проситься добровольцем, когда других из-под палки загоняют, удрать из части, чтоб пробраться на войну в Чечню, отказываться от возвращения в родной дом, к богатым и обожающим сынка родителям… Еще раз позавидовал Валерка. Был бы у него такой, да просто любой отец, он, наверно, не стал бы от него отрекаться,— А ты-то согласен? — спросил Ваня.Русаков не сразу ответил. Минуту подумал, даже две. Конечно, он-то не дурак был, чтоб не понимать, какой выход в данный момент наилучший. Паспорт и гражданка не помогут. Бежать-то некуда. Дома-то фактически нет. Мать сидит, а у Валерки даже ключа нет от своей квартиры. К тому же там-то его наверняка сцапают менты. А если, как говорил Фрол, на него и впрямь обиделся какой-то крутой пахан, то он даже отсюда уехать не сумеет. Нет, за компанию, как известно, даже один гражданин известной национальности удавился. Все одно, терять-то нечего, как говорил другой гражданин все той же национальности, кроме своих цепей. А приобрести можно как-нибудь невзначай, весь мир (Валерка это изречение все-таки слышал).— Согласен, — кивнул он.Фрол посмотрел сперва на одного, потом на другого.— Еще раз спрашиваю: это твердое решение?— Твердое! — ответил Ваня. Валерка вслух не подтвердил, но кивнул.— Придется это проверить. Если откажетесь прямо сейчас выполнить одно психологически сложное задание — будем прощаться. Ивана отправлю к папаше, а тебя просто выгоню отсюда. Доводить до вас это задание? Выдержат нервишки? Или сразу откажетесь?— Доводите, — сказал Валерка, — может, сразу со страху не помрем.— Хорошо. Я провел небольшое расследование по вчерашней истории с вагоном. Тятя меня предал. Вас он хотел подставить в благодарность за то, что вы его развязали и привезли сюда с товаром. За предательство я караю. Сам, своей властью. У меня нет ни судей, ни адвокатов. И прокурора тоже нет. Тятя мной приговорен к смерти. А вот то, как он умрет, будет зависеть от вас. Выбор невелик. Или он полетит в топку живым, или вы его предварительно расстреляете. Думать некогда. Либо вы исполняете и остаетесь, либо прощаемся, но перед тем вы посмотрите, как Тятя повторяет подвиг товарища Лазо.— Сурово… — сказал Ваня, внутренне сжимаясь.— Ты там что-то говорил по поводу проверки на вшивость? — припомнил Фрол. — Вот это она и есть.— А зачем его вдвоем стрелять? — спросил Валерка задумчиво. — Неужели одной пули не хватит?— Вообще-то хватит, — так же задумчиво произнес Фрол, — даже и одну тратить необязательно. И так сгорит, если кому-то мараться неохота. Значит, передумали?— Нет, но… — Ваня уже понимал, что никакие «но» приниматься во внимание не будут.— Нет, я лично не передумал, — сказал Валерка, — и могу Тяте облегчить последние минуты жизни, хотя он мне смерть подстраивал. Но, может, для Ваньки вы полегче задание подберете?— А чего ты за меня решаешь? — вскинулся Ваня. — Я что, по-твоему, маменькин сынок, да? Ты думаешь, я не смогу, да?Фрол внутренне усмехнулся, но на морде у него ничего не отразилось.— Значит, будем работать? — сказал он. — Хорошо! Топайте за мной. А вы, — он повернулся к охранникам, — доставьте Тятю в тир. Следом за Фролом Валерка и Ваня спустились вниз, в свою бывшую тюрьму. Выяснилось, что если пройти коридор до конца и отпереть крепкую стальную дверь в торцовой стене, то окажешься в длинном подвале с цементным полом, где у Фрола был оборудован 25-метровый тир.Фрол открыл стальной шкаф, где хранились пистолеты, выдал два «ПМ» с пустыми обоймами Валерке и Ване. Потом достал патроны.— Снаряжайте каждую тремя. Если не сможете попасть с трех раз — на хрен вы мне нужны. В это время привели Тятю.— Привет, — сказал Фрол, когда охранники подвели к нему бледного, трясущегося детину. — В Бога веришь?— В-верю… — пролепетал Тятя.— Тогда молись. Прежде всего за то, чтоб у ребятишек со страху руки не тряслись и они тебя здесь насмерть завалили. Если они все промажут или на добивание патронов не хватит — будешь живым гореть. Иди и становись вон там, на третьем направлении.Тятя молча упал на колени. У него, должно быть, дар речи пропал. Почти совсем мертвый человек, только пристрелить осталось.— Вставай, — приказал Фрол, — даже сдохнуть как следует не можешь… Поставьте его на ноги! Оттащите и привяжите, раз стоять не может…Из-под Тяти полилось — нервы подвели окончательно. Охранники поволокли его в дальний конец подвала, к изрешеченным пулями фанерным щитам. На цементном полу за Тятей остался мокрый парной след. Фрол в это время деловито и без суеты включил лампы, освещавшие мишени. При свете стало видно, что щиты прибиты верхним и нижним краями к прочным рейкам, а рейки — к трем вертикальным столбам, упирающимся в потолок. Охранники завернули Тяте руки за спину и пристегнули его наручниками к среднему столбу. Сам по себе он бы, наверно, давно упал, а так только обвис — наручники не пускали.— Вы, вообще-то, из пистолета стреляли? — поинтересовался Фрол у Валерки и Вани, осмотрев снаряженные ими пистолетные магазины.— Я много стрелял, — сказал Ваня, — меня отец учил.— А я в армии один раз… — сознался Валерка.— Тогда понятно, — хмыкнул Фрол, — почему ты сначала пытался патрон задом наперед пристроить. Посмотрел, как у товарища, и поправился. А еще просил тебе на прощание «стечкина» дать! Догадываюсь, что ты мог невзначай все двадцать пуль в собственное брюхо определить. Одной очередью. Специально для тебя напоминаю, что застрелить нужно вон того, — он мотнул головой в сторону Тяти, — а не самого себя или товарища. Оружием не вертеть! Пистолеты старые, разболтались, спуск легкий. Магазин — в рукоятку, затвор назад, быстро отпускай, не «„сопровождай“, как говорится. И сразу на предохранитель! Сейчас ребята уйдут, и приступим.Охранники, установившие Тятю в качестве мишени, вернулись и отошли в сторонку, встав чуть позади Валерки и Вани, у двери, ведущей в тюремный коридор. Валерке показалось, что они устроились там неспроста. Например, если б им с Ваней пришла в голову отчаянная фантазия сначала бабахнуть по Фролу, а уж потом по Тяте, то молодцы в камуфляже уложили бы их с опережением на пару секунд.— Взять пистолеты, — спокойно распорядился Фрол, — снять с предохранителя, навести в сторону цели. Огонь открывать самостоятельно.С этими словами он отошел от стрелков и уселся на стул, придвинув его к какой-то трубе, похожей на маленький телескоп.— Буду корректировать огонь, — объяснил он. Ваня все сделал как надо, как отец учил, но в тот самый момент, когда надо было плавно надавить на спуск, Тятя у своего столба заворочался. Внезапно как-то, хотя до того висел, как мешок. От этой неожиданности Ваня почему-то зажмурился и к тому же слишком резко дернул спуск. А на Валерку произвел впечатление неожиданно громкий звук выстрела, и он тоже выпалил зажмурясь.— Оба — в «молоко», — вздохнул Фрол. — Как вы там, на карьере, сумели шестерых перестрелять не понимаю!— Там же из автомата, — попытался оправдаться Ваня, но Фрол оборвал его:— Не отвлекайся, огонь!Ваня от волнения опять дернул спуск и снова не попал. Валерка на сей раз не стал палить сразу, а спросил:— Двумя руками можно пистолет держать?— Можно.Пока Валерка приноравливался, Ваня выстрелил третий раз.— А-а-ая! — взвыл Тятя, задергавшись у столба.— Бедро, — прокомментировал Фрол. — Ваш вклад в победу скромен, солдат Соловьев. Разряжай! Предохранитель, так. Магазин вынуть! Затвор! Контрольный спуск! Отойди в сторону и отдыхай.Валерка, тщательно поддерживая правую руку левой и стараясь не слышать Тятиного воя, послал пулю в цель. От ее удара вой оборвался. Тятя опять обвис, и, казалось, уже навсегда, но Фрол в свою трубу разглядел, куда попала пуля:— Грудь, правая сторона, ближе к плечу. Можно сутки помирать даже без медицинской помощи… Голову видишь?— Он ее низко опустил.— Возьми под нее, спуск плавнее, дыхание задержи… Ба-бах! — раскатилось по подвалу. Валерка увидел, как дернулась от удара пули стриженая башка Тяти и как от нее отлетело что-то, оставив темный отпечаток на столбе.— Готов, — констатировал Фрол. — Наповал. Для второго раза стрельбы из пистолета — отлично. Разряжай!Охранники молча пошли к столбу — отстегивать труп. А Фрол выдал Валерке и Ване принадлежность для чистки пистолета, показал малограмотному Валерке, как его разбирать, и, пока они приводили оружие в порядок, произнес:— От показа процесса утилизации пока воздержусь. Вон там, за щитами — маленькая дверь. Через коридорчик можно пройти в кочегарку. В печке все выгорает. Черепок и костяшки пропускаем через шлакодробилку, остается порошок и больше ничего.Протирая ствол, Валерка искоса взглянул туда, где возились охранники. Они уже выволакивали Тятю в ту самую дверцу.— Вообще-то, — пооткровенничал Фрол, — если честно, то я вас проверял еще по одной линии. Очень мне было интересно поглядеть, как вы стреляете. Все-таки шестерых положили на карьере. Грешен, подозревал, что есть у вас кое-какая дополнительная подготовка. Но теперь вижу, что зря. Повезло вам там, обстоятельства удачно сложились. Бог помог, если он есть.— А вдруг мы только прикидывались, что стрелять не умеем? — с неожиданным нахальством спросил Валерка.— Милок, — снисходительно произнес Фрол, — есть такая пословица в спортивном обиходе: «Мастерство не пропьешь!» Так вот, бывает, что любителям неплохо удается имитировать профессионализм. Но профессионалу имитировать любительство, как правило, не удается. Сразу видно, что он кривляется. Сразу и подробно не объяснишь, но только тогда, когда я поглядел, как ты обращаешься с пистолетом и как Ваня из него стреляет, мне окончательно стало ясно, что никто вас ко мне не засылал. Так что будем работать. Подпишете контракт, честь по чести. Получите документы, вполне доподлинные по исполнению, но на новые имена и фамилии. Правда, сразу предупреждаю, что свобода в течение этого месяца у вас будет ограничена. Я понимаю, вы молодые, активные, опять же по жизни соскучились, но пока мне не станет на сто процентов ясна степень вашей надежности — никуда и никогда. Полчаса назад еще можно было сказать: «Я пошел отсюда!» Сейчас уже нет. Теперь вы все выбрали сами, осознали необходимость и свободно отдали мне право собой распоряжаться. Дисциплина здесь строгая. Самоволка у меня не губой карается, а смертной казнью. Обман, измена, разгильдяйство с серьезными последствиями — так, как с Тятей. Усвойте! Физ-подготовка и другие занятия — интенсивные, мало не покажется. Но кормежка, одежка и быт — в лучшем виде.Фрол посмотрел, как его новые подчиненные провели чистку оружия, нашел качество работы удовлетворительным и убрал пистолеты в шкаф. В это время вернулись охранники с ведром и тряпкой, стали протирать пол тира, ликвидировать лужи, оставшиеся после Тяти.— Такую работу тоже придется делать, но не часто, — прокомментировал Фрол. — В кочегарке побываете, в порядке психологической подготовки. Но это попозже, когда закалки прибавится… И еще вот о чем предупреждаю. Вы все время будете под контролем. Но главное — сами себя контролируйте. С вами будут другие ребята. Дедовства здесь нет, но ухо надо держать востро. Языком не трепать, на провокации — типа употребления алкоголя и наркоты — не поддаваться. Курить тоже старайтесь поменьше. Если возникнет острая тоска по бабе — докладывайте, не стесняйтесь. Выдадим. Тоже, соответственно, без лишнего трепа, без открытия тайников души. И само собой — никаких бесед на служебные темы. Хотя будут провоцировать наверняка и всякими невинными вопросиками вытягивать информацию. Конечно, они потом все изложат, что и как, а я буду делать выводы.— Вопрос можно? — поинтересовался Валерка. — Цель-то всей этой фигни какая?— Цель, дорогой товарищ Русаков, у нас, как всегда. Великая! ЧАСТЬ IIТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ДАМА С МОСКОВСКОГО ПОЕЗДА Зимнее утро только обозначилось. Небо посветлело, мороз покрепчал, похмельные алкаши и бомжи стали не спеша выползать из своих нор и кучковаться тройками на пустынной привокзальной площади облцентра. Собирали дензнаки на общественную нужду. Явно не у всех имелись нужные суммы наличными, но были кое-какие надежды пополнить свои сбережения пятью-десятью тысячами. По графику вот-вот должен был прийти московский скорый, у пассажиров которого можно было что-то выклянчить или спереть.Носильщики и таксисты также занимали исходные позиции — ловить клиентов из числа пассажиров. Здесь же вертелись и частники. Пожалуй, таксистов-профи было меньшинство. К тому же на небольшом удалении от стоянки припарковалась скромная «девяточка» с темными стеклами. В ней сидели, позевывая, пять внешне неторопливых и даже ленивых детинушек, которым там явно было тесновато — плечи упирались в дверцы, а макушки — в потолок. Они поглядывали на собирающиеся к вокзалу автомобили, изредка поглядывали в записные книжечки, присматривались к номерам.Постоянных «бомбил» они знали и вели им строгий учет, который, естественно, означал для «извозчика» определенное «налогообложение», или, как их тут именовали, «взносы в профсоюз». В древние времена, еще при Горбачеве, на вокзале работали сразу несколько команд, и это вносило серьезную неразбериху с руганью, мордобоями, прокалыванием шин, битьем стекол, а позже — и со стрельбой. Потом все споры прекратились, потому что где-то в крутых верхах было принято решение, кому тут хозяйничать. А уж этому хозяину надлежало распоряжаться тем, какие устанавливать «тарифы» с пассажиров и «налоги» с водителей, кому давать «лицензию», а кого — гнать поганой метлой и пинками. Поэтому «контролеры», сидевшие в «девятке», приглядываясь к машинам, сверялись со своими данными — нет ли посторонних. Конечно, любой владелец машины имел право привезти или встретить забесплатно свою родню. Один раз, даже два или три с интервалами во времени поверить могли. Но ежели гражданин попадался на обмане, то мог рассчитывать на то, что ему либо сильно набьют морду, либо «случайно», но необратимо разобьют или сожгут машину. Могли и смилостивиться, поставить на бабки с быстро набегающими процентами.Среди машин частников к вокзалу свернула одна незнакомая. Серая двадцать четвертая «волга».— Не наша, — заметил один из сидевших на заднем сиденье. — Проверим?— Пусть Миша поинтересуется, — зевнул тот, который был старшим в этой группе.Сидевший рядом с водителем послушно вылез и вразвалочку отправился туда, где притулилась «волга». Подошел, глянул на номер и постучал в стекло. Парень в армейской куртке поднял глаза, открыл дверцу.— Свободен, командир? — спросил Миша. — В Лавровку за полтораста срядимся?— Ты ж только что из машины вылез, — заметил шофер.— Да там говорят, что до самой Лавровки не довезут. И вообще, ребята какие-то неприятные. Рискованно ехать. Ты чего, московский поезд ждешь?— Жду, — кивнул водитель.— Так свезешь в Лавровку за полтораста? Москвичи туда вряд ли поедут. Ты на трех пассажирах меньше заработаешь. Парень мотнул головой.— Двести? — предложил Миша.— Я девушку встречаю, — ответил водитель. — Не по дороге будет.— Ну-ну, — вздохнул «контролер», — а если не приедет?— Все равно не по дороге.Миша сказал что-то матерное и отправился обратно к «девятке».— Просек нас, — доложил он старшему, — сразу почуял, что я прикалываюсь. Девушку он, с понтом дела, встречает!— Ты эту тачку раньше видел? — спросил старший. — В списке штрафников ее нет. Хрен его знает, может, действительно за бабой приехал. Поглядим.— Восемь двадцать, — сказал Миша, — запаздывает Москва. Поезд и впрямь опоздал на десять Минут. Толпа приезжих оказалась негустой.— Так, — распорядился старший, — Миша и вы двое — на контроль, а мы с Вадиком поглядим за этой «волгой». Если увидим, что не просто родню вез, а бабки снял, — объясним ему ситуацию.Те трое, что вылезли, равнодушно прошли мимо «волги» и двинулись вдоль ряда машин и сгрудившихся около них пассажиров с объемистым багажом. Они разминулись с темноволосой, немного рябенькой девушкой, одетой в темно-коричневую кожаную куртку с капюшоном, черные рейтузы и высокие ботинки со шнуровкой. За спиной у нее висел небольшой кожаный рюкзачок, а в руке был полиэтиленовый пакет. Девушка уверенно шла к серой «волге». Водитель вылез из кабины, подошел к приезжей с букетом из трех гвоздик, обнял и поцеловал. Затем открыл правую дверцу и помог усесться своей спутнице. «Волга» выкатила с вокзальной площади и нырнула в поток машин, направлявшихся в центр города.— Наплевать на них, — сказал старший водителю «девятки», — это не наши клиенты.Между тем «волга» успела отъехать довольно далеко от вокзала. Пылко обнявшиеся при встрече водитель и девушка, как ни странно, помалкивали и выражали явное равнодушие друг к другу.Проехав центр, то есть площадь Ленина, где по левую руку был бывший обком с четырехметровым вождем на постаменте, а по правую, за чугунной оградой, ведомство Иванцова, водитель свернул на Свято-Никольскую (бывшую Советскую), затем на улицу Горького (во граде сем ее в Тверскую не переименовывали, тем более что улица никогда таковой не была).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58