А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Было два часа ночи. Перед этим напряженный день…
— Пили много?
— Миша — много… — признался Новиков, рассудив, что мертвому это не повредит.
— А вы?
— Я стараюсь не употреблять! Поддерживаю форму.
— Что заставило Сурова пить? Пристрастие к алкоголю или были другие причины? — Следователь по-паучьи плел свои сети, надеясь подловить офицера на какой-нибудь мелочи.
— В душу Сурову не лез. Однако если вам так важно знать… — Новиков остановился.
— Важно, старший лейтенант! — поблескивая стеклами очков, произнес следователь.
— Мне сложно объяснить…
— А вы попробуйте!
— В Африке ему приходилось питаться с одного стола вместе с туземцами. Понимаете? Разную экзотику есть.
Змеи, членистоногие, крысы — выбор большой, но специфический…
Следователь достал гребешок, прозываемый в народе «вшегонялкой», и стал приводить в порядок слипшуюся от пота жидкую растительность вокруг почтенной розовой лысины.
— Покойный полагал, что в его кишечнике живут паразиты и уничтожить их может только алкоголь… — Виктор говорил серьезно, как врач на консилиуме. — Высокоградусный алкоголь!
Слуга закона внимательно выслушал, щелкнул кнопкой диктофона, отматывая кассету, и с усмешкой произнес:
— Хохмите, старший лейтенант…
— Ну что вы!
— Лично для меня все ясно как божий день! — Следователь закурил нестерпимо вонючую «Приму». — Фредерика Морланда угробили вы…
"А зарплата-то у него явно не генеральская, раз курит всякую дрянь. Но товарищ въедливый, дотошный. Измором меня взять решил. Доконать… — думал Новиков под мощной дымовой завесой. Мокрогубый рот следователя стал похож на вулкан накануне извержения. — Добьется признания — на повышение пойдет. Как же, раскрыл злодейское убийство иностранного товарища, борца с империализмом.
Ничего, мужик, я тебе не скажу, и не надейся. Что случилось, то случилось".
— Причины налицо. Михаил Суров был вашим сослуживцем и товарищем. Вы действовали в состоянии аффекта, не контролировали собственных поступков и эмоций.
Опытный законник сменил тон на ласково-отеческий.
Глаза следователя подернулись влажной пеленой и словно гипнотизировали Новикова.
— Я соберу надлежащие доказательства. Проведем повторную экспертизу…
«Конечно! Сухогруз в океане нагонишь и трепанацию черепа покойному сделаешь», — мысленно посмеялся над неуклюжестью шантажа старлей.
— Мотив преступления понятен, — глубокомысленно рассуждал хозяин кабинета. — Непонятно другое. Почему молчат все остальные? Предположим, своих вы запугали!
— Да что вы такое несете! — взорвался Виктор. Уж если кого и хотелось убить, так вот этого плешива в клубах зловонного дыма. — Я офицер, а не блатной пахан. Представителю военной прокуратуры должно быть знакомо, хотя бы приблизительно, понятие чести офицера. Считаете меня виноватым — ищите свидетелей, собирайте доказательства.
Я ни в чем признаваться не собираюсь!
— Браво, молодой человек! — прихлопнул пухлыми ладошками следователь. — Отличный монолог. Очень эмоциональный и проникновенный. В самый раз для провинциальных театров. Но не для меня! — проорал собеседник, и Новикову показалось, что задребезжали оконные стекла. — Лейтенант, я кайфа от этого дела не ловлю. — Следователь придвинулся к Виктору и теперь тяжело дышал ему прямо в лицо. — Умер солдат от черепно-мозговой травмы. Ну и хрен с ним. Но.., то чернокожий солдат, присланный учиться в центре подготовки специальных частей. Несостоявшегося спецназовца притаскивают в санчасть с треснутой макушкой, словно все его родное племя кололо на ней кокосовые орехи…
Следователь почти уперся носом в лоб Новикову. Виктор мог видеть черную каемку грязи на его воротничке.
— Я буду землю носом рыть, а найду доказательства, найду, кого посадить! Но если сверху дадут отбой, решат не раздувать скандал, я спокойно спущу все бумаги в сортир.
Ты понял, сынок?..
Дебильно-панибратское обращение «сынок» — фирменное слово-клеймо Советской Армии — прозвучало довольно зловеще.
Вечером к старлею наведался Пирогов.
Начальник центра заметно осунулся, под глазами набрякли мешки.
— Печенка увеличилась! — пожаловался он после приветствия. — Встал утром, ладонь приложил, а она как камень!
После небольшой паузы подполковник сказал:
— Виски кончилось. Есть чем Мишу помянуть?
— Остался его «Козацкий напий».
— Гадость изрядная, но на безрыбье сойдет, — обреченно махнул рукой Пирогов.
Офицеры выпили, закусив ломтями свежего арбуза и парочкой зеленобоких огурцов.
— Давит следователь? — спросил гость.
— Еще как, — хмуро ответил Виктор.
— Отчитаться в Москве спешит, стервоза…
— Работа у него такая…
— Песья. Вот что, Новиков… — Пирогов оборвал себя на полуслове, протянул руку к стакану.
Было заметно, как рука подполковника дрожит особой, мелкой дрожью, присущей людям с изношенной нервной системой.
— Давай еще выпьем! — предложил Пирогов. — Меня, наверное, на покой отправят. Сидеть дежурным в райвоенкомате до пенсии. А тебя, Витя, сдадут. Стрелочник нужен, на которого всех собак повесят.
Нагнув голову, Новиков потер виски.
— Кому нужен? Не вам же, товарищ подполковник!
Его собеседник натужно закашлялся, выигрывая паузу, чтобы подобрать нужные слова. Пирогов долго по-стариковски кхекал, небрежно сплевывая на пол и затирая плевки подошвой сапога. Прочистив бронхи, он смочил глотку отдающим сивухой алкоголем.
— Банников на тебя стрелки переводит. Ему скоро генерала должны присвоить, вот он и рвет задницу. Принципиальность свою показывает, виновных ищет. Самому подставляться не хочется. Инцидент-то политический! Международный конфуз, понимаешь ли! Вот он козла отпущения для отчетности и выбрал.
Подполковник повернулся к темному окну. Стекло отразило острый профиль усталого человека с высоким лбом, круто нависшим над глазами. Пирогов посмотрел в непроглядную тьму и задумчиво произнес:
— Мне будет не хватать тебя, лейтенант.
Следствие было разыграно как по нотам. Старшему лейтенанту инкриминировалось умышленное убийство и превышение служебных полномочий.
Дознаватели сознательно игнорировали все показания свидетелей. Банников умело отрежиссировал ход следствия.
Акт медицинской экспертизы отягощал вину подозреваемого, а на показания патологоанатомов просто махнули рукой.
Проведать Новикова, заключенного в СИЗО, приходил подполковник Пирогов.
— Обложили тебя, Виктор, — сокрушался он. — Со всех сторон обложили… Ты же боевой офицер! Я до министра обороны дойду! Что творится!
Спеццентр расформировывали. Дело передали в прокуратуру московского гарнизона — постарался Банников.
Сам судебный процесс Виктор помнил плохо. Дико болела голова. Запомнилась лишь идиотская речь судейского чина, форменного кретина, талдычившего об интернациональном долге, о дружбе между народами, о чистоте мундира и долге офицера. Без всякой связи он принялся прославлять успехи демократии, прочитал краткую лекцию о вреде алкоголя и, окончательно запутавшись, понес совершенную ересь.
Даже председатель суда не выдержал и стал дергать придурка в погонах за полу кителя. Тот принял этот жест за знак одобрения и растянул свою речь еще на полчаса.
Зато прокурор блистал.
— ..Моральная деградация офицера пагубна и для его подчиненных. Что, как не армия, является примером успехов социализма для наших иностранных друзей! — упивался законник собственным красноречием. — Подсудимый нарушил присягу и спровоцировал волнения среди курсантов, и вот закономерный финал — гибель людей…
Прокурор поставил себе задачу приписать Новикову все смертные грехи.
— ..Армия должна очистить свои ряды от подобных элементов! — смазал конец речи прокурор и потребовал наказания, от которого даже у предыдущего оратора при всем его идиотизме глаза полезли на лоб. — Путем поглощения менее строгого наказания я прошу вынести приговор… — прокурор сделал паузу, — десять лет лишения свободы с отбыванием…
— Может, лучше сразу смертную казнь? — Виктор нашел в себе силы, чтобы пошутить.
Официально процесс был открытым. Но никого из сослуживцев старлея в зале военного трибунала не было. Зачитали коллективное письмо офицеров полка, отличную служебную характеристику, послужной список с благодарностями командующего ограниченного контингента Советской Армии в Афганистане, командующего Среднеазиатским военным округом.
Председательствующий заколебался. Вроде бы умело подтасованные факты свидетельствовали против старшего лейтенанта, но, с другой стороны, его биография была безупречно чиста. Генерал-майор юстиции помнил, как накануне процесса ему позвонил крупный чин из Министерства обороны и в разговоре мимоходом обронил:
— Приговор должен быть суровым и справедливым. На доследование дело направлять не надо.
Слуга военной Фемиды был человеком старой закалки.
Начинал служить еще при зловещем Ульрихе, а потому намеки понимал с полуслова.
Для себя судья определил: «Лейтенант кому-то перешел дорогу. Не я, так мои коллеги его посадят и дадут на полную катушку… Пора на пенсию, совесть покусывать стала».
— Подсудимый, вы признаете себя виновным? — Вопрос задавался ради соблюдения судебной процедуры.
— Не признаю… — последовал ответ.
Лейтенант, теперь уже бывший, спокойно выслушал длинный перечень статей, пунктов, подпунктов.
Опытный законник, председатель сумел-таки смягчить обвинение. Зачлись и прошлые заслуги, и боевые ордена, ибо наплевать на это было все-таки неудобно. В конце Концов приговор прозвучал:
— ..Семь лет исправительно-трудовой колонии.., лишение воинского звания… Ходатайствовать перед Верховным Советом Российской Федеративной Республики о лишении правительственных наград Новикова Виктора Борисовича…
«Эх, были бы эти награды у меня на груди, сам бы сорвал их, швырнул под нос судье!.. — вертелась нелепая мысль в гудящей, словно церковный колокол, голове десантника. — Семь лет лагерей! За что?»
С последним звуком, срывающимся со старчески подрагивающих губ судьи, боевой офицер как бы перешагивал невидимую грань, разделившую два мира Там, во втором, были пересыльные тюрьмы, столыпинские вагоны, шмон контролеров и лай сторожевых собак, еда, похожая на помет, хмурые, недоверчивые взгляды сокамерников.
Новиков перешел в иное измерение, пропитанное подлостью, унижениями, тоской и ненавистью;
Глава 7
Тушу свечу, что миру угрожает, Покамест все огнем не запылает.
Сойди
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
Эразм Роттердамский
Степной орел-стервятник дрейфовал, раскинув крылья, на восходящих потоках теплого воздуха, поднимавшегося от прокаленной каменистой равнины киргизского мелкосопочника.
Круглые, с оранжевым ободком, глаза птицы следили за людьми, которые цепочкой растянулись по равнине. Эти двуногие существа редко посещали пустынные владения царя пернатых, и орел ветревоженно выписывал над солдатами широкие круги.
— Падаль выискивает! — Младший сержант Серегин, запрокинув голову, любовался полетом птицы. — Красавец, а питается мертвечиной… Каприз природы!
— Гадина пернатая! — откликнулся замыкающий цепочку Скуридин. Он натер лямками рации плечи и все время отставал, нагоняя товарищей короткими перебежками. — На нас рассчитывает!
— Не каркай, Скуридин! — сплюнул младший сержант. — Слон, возьми у него рацию. Скуридин подыхает…
Голубев остановился, пропуская мимо себя товарищей, молча принял рацию и забросил обе лямки на одно плечо.
— Сколько до поселка? — шепотом спросил у Серегина его друг Черкасов, не желая выдавать, что устал.
— Ближе, чем до дембеля…
Отряд старшего лейтенанта Рогожина шел к заброшенному поселку, отмеченному на карте крохотной точкой с примечанием о наличии источника воды.
Второй год десантно-штурмовой батальон спецназа подполковника Орлова не мог выбраться из Киргизии. Самого подполковника после Оша комиссовали из армии: травма вызвала инсульт, а потом паралич левой половины тела. Орлов попросил, чтобы его не провожали, не хотел показывать перед батальоном свою немощь.
Фамилия командира стала символом подразделения, как не раз бывало в русской армии: каппелевцы и чапаевцы, дроздовцы и котовцы…
Батальон Орлова увяз в республике, охваченной беспорядками. Спецназовцы блокировали коммуникации, патрулировали улицы во время комендантского часа, вставали живым щитом перед разъяренными толпами погромщиков.
Весной националисты решили провести поход «всадников» из Иссык-Куля до Бишкека, бывшего Фрунзе. Их лидеры пообещали напомнить русским о геноциде шестнадцатого года. Тогда русские жители при поддержке двух семиреченских казачьих полков сожгли дотла киргизские поселения, усмиряя мятеж степняков.
Взвод Святого перевели в столицу. Националисты отменили марш, назначили новую дату, приуроченную к началу бунта киргизских ханов, поддержанных Кокандским ханством. И эта акция сорвалась. В новой суверенной республике к власти пришли трезвые политики, понимавшие гибельность пещерного национализма.
И в это время в столицу независимого Кыргызстана пожаловал генерал-майор Петр Михайлович Банников собственной персоной.
— Тесен мир, старший лейтенант! — говорил старый знакомый Святого. — Наслышан о твоих подвигах в Оше! Я, как видишь, сменил должность. — Генерал расслабленно развалился на стуле, который угодливо подставил адъютант.
— Знаю, подполковник Дронов говорил! — холодно ответил Святой. Встреча была ему неприятна.
Физиономия генерала, покрытая мелкой испариной, лоснилась.
— Не могу никак К климату привыкнуть! — пропыхтел Банников и достал красную пачку. Заядлый курильщик высыпал в ладонь пригоршню леденцов. — Бросаю дымить! — объяснил он, перехватив удивленный взгляд Святого. — Пачка — это психологический момент! Оптический обман.
Глаза видят знакомый предмет и успокаивают мозг, а я вместо сигареты получаю конфету. Мне один нарколог порекомендовал. Труднейшая штука, знаешь ли, бросить курить.
Сталин и тот жаловался: «Войну выиграл, а трубку продолжаю курить, не хватает силы воли…» Это у Сталина воля слабая! Что о нас, простых смертных, говорить!
Генерал сунул конфету за щеку. Штаб батальона заполняли офицеры. Они рапортовали генералу о прибытии, рассаживались на стулья вдоль стены. Святой оставался стоять.
— Садись, Рогожин! Садись, дорогой, — фамильярно прогнусавил Банников, перекатывая во рту языком конфету.
— С чем твой друг пожаловал? — шепотом спросил майор Виноградов.
— Он такой же мне друг, как и тебе, — тоже шепотом ответил Святой.
Совещание длилось недолго. Банников изложил последние директивы Министерства обороны, пустые и бестолковые, спросил, есть ли жалобы, пожелания, осведомился о настроении личного состава.
— У меня все. Можете быть свободны! — ленивым взмахом руки отпустил он офицеров. — А вас. Рогожин, я попрошу остаться! — крылатой фразой из известного фильма задержал генерал Святого.
— Завод имени Ленина ограбили! — без лишнего вступления перешел к делу Банников, когда они остались вдвоем.
На заводе выпускалось автоматическое оружие. При нем находились склады готовой продукции, затоваренные под самую крышу. Оружие получателям не отгружали, так как сорвался график движения эшелонов. Хотя у КГБ республики было другое объяснение и отсутствию вагонов, и накапливанию оружия на складах.
— Считаю поиски безнадежными, если не подключится армия! — многозначительно произнес генерал и забарабанил пальцами по столу. — По сведениям местных товарищей, вывезено около четырехсот единиц. «Калашниковы», причиндалы разные к ним, вроде ночных прицелов и штык-ножей. Что им это, приснилось, что ли? Склады и завод военные. Точный учет ведут наши люди! — Банников не скрывал раздражения.
— Разрешите вопрос, товарищ генерал?
— Валяй! — милостиво разрешил Банников.
— Склады завода вскрыли три дня тому назад. Весь город об этом шумит. Захватили в заложники водителя, — перечислял известные факты Святой. — Почему мы медлим? По горячим следам, подключив ваше разведуправление к следствию местного УВД…
Генерал сердито засопел и поднялся.
— В печенках вы, умники, у меня сидите! — проворчал он. — Короче, Рогожин, местные товарищи уверены, что оружие из города ушло. Более того, у них есть сведения банда, совершившая налет, была замечена в райцентре Кара-Балта и направляется к предгорьям. Министр попросил меня выделить отборные подразделения для преследования и обезвреживания преступников. — Банников встал напротив Святого. — А ты у нас ас возвращать украденное. Первый кандидат со своими орлами на награду! Уничтожишь банду — внеочередное звание! Засиделся ты в старших лейтенантах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42