— Не надо сейчас… Примешь душ, покушаешь, отдохнешь… Тогда…Пришлось подчиниться. Не в пример трагически погибшей мягкой и податливой медсестре Светлане, Ксана обладает твердым характером. Скажет «нет» — ни лаской, ни суровостью не пробить.Когда Александр отмылся в ванной, натянул выглаженный, пахнущий Ксаниными духами, спортивный костюм и вошел в комнату, стол уже был накрыт. Казалось бы, ничего особенного — обычный винегрет с селедкой, украинский борщ и собственоручно изготовленные женой пельмени — но сердце сладко заныло.— Выпьешь? Как батя говорил, с устатку?— Спасибо, сама ведь знаешь — не принимаю… А почему мы вдвоем? Где наши гости?— Сама не знаю. Татьяна Викторовна вместе с дочкой пошла искать мужнюю могилку… И пропали. Скорей всего, остались ночевать у земляков…— Возможно…После сытного обеда Владимир откинуся на спинку стула, блаженно улыбнулся. Хорошо-то как дома! Ксана села к нему на колени, наглаженным, вкусно пахнущим полотенцем вытерла губы и прижалась к ним…Татьяна Викторовна не полностью открылась бывшему постояльцу. Она, действительно, приехала в Москву отыскать могилку мужа, но приехала не наобум, рассчитывала на встречу с давним другом Тараса. Ведь именно Панас Сидорович сманил не по возрасту наивного супруга поехать в Россию на заработки.— Ты не представляешь, Тарасик, сколько сейчас открылось возможностей у кацапов, — разглагольствовал он за выставленной хозяевами бутылкой горилки. — Деньги прямо под ногами валяются, не ленись подбирать. Приезжай, пристрою тебя в нашей фирме, годок поработаешь — дом купишь, не чета твоей нынешней развалюхе, Таньку оденешь, будто королеву, дочку отправишь учиться в Америку…— Так уж и валяются, Панасик? — усомнилась хозяйка. — Разве бывает такое?— Бывает. Нынче в России все бывает… Кстати, меня теперь зовут не Панасом — Афанасием Семеновичем… Лопухи только глазами хлопают, черняшку жуют. А вот разворотливые хлопцы живут припеваюче. Один одессит недавно новое «вольво» прибомбил, коттедж под Москвой построил. Другой земляк каждые три месяца отдыхает с жинкой на Канарах…Тарас, глупая его головушка, рот раскрыл и глотал Панасово вранье. После ухода гостя Татьяна Викторовна, в супружеской постели, высказала на ухо осоловелому голове свои сомнения. Ну, никак не могла поверить в то, что деньги так и сыпятся осенним листопадом, остается поднимать и набивать карманы. Не может быть такого! Панас, черт бы его схарчил, в каких-то таинственных целях сманивает доверчивого дружка.Муженек слабо отбивался. Видимо, мечты о безоблачном будущем, навеянные хитрым Панасом, крепко засели в глупой его башке.— Гляди, Тарасик, сам, что тебе бабьи подсказки! Только чует моя душа, добром твоя поездка в Расею не кончится…Так и получилось.Уехал Тарас, довольный, веселый. На вокзале пошутил: жди с мешком денег, королева, готовь к возвращений из кацапщины знатную закуску. Никаких нищенских горилок — только бренди, виски. И — серьезно уже — добавил: дом добротный поставлю, не в городе — на взморье, чтоб и нам хватило и Поленьке досталось.Жинка молча плакала. Будто видела сквозь туманную завесу времени трагическую судьбу мужа.Первые письма — радостные, обнадеживающие. Устроился, мол, спасибо Афанасию Семеновичу. В солидной фирме, платят пока мало, но обещают прибавить. Работа не трудная, но хлопотливая. А вот о том, что за работа, почему она связана с хлопотами — молчок. Не знала Татьяна Викторовна, что ее Тарасик — обычный пехотинец, шестерка бандитского босса Ушатого — кликуха Панаса.Потом поток писем иссяк, будто где-то в Москве-столице чья-то рука перехватила за горло почтовую связь. Написала Татьяна Викторовна Панасу — адрес узнала у его матери, ответа не получила. Так и жила бы в неведении, если бы не об"явился в Одессе Сергей Нечитайло, который уехал вместе с Тарасом.Худой, тощий, с пустым правым рукавом, заправленным за пояс брюк, завалился, горемыка, под вечер к соседке. Как водится, поддатый. Горилка не развеселила парня, наборот, гнала из глаз слезы.— Ты уж прости меня за горькую весть, соседка… Нету Тарасика, пробила его пуля, охнуть не успел…— Тарасик помер? — не поверила Татьяна Викторовна. — Не может такого быть! Всего две недели тому назад получила от него письмо. Брешешь ты, Серега, не верю!Нечитайло вздохнул, насупился. Ну, как переубедить глупую бабу, втемяшить ей в мозги правду о судьбе мужа? Вообще-то, сам Нечитайло твердо знает только одно — Тарас погиб во время разборки, кто-то выстрелил ему в затылок. Значит — сделали это паскудное дело свои, а поскольку без разрешения либо согласия Ушатого пехотинцы шагу не шагнут, лишний раз не откашляются, именно босс приговорил к смерти излишне жалостливого дружка.Тарас, действительно, страдал несовременной жалостью. Прикажут ему пощекотать перышком упрямого торгаша или «погреть» ему оголенное пузо утюжком, насупится и отрицательно качает глупой башкой. Дескать, в палачи не нанимался, мучить людей не буду. Ушатый, которому приближенные докладывали о непонятных фокусах земляка, как водится, гневался, махал перед мордой жалельщика кулаками, грозился отдать его на «перевоспитание» своим палачам-мордоворотам.Видно, осточертели боссу бесполезные уговоры старого дружка, достал его земляк до самой печенки-селезенки…— Ты сам видел мертвого Тарасика? — наседала на гостя Татьяна Викторовна. — Закрывал ему очи? Укладывал в домовину?— Нет, не было такого, — нехотя, признался Сергей. — Раны ему не перевязывал, в землю не закапывал… Хлопцы, которые с ним были во время разборки, говорили…— Вот видишь! — торжествовала вдова. — Значит, жив чоловик! Сам поглядишь — на неделе придет письмо, вот тогда я и посмеюсь, хлопче, над твоими побасенками.Говорила, посмеивалась, а в душе — мерзлота, оттаять которую может только появление мужа. Ибо подбадривая себя, женщина понимала: надежд на возвращение из Московии Тараса почти никаких, видно, сгинул муж в какой-нибудь подворотне, отпели его тамошние бабы, похоронили алкаши да бомжи.И все же мизерная частица надежды подтолкнула Татьяну Викторовну на поездку в Москву. Встретится с Панасом, поговорит по соседски, авось, узнает правду. Ежели муж, действительно, захоронен на каком-то кладбище — поплачет на ео могилке, украсит ее цветами…Панас Сидорович, переименовавший себя на русский манер в Афанасия Семеновича, получивший у коллег по бизнесу непонятную кликуху «Ушатый», занимал вместе с бездетной супруженницей Ольгой шикарную четырехкомнатную квартиру с высокими потолками, разными лоджиями — эркерами, двумя туалетами и огромной ванной.Для постояной своей любовницы семнадцатилетней Вики приобрел уютную двухкомнатную квартирку на Кутузовском проспекте.Официальный бизнес — отхожие места на вокзалах, выставках, парках и скверах — приносил немалый доход, но подпольная коммерция, связанная с криминалом, намного превышала «дерьмовые» достатки. Разворотливый одессит так поставил дело, что конкуренты дурели от зависти, злобно щерились. Изобретали способы отхватить хотя бы кусок сладкого пирога, пожираемого Ушатым.В этот день Афанасий Семенович успел принять доклады шестерок, подсчитать вместе с главным бухгалтером прибыль, полученную от эксплуатации «общественных» туалетов, заглянуть на пару часиков к любовнице, обсудить с приближенными перспективу нападения на инкассаторскую «тачку». Устал до головокружения. Пора отправляться на покой. Ольга пообещала изготовить узбекский плов, подкормить обессилевшего мужа любимыми им варениками с картохой.Отдохнуть не пришлось. Когда раскормленная ло безобразия жена, придирчиво оглядев накрытый, будто для праздничного пиршества, стол, с облегчением заняла свое место напротив Панаса, в прихожей раздался звонок.— Кого несет нелегкая? — недовольно пробормотал хозяин. — Чумбук, погляди! Да поосторожней, не сразу открывай.Телохраниитель, огромный верзила, назначенный на ответственную должность по причине невероятой силищи и абсолютной неспособности связать два слова, послушно ухмыльнулся, показал хозяину пистолет. Дескать, не трусь, я всегда — наизготовку, не дам в обиду ни тебя, ни твою бабу. Неслышно прошел в прихожую, приложился к вмонтированному в дверь глазку.Возвратился в столовую, доложил.— Баба с малолеткой… Впущать?В нынешней московской действительности даже дети опасны. Откроешь — прыснут в лицо какой-нибудь дрянью, не успеешь очухаться, как предстанешь перед апостолами.— Погоди, сам погляжу. Все я да я, никому ничего поручить нельзя!Ольга восприняла замечание упреком в свой адрес. Несмотря на грузную полноту, легко поднялась.— Я открою, милый… Отдыхай, кушай…Ушатый презрительно поглядел на толстый зад жены, огромные груди, ноги-столбы. Мысленно сравнил с миниатюрной фигуркой Вики. Обвиняют мужиков в том, что они, дескать, ищут развлечений на стороне, а что прикажете им делать: забираться на супругу, будто альпинист на горную вершину? Никакого удовольствия. До изнеможения работаешь в «туалетной фирме», трудишься — в подпольной — ради чего? Откармливать эту ленивую кобылу.— Сиди, трясогузка, упадешь, не дай Бог, паркет проломишь!Ольга обиженно всхлипнула и снова утвердилась на заскрипевшем сидении.В прихожей вторично заработал звонок, на этот раз — не просительно, требовательно. Ушатый осторожно приник к глазку. Недавно один из его конкурентов точно так же решил поглядеть, кто нарушает его покой, и получил пулю в глаз. Поэтому опасно слишком долго разглядывать.На лестничнофй площадке, прижавшись друг к другу, стоят тарасова жинка и его дочь. Люди, видеть которых Ушатый хотел меньше всего. Ибо придется брехать про тарасову гибель, изображать горесть и сочувствие. Не расскажешь же землячке, что Тарас погиб от руки старого друга.Тогда шестерки Ушатого подстерегли богатого бизнесмена, следующего вместе с внуком в сопровождении двух телохранителей в загородный коттедж. За ним давно следили, но никак не могли взять — то не было подходящей обстановки, то вокруг банкира комариной стаей кружили менты. И вот — удача! Пропустить, не использовать ее — самого себя наказать.Без крови не получилось — кратковременная стычка стоила жизни одному, слишком резвому качку. Пришлось пристрелить. Второй сдался и его отпустили с миром.Когда бизнесмена привезли в подвал одного из московских зданий, он наотрез отказался писать маляву с приказанием передать похитителям выкуп. Уперся рогами, вонючий фрайер — не сдвинуть!— Возьми, Бочаг, утюжок, погладь мужика по брюху, авось, поумнеет! — велел босс, усаживаясь в древнее кресло. — Только привяжи его к столу, станет вертеться — поранится, — заботливо предупредил он.Бочаг — кликуха Тараса. Почему Ушатый избрал на роль палача именно его? Вероятно, повязать новобранца кровью. Босс и раньше делал попытки воздействовать на упрямого земляка — не настойчиво, мягко, в основном— намеками, шутками. Не получалось. Потом Ушатый перешел к более серьезным беседам. Тот же результат. С матюгами и угрозами. Не подействовало.Заставить земляка замазать кровью чистые ручки стало навязчивым желанием всесильного авторитета.— Прости за дерзкое слово, Панасик, но в мучители я не нанимался. Сам видел — охранника пристрелил, слова не сказал, а пытать отказываюсь.Ушатому бы смириться — как не говори, земляк, почти родственник, но взыграло самолюбие. Подумать только, его, полновластного босса, главу крупной московской группировки тычут, будто напаскудившего щенка, носом в дерьмо! Да еще не наедине — в присутствии шестерок! Поддашься — о каком авторитете можно говорить, на какое подчинение пехотинцев рассчитывать? Легко ли такое выдержать?— Гляди, дружан, не переиграй, — зловеще предупредил он, поднимаясь с кресла. — Не испытывай судьбу, Тарасик, не дразни меня, кореш… Лучше возьми утюжок!Коллеги Бочага, почуяв недоброе, отошли в сторону, оставили его лицом к лицу с хозяином. Знали бешенный нрав Ушатого, который за меньшие прегрешения мог пристрелить упрямца. Даже лежащий на столе связанный бизнесмен приподнял голову, с любопыством и надеждой уставился на Тараса. Вдруг вспыхнет кровавая стычка, полягут перебитые похитители и ему удастся сбежать?— Ты знаешь меня, друже: сказано — отрезано. Палачом не буду!— Не будешь? В последний раз спрашиваю.— Нет!Потерявший от гнева голову Ушатый трижды выстрелил в земляка…И вот за дверью стоят жена и дочь убитого.Конечно, бояться мести со стороны слабой женщины глупо, но Танька может обратиться к сыскарям, те начнут копать, связывать между собой искусно оборванные концы. От привидевшейся «картинки» суда и зоны по телу пробежала дрожь. Остается единственный выход — ликвидировать жену Тараса. Сегодня же…Еще один продолжительный звонок будто подтолкнул Ушатого. Он решительно открыл дверь.— Боже ж ты мой, Танька! А я думаю, кто ко мне рвется так поздно? Недоброе лезло в голову… Проходи, пожалуйста!… Ольга, встречай гостей!В прихожую расцвеченной флагами яхтой вплыла жена Панаса. На жирном лице радостная улыбка, пальцы, унизанные кольцами и перстнями, растопырились. Будто приготовились вцепиться нежданной гостье в горло.— Господи, радость-то какая! Танюшка, Поленька! Не узнать девочку — выросла, повзрослела — настоящая невеста!… Проходьте, дорогие землячки. Будто знала о вашем приезде — стол накрыла, вкуснятины наготовила. Сейчас выпьем, закусим, побалакаем, вспомним ридну Одессу.Татьяна Викторовна робко вошла в гостиную. Поленька, уцепившись за материнский подол, исподлобья оглядывает незнакомых дядю и тетю, с испугом смотрит на верзилу с узким лбом и недобрыми глазами.— Мойте руки и — за стол!— Спасибочко… Я на минутку Панас… Что случилось с Тарасиком?Ольга, туманно посвященная в обстоятельства гибели земляка, испуганно прижала к накрашенным губам носовой платок. Ушатый метнул на нее предупреждающий взгляд. Не ойкай, дескать, не показывай идиотский ужас!— Ничего не случилось… Приболел малость, велел ему недельку полежать в постели. Хорошего врача приставил, медсестру нанял…Странно, подумала Татьяна Викторовна, если Тарас заболел, кто мешает ему написать? Дескать, все у меня в порядке, не тревожьтесь, не паникуйте. Вот уже два месяца — ни словечка… И потом, почему у Ольги такой испуганный взгляд, почему стыддиво отворачивается телохранитель? Да и наигранная радость Панаса свидетельствует о чем-то страшном.Вдова постаралась не показать мучающих ее сомнений. Даже отвечала улыбками на улыбки хозяев. Погладила Поленьку по голове. Мол, все получается хорошо, доченька, наш папа жив — это главное, а уж мы его вылечим, поставим на ноги.— Спасибочко, Панасик, за ласку. Мы с Тарасом в долгу не останемся…— Какой там долг, — отмахнулся Афанасий Семенович. — Присаживайтесь к столу, дорогие гостеньки, отведайте пирожков, салатика, сейчас поспеют пельмешки.Пришлось подчиниться.Проголодавшаяся девочка с аппетитом уничтожала все новые и новые порции, которые ей подкладывала Ольга. А Татьяне Викторовне кусок не лез в горло. Исподтишка следила за хозяевами, подмечала скрываемые ими приметы чего-то страшного, недоговоренного.— Как мне доехать до квартиры Тарасика?— Что удумала — доехать? — развел руками Панас Сидорович. — Сейчас попьете чайку и Чумбук отвезет вас… Вот радость-то будет для дружана! Представляю, как он соскочит с постели, станет обнимать и тискать жену с дочкой… Отвезешь, Чумбук?Телохранитель ограничился наклоном головы. И без того немногословный, он вообще потерял дар речи. Куда везти вдову — на кладбище?— Отвезешь, спрашиваю?На этот раз в голосе Ушатого зазвенел металл. Обычно, такой тон босса предварял карающий выстрел.— Отвезу, как не отвезти…— Заодно выполнишь небольшое поручение: заедешь в фирму и передашь дежурному пакет… Пойдем, возьмешь.Очередная странность, отметила про себя Татьяна Викторовна, когда земляк с телохранителем вышли из гостиной. Почему Панас сам не принес из кабинета пакет, зачем ему тащить за собой водителя-посыльного?Если бы Татьяна Викторовна могла подслушать короткую беседу между Ушатым и Чумбуком — подхватила бы Поленьку и удрала из страшной квартиры.— Заскочишь в фирму, цынканешь Дубу: пусть пришлет мне шестерку. Вместо тебя… Слушай до конца, сявка, не трепыхайся!… После отвезешь телку с девчонкой в лесок и замочишь. Забросай ветками — не сразу найдут. Потом схоронишься у Дракона. Недельку поживешь, пока все не уладится. Сыскари долго копаться не станут, нынче мертвяков — будто грибов по осени. Усек?Чумбук согнул бычью шею, на его угловатом лице расползлась нерешитеьная улыбка. Знал, спорить с боссом небезопасно, Тарас уже поспорил, теперь лежит на кладбище, в могилке под чужим именем.— Сделаю… Глава 16 — Слушай внимательно, доченька, — воспользовавшись минутным отсутствием Панаса в прихожей прошептала вдова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60