Сидит криминальный босс на подобии паука в искусно сплетенной паутине и дергает то за одну нитку, то за другую. Соответственно, происходят новые покушения, ограбления, убийства.
Сыщики вместе с оперативниками хватают преступников, не без этого, но, как правило, в расставленные силки попадают шестерки, пехотинцы. «Паук» остается недосягаемым…
А этот сосунок собирается ковыряться в убийстве очередного преступника…
Глава 20
— Один ты у меня остался, дружан, — в очередной раз плакался Лягаш. покачивая ноющую руку. — Не сомневайся — расплачусь. Такую отвалю капусту — богатым станешь, на «мерседесах» будешь разъезжать, на Канарах жить, баб заведешь гарем…
Кариес молча кивал, закатывал маленькие глазки, всячески изображал благодарность и довольство. На самом деле, в его недоразвитый мозг закрался болезненный винтик сомнения. Вкручивается все глубже и глубже. Не такой человек Лягаш, чтобы делать богатым и независимым шестерку, телохранителя, каких босс может набрать себе десятки. Как бы обещанные Канары не превратились в могилу на местном кладбище, а капуста израсходована на оплату похорон.
Несмотря на природную тупость, Кариес отлично изучил повадки хозяина. На ум приходили шестерки, которых он замочил после того, как они стали ненужными.
Аналогичные мысли роились и в голове босса.
Слишком много знает телохранитель, слишком во многое посвящен. Отыщется ему замена — пику в бок или пулю в голову. А пока — нахваливать, напускать благостного тумана.
— Дупло скурвилась, Корень сбежал, — привычно жаловался Лягаш, пронизывая Кариеса ощупывающими взглядами злющих глаз. — Вот и Козырь приказал долго жить. Севастьянова убрали, паскуды мерзкие… Отстреливают, будто фазанов, моих верных шестерок, оставляют меня голеньким… Ништяк, перебьемся!… Очень прошу тебя, кореш, будь поосторожней, не подставляйся. Не приведи Господи, уберут тебя, тогда — кранты…
На этот раз раненный босс забрался в такую чащобу — сыскарям в голову не придет искать его под Кимрами в избушке местного лесника. Посланцы осиротевшей банды приезжают в Кимры, где их встречает верный Кариес, привозят свежие новости, получают задания.
Связь действует безотказно, лучше государственной и акционерной.
Вместо убитой Дуплишки, хозяйство «гостей» ведет жена лесника, толстая, расплывшаяся во все стороны Груня. Ее муж, костлявый, долговязый Семен, дома бывает редко. Угрюмый и молчаливый, он отходит только общаясь с деревьями да с лесным зверьем — говорят, тогда смеется, даже напевает что-то похожее на церковные песнопения. Дома — слова не добьешься, улыбки не выдавишь.
Двое сыновей лесника жили с семьями отдельно. Поэтому для хозяйственной, энергичной женщины появление постояльцев, будто вдохнуло новый всплеск желанной заботы. А чем ещё прикажете заниматься одинокой бабе, если не заботиться о мужиках?
— Щи на обед сготовить? — вытирая всегда мокрые руки передником, осведомлялась она. — На закусь — огурчики да перчик, на второе — картоха с мясом. Вкуснятина! — восторгалась Груня своим умением готовить и хозяйственной хваткой. — Под самогончик аль под наливочку — самый обед.
К еде, как и к женщинам, Лягаш относился равнодушно — целыми днями что-то высчитывал, прикидывал, орудуя древними счетами и шариковой ручкой. Не давали боссу покоя убытки, которые он нес из-за дурацкого ранения.
— Чай, болит рученька? — жалостливо всхлипывала хозяйка. — Давай перевяжу, заменю травку лечебную, — говорила, будто напевала. — Она, ента травка, больно пользительная.
Лягаш охотно протягивал руку, посылал женщине благодарную улыбочку. И мучился страхом. Черт её знает, эту лесную колдунью, что она накладывает на рану: лечебную травку или ядовитое снадобье? «Полечит», а после хирург в больнице отрежет лапу? Но выхода не было — обращаться к врачам ещё опасней, нежели доверяться знахарке. Наверняка, менты всюду разослали его приметы, упомянули о пулевом ранении. Вот и приходится выбирать, что побезопасней.
Груня заменила Дуплишку, а кто заменит Корня с его «медицинским» чемоданчиком? Кариес? Нет, только не этот фрайер с разумом пятилетнего ребенка! Всадит иглу не в то место, распухнет, набрякнет, что тогда делать? Груня? Тоже не в цвет — хозяйке не положено знать о наркотиках, ибо они, вредные привычки криминального бизнесмена, тоже известны сыскарям и, наверняка, разосланы по всей России.
Лягаш приспособился глотать «колеса». Конечно, эффект не тот, но ломка прекращается или становится более терпимой.
Кариес же мучился от другой «болячки». По ночам донимали телохранителя мучительные сновидения, в которых яркими красками — картинки прежних «секспредставлений» с Дуплишкой. Радовал верный слуга любимого хозяина-импотента, заодно гасил в себе мужские желания.
Ушла из жизни Дуплишка, миновали сексуальные забавы.
— Хозяин, не желаешь повеселиться? — с угодливой улыбочкой спрашивал Кариес. — Как в прежние времена, помнишь?
Лягаш облизывался. Ему тоже скучно, вечное общение с неподдающимися цифрами надоело, раненная рука не позволяет покинуть надежное убежище, заняться «делом».
— И с кем ты собираешься меня веселить?
— А Груня зачем? Она, стерва, будто пружинный матрас, раскочегарю — такое изобразит — смехом изойдешь…
— С бабой базарил? Согласна?
— Да кто у телок спрашивет согласия? — удивился дурацкому, по его мнению, вопросу Кариес. — Пообещаем капусту, пригрозим ножиком — сама ляжет.
Кариес умолчал о своей попытке овладеть хозяйкой, о неудаче напоминала здоровенная шишка на макушке и расцарапанная шея.
Однажды, тоскующий телохранитель заглянул в парадную горницу. Дебелая хозяйка мыла полы. При виде заманчиво виляющего зада и отвисших почти до пола грудей сластолюбец ощутил такой взрыв желания — погасить его невозможно, легче живым закопаться в землю. Решительно подошел, задрал хозяйкин подол, а там ни трусиков, ни штанишек. Прижался и… от могучего удара отлетел в угол. Разгневанная женщина схватила массивный табурет и опустила его на башку насильника.
— Вот пожалуюсь мужу, он тебя надвое раздерет, паскуда, — задыхаясь, пообещала она. — Он тебе мужские причиндалы попортит, хорек вонючий.
Пришлось спасаться бегством…
Лягаш заметался по комнате, то и дело хватаясь за рукоятку пистолета.
— Выбрось из головы, падла! Используешь Груню, а она завтра же трекнет ментам. Еще раз цынканешь, сявка, отправишься догонять Козыря!
Кариес вжался в стену, испуганно заморгал.
Немного успокоившись, Лягаш поманил его к себе.
— Поутру поедешь в Москву. Передашь Фомке: пусть найдет надежную лярву. С медицинским образованием. Это — раз. Дальше — встретишься с Поспеловым… Помнишь начальника банковской охраны? С ним. Если он уже устроился на работу — пусть подготавливает наезд. И ещё — передай Фомке: немедля замочить сторожа автостоянки и телку, которую привела однажды Дупло… Помнишь? Фомка тоже знает.
Еще бы не помнить! Кариес машинально ощупал грудь, по которой пришлись каблучки Наташи. Злобно усмехнулся.
— Разреши, босс, телкой займусь сам. Я уж её выпотрошу, отведу душу…
— Отводи, — равнодушно разрешил Лягаш. — Только не проколись. И вот что — есть в уголовке опасный сыскарь по фамилии Неелов. Удастся его замочить — уплачу пять кусков баксами… Повяжет тебя — язык в задницу засунь или откуси. Трекнешь — не жди пощады, с того света достану, ты меня знаешь… — помолчал и вдруг добавил. — Встретишься вдруг с Корнем — цынкани: зла на него не держу, пусть возвращается…
Когда лесник привез постояльцев со станции и буркнул, обаращаясь к жене: будут жить, даже тупой Кариес понял — Лягаша и лесника связывают непростые отношения. Это подчеркивала и тяжелая рука хозяина, положенная на плечо хрупкого «постояльца».
Оба, будто сговорились, промолчали о соединившем их давнем событии.
Тогда Лягаш и лесник парились на зоне. Главарю банды отвалили трояк за незаконное хранение оружия — прихватили с пистолетом, слава Богу, не засвеченным, не побывавшим в деле. Леснику — тот же срок за избиение с нанесением тяжких увечий: пристали поздно вечером мужики, требовали капусты, угрожали; вот и раскидал их будущий зек, будто годовалых щенков, да ещё приложился к каждому здоровенным, напоминающим кувалду, кулачищем.
По нынешним временам «преступления» чепуховые, не связанные ни с убийствами, ни с грабежами — примитивная бытовуха. Год отбарабанили в следственном изоляторе, осталось два на ушах — пришлось париться на зоне.
Отношения между двумя зеками: здоровенным лесником и щуплым «подростком» — типа «здравствуй-досвиданья». Ни малейшей привязанности, не говоря уже о дружбе. Как и всех слабосильных людей, Лягаша привлекала невероятная сила лесника и он изо всех сил старался подружиться, стать полезным. Отмывал богатырю грязные сапожища, предлагал поделиться пайкой — еды огромному и сильному мужику вечно не хватало.
В ответ — ни спасибо, ни пшел вон — молчание. Даже не улыбнется, падла, не кивнет башкой. Как же услужить богатырю, чем его порадовать, чтобы он обратил внимание на «пацана».
Фокусница-жизнь устроила все по собственному разумению. Будто прислушалась к «молитвам» слабосильного зека.
Произошло это на лесоповале.
Лесника по кликухе Железный, полученной за невероятную силу, на зоне не любили, считали ушатым, подставленным ментами для наушничанья и слежки за авторитетами. Молчун был исполнительным и работящим. Одно это вызывало у заключенных ненависть. Какое бы задание он не получал — молча кивнет и непременно выполнит. Спрашивается, кто, кроме продажных стукачей или фрайеров, способен на такое?
Нападать в одиночку или даже малочисленной группкой опасались — изуродует чертов Еруслан, не даст даже приблизиться. Созрел заговор.
Однажды в туалете Лягаш подслушал: завтра Железного замочат. Поручено привести приговор в исполнение проигравшемуся в карты Толяку. Вот она, та услуга, которая не проскользнет мимо лесника, подумал Лягаш. Не использовать услышанное — глупость.
Рано утром извилистая черная лента колонны поползла в лес. Лягаш пристроился за Железным, выкроил удобный момент и зашептал в спину.
— Дружан, слышишь?
— Угу, — не оборачиваясь проворчал медведем Железный.
— Тебя мочить собираются… Толяк заточкой…
— Угу, — повторил лесник.
Понадеялся мужик на медвежью свои силушку и зря — одного, двух, пятерых можно, конечно, одолеть, но сговорилось человек двадцать, не меньше. Заварят кашу, устроят кучу-малу, трудно даже легендарному богатырю выбраться из неё живым. Пока доберутся конвойные, пока прогремят над головами автоматные предупредительные очереди, диким лаем зальются овчарки — долго ли проткнуть человека насквозь той же заточкой?
Лягаш твердо решил спасти малоизвестного ему мужика. Почему?
О жалости и говорить не стоит — на зоне, если даже она и была у прибывших зеков, — вытравили, будто кислотой. И дружаны, и менты. Потому-что жалость — вредное приложение, способствующее об»единению людей, в местах заключения противопоказанное.
Скорей всего, хитрый бандюга глядел далеко вперед. Прежде всего, надеялся на ответную благодарность богатыря — защиту хлипкого «пацана» от вечных издевательств остальных зеков. Да и мало ли какие фортеля выкинет жизнь — не вредно иметь надежное пристанище где-нибудь во владимирских лесах.
Как в воду глядел, провидец!
Юркий, маленький Лягаш будто прилип к массивному убийце. Тот обрубает ветки хлыста — «пацан» рядом орудует топором, тот чокерит обработанный хлыст — Лягаш помогает. Ни на шаг не отстает, греет под полушубком остро наточенную длинную отвертку.
Когда начался всеобщий мордобой — трудно сказать из-за чего, что именно не поделили занюханные зеки — Толяк, хищно наклонившись скользнул к обороняющемуся Железному, на которого насела целыя дюжина зеков. Тот расшвыривал нападающих, будто это не сильные, накачанные мужики, а слабые недавно открывшие глазенки котята. Одного забросил на сук ближайшей осины и тот повис, забавно извиваясь, будто червяк на крючке. Другой, скорчившись, свалился на снег… Третий… Четвертый…
Увлеченный отчаянной схваткой Железный угрюмо улыбался и этот зловещий оскал действовал на наседающих зеков не хуже литых кулаков.
Толяк подобрался со спины. Но ударить ему не довелось — Лягаш воткнул ему в бок свою заточку, вогнал по самую плассмасовую ручку. И — отвалил, перебежал на другой край просеки.
После того, как конвойные, не особо утруждая себя, лениво разогнали сцепившихся зеков, на просеке осталось трое избитых до потери сознания и один труп. Толяка. Попробуй разберись, кто именно замочил его? Во всяком случае, не тощий Лягаш, который во время выбрался из толпы и «причалил» поближе к конвойным.
Как водится в подобных ситуациях, в карцер отправили первых попавшихся. В назидании остальным. Этим и закончилось расследование. Избитые легли в лазарет, Толяка свезли на кладбище.
Железный остался цел и невредим. Не считая нескольких царапин и подбитого глаза. Отсидев положенное время в карцере, освободившись, он первым делом благодарно кивнул «пацану». Но — ни словечка.
Такие услуги не забываются. Поэтому в трудную минуту жизни Лягаш обратился к Железному. Тот, не спрашивая о причинах просьбы, не ковыряясь во внутренностях дружана, ковнул на запряженную унылой кобылой телегу. Садись, мол, поехали, ни к чему лясы точить.
Так босс банды вместе со своим телохранителем поселились в избе лесника…
Кариес побаивался могучего хозяина. Особенно после того, как лесник приложился кулаком меж рогами взбесившегося по неизвестной причине бычка и тот замертво рухнул на землю. Телохранитель представил себя на месте скотины и содрогнулся.
И все же нацелился на бабу, единственную в заимке. Потому, что надеялся на защиту босса. Не даст он в обиду верного человека, как пить дать, не позволит давнему другу замочить провинившегося телохранителя. Единственную шестерку, которая возле него осталась.
Слава Богу, оседлать лесничиху ему не удалось… И все же хозяин вполне может осерчать, затаить злобу.
Выполняя просьбу Лягаша, лесник рано утром повез на телеге Кариеса на вокзал. Расстояние — всего-ничего — каких нибудь пятнадцать километров, но «пассажиру» — все сто. Сжавшись в задке телеги, он сторожко поглядывал на широченную спину возчика. Вдруг Груня все же пожаловалась мужу? Остановит сейчас лесник заляпанную грязью телегу, повернется и взмахнет литым кулачищем. Как тогда — с быком. Закопает тело вон в том овражке, закидает валежником…
Минут через тридцать молчать сделалось невмоготу. Судя по поведению лесника, тот не собирался мочить обидчика, все так же равнодушно помахивал кнутом, что-то мычал. Значит, не пожаловалась баба, просто взяла постояльца на понт, густо навесила на уши лапшу.
Приободрившись, «пассажир» решил пообщаться с возчиком, вызнать у того историю знакомства с Лягашом. Заодно просветиться в части лесного житья-бытья. Придется ещё раз затаиться от сыскарей — не найти лучшего места. Лягаш тоже не вечен, наступит время, когда его не станет, и верный телохранитель организует свое собственное «дело». Тогда и пригодится тесное знакомство с лесником.
К тому же разговорчивого парня напрочь измучило молчание.
— Зверье здесь водится? — не выдержал он. — Которое людей пожирает. Слыхал, а вот толком не знаю.
— Есть.
— На нас не нападет?
— Всяко случается.
— А мы без оружия, — вспомнил телохранитель оставленный по приказанию босса пистолет и содрогнулся. — Хоть бы ружье захватили…
Лесник не ответил. Зачем зря сотрясать Божий воздух, говорить ни о чем? Хочется парню болтать — пусть трепется на здоровье, трудится языком, коли руками непривычен. И он снова замычал нечто похожее на тоскливое песнопение.
Несколько минут Кариес молчал, пугливо оглядывая густой кустарник, деревья-подростки, могучие дубы да осины.
— Моего хозяина давно знаете? — подкинул он основную тему, авось, лесник раскочегарится.
— Давно.
— Небось, на одной зоне парились?
— Было.
Дерьмо лесное, муть болотная, чурка с глазами, ругался про себя обозленный телохранитель. Половину языка откусил, что ли, падла?
Так и не удалось расколоть молчуна.
Вдали завиднелись пристанционные постройки. Лесник зачмокал, махнул поощрительно кнутом над спиной ленивой кобылки.
Только в последний момент, когда Кариес бодро спрыгнул с телеги, снял с неё небольшой чемодан и протянул руку леснику, тот будто ожил.
— Еще раз полезешь к моей бабе — пришибу…
И подхлестнул ленивую кобылку.
Невысокий, плотно сколоченный Фомка встретил посланца Лягаша без особой приветливости. В отсутствии босса он успел привыкнуть к своему новому положению, появление Кариеса — нечто вроде зажженного бикфордова шнура, подведенного к взрывному устройству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Сыщики вместе с оперативниками хватают преступников, не без этого, но, как правило, в расставленные силки попадают шестерки, пехотинцы. «Паук» остается недосягаемым…
А этот сосунок собирается ковыряться в убийстве очередного преступника…
Глава 20
— Один ты у меня остался, дружан, — в очередной раз плакался Лягаш. покачивая ноющую руку. — Не сомневайся — расплачусь. Такую отвалю капусту — богатым станешь, на «мерседесах» будешь разъезжать, на Канарах жить, баб заведешь гарем…
Кариес молча кивал, закатывал маленькие глазки, всячески изображал благодарность и довольство. На самом деле, в его недоразвитый мозг закрался болезненный винтик сомнения. Вкручивается все глубже и глубже. Не такой человек Лягаш, чтобы делать богатым и независимым шестерку, телохранителя, каких босс может набрать себе десятки. Как бы обещанные Канары не превратились в могилу на местном кладбище, а капуста израсходована на оплату похорон.
Несмотря на природную тупость, Кариес отлично изучил повадки хозяина. На ум приходили шестерки, которых он замочил после того, как они стали ненужными.
Аналогичные мысли роились и в голове босса.
Слишком много знает телохранитель, слишком во многое посвящен. Отыщется ему замена — пику в бок или пулю в голову. А пока — нахваливать, напускать благостного тумана.
— Дупло скурвилась, Корень сбежал, — привычно жаловался Лягаш, пронизывая Кариеса ощупывающими взглядами злющих глаз. — Вот и Козырь приказал долго жить. Севастьянова убрали, паскуды мерзкие… Отстреливают, будто фазанов, моих верных шестерок, оставляют меня голеньким… Ништяк, перебьемся!… Очень прошу тебя, кореш, будь поосторожней, не подставляйся. Не приведи Господи, уберут тебя, тогда — кранты…
На этот раз раненный босс забрался в такую чащобу — сыскарям в голову не придет искать его под Кимрами в избушке местного лесника. Посланцы осиротевшей банды приезжают в Кимры, где их встречает верный Кариес, привозят свежие новости, получают задания.
Связь действует безотказно, лучше государственной и акционерной.
Вместо убитой Дуплишки, хозяйство «гостей» ведет жена лесника, толстая, расплывшаяся во все стороны Груня. Ее муж, костлявый, долговязый Семен, дома бывает редко. Угрюмый и молчаливый, он отходит только общаясь с деревьями да с лесным зверьем — говорят, тогда смеется, даже напевает что-то похожее на церковные песнопения. Дома — слова не добьешься, улыбки не выдавишь.
Двое сыновей лесника жили с семьями отдельно. Поэтому для хозяйственной, энергичной женщины появление постояльцев, будто вдохнуло новый всплеск желанной заботы. А чем ещё прикажете заниматься одинокой бабе, если не заботиться о мужиках?
— Щи на обед сготовить? — вытирая всегда мокрые руки передником, осведомлялась она. — На закусь — огурчики да перчик, на второе — картоха с мясом. Вкуснятина! — восторгалась Груня своим умением готовить и хозяйственной хваткой. — Под самогончик аль под наливочку — самый обед.
К еде, как и к женщинам, Лягаш относился равнодушно — целыми днями что-то высчитывал, прикидывал, орудуя древними счетами и шариковой ручкой. Не давали боссу покоя убытки, которые он нес из-за дурацкого ранения.
— Чай, болит рученька? — жалостливо всхлипывала хозяйка. — Давай перевяжу, заменю травку лечебную, — говорила, будто напевала. — Она, ента травка, больно пользительная.
Лягаш охотно протягивал руку, посылал женщине благодарную улыбочку. И мучился страхом. Черт её знает, эту лесную колдунью, что она накладывает на рану: лечебную травку или ядовитое снадобье? «Полечит», а после хирург в больнице отрежет лапу? Но выхода не было — обращаться к врачам ещё опасней, нежели доверяться знахарке. Наверняка, менты всюду разослали его приметы, упомянули о пулевом ранении. Вот и приходится выбирать, что побезопасней.
Груня заменила Дуплишку, а кто заменит Корня с его «медицинским» чемоданчиком? Кариес? Нет, только не этот фрайер с разумом пятилетнего ребенка! Всадит иглу не в то место, распухнет, набрякнет, что тогда делать? Груня? Тоже не в цвет — хозяйке не положено знать о наркотиках, ибо они, вредные привычки криминального бизнесмена, тоже известны сыскарям и, наверняка, разосланы по всей России.
Лягаш приспособился глотать «колеса». Конечно, эффект не тот, но ломка прекращается или становится более терпимой.
Кариес же мучился от другой «болячки». По ночам донимали телохранителя мучительные сновидения, в которых яркими красками — картинки прежних «секспредставлений» с Дуплишкой. Радовал верный слуга любимого хозяина-импотента, заодно гасил в себе мужские желания.
Ушла из жизни Дуплишка, миновали сексуальные забавы.
— Хозяин, не желаешь повеселиться? — с угодливой улыбочкой спрашивал Кариес. — Как в прежние времена, помнишь?
Лягаш облизывался. Ему тоже скучно, вечное общение с неподдающимися цифрами надоело, раненная рука не позволяет покинуть надежное убежище, заняться «делом».
— И с кем ты собираешься меня веселить?
— А Груня зачем? Она, стерва, будто пружинный матрас, раскочегарю — такое изобразит — смехом изойдешь…
— С бабой базарил? Согласна?
— Да кто у телок спрашивет согласия? — удивился дурацкому, по его мнению, вопросу Кариес. — Пообещаем капусту, пригрозим ножиком — сама ляжет.
Кариес умолчал о своей попытке овладеть хозяйкой, о неудаче напоминала здоровенная шишка на макушке и расцарапанная шея.
Однажды, тоскующий телохранитель заглянул в парадную горницу. Дебелая хозяйка мыла полы. При виде заманчиво виляющего зада и отвисших почти до пола грудей сластолюбец ощутил такой взрыв желания — погасить его невозможно, легче живым закопаться в землю. Решительно подошел, задрал хозяйкин подол, а там ни трусиков, ни штанишек. Прижался и… от могучего удара отлетел в угол. Разгневанная женщина схватила массивный табурет и опустила его на башку насильника.
— Вот пожалуюсь мужу, он тебя надвое раздерет, паскуда, — задыхаясь, пообещала она. — Он тебе мужские причиндалы попортит, хорек вонючий.
Пришлось спасаться бегством…
Лягаш заметался по комнате, то и дело хватаясь за рукоятку пистолета.
— Выбрось из головы, падла! Используешь Груню, а она завтра же трекнет ментам. Еще раз цынканешь, сявка, отправишься догонять Козыря!
Кариес вжался в стену, испуганно заморгал.
Немного успокоившись, Лягаш поманил его к себе.
— Поутру поедешь в Москву. Передашь Фомке: пусть найдет надежную лярву. С медицинским образованием. Это — раз. Дальше — встретишься с Поспеловым… Помнишь начальника банковской охраны? С ним. Если он уже устроился на работу — пусть подготавливает наезд. И ещё — передай Фомке: немедля замочить сторожа автостоянки и телку, которую привела однажды Дупло… Помнишь? Фомка тоже знает.
Еще бы не помнить! Кариес машинально ощупал грудь, по которой пришлись каблучки Наташи. Злобно усмехнулся.
— Разреши, босс, телкой займусь сам. Я уж её выпотрошу, отведу душу…
— Отводи, — равнодушно разрешил Лягаш. — Только не проколись. И вот что — есть в уголовке опасный сыскарь по фамилии Неелов. Удастся его замочить — уплачу пять кусков баксами… Повяжет тебя — язык в задницу засунь или откуси. Трекнешь — не жди пощады, с того света достану, ты меня знаешь… — помолчал и вдруг добавил. — Встретишься вдруг с Корнем — цынкани: зла на него не держу, пусть возвращается…
Когда лесник привез постояльцев со станции и буркнул, обаращаясь к жене: будут жить, даже тупой Кариес понял — Лягаша и лесника связывают непростые отношения. Это подчеркивала и тяжелая рука хозяина, положенная на плечо хрупкого «постояльца».
Оба, будто сговорились, промолчали о соединившем их давнем событии.
Тогда Лягаш и лесник парились на зоне. Главарю банды отвалили трояк за незаконное хранение оружия — прихватили с пистолетом, слава Богу, не засвеченным, не побывавшим в деле. Леснику — тот же срок за избиение с нанесением тяжких увечий: пристали поздно вечером мужики, требовали капусты, угрожали; вот и раскидал их будущий зек, будто годовалых щенков, да ещё приложился к каждому здоровенным, напоминающим кувалду, кулачищем.
По нынешним временам «преступления» чепуховые, не связанные ни с убийствами, ни с грабежами — примитивная бытовуха. Год отбарабанили в следственном изоляторе, осталось два на ушах — пришлось париться на зоне.
Отношения между двумя зеками: здоровенным лесником и щуплым «подростком» — типа «здравствуй-досвиданья». Ни малейшей привязанности, не говоря уже о дружбе. Как и всех слабосильных людей, Лягаша привлекала невероятная сила лесника и он изо всех сил старался подружиться, стать полезным. Отмывал богатырю грязные сапожища, предлагал поделиться пайкой — еды огромному и сильному мужику вечно не хватало.
В ответ — ни спасибо, ни пшел вон — молчание. Даже не улыбнется, падла, не кивнет башкой. Как же услужить богатырю, чем его порадовать, чтобы он обратил внимание на «пацана».
Фокусница-жизнь устроила все по собственному разумению. Будто прислушалась к «молитвам» слабосильного зека.
Произошло это на лесоповале.
Лесника по кликухе Железный, полученной за невероятную силу, на зоне не любили, считали ушатым, подставленным ментами для наушничанья и слежки за авторитетами. Молчун был исполнительным и работящим. Одно это вызывало у заключенных ненависть. Какое бы задание он не получал — молча кивнет и непременно выполнит. Спрашивается, кто, кроме продажных стукачей или фрайеров, способен на такое?
Нападать в одиночку или даже малочисленной группкой опасались — изуродует чертов Еруслан, не даст даже приблизиться. Созрел заговор.
Однажды в туалете Лягаш подслушал: завтра Железного замочат. Поручено привести приговор в исполнение проигравшемуся в карты Толяку. Вот она, та услуга, которая не проскользнет мимо лесника, подумал Лягаш. Не использовать услышанное — глупость.
Рано утром извилистая черная лента колонны поползла в лес. Лягаш пристроился за Железным, выкроил удобный момент и зашептал в спину.
— Дружан, слышишь?
— Угу, — не оборачиваясь проворчал медведем Железный.
— Тебя мочить собираются… Толяк заточкой…
— Угу, — повторил лесник.
Понадеялся мужик на медвежью свои силушку и зря — одного, двух, пятерых можно, конечно, одолеть, но сговорилось человек двадцать, не меньше. Заварят кашу, устроят кучу-малу, трудно даже легендарному богатырю выбраться из неё живым. Пока доберутся конвойные, пока прогремят над головами автоматные предупредительные очереди, диким лаем зальются овчарки — долго ли проткнуть человека насквозь той же заточкой?
Лягаш твердо решил спасти малоизвестного ему мужика. Почему?
О жалости и говорить не стоит — на зоне, если даже она и была у прибывших зеков, — вытравили, будто кислотой. И дружаны, и менты. Потому-что жалость — вредное приложение, способствующее об»единению людей, в местах заключения противопоказанное.
Скорей всего, хитрый бандюга глядел далеко вперед. Прежде всего, надеялся на ответную благодарность богатыря — защиту хлипкого «пацана» от вечных издевательств остальных зеков. Да и мало ли какие фортеля выкинет жизнь — не вредно иметь надежное пристанище где-нибудь во владимирских лесах.
Как в воду глядел, провидец!
Юркий, маленький Лягаш будто прилип к массивному убийце. Тот обрубает ветки хлыста — «пацан» рядом орудует топором, тот чокерит обработанный хлыст — Лягаш помогает. Ни на шаг не отстает, греет под полушубком остро наточенную длинную отвертку.
Когда начался всеобщий мордобой — трудно сказать из-за чего, что именно не поделили занюханные зеки — Толяк, хищно наклонившись скользнул к обороняющемуся Железному, на которого насела целыя дюжина зеков. Тот расшвыривал нападающих, будто это не сильные, накачанные мужики, а слабые недавно открывшие глазенки котята. Одного забросил на сук ближайшей осины и тот повис, забавно извиваясь, будто червяк на крючке. Другой, скорчившись, свалился на снег… Третий… Четвертый…
Увлеченный отчаянной схваткой Железный угрюмо улыбался и этот зловещий оскал действовал на наседающих зеков не хуже литых кулаков.
Толяк подобрался со спины. Но ударить ему не довелось — Лягаш воткнул ему в бок свою заточку, вогнал по самую плассмасовую ручку. И — отвалил, перебежал на другой край просеки.
После того, как конвойные, не особо утруждая себя, лениво разогнали сцепившихся зеков, на просеке осталось трое избитых до потери сознания и один труп. Толяка. Попробуй разберись, кто именно замочил его? Во всяком случае, не тощий Лягаш, который во время выбрался из толпы и «причалил» поближе к конвойным.
Как водится в подобных ситуациях, в карцер отправили первых попавшихся. В назидании остальным. Этим и закончилось расследование. Избитые легли в лазарет, Толяка свезли на кладбище.
Железный остался цел и невредим. Не считая нескольких царапин и подбитого глаза. Отсидев положенное время в карцере, освободившись, он первым делом благодарно кивнул «пацану». Но — ни словечка.
Такие услуги не забываются. Поэтому в трудную минуту жизни Лягаш обратился к Железному. Тот, не спрашивая о причинах просьбы, не ковыряясь во внутренностях дружана, ковнул на запряженную унылой кобылой телегу. Садись, мол, поехали, ни к чему лясы точить.
Так босс банды вместе со своим телохранителем поселились в избе лесника…
Кариес побаивался могучего хозяина. Особенно после того, как лесник приложился кулаком меж рогами взбесившегося по неизвестной причине бычка и тот замертво рухнул на землю. Телохранитель представил себя на месте скотины и содрогнулся.
И все же нацелился на бабу, единственную в заимке. Потому, что надеялся на защиту босса. Не даст он в обиду верного человека, как пить дать, не позволит давнему другу замочить провинившегося телохранителя. Единственную шестерку, которая возле него осталась.
Слава Богу, оседлать лесничиху ему не удалось… И все же хозяин вполне может осерчать, затаить злобу.
Выполняя просьбу Лягаша, лесник рано утром повез на телеге Кариеса на вокзал. Расстояние — всего-ничего — каких нибудь пятнадцать километров, но «пассажиру» — все сто. Сжавшись в задке телеги, он сторожко поглядывал на широченную спину возчика. Вдруг Груня все же пожаловалась мужу? Остановит сейчас лесник заляпанную грязью телегу, повернется и взмахнет литым кулачищем. Как тогда — с быком. Закопает тело вон в том овражке, закидает валежником…
Минут через тридцать молчать сделалось невмоготу. Судя по поведению лесника, тот не собирался мочить обидчика, все так же равнодушно помахивал кнутом, что-то мычал. Значит, не пожаловалась баба, просто взяла постояльца на понт, густо навесила на уши лапшу.
Приободрившись, «пассажир» решил пообщаться с возчиком, вызнать у того историю знакомства с Лягашом. Заодно просветиться в части лесного житья-бытья. Придется ещё раз затаиться от сыскарей — не найти лучшего места. Лягаш тоже не вечен, наступит время, когда его не станет, и верный телохранитель организует свое собственное «дело». Тогда и пригодится тесное знакомство с лесником.
К тому же разговорчивого парня напрочь измучило молчание.
— Зверье здесь водится? — не выдержал он. — Которое людей пожирает. Слыхал, а вот толком не знаю.
— Есть.
— На нас не нападет?
— Всяко случается.
— А мы без оружия, — вспомнил телохранитель оставленный по приказанию босса пистолет и содрогнулся. — Хоть бы ружье захватили…
Лесник не ответил. Зачем зря сотрясать Божий воздух, говорить ни о чем? Хочется парню болтать — пусть трепется на здоровье, трудится языком, коли руками непривычен. И он снова замычал нечто похожее на тоскливое песнопение.
Несколько минут Кариес молчал, пугливо оглядывая густой кустарник, деревья-подростки, могучие дубы да осины.
— Моего хозяина давно знаете? — подкинул он основную тему, авось, лесник раскочегарится.
— Давно.
— Небось, на одной зоне парились?
— Было.
Дерьмо лесное, муть болотная, чурка с глазами, ругался про себя обозленный телохранитель. Половину языка откусил, что ли, падла?
Так и не удалось расколоть молчуна.
Вдали завиднелись пристанционные постройки. Лесник зачмокал, махнул поощрительно кнутом над спиной ленивой кобылки.
Только в последний момент, когда Кариес бодро спрыгнул с телеги, снял с неё небольшой чемодан и протянул руку леснику, тот будто ожил.
— Еще раз полезешь к моей бабе — пришибу…
И подхлестнул ленивую кобылку.
Невысокий, плотно сколоченный Фомка встретил посланца Лягаша без особой приветливости. В отсутствии босса он успел привыкнуть к своему новому положению, появление Кариеса — нечто вроде зажженного бикфордова шнура, подведенного к взрывному устройству.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36