Обвел меня вокруг пальца чертов ворюга, как щенка какого-то! Дети у него! Хрен у него огородный! – взвизгнул Селуян, и Митяй понял, что, несмотря на трезвый вид и внятную речь, воевода все-таки пьян. – Шею ему надо было свернуть! – грохнул по столу кулаком Селуян. – Да добрый я, и ты, Митька, добрый. У тебя вон златоградец Маришку из-под самого носа уводит, а ты тут со мной сидишь, сопли жуешь.
У Митяя все аж заледенело внутри, и он, сбросив руку воеводы с плеча, поднялся, решительно скрежетнув лавкой:
– Не, дядь Селуян, я не добрый, я… – он сжал кулаки, – ух, какой не добрый! – У него шевельнулась было мысль зайти в селуяновскую оружейную комнату, но там висел огромный замочище, видимо, неспроста. Ножей, топоров и прочих острых предметов в доме Селуяна не наблюдалось. Дружинники выгребли все это от греха подальше.
– А мы и без топора справимся, – сам себя утешил Митяй, направляясь к сараю: там у воеводы были сложены сети, удочки и прочая рыбачья снасть. Он взял свинцовое грузило, оторвал у рубашки подол и примотал все это к ладони, как перед кулачным боем, двинул кулаком в стену и, послушав, как вздрогнул сарай, сказал сам себе: – Вот так вот!
Народ валом валил в сторону развалин Школы, шептался на улицах, что понаехало много священников и теперь, с милостивого соизволения Пречистой Девы, они будут выводить ведьм с Лысой горы. Митяй пропускал рассказы о том, что Архиносквен оказался колдуном, мимо ушей, стараясь высмотреть в толпе светлую голову златоградца, но тот, как всегда, терся около самых знатных особ. Маришка и Ланка стояли около арки, одетые в заморские платья, на Маришке было серебристое, и у Митяя дрогнуло сердце, когда он ее увидел. Он навалился плечом, раздвигая толпу односельчан и стараясь не обращать внимания на недовольство, пока не уперся в заслон из синих кафтанов.
– Куда прешь, деревенщина? – рявкнули на него, потом узнали. – Тем более куда прешь, бунтарь! – и захохотали.
От этих обидных смешков кровь бросилась Митяю в лицо, но, увидев, что кафтанам это не нравится и что они, перестав смеяться, взялись за сабли, Митяй быстро попятился назад. Людей на горе было множество, Кожемяку постоянно толкали сзади, оттого что он своими широкими плечами заслонял вид. Ему очень скоро надоело огрызаться, и он замер посреди толпы утесом, вперив мрачный взгляд в златоградца.
Илиодор откровенно скучал, Митяй даже слышал, как тот позевывает. Чары, которые были когда-то наложены на Школу и позволяли преподавателям общаться с учениками, не повышая голоса, сохранились и по сию пору. Стоило ему прислушаться, как гомон толпы сразу пропал и он стал прекрасно разбирать, что происходит впереди.
– Начнем, пожалуй, – нервно хрустел пальцами Архиносквен.
Маги, попросив Ланку с Маришкой отойти, встали полукругом у арки. Какое-то время всем казалось, что ничего не происходит, толпа, стоявшая не дыша, заворочалась и заворчала недовольно, но потом кто-то заметил, что меж двух колонн колышется, искажая перспективу, знойное марево, как от костра. Кожемяка пригляделся и заметил, что воздух и вправду колышется и даже дергается, как живой, маги один за другим, бледнея, опускают руки, а камни, браслеты, цепочки и кольца, которые они носили на себе, странным образом меняют цвет.
Толпа снова жарко зашептала, ловя всякое происходящее изменение, однако и это скоро кончилось. Последним отступил Архиносквен, сжимающий посох с бирюзовым камнем, который стал линяло-белым. Предстоятель покачнулся, его тут же поддержали, поднесли воды.
– И что? – заинтересованно смотрела на ничуть не изменившуюся арку Луговская.
Маги и Маришка с сестрой переглянулись, и тут, неизвестно откуда, прямо как черт, перед княгиней появился Пантерий в образе Митрухи, шаркнул ножкой и, испросив позволения, порысил ко входу на Лысую гору. Игриво подпрыгнул на последнем шаге и… словно в стену впечатался в прозрачный воздух. Ухнул на землю, поднимая тучу пыли, и уже оттуда, с земли, обалдело заявил:
– Ну ничего себе порожек!
– Так что ж, ничего не вышло? – помертвевшими белыми губами пробормотала едва не плачущая Ланка. Зато Маришка, напротив, впилась глазами в златоградца и севшим до утробного рыка голосом осведомилась:
– И куда в таком случае энергия девалась? Накопители пусты, печать цела-целехонька… Куда все делось?!
ГЛАВА 16
Я знала, что так будет! Я с самого начала это подозревала, но упорно гнала от себя эту мысль. Илиодор смотрел на меня глазами мороженой рыбы, и было совершенно непонятно, чего от него ждать в эту минуту. Своего он, конечно, добился, теперь осталось понять, чем это будет грозить моей семье и остальному человечеству.
– Разрешите, – протиснулся он между архимагами к арке, вытянул руку в сторону все еще непроницаемой двери, и воздух под его рукой вздрогнул, словно он макнул пальцы в воду. Все смотрели с замиранием сердца, как он в пустоте пытается что-то нащупать, а потом – чпок! – закачался на золотой цепочке изумрудно-зеленый медальон в виде прищуренного драконьего глаза. Дракону явно было весело, Илиодор подмигнул ему, быстро надев накопитель – а это был именно он – на шею.
– Все, господа, благодарю, и… встречайте родственников.
В следующий миг прямо из арки в его сторону с хриплым кашлем вылетела встопорщенная седая ворона, попытавшись вцепиться в глаза. Илиодор, злодейски расхохотавшись, распался нетопыриной стаей, которая, закружившись вокруг вороны, сбила ее, заставив кувыркнуться через голову.
– Черт бы вас всех, идиотов! – рявкнула, поднимаясь с земли, растрепанная Августа, я с ненавистью смотрела на мечущихся летучих мышей, Ланка сорвалась с места, вопя:
– Бабушка! – и исчезла меж двух колонн.
Лицо Луговской было задумчиво, зато ее подружка чуть не скулила от восхищения. Что ей понравилось – я не знала, зато вот бледный Архиносквен, держащийся за сердце, заставил меня опомниться, плюнув на чернокнижника. Сделал он себе сверхмощный накопитель, ну и пусть гордится до самой смерти! Один черт, его хватит лишь на два-три сильных заклинания или на пять дюжин мелких. Глупая какая-то цель и бессмысленная! Но меня она уже не касается, я пошла встречать свою бабушку.
Народ позади меня волновался, как море. Стража едва его сдерживала, а ведьмы одна за другой робко выныривали из арки. Некоторые, увидев, что творится с этой стороны, пытались юркнуть обратно, но товарки напирали, и вскоре в центре огражденного круга собралось преизрядное количество лучших представительниц Ведьминого Круга. Последней, не спеша топая стертыми копытами, появилась Брюха, как всегда впряженная в телегу.
Нахохленная бабуля сидела на мешках. Вид у нее был как у кошки, попавшейся в тот миг, когда она собралась влезть в крынку со сметаной. Она пообещала мне взглядом серьезный разговор не на один вечер и вроде бы как даже через силу принудила себя повернуться к Луговской, кивнуть ей, не слезая с телеги, чем немало позабавила сестру Великого Князя. Ведьмы, поощренные примером магистерши, тоже стали кланяться, и появилось ощущение, что мы попали в лавку с миренскими фарфоровыми болванчиками. Рогнеда, сидевшая с бабулей на одном возу, стала что-то страстно шептать ей в ухо, бабушка была недовольна, но все-таки сползла с баулов. Я поняла, что сейчас опять начнутся разговоры, за которыми последуют долгие тягостные дни, полные выяснений отношений князей с князьями и вытаскивания Северска из той трясины бед, в которую он угодил не по своей воле. Будут рубцеваться шрамы на телах и душах, а я… Я тяжело вздохнула и едва не завизжала, когда мне заткнули рот и нос невидимые руки.
– Главное – не ори, – доверительно шепнул мне в ухо Илиодор, – не знаю, как тебя, а меня официальные части всегда утомляют. Сейчас разворачивайся и тихонечко уходи из толпы. Никто не заметит, все будут видеть твой фантом, кстати, вашего уважаемого колдуна и учителя я уже позвал.
Я стрельнула глазами в сторону Архиносквена и в первый миг не заметила ничего необычного. Он стоял, склонив голову, и слушал, как бабуля общается с Луговской, потеребил бороду, посмотрел на посох и снова устремил взгляд на Анну Васильевну. Поверила я Илиодору не раньше, чем предстоятель проделал это трижды как заведенный. Я шагнула назад, с удивлением обнаружив перед собой сестру-близняшку, вытянула руку вперед, надеясь коснуться плеча, но рука прошла сквозь морок, как через туман. Появилось жуткое ощущение сна, в котором все возможно. Я развернулась и припустила прочь с горы. С холма вниз я слетела за считаные мгновения, и там Илиодор поймал меня за руку и повлек в сторону храма.
– А ну стой! – задергалась я рыбой, но он покачал головой, давя улыбку:
– Только не сейчас, моя ведьма. Прости, я слишком всемогущ.
– Да плевала я на тебя и на твое могущество! – вырвала я руку и обмерла – мы стояли вровень с зелеными верхушками черемух, ветер развевал платье, я боялась дохнуть, а Илиодор прятал улыбку в кулак, довольный, как ребенок, совершивший шалость.
– Дурак, – вякнула я, гадая, успею ли обернуться сорокой раньше, чем упаду, или все-таки хрупнут о дорогу мои косточки.
– Молодые люди, может, вы уже прекратите так откровенно радоваться жизни в присутствии старика?
Внизу показался Архиносквен, а вслед за ним из-за зеленого палисадника вышли остальные члены Конклава, заставив Илиодора рассмеяться и погрозить им пальцем. А я с поскуливанием прижала к себе подол, вольно развевающийся на ветру.
– А вы пожадничали, господа маги, не все, видать, на ведьм использовали. – Он подхватил меня на руки и легко, как по лестнице, сбежал вниз. – К счастью, это не имеет никакого значения, я все равно теперь сильней любых конклавов.
– И что же это вам дает? – неприязненно начал буравить взглядом златоградца Архиносквен.
Илиодор склонил голову набок, и некоторое время они просто рассматривали друг друга, старик – с вызовом, а чернокнижник – с легкой грустью.
– Ну разве вам самому не интересно, – решил искать пути примирения Илиодор, – хотя бы один раз попробовать? Что терять в ваши-то годы?
Архиносквен по-стариковски пошамкал губами, но его опередил кто-то из коллег, буркнув:
– Не существует заклинаний, способных вернуть магию.
– Ошибаетесь. Я знаю как минимум два, – прищурился Илиодор.
– Это вы все о своих резонаторах? – проворчал Архиносквен, а чернокнижник ему кивнул:
– Увы, не самый приятный из способов, но может подействовать. Вы не заметили, что с нами нет моей сестры Златки? Думаю, она уже где-то на полпути к Малым Упырям. В незапамятные годы кого там только не хоронили! Не рискую даже вообразить, что будет, если она поднимет это кладбище!
Колдуны побледнели, а я вспомнила байки Пантерия об этом проклятом месте. Там лежали такие злодеи, по сравнению с которыми Фроська просто милое, игривое дитя.
– Чего ж ты стоишь?! Ловить ее надо! – Я хотела уже рвануть обратно на гору, к ведьмам, но Архиносквен загородил дорогу посохом, а Илиодор, воспользовавшись этим, попридержал за талию:
– Куда ты вечно рвешься? Дай насладиться триумфом, без тебя это даже неинтересно будет.
– Я тебе глаза выцарапаю!
– Ох уж эти ведьмы! – совсем уж неприлично сграбастал Илиодор меня в объятия и щелкнул пальцами: – Пантерий!
Пантерий выполз из кустов, в одной руке у него был пучок лука, который он с удовольствием уминал, распространяя вокруг себя убийственное амбре, а в другой – хлеб с солью, под мышкой зажата толстая доска с образом Пречистой Девы.
– Еще раз так сделаешь, – с ходу заявил он, передразнивая щелкающего пальцами Илиодора, – я с тобой что-то страшное сотворю, нашел мальчика на побегушках!
– Ладно тебе, не злись, – примирительно поднял одну руку Илиодор, не решаясь выпустить меня из объятий.
Он огляделся вокруг и заметил скамейку. Вся наша компания стояла возле своротка, недалеко от центральной дороги; я узнала дом, тут жила мать Серьги Ладейко – «пичуга». На этой скамеечке мы не раз лущили семечки по вечерам, когда приезжали в Дурнево, или устраивали баталии, но это уж когда совсем маленькими были. Со стороны холма послышался гомон, и, судя по тому, как начали один за другим появляться сельчане, я поняла, что высокие стороны договорились и сейчас появится Луговская.
– Ну вот, – вздохнул Илиодор, набираясь смелости, – сейчас все и начнется. История моя короткая, рассказать успею.
Я сидела рядом с чернокнижником на скамеечке, и он держал меня за пояс, не желая отпускать; Пантерий примостился сбоку, стараясь дышать в сторону; двенадцать архимагов стояли полукругом; над нами шумела черемуха, и вокруг плясали солнечные блики. Посмотреть со стороны – дак умилительная картина. Случайные прохожие старались нас ничем не беспокоить, охрана Луговской пронеслась мимо, подозрительно покосившись, но не тронув. Вдалеке я услышала скрип телеги – это бабуля подъезжала на Брюнхильде. Я подумала, что, может, не так уж и плохо было бы устроить маленький кавардак. Бабуля сейчас ох какая горячая.
Илиодор, тоже услышавший, как поскрипывают несмазанные колеса, улыбнулся, начав:
– История эта началась давно, можно сказать со Всетворца, который сотворил мир и все сущее в нем, а для надлежащего учета и внесения своевременных изменений завел этакую бухгалтерскую книгу, на всякий случай защитив ее простеньким заклятием, которое позволяло случаться лишь тем изменениям, что записаны божественной кровью. Звучит, конечно, неприятно, – передернул он плечами, – но по сути ничего страшного. Сами знаете, насколько хватает одной капли чернил, кровь от них мало чем отличается. Так что пролиты ее были отнюдь не реки.
– Это вы сейчас о той самой книге Всетворца говорите, – уточнил Архиносквен, – которую…
– Потеряли и вряд ли когда-нибудь найдут, – кивнул Илиодор. – Шли годы, боги мельчали, а может, происходил какой-то природный процесс, о котором мы понятия не имеем, но в один прекрасный день или ужасный… – Он покосился на Пантерия, который перестал жевать лук и напряженно шевелил ушами, а потом буркнул:
– Ужасный, ужасный, можешь не сомневаться.
– М-да, – согласился Илиодор, – в общем, в один из дней вся ответственность легла на хрупкие плечи последней богини, известной нам как Пречистая Дева.
– Намаялась девка, – вздохнул сочувствующе Пантерий. – Она же за одних магов отвечала, а тут все распоясались. Маги сцепились с ведьмами, ведьмы давай изводить чернокнижников и некромантов, некроманты – нечисть порабощать целыми семьями. А нечисть возьми и заяви: чего это мы, дескать, дети Всетворца, все по лесам да болотам? Сколько их в принцы и королевны попролазило – и вспомнить страшно! Вот и вышла Пречистая Дева на высокую гору да как рявкнет: «Хватит!» Тут все и кончилось, как ножом отрезало.
– Остался только маленький обрывок странички, даже не совсем страничка, а закладка из книги Всетворца. На ней Пречистая Дева всякие смешные истории записывала в два-три слова.
– И где же она хранится? – Архиносквен первым догадался, к чему клонит чернокнижник.
А Илиодор, взяв доску с образом рыжей Пречистой Девы, очень многозначительно взвесил ее в руке. Все маги заинтересованно склонились, даже забыв испытывать неприязнь к златоградцу.
– Это всего лишь реликвия, – смутился Архиносквен, – ну, память…
– Которая передавалась от магистра к магистру в течение многих лет и хранилась пуще всех секретов и драгоценностей Конклава. К несчастью, открыть ее можно только одним-единственным ключом, – он снял с шеи заряженный накопитель, – а ждать тысячу лет, пока он позеленеет от избытка магии, – сами, господа, понимаете, было нереально. Не рассчитывал я прожить столь долгий срок.
Доска и драконий глаз притянулись друг к другу с хлопком, яркая вспышка резанула по глазам, а когда я проморгалась, то увидела, что доска – это совсем не доска, а маленькая резная шкатулка. Илиодор посмотрел на меня, подмигнув, и никогда еще мое сердце не билось так сильно, как в тот миг, когда он стал приподнимать крышечку. Колдунам тоже хотелось взглянуть, что же там лежит, и оттого кружок наш стал чрезвычайно плотен. Илиодор откинул крышку полностью, и воцарилось благоговейное молчание – на красном бархате лежал вытертый кусочек пергамента шириной в три пальца. Было видно, что верх его записывали и счищали столько раз, что он истерся до ломкой прозрачности. Последние записанные на нем буквы были едва-едва видны и совершенно не читались. Я с трудом смогла разобрать последнюю недописанную строчку в самом низу закладки: «…богиня я и так решаю…»
– Но… кхм, нужна ведь кровь бога… – с трудом поборов пересохшее горло и ставший непослушным язык, выдавил Архиносквен.
Никто не решался даже притронуться к пергаменту, но и взглядов оторвать не могли.
– Хоть ведро отдам, – так же сипло выдавил Пантерий, но Илиодор качнул головой:
– Нет, ты всего лишь хранитель, ну и маленько паразит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
У Митяя все аж заледенело внутри, и он, сбросив руку воеводы с плеча, поднялся, решительно скрежетнув лавкой:
– Не, дядь Селуян, я не добрый, я… – он сжал кулаки, – ух, какой не добрый! – У него шевельнулась было мысль зайти в селуяновскую оружейную комнату, но там висел огромный замочище, видимо, неспроста. Ножей, топоров и прочих острых предметов в доме Селуяна не наблюдалось. Дружинники выгребли все это от греха подальше.
– А мы и без топора справимся, – сам себя утешил Митяй, направляясь к сараю: там у воеводы были сложены сети, удочки и прочая рыбачья снасть. Он взял свинцовое грузило, оторвал у рубашки подол и примотал все это к ладони, как перед кулачным боем, двинул кулаком в стену и, послушав, как вздрогнул сарай, сказал сам себе: – Вот так вот!
Народ валом валил в сторону развалин Школы, шептался на улицах, что понаехало много священников и теперь, с милостивого соизволения Пречистой Девы, они будут выводить ведьм с Лысой горы. Митяй пропускал рассказы о том, что Архиносквен оказался колдуном, мимо ушей, стараясь высмотреть в толпе светлую голову златоградца, но тот, как всегда, терся около самых знатных особ. Маришка и Ланка стояли около арки, одетые в заморские платья, на Маришке было серебристое, и у Митяя дрогнуло сердце, когда он ее увидел. Он навалился плечом, раздвигая толпу односельчан и стараясь не обращать внимания на недовольство, пока не уперся в заслон из синих кафтанов.
– Куда прешь, деревенщина? – рявкнули на него, потом узнали. – Тем более куда прешь, бунтарь! – и захохотали.
От этих обидных смешков кровь бросилась Митяю в лицо, но, увидев, что кафтанам это не нравится и что они, перестав смеяться, взялись за сабли, Митяй быстро попятился назад. Людей на горе было множество, Кожемяку постоянно толкали сзади, оттого что он своими широкими плечами заслонял вид. Ему очень скоро надоело огрызаться, и он замер посреди толпы утесом, вперив мрачный взгляд в златоградца.
Илиодор откровенно скучал, Митяй даже слышал, как тот позевывает. Чары, которые были когда-то наложены на Школу и позволяли преподавателям общаться с учениками, не повышая голоса, сохранились и по сию пору. Стоило ему прислушаться, как гомон толпы сразу пропал и он стал прекрасно разбирать, что происходит впереди.
– Начнем, пожалуй, – нервно хрустел пальцами Архиносквен.
Маги, попросив Ланку с Маришкой отойти, встали полукругом у арки. Какое-то время всем казалось, что ничего не происходит, толпа, стоявшая не дыша, заворочалась и заворчала недовольно, но потом кто-то заметил, что меж двух колонн колышется, искажая перспективу, знойное марево, как от костра. Кожемяка пригляделся и заметил, что воздух и вправду колышется и даже дергается, как живой, маги один за другим, бледнея, опускают руки, а камни, браслеты, цепочки и кольца, которые они носили на себе, странным образом меняют цвет.
Толпа снова жарко зашептала, ловя всякое происходящее изменение, однако и это скоро кончилось. Последним отступил Архиносквен, сжимающий посох с бирюзовым камнем, который стал линяло-белым. Предстоятель покачнулся, его тут же поддержали, поднесли воды.
– И что? – заинтересованно смотрела на ничуть не изменившуюся арку Луговская.
Маги и Маришка с сестрой переглянулись, и тут, неизвестно откуда, прямо как черт, перед княгиней появился Пантерий в образе Митрухи, шаркнул ножкой и, испросив позволения, порысил ко входу на Лысую гору. Игриво подпрыгнул на последнем шаге и… словно в стену впечатался в прозрачный воздух. Ухнул на землю, поднимая тучу пыли, и уже оттуда, с земли, обалдело заявил:
– Ну ничего себе порожек!
– Так что ж, ничего не вышло? – помертвевшими белыми губами пробормотала едва не плачущая Ланка. Зато Маришка, напротив, впилась глазами в златоградца и севшим до утробного рыка голосом осведомилась:
– И куда в таком случае энергия девалась? Накопители пусты, печать цела-целехонька… Куда все делось?!
ГЛАВА 16
Я знала, что так будет! Я с самого начала это подозревала, но упорно гнала от себя эту мысль. Илиодор смотрел на меня глазами мороженой рыбы, и было совершенно непонятно, чего от него ждать в эту минуту. Своего он, конечно, добился, теперь осталось понять, чем это будет грозить моей семье и остальному человечеству.
– Разрешите, – протиснулся он между архимагами к арке, вытянул руку в сторону все еще непроницаемой двери, и воздух под его рукой вздрогнул, словно он макнул пальцы в воду. Все смотрели с замиранием сердца, как он в пустоте пытается что-то нащупать, а потом – чпок! – закачался на золотой цепочке изумрудно-зеленый медальон в виде прищуренного драконьего глаза. Дракону явно было весело, Илиодор подмигнул ему, быстро надев накопитель – а это был именно он – на шею.
– Все, господа, благодарю, и… встречайте родственников.
В следующий миг прямо из арки в его сторону с хриплым кашлем вылетела встопорщенная седая ворона, попытавшись вцепиться в глаза. Илиодор, злодейски расхохотавшись, распался нетопыриной стаей, которая, закружившись вокруг вороны, сбила ее, заставив кувыркнуться через голову.
– Черт бы вас всех, идиотов! – рявкнула, поднимаясь с земли, растрепанная Августа, я с ненавистью смотрела на мечущихся летучих мышей, Ланка сорвалась с места, вопя:
– Бабушка! – и исчезла меж двух колонн.
Лицо Луговской было задумчиво, зато ее подружка чуть не скулила от восхищения. Что ей понравилось – я не знала, зато вот бледный Архиносквен, держащийся за сердце, заставил меня опомниться, плюнув на чернокнижника. Сделал он себе сверхмощный накопитель, ну и пусть гордится до самой смерти! Один черт, его хватит лишь на два-три сильных заклинания или на пять дюжин мелких. Глупая какая-то цель и бессмысленная! Но меня она уже не касается, я пошла встречать свою бабушку.
Народ позади меня волновался, как море. Стража едва его сдерживала, а ведьмы одна за другой робко выныривали из арки. Некоторые, увидев, что творится с этой стороны, пытались юркнуть обратно, но товарки напирали, и вскоре в центре огражденного круга собралось преизрядное количество лучших представительниц Ведьминого Круга. Последней, не спеша топая стертыми копытами, появилась Брюха, как всегда впряженная в телегу.
Нахохленная бабуля сидела на мешках. Вид у нее был как у кошки, попавшейся в тот миг, когда она собралась влезть в крынку со сметаной. Она пообещала мне взглядом серьезный разговор не на один вечер и вроде бы как даже через силу принудила себя повернуться к Луговской, кивнуть ей, не слезая с телеги, чем немало позабавила сестру Великого Князя. Ведьмы, поощренные примером магистерши, тоже стали кланяться, и появилось ощущение, что мы попали в лавку с миренскими фарфоровыми болванчиками. Рогнеда, сидевшая с бабулей на одном возу, стала что-то страстно шептать ей в ухо, бабушка была недовольна, но все-таки сползла с баулов. Я поняла, что сейчас опять начнутся разговоры, за которыми последуют долгие тягостные дни, полные выяснений отношений князей с князьями и вытаскивания Северска из той трясины бед, в которую он угодил не по своей воле. Будут рубцеваться шрамы на телах и душах, а я… Я тяжело вздохнула и едва не завизжала, когда мне заткнули рот и нос невидимые руки.
– Главное – не ори, – доверительно шепнул мне в ухо Илиодор, – не знаю, как тебя, а меня официальные части всегда утомляют. Сейчас разворачивайся и тихонечко уходи из толпы. Никто не заметит, все будут видеть твой фантом, кстати, вашего уважаемого колдуна и учителя я уже позвал.
Я стрельнула глазами в сторону Архиносквена и в первый миг не заметила ничего необычного. Он стоял, склонив голову, и слушал, как бабуля общается с Луговской, потеребил бороду, посмотрел на посох и снова устремил взгляд на Анну Васильевну. Поверила я Илиодору не раньше, чем предстоятель проделал это трижды как заведенный. Я шагнула назад, с удивлением обнаружив перед собой сестру-близняшку, вытянула руку вперед, надеясь коснуться плеча, но рука прошла сквозь морок, как через туман. Появилось жуткое ощущение сна, в котором все возможно. Я развернулась и припустила прочь с горы. С холма вниз я слетела за считаные мгновения, и там Илиодор поймал меня за руку и повлек в сторону храма.
– А ну стой! – задергалась я рыбой, но он покачал головой, давя улыбку:
– Только не сейчас, моя ведьма. Прости, я слишком всемогущ.
– Да плевала я на тебя и на твое могущество! – вырвала я руку и обмерла – мы стояли вровень с зелеными верхушками черемух, ветер развевал платье, я боялась дохнуть, а Илиодор прятал улыбку в кулак, довольный, как ребенок, совершивший шалость.
– Дурак, – вякнула я, гадая, успею ли обернуться сорокой раньше, чем упаду, или все-таки хрупнут о дорогу мои косточки.
– Молодые люди, может, вы уже прекратите так откровенно радоваться жизни в присутствии старика?
Внизу показался Архиносквен, а вслед за ним из-за зеленого палисадника вышли остальные члены Конклава, заставив Илиодора рассмеяться и погрозить им пальцем. А я с поскуливанием прижала к себе подол, вольно развевающийся на ветру.
– А вы пожадничали, господа маги, не все, видать, на ведьм использовали. – Он подхватил меня на руки и легко, как по лестнице, сбежал вниз. – К счастью, это не имеет никакого значения, я все равно теперь сильней любых конклавов.
– И что же это вам дает? – неприязненно начал буравить взглядом златоградца Архиносквен.
Илиодор склонил голову набок, и некоторое время они просто рассматривали друг друга, старик – с вызовом, а чернокнижник – с легкой грустью.
– Ну разве вам самому не интересно, – решил искать пути примирения Илиодор, – хотя бы один раз попробовать? Что терять в ваши-то годы?
Архиносквен по-стариковски пошамкал губами, но его опередил кто-то из коллег, буркнув:
– Не существует заклинаний, способных вернуть магию.
– Ошибаетесь. Я знаю как минимум два, – прищурился Илиодор.
– Это вы все о своих резонаторах? – проворчал Архиносквен, а чернокнижник ему кивнул:
– Увы, не самый приятный из способов, но может подействовать. Вы не заметили, что с нами нет моей сестры Златки? Думаю, она уже где-то на полпути к Малым Упырям. В незапамятные годы кого там только не хоронили! Не рискую даже вообразить, что будет, если она поднимет это кладбище!
Колдуны побледнели, а я вспомнила байки Пантерия об этом проклятом месте. Там лежали такие злодеи, по сравнению с которыми Фроська просто милое, игривое дитя.
– Чего ж ты стоишь?! Ловить ее надо! – Я хотела уже рвануть обратно на гору, к ведьмам, но Архиносквен загородил дорогу посохом, а Илиодор, воспользовавшись этим, попридержал за талию:
– Куда ты вечно рвешься? Дай насладиться триумфом, без тебя это даже неинтересно будет.
– Я тебе глаза выцарапаю!
– Ох уж эти ведьмы! – совсем уж неприлично сграбастал Илиодор меня в объятия и щелкнул пальцами: – Пантерий!
Пантерий выполз из кустов, в одной руке у него был пучок лука, который он с удовольствием уминал, распространяя вокруг себя убийственное амбре, а в другой – хлеб с солью, под мышкой зажата толстая доска с образом Пречистой Девы.
– Еще раз так сделаешь, – с ходу заявил он, передразнивая щелкающего пальцами Илиодора, – я с тобой что-то страшное сотворю, нашел мальчика на побегушках!
– Ладно тебе, не злись, – примирительно поднял одну руку Илиодор, не решаясь выпустить меня из объятий.
Он огляделся вокруг и заметил скамейку. Вся наша компания стояла возле своротка, недалеко от центральной дороги; я узнала дом, тут жила мать Серьги Ладейко – «пичуга». На этой скамеечке мы не раз лущили семечки по вечерам, когда приезжали в Дурнево, или устраивали баталии, но это уж когда совсем маленькими были. Со стороны холма послышался гомон, и, судя по тому, как начали один за другим появляться сельчане, я поняла, что высокие стороны договорились и сейчас появится Луговская.
– Ну вот, – вздохнул Илиодор, набираясь смелости, – сейчас все и начнется. История моя короткая, рассказать успею.
Я сидела рядом с чернокнижником на скамеечке, и он держал меня за пояс, не желая отпускать; Пантерий примостился сбоку, стараясь дышать в сторону; двенадцать архимагов стояли полукругом; над нами шумела черемуха, и вокруг плясали солнечные блики. Посмотреть со стороны – дак умилительная картина. Случайные прохожие старались нас ничем не беспокоить, охрана Луговской пронеслась мимо, подозрительно покосившись, но не тронув. Вдалеке я услышала скрип телеги – это бабуля подъезжала на Брюнхильде. Я подумала, что, может, не так уж и плохо было бы устроить маленький кавардак. Бабуля сейчас ох какая горячая.
Илиодор, тоже услышавший, как поскрипывают несмазанные колеса, улыбнулся, начав:
– История эта началась давно, можно сказать со Всетворца, который сотворил мир и все сущее в нем, а для надлежащего учета и внесения своевременных изменений завел этакую бухгалтерскую книгу, на всякий случай защитив ее простеньким заклятием, которое позволяло случаться лишь тем изменениям, что записаны божественной кровью. Звучит, конечно, неприятно, – передернул он плечами, – но по сути ничего страшного. Сами знаете, насколько хватает одной капли чернил, кровь от них мало чем отличается. Так что пролиты ее были отнюдь не реки.
– Это вы сейчас о той самой книге Всетворца говорите, – уточнил Архиносквен, – которую…
– Потеряли и вряд ли когда-нибудь найдут, – кивнул Илиодор. – Шли годы, боги мельчали, а может, происходил какой-то природный процесс, о котором мы понятия не имеем, но в один прекрасный день или ужасный… – Он покосился на Пантерия, который перестал жевать лук и напряженно шевелил ушами, а потом буркнул:
– Ужасный, ужасный, можешь не сомневаться.
– М-да, – согласился Илиодор, – в общем, в один из дней вся ответственность легла на хрупкие плечи последней богини, известной нам как Пречистая Дева.
– Намаялась девка, – вздохнул сочувствующе Пантерий. – Она же за одних магов отвечала, а тут все распоясались. Маги сцепились с ведьмами, ведьмы давай изводить чернокнижников и некромантов, некроманты – нечисть порабощать целыми семьями. А нечисть возьми и заяви: чего это мы, дескать, дети Всетворца, все по лесам да болотам? Сколько их в принцы и королевны попролазило – и вспомнить страшно! Вот и вышла Пречистая Дева на высокую гору да как рявкнет: «Хватит!» Тут все и кончилось, как ножом отрезало.
– Остался только маленький обрывок странички, даже не совсем страничка, а закладка из книги Всетворца. На ней Пречистая Дева всякие смешные истории записывала в два-три слова.
– И где же она хранится? – Архиносквен первым догадался, к чему клонит чернокнижник.
А Илиодор, взяв доску с образом рыжей Пречистой Девы, очень многозначительно взвесил ее в руке. Все маги заинтересованно склонились, даже забыв испытывать неприязнь к златоградцу.
– Это всего лишь реликвия, – смутился Архиносквен, – ну, память…
– Которая передавалась от магистра к магистру в течение многих лет и хранилась пуще всех секретов и драгоценностей Конклава. К несчастью, открыть ее можно только одним-единственным ключом, – он снял с шеи заряженный накопитель, – а ждать тысячу лет, пока он позеленеет от избытка магии, – сами, господа, понимаете, было нереально. Не рассчитывал я прожить столь долгий срок.
Доска и драконий глаз притянулись друг к другу с хлопком, яркая вспышка резанула по глазам, а когда я проморгалась, то увидела, что доска – это совсем не доска, а маленькая резная шкатулка. Илиодор посмотрел на меня, подмигнув, и никогда еще мое сердце не билось так сильно, как в тот миг, когда он стал приподнимать крышечку. Колдунам тоже хотелось взглянуть, что же там лежит, и оттого кружок наш стал чрезвычайно плотен. Илиодор откинул крышку полностью, и воцарилось благоговейное молчание – на красном бархате лежал вытертый кусочек пергамента шириной в три пальца. Было видно, что верх его записывали и счищали столько раз, что он истерся до ломкой прозрачности. Последние записанные на нем буквы были едва-едва видны и совершенно не читались. Я с трудом смогла разобрать последнюю недописанную строчку в самом низу закладки: «…богиня я и так решаю…»
– Но… кхм, нужна ведь кровь бога… – с трудом поборов пересохшее горло и ставший непослушным язык, выдавил Архиносквен.
Никто не решался даже притронуться к пергаменту, но и взглядов оторвать не могли.
– Хоть ведро отдам, – так же сипло выдавил Пантерий, но Илиодор качнул головой:
– Нет, ты всего лишь хранитель, ну и маленько паразит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51