А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— сладко пропела Ли.
— Крысы бегут с погибающей «тойоты», — сказал Фрэнк, когда мост заскрипел и машина ушла еще глубже. Он открыл дверцу и вышел сам.
— Будь я проклят, если один пойду ко дну вместе с кораблем, — заключил он.
Проведенное нами расследование показало, что с виду мощные стальные фермы так проржавели, что создавалось впечатление, будто на самом деле они сделаны из какого-то неведомого кружева. Были места, куда палец входил на четверть дюйма. Трудность заключалась в том, что, если бы другая машина рискнула въехать на мост для помощи, мост мог окончательно рухнуть и обе машины, набитые ценнейшим оборудованием, полетели бы в реку с высоты семьдесят футов. К счастью, вторая «тойота» и более легкие машины уже выбрались на другой берег. Мы привязали к «тойоте» веревку и медленно, с величайшей осторожностью выволокли машину на противоположный берег.
При всех неудобствах и тяготах путешествия мы всегда испытывали облегчение, когда переправлялись на пароме, — даже в том случае, когда переправа задерживала движение. Паромы представляли собой скрепленные понтоны времен второй мировой войны, похожие на гигантские каноэ; поверх них были положены планки. Управлялась эта конструкция крепким паромщиком, ловко орудовавшим бамбуковым шестом необыкновенной длины и толщины. Но въехать на такой паром, равно как и съехать с него, было поистине подвигом. Паром просто подходил к берегу или к причалу, и планки сходились под острыми углами. Задача водителя — подогнать колеса так, чтобы въехать на планки и съехать на берег. Паром тотчас же отходит назад и кружится в вальсе на бурой воде. Если паром на противоположном берегу реки, звони в подвешенный на пальму колокол; если таковой (как это часто и бывало) отсутствует, вся надежда только на силу собственных легких. Сумеешь докричаться до паромщика (который на противоположном берегу крутит шуры-муры с какой-нибудь соблазнительной деревенской девчонкой), тогда твое счастье: паромщик неохотно и с тоской во взоре двинется к вам.
Но уж коли въехал на паром, можешь понаслаждаться тишиной. Ласково греет солнце, медленно и плавно движется посудина, и единственный звук, который долетает до твоих ушей, — плеск и свист бамбукового шеста в надежных мускулистых руках паромщика, точно копье в руках охотника на мамонтов… Порой промчится стая белых, как звезды, цапель, летящих строем на поиск мест, богатых рыбой; иногда стрелой пролетит над рекой крошечный зимородок ярко-голубого и красно-коричневого цвета, а высоко в небе парят коршуны, будто черные кресты. Иногда мимо проскальзывают небольшие пироги и каноэ, двигаясь бесшумно, словно упавшие на воду листья или крылатые семена.
Между тем дорога становилась все хуже и хуже. Мы двигались с самой что ни на есть черепашьей скоростью, но все равно не удавалось избегать ям и огромных камней. Дорога шла уже в нескольких сотнях футов над уровнем моря, вниз уходил совершенно отвесный обрыв, а над нами высилась столь же отвесная скала. Росшие когда-то внизу деревья были вырублены под посевы; затем участок забросили, и он зарос низким кустарником и вьющимися растениями. Иногда над этой порослью, словно зеленая ракета, выстреливала случайная пальма-равенала или кокосовая пальма, распушив веер из листьев, будто павлиний хвост. Вода в море была темно-синяя, кое-где в нее вдавались скалы; побережье изрезали большие бухты с роскошными пляжами цвета поджаристого печенья, и волны, накатывавшие на темный песок, оставляли на нем белую пену, похожую на коралловое ожерелье.
Наконец мы добрались до деревни, где предполагали найти профессора Ролана Альбиньяка — нашего старинного приятеля, основавшего заповедник «Человек и биосфера», где нам предстояло работать. Но эта встреча, как и большинство из намечавшихся на Мадагаскаре, не состоялась, а местные жители, как всегда, были готовы прийти на помощь и сообщили массу новостей о нашем друге. Кто сообщил, что он вот-вот прилетит на самолете, кто поведал, будто он вот-вот приедет на автомобиле, кто-то слышал, будто он приплывет на пароходе; он был там-то, он был здесь, он в Париже, он вообще никогда не приедет.
При такой противоречивой информации мы сочли за лучшее пообедать в местном отельчике, лелея крохотную надежду, что профессор все-таки объявится. Если же нет, то нам надо было спешить дальше: следующий на нашем пути паром зависел от прилива. Кстати, об этом пароме и о приливе мы тоже получили лавину самой противоречивой информации.
Подкрепившись скромным, но плотным завтраком из свежей рыбы, курятины и неизменной миски риса, без которой, судя по всему, не обходится ни один обед на Мадагаскаре, мы тронулись в путь. А путь предстоял неблизкий, и, к нашему огорчению, чем дальше, тем хуже делалась дорога и тем медленнее мы продвигались вперед, так что когда наконец добрались до реки, небо уже подернулось нежным оттенком зеленого, а тени зловеще вытянулись.
К вящей радости, паром был на нашем берегу, но паромщиков беспокоило, что начинался отлив и вода в реке быстро спадала. Если уровень окажется слишком низким, мы попросту не сможем съехать на тот берег и вынуждены будем дожидаться нового прилива — перспектива не особо соблазнительная, потому как наши подушки и ламба, не говоря уже о соломенных матрацах, были тщательно упакованы и в поисках их нам пришлось бы перерыть все машины; еду мы, кстати, тоже запрятали глубоко. Мы быстро погрузились на паром (к счастью, он был достаточно велик и мог взять две машины сразу), и паромщики спешно повезли нас через темнеющую реку. Добравшись до противоположного берега, мы, к своему ужасу, обнаружили, что вода спадает гораздо быстрее, чем нам поначалу казалось, и что съехать просто невозможно: паром пребывал на три-четыре фута ниже причала. Ничего страшного, сказали паромщики, можно будет причалить и на небольшой пляж в пятидесяти ярдах ниже по реке.
Для полного счастья еще пошел дождь — хоть и не сильный, но и его хватило, чтобы промокнуть до нитки.
Мы достигли песчаного пляжа и, к нашему облегчению, благополучно причалили. Паромщики тут же погнали паром за остальными; мы послали им весточку, что едем в деревню, лежащую в четырех милях дальше, и к их прибытию успеем приготовить ужин. Чтобы еще больше ободрить оставшихся, велели передать, что распакуем пиво. Итак, мы двинулись в путь сквозь моросящий дождь, нас бросало и било еще нещаднее, так как в темноте труднее было ориентироваться. Фары машин отбрасывали на дорогу самые причудливые тени, и определить, что впереди — валун или ухаб — становилось невозможным.
Когда мы наконец добрались до деревни, она вся была погружена во тьму, лишь слышался какой-то странный звук — очевидно, это храпели местные жители. Несколько собак встретили нас бессвязным лаем и сразу же отправились спать. Здешний отельчик представлял собой длинное, приземистое, малогостеприимное сооружение из дерева и бамбука и с бамбуковой же крышей. Впрочем, дородная супруга хозяина отельчика и остальные члены семьи отнюдь не выказали признаков неудовольствия или раздражения. Напротив, они повскакивали с постелей в самом добром настроении, готовые к услугам. Мы объяснили хозяйке, что в конечном счете нас будет одиннадцать душ и что у нас с полудня во рту не было маковой росинки. Стало быть, провианта нам нужно как на целый полк, а то с голодухи слопаем друг друга. В ответ она одарила нас широкой спокойной улыбкой, так же улыбнулась своим забавным, не по годам сообразительным детям и безмятежной походкой направилась в огород, гоня перед собой ребячью гурьбу.
Столовая, служившая одновременно и жилой комнатой, была вместительной и перекрывалась мощными деревянными балками, сквозь которые можно было разглядеть небрежно положенную бамбуковую крышу. Вся мебель — длинные стародавние столы из толстых неструганых досок и такие же длинные деревянные скамьи. В каждом углу горело по две маленьких керосиновых лампочки, отбрасывавшие тонкие струйки света, — более бесполезного огня я не видел за всю свою жизнь. Все было пропитано затхлым запахом горелой древесины, а стол был до того засален, что мы брезговали даже дотрагиваться до него. Видимо желая похвастаться (мол, и мы не чужды цивилизации), хозяева пригвоздили к стенам несколько плакатов: вот пара пышных блондинок рекламирует какой-то невероятный продукт (вкусив который скорее всего до срока вкусишь райское наслаждение), а вот странная для здешних мест панорама Нью-Йорка. Когда б не это, можно было бы подумать, что ты на доисторической английской ферме в эпоху сакских королей, которых звали как-нибудь вроде Кнут или Этелред.
Из-за двери, которая вела в кухню, просачивались тонкие облачка дыма и доносился обнадеживающий запах еды. На столах, словно подушечки для булавок, свернулись два кота; под столами же находилось несколько собак — одни спали, другие самозабвенно ловили блох, а из угла на нас смотрели пустым взглядом два сонных петушка и одна утка. Из-за кухонной двери стайка одетых в лохмотья худых курчавых детишек взирала на нас черными глазами величиной с блюдечки — их напугало нашествие странных вазаха с непонятным оборудованием. Мы, наверно, представлялись им пришельцами с Марса.
Решив подождать остальных и сесть за обед всем вместе, мы послали Бруно назад к парому с обнадеживающими вестями, что обед готов и пиво распаковано. Но примерно через час Бруно примчался и сообщил, что паромщики сделали отчаянную попытку перевезти на другой берег оставшуюся «тойоту» и другую машину, но было поздно: вода спала и паром застрял на середине реки в ожидании нового прилива.
Мы накормили Бруно и послали его назад выяснить, нельзя ли чем помочь. А сами пришли к выводу, что самое правильное — сесть за обед: мало ли какую штуку может выкинуть прилив. Мы, конечно, не ожидали лукуллова пиршества, но хозяйка гостиницы подала деликатесное блюдо из разных моллюсков и крабов, большую миску земляных орешков под горячим соусом и, естественно, огромное количество риса. Мы как раз тщательно вытирали наши тарелки хлебом, когда вернулся Бруно. Он был в панике. Паромщики поторопились пригнать паром с «тойотой» к песчаному пляжу. Она съехала и закопалась носом в песок, а между тем вода все прибывает, и если ничего не предпринять, то машина полностью уйдет под воду, а с ней и половина нашего драгоценного оборудования. К счастью, одной из благополучно доехавших машин была «тойота» — именно то, что нужно. Бруно сел в нее и поспешил на выручку.
Вернулись измотанные. Вызволить перегруженную «тойоту» из песка и воды, даже при наличии лебедки, оказалось адски трудным делом. А не будь у них этого ценнейшего инструмента, так они бы до сих пор там сидели. Измученные путешественники сели за стол и жадно, словно волки, поглотили еду, а затем принялись разгружать «тойоту», а также осматривать, нет ли повреждений машины и оборудования. К всеобщему удивлению, повреждения были незначительны. Правда, пострадали ценные батареи, но, когда их по одной выгрузили и высушили, выяснилось, что от долгого нахождения в воде пришли в негодность лишь семьдесят из трехсот. К счастью, уцелевших с лихвой хватило для того, чтобы выполнить нашу программу.
На следующий день по-прежнему лило как из ведра, так что разрешить задачу по высушиванию всего подмокшего оказалось вдвойне сложно. К счастью, под самым потолком была натянула веревка, на которой развесили палатки, похожие на шкуры китов. Каждую вторую единицу оборудования пришлось перенести в главную комнату отельчика и тщательно исследовать на предмет попадания влаги. Везде, где возможно, морскую воду смывали пресной. Но все же, пока лил дождь, процесс сушки подвигался со скрипом.
Джон обнаружил в столовой еще две двери, и когда их открыли, внутри стало больше света и исследовать оборудование стало легче. Эти три двери были как три телеэкрана — сидя внутри на скамье, я мог наблюдать все, что происходит за стенами отельчика на главной улице деревни. Вот прошел долговязый Джон, неся какую-то деталь с такой бережностью, будто она из стекла; вот прошел Кью в обратном направлении — ему еще предстоит подобная миссия. Вот прошествовал Боб, словно заводная игрушка, — у него в руках пачки бумаги, губы медленно шевелятся, а лицо сосредоточено в задумчивости. А вот и другие члены нашей команды — у кого в руках динамо, у кого ящик с незаменимыми батареями. И за всем этим, стоя под проливным дождем, зачарованно наблюдают группы ребятишек — еще бы, для них это интереснее всякого цирка.
Вот маленький белый щенок с раздутым животом и важным видом подошел к «тойоте» и поднял ножку, как будто на всем Мадагаскаре для этого больше места не нашлось; под самой же машиной укрылись от дождя несколько мокрых, взъерошенных петушков. Зато утки и хрюшка, по-видимому, испытывали наслаждение от такой погоды — поросюшка возилась в грязи, издавая короткие восторженные похрюкивания и визги, а утки, помахивая хвостами, шествовали гуськом вниз по улице, словно на важное деловое свидание. Вот прошел крестьянин, погоняя небольшое стадо зебу; и хотя было очевидно, что и животные, и их погонщик были бы не прочь остановиться и полюбоваться диковинным зрелищем, они проследовали дальше.
Наконец дождь прекратился, и солнце сделало отчаянную попытку пробиться сквозь серую дымчатую завесу. Фрэнк распаковал свои рыболовные снасти и вместе с Ли отправился к морю в надежде поймать нам что-нибудь на обед, но вернулись ни с чем. Джон и Кью пошли на охоту и вскоре принесли безобидную слепозмейку Typhlops — черную и блестящую, как шнурок для ботинка, длиной около пяти дюймов. Эти прячущиеся по норам необычные создания не то чтобы совсем слепы, просто глаза у них покрыты прозрачными чешуйками, так что, возможно, они способны лишь отличать свет от тьмы. Живут змейки тихой оседлой жизнью, прячась под землей и питаясь мелкими насекомыми и термитами. Они настолько таинственны, что об их образе жизни практически ничего не известно.
Но вот солнце засияло в полную силу, и от нашей хитрой механики повалил пар. Появилась надежда, что к следующему утру все высохнет и мы сможем продолжать наш путь на Мананару.

Глава шестая. ХРУСТАЛЬНАЯ СТРАНА, ИЛИ ПОГРЕБАТЬ — ТАК ВЕСЕЛО

Рано поутру мы отправились в путь, и как это ни казалось невероятным, дорога сделалась совсем негодной. Натыкаясь на огромные камни, намытые дождем, мы залетали прямо в ямы, которых пытались избегать. Дождь довел грязь до консистенции густого теста, и, плывя по пояс в этой скользкой жиже, мы неожиданно налетали на скрытые под ней скалы. Мои бедра и спина до того разболелись, что я уже клял себя за то, что не послушался совета Ли полететь самолетом и не подвергать себя костоломной тряске. Единственным утешением было то, что небосвод был голубым, солнце вовсю сияло и от всего вокруг шел белый пар.
К нашему удивлению, нам попалось мало птиц, зато много прочей фауны. Пара переходивших дорогу чванливой походкой мангустов с хвостами колесом и шоколадными мордами предусмотрительно пропустили наш кортеж вперед, с интересом взирая на нас золотистыми глазами и вытянув хвосты трубой, словно восклицательные знаки, и только потом медленно и беззаботно закончили переход. Однажды дорогу нам переполз удав; медленно выписывая петли, он пробивал себе дорогу сквозь грязь. Достигнув противоположной стороны, он ненадолго задержался отдохнуть — хотя, по-видимому, обратил внимание на наше присутствие — и после этого исчез, сверкая чешуей, будто смазанной маслом. В общем, как я заметил, на Мадагаскаре все млекопитающие и рептилии были до того ручными, что легко могли стать мишенью точно нацеленного мачете или пули даже самого плохого стрелка.
Проехав мимо одной из деревень, спрятавшейся за холмами и оттого почти невидимой, мы догнали по дороге группу местных жителей, несущих нечто странное. Поравнявшись, мы увидели, что группа состояла из мужчин и подростков, и все — в соломенных шляпах, столь популярных у малагасийцев. В середине четверо мужчин несли на грубо сколоченных носилках труп старца, частично закрытый ламба. Погребальное шествие выглядело, однако, очень весело — все болтали, курили сигареты, махали нам, когда мы проезжали мимо, тогда как покойник подпрыгивал и трясся на носилках, словно был еще живой. Старца несли в первый раз в последний путь.
Судя по всему, мальгаши весело и задорно воспринимают смерть. У многих племен на Мадагаскаре существует обычай извлекать из могил кости предков; в честь этого устраивают хорошую пирушку, а кости потом вновь погребают со всей пышностью. Не знаю, так ли это на самом деле, но слышал, будто на стоянках такси на Мадагаскаре вывешены такие вот прейскуранты:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22