– Сыну мой, я за тебя свичку Богородице поставлю, – пообещал попик с легким хохляцким акцентом, – А тебя дуже прошу, прочитай оцю богоугодную книгу для спасения души, – попик протянул внутрь джипа «Чероки» брошюру. И с сознанием выполненного долга потопал дальше по хило освещенной фонарями тихой улице.
Попика уже и след простыл, когда сидящий в джипе на заднем сидении боец толкнул переднего в спину:
– Дай что ли книжку полистать, а то скучно.
– Винт свет включать не велел.
– А я зажигалкой присвечу.
Передний дальше не стал препираться, он сегодня всего лишь водила, и протянул брошюру во мрак за спиной. Задний отложил готовый к стрельбе Калашников на сидение рядом, достал из кармана «Зиппо», чиркнул колесиком и громко присвистнул.
– Че там? – заворочался передний, пытаясь с полуоборота что-то разглядеть при свете зажигалки.
Задний не ответил переднему, даже не пикнул, когда обсмалил палец, а скоренько подхватил лежащую рядом с калашом транкинговую рацию и стал поднимать кипеж.
– «Центровой», я – «Чероки»! Тут дед прохилял в поповском прикиде, нам брошюру сунул. Только это не баптистские сопли, это инструкция по пользованию гранатометом «Муха».
Рация отнеслась к сообщению без восторга. Рация посопела, похлюпала эфиром и приказала:
– Отваливайте, переходим к варианту «Б», – рации очень хотелось затормозить указания уже сразу после «Отваливайте», но сегодня было повторено и третий раз подчеркнуто пожелание довести дело до финала кровь из носа.
Дважды приказывать не пришлось, ведь сидящие в джипе прекрасно прониклись, что хрустит такая поздравительная открытка. Если тебе показывают пулю, значит, предупреждают в последний раз: не уймешься – грохнем. Если тебе толкуют про «Муху», значит где-то на крыше уже сидит взявший тебя на мушку гранатометчик.
А разговор за столом продвигался ни шатко, ни валко. Фразы, полные тайного смысла, повисали в воздухе над зажженными официантом свечами.
– Я так скажу, что очень благодарен господину Горбункову, – пилил лосося ножем и пачкал клюквенным соусом Сергей, – Хороший был человек господин Горбунков, фотографией очень увлекался.
– Да-да, – как бы поминая старого знакомого, Евгений Ильич глотнул минералки, – И столько пользы для Эрмитажа принес! Можно сказать, пропагандировал культурное достояние России всеми возможными способами. – Евгений Ильич грустно посмотрел на нового знакомого умными и шибко искренними глазами. Под глазами мешки от трудов праведных, на лбу морщины от государственных дум. Вот такая скользкая сволочь был государственный чиновник.
Алина задумчиво крошила ножом и вилкой на тарелке осетрину, но почти не ела. Гораздо больше уделяла внимания молодому терпкому вину. Из услышанного она делала свои выводы. Получалось, что Сергей пытается, ссылаясь на «Эрмитажные списки», обязать Евгения Ильича к чему-то. И Евгений Ильич, разумеется, не очень этому рад и, внешне оставаясь пристойным, брыкается, будто шмелем ужаленный. А Сергей наседает и наседает:
– Я так скажу, что я очень благодарен господину Горбункову. Ему мало показалось услышанное за преферансом на бумагу перенести. Он потом еще и сфотографировал записи, и негативы спрятал отдельно.
Горечь от услышанного господин Фейгин не мог запить минералкой. С другой стороны большого напряга перед новым знакомым Евгений Ильич уже не испытывал. Решение принято, приказ отдан, и теперь ответственный работник разговаривал с человеком, который просто пока не знает, что уже мертв. Евгений Ильич готов был уважить последнюю просьбу умирающего только в том случае, если обреченный попросит принять фотокопии в дар.
Все остальные слова этого Сергея Шрамова уже не имели никакого значения. А Алину жаль. Классная была девчонка. Дура.
Во исполнение принятого господином Фейгиным решения на улице по варианту «Б» к вишневой тойоте Алины, крадучись, чтоб не было заметно с крыш окружающих домов, направились два силуэта. Один – на шухере стоять, у другого за пазухой новенькая, так и не доехавшая до Чечни магнитная мина российского производства и устный приказ зарядить эту штучку под вишневый капот.
Но тут на тихую улочку въехал мерс радикально черного цвета. Двое пехотинцев с миной притормозили движение в сторону вишневой тойоты, пока вороной мерс не отвалит своей дорожкой.
Но мерс и не собирался отваливать, он буксанул у пылающего всеми лампочками радуги входа в кабак «Квебек» и из машины, но не из передней дверцы, вывалился еле держащийся на ногах вьюнош. Патлатый, как женщина при первобытно-общинном строе, в джинсе, будто клинический случай хиппи.
– Слышь, брателлы, – вусмерть укуренным голосом дернул патлатый двоих пехотинцев вместо того, чтобы сунуться внутрь кабака и доказывать вышибале, что еще не в драбадан набрался, – А где тут можно магнитную мину купить, не подскажете?
Брателлы сделали вид, что обращаются не к ним. Ошибочная тактика, поскольку укуренный решил, что его не расслышали, и повторил вопрос в пять раз громче, приложив ладошки рупором к морде.
И хотя у того пехотинца, что отвечал за атас, в кармане грел душу ствол, посылать патлатого он не рискнул. Кто его знает, сколько там в мерсе людей сидит, и как они вооружены?
– Ты б, чудила, не здесь, а на Апрашке или на толчке Маршала Казакова поспрошал, – совсем под дурака ответил ответственный за шухар. Хотя и ежу понятно, их с миной вычислили серьезные люди и прозрачно намекают не делать глупостей.
– А у вас случайно с собой нет? – добил пехотинцев прозрачней некуда вопросом укуренный вьюнош. Залился звонким идиотским смехом и вернулся в мерс.
Такая предусмотрительность со стороны Шрама не предполагала ничего личного, только бизнес. Шрам прокачал, как надеялся, любые варианты возможных пакостей, понапридумывал варианты ответок. Да не просто ответок, а с художественной подковыкой, чтоб прущего буром врага сбивать с панталыку. Здесь и сейчас, в «Квебеке», а не вчера в «Невском паласе» и не позавчера в тихих Виршах решается судьба нефтекомбината. Именно сегодня и сейчас происходит главная терка. И поэтому Шрам вызвонил из Виршей всех свободных пацанов и расставил вокруг стейк-кабака. Единственно, против кого были бессильны защитные меры, это против одиночки отморозка.
Теперь вороная машина укатила как ни в чем не бывало. А два бойца-минера были вынуждены доложить о происшествии «Центровому» по транкинговой связи.
– Исчезните! – отравлено прошипела рация, – Переходим к варианту «В».
Для варианта «В» требовалось, чтоб Евгений Ильич покинул кабак. Собственно он и собирался это сделать как можно быстрее, потому что загодя обозначенные при планировании операции полчаса на отработку вариантов «А» и «Б» уже истекли, а невзрачный похмельщик все не возвращался к стойке, чтобы отлупить сигнал «Все тип-топ».
Об творившихся на улице обломах господин Фейгин был не в курсах, но это неважно. Кабак для встречи выбирал он и спецом выбрал такой, в котором в это время почти не бывает посетителей. Бери больше. И вышибала, и халдей, и бармен были предупреждены, что в двадцать два пятьдесят они должны под замотивированными предлогами исчезнуть из зала на пять минут. И потом даже в страшном сне не вспоминать, что видели здесь сегодня многоуважаемого Евгения Ильича.
Также во исполнение плана «В» вышибала уже полчаса отшивал случайных посетителей, типа: «Мест нет». А та несчастная парочка, которая сидела у окна, сама того не зная, была уже обречена, если своевременно не скипнет. Во-первых, они здесь видели Евгения Ильича. Пусть со спины, но все таки. А во-вторых, раз уж пошла такая крутая запутка, следовало поставить ментов в затруднительное положение. Подкинуть им ребус – ради кого собственно затеян сыр-бор?
– И все же хотелось бы в итоге внятнее услышать конкретные пожелания, – стал вытирать губы салфеткой господин Фейгин, недвусмысленно косясь на часы.
– Чего проще, – смыл привкус рыбы во рту водкой Сергей, – Мне не нравится позиция городских властей по отношению к продаже американцам Виршевского нефтекомбината.
– Вы считаете, что американцы недостойны?
– А вы считаете иначе? – искренне удивился Сергей, – Есть честный документ о том, что контрольная доза акций комбината достается частному лицу с российским гражданством. На фоне ставших достоянием общественности подробностей махинаций бывшего директора завода грех не согласиться с таким решением вопроса. Ведь верно?
– Я посмотрю, что можно сделать, – поднялся со стула ответственный работник, раскланялся и заспешил на выход.
А халдей тем временем заторопился убрать бутылку недопитой минералки, фужер и приборы, к которым господин Фейгин мог нечаянно прикоснуться.
У Евгения Ильича был «Ниссан патрол» и не было шофера, потому что Евгений Ильич алкоголь в рот не брал лет семь и любил водить машину сам. Сначала господин Фейгин погнал по Московскому проспекту. Семафоры подмигивают, гибедедешники, завидев специфический номер, не беспокоят – благодать.
Именно в тот момент, когда «Ниссан» господина Фейгина оставил за капотом Фрунзенский универмаг и, притормозив, перевалил зазубренный трамвайными рельсами перекресток за Обводным каналом, в клиентский зал ресторана «Квебек» влетел свирепо водящий зеньками скинхед и, не заморачиваясь, стал палить из калаша прямо от дверей.
У позднего посетителя был типовой прикид – ботинки со шнуровкой, свастика на бляхе. Зато у бритоголового не было на голове ни шерстяной шапочки, ни чулка, потому как он был обязан завалить все, что шевелится. И все, что требовалось для решения такой задачи, уже было у отморозка на руках.
Те, кто заслали сюда отчаянного пуляльщика, также не стали мудрить с оружием. На кой ляд «Уззи»? Калашников – проще, надежней и кондовей. Тяжелые пули веером расчесали в пух гардину и огромное оконное стекло за ней в хрусталики. Как корова языком, слизали со стены декоративную картинку. Один из заблудившихся свинцовых подарков перешиб ножку у соседнего стола, и хрупкие нецелованные фужеры по белой скатерти, искря отраженным светом люстр, поехали в ад.
Автомат живой щукой дрыгался в клешнях бритоголового. Первым смертельный веер накрыл плечо успевшего привстать из-за стола невысокого парня. Кавалера с по рыбьи распахнутым в ужасе ртом, мотнуло вокруг оси. Вторая пуля, смачно чавкнув, утопилась в хребтине. Уже готовую жертву довернуло по инерции, и третья пуля отстригла вспорхнувший на отлете галстук. И кувалдометровым ударом намертво вплющила в раму оконный шпингалет.
Далее огненный веер переметнулся на грудь спутницы, превратил грудную клетку в кровавые клочья тряпья и мяса и, соскользнув, отгрыз добрый пласт штукатурки. Бритоголовый тут же, не прекращая огонь, развернулся к оставшемуся сектору зала. И судя по тому, как калаш стреножено плясал в кулаках скинхеда, стрелок имел соответствующую выучку. Вот только гасить больше никого не довелось, потому что больше в зале никого не было.
Убивцу было приказано вылущить всех, кто окажется в зале. А кого именно – не его забота. Убивец, распихивая ногами столы и стулья, подгреб к жертвам. Перещелкнул автомат на одиночные и шмальнул две контрольки с такой близи, что от перекошенных оскалов остались раздавленные пончики с повидлом и ванильным кремом.
Вернув калаш на пальбу очередями, скин оставшиеся патроны из рожка приложил поверх стойки, и парад бутылок взорвался с звонким ликованием. У душегуба не было на голове ни шерстяной шапочки, ни чулка, ни соответствующего приличиям количества волос. Но вот мозги в башке явно были, а на руках были медицинские прозрачные перчатки. По этому тут же сбросив калаш, душегуб, типа посторонний, отвалил. И поминай, как звали.
Потом поплыла обычная в таких случаях тусня. Выползший на карачках обратно в зал вышибала смог трясущимися пальцами с третьей попытки набрать «02» и со второй «03».
Экстренные службы подкатили одновременно. Больше по привычке поприпирались, и поскольку в телах еще бродили жизненные соки, жертв увезли на «Скорой».
В приемном покое шум и гам, подстегиваемый газовой атакой медицинских ароматов. В приемном покое все стоят на ушах. Кто-то стонет сквозь бинты. На полу черно-красные кровяные звездочки. Белые халаты летают, будто чайки. Мамаша с зобом, как у пеликана, лезет вперед всех, держа вместо иконы перед собой на вытянутых руках пятилетнего ребенка. Ребенок проглотил гвоздь. Ребенком сейчас займутся.
– Зря везли, они уже остывают, – по очереди пощупал пульсы поддатый доктор доставленным из «Квебека» телам. И тут же потерял к ним всякий интерес, – Где досадливая мамаша с ребенком? Только что под ногами путалась!
А мамаша отгребла по шустрому в сторонку и вроде как о ребенке уже не заботится. Спустила на пол, пусть побегает, грязными бинтами поиграет. А сама достала из-за пазухи мобильник и давай наяривать заветный номерок.
Проскочив все корпуса Московского универмага, Евгений Ильич развернулся и покатил обратно. Когда господин Фейгин опять находился напротив Фрунзенского универмага, у него затрезвонила мотивчик моторола.
– Слушаю.
– Расстрел в ресторане «Квебек», – докладчик был предельно осторожен и плавно обходил ключевые слова, инициирующие фээсбешную прослушку на запись, – Доставлены двое – мужчина и женщина.
– Интересно, куда вы звоните? – плохо скрывая радость, прошипел чиновник. Первое слово в телефонном базаре имело значение, остальные заряжались на всякий пожарный случай.
– У мужчины сквозное ранение в плечо, вторая пуля перебила позвоночник, и еще поврежден мозг. У женщины прямое попадание в сердце и так же дырка в голове.
– Я не знаю, кто вы, и зачем мне это говорите. Но надеюсь, потерпевшие жить будут? – растащилась башня господина Фейгина в довольной улыбке.
– Нет. Их сейчас переправят в морг. На девушке красное платье. На мужчине зеленый костюм фабрики «Фосп». Лет по двадцать два – двадцать пять.
Надутые щеки Евгения Ильича повисли, типа женские груди после восьми абортов. Во рту сразу произошло, как будто пожевал рыбьего корму. Очень отвратно стало по жизни господину Фейгину. Ни Алины, ни мужчины среднего роста лет тридцати пяти среди пострадавших нет. Евгений Ильич удрученно почмокал и сказал в трубку на прощание:
– Вас понял. Все свободны, – опомнился и прибавил ритуальное, – Только не знаю, кто вы такая и зачем меня беспокоили?
И теперь уже он набрал номер на мобильнике:
– Владислав Иванович?.. Фейгин вас беспокоит... Фейгин! Что там в вашей резолюции по Виршам? Не правильно. Обстоятельства изменились и возобладало новое мнение по этому вопросу... С точностью до наоборот. Да, диаметрально противоположное... Отправили? Верните, – Евгений Ильич вырубил телефон и направил машину в сторону дома.
Сегодня езда уже не доставляла ему никакого удовольствия.
А на самом деле ситуация в кабаке развивалась так. На самом деле Шрам в последний момент заметил, что вышибала, как-то не по роли вжав голову в плечи, стараясь не выдать себя быстрой ходьбой, оставил пост и засеменил в глубь служебных помещений. Сергей поискал глазами халдея – того и след простыл. Сергей глянул на стойку – бармен тоже испарился.
– Мне кажется, любимая, – Шрам властно взял девушку за руку и выдернул из-за стола, – Что господин Фейгин оказался большей сукой, чем я думал, – ему было очень жаль невинную пару молодых людей, но тут себя бы уберечь. Мир жесток, и приходится душиться буквально за каждый глоток воздуха – не Шрам это выдумал.
Алина ничего не поняла, но, умница, не стала упираться и хвататься за скатерть, ведь каждая секунда стоила сто миллионов долларов. Подгоняемая Сергеем певица, насколько быстро позволяли каблуки-шпильки, кинулась в лабиринт служебок. Отирающийся здесь вышибала тут же получил по мозгам. Сергей и Алина короткими перебежками пересекли кухню...
– Ну как тебе ужин? – когда они оказались снаружи на задворках, подарил Сергей Алине нежную, только чуть-чуть натянутую улыбку. А ведь на самом деле ему хотелось чудить и хохотать во весь голос. Если они остались живы, значит – ОН СДЕЛАЛ ЭТО. Он выиграл главную терку. Он заставил поверить в воздух ядовитого барыгу и такт развел. Он отбил нефтекомбинат с концами!
Только на заднем плане горький привкус рябины – оказывается, его история, в которой бычара шустрил под барыгой, не из ряда вон. Оказывается, в этом славном городе Питере такое не редкость. И этот город надо ЛЕЧИТЬ!
– Тебе не кажется, милый, что ты слишком давил? – сказала Алина, отсутствующе глядя на проколовшую завесу туч одинокую звезду.
И издалека ее голосу подпела очнувшаяся ментовская сирена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30