопливо стал что-то искать под клетью. И то, что он там, наконец, отыскал, обхватил обеими руками, прижал к груди. Это была граната-лимонка, извлеченная им из тайника Вадима.
Софья Петровна. (Перебивая) Мне становится жутко, но ты читай, читай...
Боголь. Он вышел с ней...то есть с гранатой... Надеюсь, ты понимаешь, о чем идет речь...
Софья Петровна. С гранатой-лимонкой, похожей на круглую вафлю, я однажды в кино такую видела...
Боголь. (Продолжает читать) Он вышел с ней на середину двора, выбеленного звездным светом, поднял голову, что-то по-своему залопотал, и непонятно было -- то ли он что-то у неба просил, то ли что-то ему выговаривал... Просунув в кольцо гранаты два пальца, дернул его... Но кольцо не сдвинулось с места... (прислушивается) Слышишь, Сонечка, сирена... Кому-то, видимо, плохо, а может, это пожарная машина по вызову поехала... Все, кончаю читать...По-прежнему стрекоча, словно в игре с Тамаркой...это его старшая сестра...словно в игре с Тамаркой, он накинул на гвоздь кольцо гранаты. И, не давая себе ни секунды на прощание с жизнью, всем своим измотанным бегом и страданиями тельцем повис на несущем избавление рубчатом металле...
Софья Петровна. Неужели этот ребенок взорвал себя? Разве такое могло быть в жизни?
Пауза.
Боголь. А разве могло быть в жизни то, что произошло с нами?
Пауза.
Ох, Софочка, ты тогда спала и не знаешь страшной правды...Пожар произошел по нашей, вернее, по моей вине.(не снимая очков, под стеклами, указательным пальцем, трет глаза)...
Софья Петровна. Прошу тебя, заткни мне уши, я не хочу этого слышать...Я ведь догадывалась, ты готовил что-то с часами, припаивал к ним какие-то провода... Я тогда крепко заснула...
Боголь. Потому что в чае я тебе дал три таблетки снотворного...
Софья Петровна. И как ты мог...
Боголь. Именно потому, что я уже не мог... Не мог смотреть на твои адские мучения, на всю эту чертовски неопределенную жизнь, на свою беспомощность, нищету... А что нас ждет впереди?
Софья Петровна. Но ты же лишил всех остальных жилья, принес хорошим людям такое горе...
Боголь. Я этого не желал. Я тоже принял снотворного, а реле не включилось, произошло замыкание... Пожар, видимо, начался на кухне, там был включен удлинитель... Уже все горело и я едва успел вынести тебя... Ох, как все нелепо, вся жизнь сплошная нелепица и обман (трет кулаком глаза)...Клянусь Богом, я не хотел принести горе другим...Мне нет прощения...
Софья Петровна. Молчи, если узнают, тебя посадят в тюрьму и я останусь совсем одна...Кто-то сюда едет... Молчи, теперь никому ничем не поможешь...
Боголь. Да, но... Я и так молчал, оправдывая свою трусость твоей беспомощностью... Я все равно должен за это ответить...
Софья Петровна. Ответишь на том свете... Будешь вариться в кипящей смоле (плачет навзрыд)... Хотя я и сама не знаю, как жить дальше...Но ты молчи, все равно ничем уже не поможешь...
Рядом смолкают шумы машин, слышны веселые голоса. Первыми на сцену выходят Рубин, Светлана, а между ними израильская гостья Юля... Она в светлом, цветастом, свободно облегающем платье до пят, на голове шляпа с большими полями, темные очки, в руках букет васильков... Светлана в белом, с большим вырезом на спине платье, Людмила на высоких каблуках и тоже в светлых красивых одеждах. Преобразился и Борис Наумович, на нем светлые брюки и темно-синий жакет с блестящими пуговицами, что делает его похожим на денди...Контрастно выглядит Роман Иванович, он сменил клетчатую рубашку и невзрачные, неопределенного цвета брюки на фирменный джинсовый костюм, из-под которого выглядывает распахнутый ворот красной рубахи. Все они походят на стайку только что выбравшихся из туристического автобуса иностранцев...
Юля. Ой, папочка, какое здесь очарование! Сто лет не слыхала, как поют соловьи...Березки (обнимает березу, гладит ее ствол)...Я соскучилась по этой природе... Господи, а сколько здесь махровой сирени!
Борис Наумович. (Подходит к гамаку) Юлечка, познакомься, это мои друзья...Софья Петровна и Василий Савельевич Боголь, между прочим, писатель...Ты ведь тоже когда-то хотела стать писательницей...
Юля. Я хотела стать поэтом, а стала обыкновенной домохозяйкой...
Софья Петровна. Приятно познакомиться, говорят, в Израиле на душу населения приходится больше всех поэтов...
Юля. (Озадаченно) Что вы говорите! Мне казалось, что в Израиле больше всего водителей и продавцов...У вас здесь не хуже, чем в кибуце, куда мы с Валерием каждое лето ездим работать...Там так же чистенько и спокойно...
Боголь. Да, ничего не скажешь, здесь у нас тоже спокойно, однако, Люся, чем мы будем угощать нашу юную гостю?
Юля. А я сыта. Нас очень вкусно и сытно покормили в самолете...Я бы хотела переодеться, принять душ и сходить на пляж. У нас таких песчаных пляжей нет... Галька, раскаленные от солнца камни...
Борис Наумович. К сожалению, доченька, мы только что начали здесь осваиваться и...многого еще нет...и душ еще не сделали...
Юля. Да мне ничего не надо...разве что туалет, в самолете поленилась сходить...Папа, а почему меня встречали на таких странных машинах, с мигалками и полицейскими сиренами?
Пауза.
Все озадачены. Людмила, начала разжигать газовый таганок (приобретение Светланы), Боголь -- поправлять на жене накидку, Роман Иванович как-то суетливо принялся раскладывать мольберт, а Светлана, отойдя в сторонку, говорит по мобильному телефону...
Борис Наумович. Ну как тебе объяснить...Пожалуй, это в некотором роде сюрприз моих бывших коллег (смотрит с укоризной на Светлану), с которыми я работал раньше в полиции...
Юля. Значит, за государственный счет встречали частное лицо? У нас сняли с должности министра юстиции за то, что он однажды на служебном автомобиле отвез в магазин жену...Ох, как красиво поют соловьи...
Людмила. Давайте, к столу попьем хотя бы кофе и покушаем мороженого. Юля, если хочешь помыть руки, иди сюда (подходит к рукомойнику)...
Юля. Какая интересная штуковина (не знает, что делать с краником)...
Борис Наумович. Ты его толкни снизу вверх...Поддай ему как следует...
Софья Петровна. Это мне напоминает приключения белого человека в негритянском гетто...
Боголь. Пожалуй, в русско-еврейском гетто...Но это так непосредственно, даже умилительно... В ее годы это не страшно... Красивая девушка, наверное, счастливая...
Садятся за стол, на котором уже стоит симпатичный кофейный сервиз, который Людмила взяла напрокат в магазине, где заведующий знакомый Светланы...
Справа, из-за березок, появляется тощая фигура с папкой под мышкой. Вытирает платком пот. Ни к кому не обращаясь, внимательно разглядывает плакат, которым загорожен сожженный дом...
Незваный гость. (По-русски, с сильным акцентом) Кто тут ответственный?
Все молчат. Первой находится Светлана.
Светлана. Простите, уважаемый, а кто вам, собственно, нужен?
Гость. Я являюсь инспектором из языкового центра и хочу знать, кто здесь ответственный за это безобразие (указывает рукой на плакат, на котором по-русски написано "База отдыха")...
Светлана. Мы все ответственны за то, что здесь происходит. А что вам не нравится в этом художественном произведении?
Гость. Ни здесь, ни в каком другом месте Латвии не должно быть надписей, сделанных на каком-либо ином языке кроме государственного...И не говорите мне, что это язык великого Пушкинса и не менее великого Льва Толстойса. Я эти сказки уже слышал не раз...
Юля. Папа, я, действительно, нахожусь в Латвии, а не в ЮАР образца 1970 года?
Борис Наумович. В самой настоящей демократической стране...Не обращай, Юленька, на это внимания, просто мы имеем дело с пережитками социализма... При котором, между прочим, тоже запрещали учить и говорить на идиш и иврите...У каждого народа есть свой народ-мальчик для битья. И вообще...Первые десять лет после каждой революции -- это бесноватый карнавал для мерзавцев и политических недоумков...С этим уже ничего не поделаешь...
Боголь. Этот субъект явно из крысиного племени, и нарывается на взятку...
Игрунов. Я, кажется, его знаю, он когда-то работал сантехником в ЖЭРе... Страшно подумать, что песенные революции вытворяют с людьми...
Софья Петровна. (Теребя за рукав Василия Савельевича) Василек, отвези, пожалуйста, меня в наш вигвам, я больше не могу слушать этого филолуха царя небесного...
Боголь. (Не обращая внимания на жену) А чем, интересно, вам не нравятся Пушкинс с Толстымс...с Толстойсом? Тьфу, ты, черт, язык сломать можно!
Незваный гость. (Достает из кармана носовой платок и тщательно вытирает шею и лицо) Они мне очень симпатичны. Но их беда заключается в том, что они не знали латышского языка. И госпожа Брюквина Людмила тоже не знает и не хочет знать государственный язык, за что мы вынуждены были отстранить ее от педагогической деятельности... А на этой вывеске (указывает рукой на плакат), вызывающе, противозаконно, в ущерб интеграции...
Светлана. (Пытаясь быть убедительной) Это не просто вывеска, это произведение искусства, которое вряд ли подпадает под ваши законы...А на картине художник вправе самовыражаться как угодно и на каком угодно языке. Правильно ли я поняла ваше творчество, Роман Иванович?
Игрунов. Абсолютно правильно! (К гостю) А разрешите, уважаемый, узнать, кем мы будем после интеграции?
Гость. Странный вопрос... Очень странный...
Людмила. Вот я, к примеру, хохлушка...Значит, буду укрлатка, а вы, Роман Иванович, станете руслатом?
Игрунов. А кем станет Борис Наумович?
Борис Наумович. Само собой, я буду жидомассонским евролатом...
Людмила. А что -- неплохо звучит. Не то что чукча -- чуклат... Форменное безобразие...
Игрунов. Понятно, мы превратимся в новую общность людей, выведенных на берегах Балтийского моря...За это следует выпить.
Борис Наумович. Даже упиться до зеленых чертиков...
Гость. (Переходит на чисто русский) Я составлю акт и виновным придется заплатить штраф в размере двадцати минимальных зарплат...
Людмила. Ах, как напугал сердешный... Да я уже забыла, что такое одна минимальная зарплата, а он о двадцати глаголет...
Юля. А может, он хочет есть? Только на голодный желудок люди могут нести такую околесицу...
Людмила. (Наливает в тарелку супа и ставит перед гостем) Чем богаты... Думаю, не отравитесь, свежая крапивка со щавелем...
Гость. (Взяв в руки ложку, грозится ею) Закон есть закон... Я доложу куда следует (начинает есть)...По-моему, не хватает соли...
Людмила. (Подходит к гостю с дуршлагом и прикладывает к его лбу). Ничего, это у него пройдет, немного перегрелся на солнце. Бедный мой радикальчик, он хочет быть святее римского папы (обнимает его за голову и прижимает к своей груди), но мы прощаем ему эту маленькую слабость...Сейчас угощу салатиком из одуванчиков и мир восстановится в его разгоряченном сердце (ставит на стол миску с салатом).
Гость. (Быстро, не глотая, расправляется с салатом) Да, я уже слышу подступающую прохладу и мне хочется вытянуть ноги (ложится на лавку и уютно на ней устраивается) Ах, как я устал от поэтов!
Людмила. Успокойся, мой дорогой националистик, дай я тебе вытру сопельки (фартуком вытирает гостю нос), устал мой ненаглядный от государственных забот...Надорвался...
Гость. Да, да, очень устал. Я ведь на общественных началах, на пенсию не проживешь, коньки отбросишь...Супчик очень вкусный, но маловато соли. В салат из одуванчиков перчику бы красного и немного лимонной кислоты...
Людмила. Отдыхай, мой гурманчик, расслабься и пусть тебе приснится красно-бело-красный сон...
Гость. (Нараспев, засыпая) Высочайший критерий цивилизованности той или иной (интонационно подчеркивает) расы -- это ее готовность протянуть руку помощи менее удачливым народам... Вот вам моя рука, делайте с ней все, что хотите (протягивает Людмиле руку и та кладет в нее морковку, раздается храп, но гость остается лежать с вытянутой рукой, с зажатой в ней морковкой).
Юля. О, неандерталец, прочитавший Ницше...Все мышеловки для сердец опять расставлены...
Игрунов. Все гораздо проще...Существует три пола: мужчины, женщины и контролеры...
Борис Наумович. Не будем, однако, суровы...Все мы ходим под одним солнцем. Но по-моему, нам, дочка, пора на пляж...У тебя с собой купальник?
Картина третья
На заднем плане идет какое-то движение. Урчит движок автомобиля, того самого фургона, который несколько дней назад привез телеаппаратуру...Двое рабочих теперь ее грузят в машину, уносят антенну-тарелку... Машина уезжает... Из палатки выходит Роман Иванович, удивленно вертит головой, начинает делать приседания...
Игрунов. Ну и черт с ними, все равно нет в мире ничего такого, без чего нельзя обойтись...Впрочем, может, это воришки? (Делает руки рупором, кричит в сторону палатки Фраерзона) Борис Наумович, у нас ЧП, по-моему, это по вашей ментовской части...
Показывается Рубин.
Борис Наумович. Хорошо, что я Юлю оставил у ее подруги, а так бы позора не обобраться, живем, словно в проходном дворе...
Игрунов. Или все украли воры или это хозяева увезли всю телетехнику...А как узнать? В полицию надо звонить...
Борис Наумович. Надо позвать Люду, у нее лучше всех работает по утрам голова.
Людмила. (От стола) Я уже давно здесь и все видела. Я думаю, вчерашний гость настучал...
Игрунов. Не может этого быть. Человек, даже если он не славянин, не может так низко пасть... Притом он из другого департамента...Впрочем, сейчас всюду стучат...
Появляется заспанный, взлохмаченный Боголь.
Боголь. Эвакуация -- это всегда плохой признак. Или астероид упадет или цунами на нас обрушится...
Борис Наумович. Не каркайте, Василий Савельевич, надо позвать Светлану, пусть она позвонит, куда следует, узнает...
Людмила. А вы, мужчины, на что? Заездили Светлану, сделали из нее завхоза...
Игрунов. Вот черт, а я ее сегодня что-то не видел...Где бы она могла быть?
Людмила. От такого равнодушного мужа любая жена сбежит...
Боголь. (С беспокойством) Как это ее не было? Мы же вчера все вместе вернулись из кафе, у всех было хорошее настроение, куда же она могла подеваться?
Игрунов. Мне надоели эти пустые разговоры, пойду умоюсь и сяду писать (подходит к рукомойнику, дергает краник, но воды нет). Опять, черти, всю воду израсходовали...
Людмила. Это вчера Василий Савельевич хмель холодной водой выгонял и всю вылил...
Боголь. Сейчас, только обуюсь и схожу за водой (уходит)...
Опять слышится шум автомобиля, показывается кузов микроавтобуса, на котором написано "Латтелеком"...Из него выходят люди и начинают сматывать провода и грузить рацию в машину.
Борис Наумович. Хорошо, что весь этот кошмар не произошел вчера...Что бы я сказал Юле?
Боголь. (С ведрами в руках) Сказали бы, что, мол, штабные учения закончились...
Игрунов. (Уже сидя за мольбертом) Или, предположим, были съемки кино и... все, финита ла комедиа... Да наговорить можно все что угодно... Слова сейчас не более воздуха весомы, тем более, русско-языч-ные...
Боголь с ведрами уходит. Справа появляется Светлана. Подходит к мольберту, кладет руку на плечо Романа Ивановича.
Светлана. Как, милый, спалось? Я вижу, у вас тут без меня разительные перемены произошли...Нельзя вас и на пять минут оставить, тоже мне защитники родины (вытаскивает из сумочки телефонную трубку и набирает номер)...
Игрунов. Слыхали, Борис Наумович, -- она спрашивает, как мне спалось? Заметили, я даже не отреагировал (машет кисточкой), потому что я занят другой материей, вернее, иными интересами, духовными...
Борис Наумович. Да, да, я слышу... Но что-то Светлана нервничает...Уж и в самом деле, не астероид ли к нам летит...
Светлана. (С тревогой) Попкинс обрадовал, так обрадовал, хоть вешайся...Борис Наумович, а почему вы сегодня не на службе? Почему вы бездельничаете и не отстаиваете права своего подзащитного маньяка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9