А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он снова лгал, но давно понаторел в показной объективности. – Давайте постараемся изгнать отсюда личное. Давайте посмотрим, что скажут наши друзья, собравшиеся здесь. – Он стал расхаживать. – Я уверен, что мы услышим какие-нибудь полезные возражения.
В жизни обычно частные лица не беседуют в присутствии двухсот свидетелей, сидящих рядами, но Хамер давно решил, что публика студии должна быть неотъемлемой частью шоу. Благодаря этому сам он покажется скромным и общительным. Приняв из воздуха микрофон, словно чашечку чая, он прищурился и сказал:
– Ну вот. Обменялись резкими словами. Жаль. Я увере1, кто-нибудь здесь может…
– Эээ… вы бы как раз… эээ… Парень, кажется, эээ… Сакстон перегнулся через ряд и положил руку на плечо Апшота, а другой поманил Хамера.
– Не представитесь ли, сэр?
– Конечно, меня зовут Апшот.
– Не будь таким дураком, Табби, – сказал Сакстон, очевидно, сообразивший необычайно быстро и то, что в руках у Хамера микрофон, и то, какую роль микрофон играет в передаче. – Эдгар Джордж Сан-Дени Уиндхам Апшот, седьмой барон Апшот. Для вас – лорд Апшот.
– Спасибо, сэр. Лорд Апшот, вы считаете себя богачом?
– У нас скромный достаток, у моей жены и меня.
– Абсолютная чушь, – сказал. Сакстон. – Парень живет в огромном замке в Хартфордшире и каждый день ест на серебре. Скромный достаток, разрази меня гром!
– Похоже, ваше место в обществе определили, сэр, – сказал Хамер Апшоту. – Можно спросить, согласны ли вы со словами мистера Апплиарда? Знаете ли вы богачей, которые так ведут себя?
– Конечно, нет! Этот человек не знает, о чем говорит.
– Конечно, знает! Парень попал в точку. Вы-то сами неплохи, Табби, пока не надеретесь, но половина тех, кого мы знаем, именно такие. Лучший пример сама Джульетта. Давит всех вокруг. Получит свое – след простыл. Вы же это знаете не хуже меня.
– Что он говорит, Студент? Я не слышу, – спросила леди Болдок со своего места.
– Он говорит, Джульетта, что вы именно такая, как мы все, как сказал этот Апплиард, – прогремел Мэнсфилд с такой силой, что, казалось, стремился достичь хотя бы ближайших зрителей без помощи микрофона.
– Он сказал… Сесиль сказал… Но это…
Леди Болдок уже наполовину поднялась, когда Хамер, спеша, вернулся в гущу событий. Он не рассчитывал на вмешательство Сакстона и эффект от него, ускоривший действие. Ронни глянул на часы. Осталось четыре с половиной минуты до второго и последнего вторжения рекламы.
– Сядьте же, – сказал Хамер, встал сзади леди Болдок, положил ей руки на плечи и довольно сильно нажал. Она не ожидала, что к ней могут применить физическую силу. Прошла томительная секунда, и леди Болдок подчинилась.
Расчет Хамера оправдался.
– Давайте перейдем к другому, я хотел бы услышать мнение каждого из вас. Покровительство наукам и искусствам всегда было традиционным…
– Вы здесь все в заговоре против меня, – сказала леди Болдок ровным тоном, – и я хочу знать, почему. Хочу знать, что я сделала, хочу сказать что-то в свою защиту.
– Нет, нет, Зульетта, позалуйста. Никакого заговора, – сказал Василикос, который мог бы прибавить только, цто молчаливое согласие не есть заговор. – Я зе только сто сказал, вы думаете, будто все – это вы, весь мир – это вы, все сусцествуют лись настолько, насколько это касается вас. Это не…
– Тогда ответьте на один вопрос, Кирилл. Вы слышали, что это чудовище, этот Апплиард говорил о том, как мы ведем себя. Теперь, по-вашему, Кирилл, я такая?
– Да, Зульетта, да. Такая. Извините меня. Вы всегда, если возмозно, дерзитесь, как тиран. У вас нет смирения. Вы не понимаете, цто вас долг перед обществом быть доброй и вести себя так, как угодно Господу. Вы не…
– Можете не продолжать, спасибо. Я обойдусь без помощи. Я была права. – Леди Болдок посмотрела прямо в камеру и заговорила ровным голосом: – Вы, все там, дома или где бы вы ни были, слушайте меня. Вы много слышали обо мне и о том, как я будто бы веду себя, хотя почему это должно вас интересовать и какое вам до этого дело, я представить не могу. Теперь я хочу ответить, если эти люди здесь позволят мне.
Остальные четверо молчали и не шевелились.
– Очень хорошо. Позвольте сказать кое-что об этом мистере Ронни Апплиарде, который так распушил меня. Я была, что называется, очень добра к нему. Может быть, некрасиво упоминать об этом, но сегодня, видимо, забыты все приличия, и я скажу вам, что мистер Апплиард ел мой хлеб и пил мое вино и к тому же…
Она сдержалась, и клевета на Ронни испарилась, не успев сформироваться.
– Он не раз гостил в моем доме. Я помогала ему устанавливать контакты. Я… во всяком случае, вас может удивить, почему мистер Апплиард принимал мое гостеприимство, если так меня осуждает, как он заявил. Позвольте объяснить. У меня есть незамужняя дочь, которая когда-нибудь станет богатой. Я не говорю, что мистер Апплиард…
– О, нет, говорите! – громко сказал Ронни. – Я гонюсь за ее деньгами. В действительности нет, но вам объяснять это бессмысленно. Интересно, когда вам в последний раз пришло на ум что-нибудь новое или когда вы переменили мнение о ком-нибудь? Лет сорок назад?
– Как вы смеете, выскочка, привыкший втирать очки…
– Я скажу вам, как я смею. Смею, потому что первый раз в жизни вы уязвимы. А что до выскочки и втирания очков – больше вам нечего сказать, вам же наплевать на людей, и вы не знаете, как их ужалить побольнее. Все, что вы можете…
– Ронни, – мягко сказал Хамер, – мне кажется, это не всем интересно, может быть, перейдем к…
– Мне плевать, интересно ли это всем или нет! – сказал Ронни, как и намеревался. – И, во всяком случае, черт возьми, всех интересует разговор об одной из самых отъявленных эгоисток Англии.
– Поразительно! – сказала леди Болдок, оттянув губу. – Лекция о морали из уст циничного авантюриста, который только и думает, как наложить лапы на не заработанные им деньги.
– Особенно поразительно слышать это от вас.
– Я по крайней мере никого не обольщаю ради денег, что, по-моему, худшее из возможных преступлений. Втираетесь в доверие, да, притворяетесь влюбленным в чистые и простодушные создания, так как они богаты, а вам хочется разбогатеть, вовсе не думаете, что можете разбить их сердце. Вы меньше всех в мире имеете право…
– Хватит, – сказал Ронни. Леди Болдок слишком глубоко ранила его, и он сделал то, что ни сам, ни любой из его коллег не счел бы возможным, – забыл, где он находится. – Вы ошибаетесь, вот в чем дело. Мне нужна она, а не деньги. Слушайте, я и пальцем не дотронусь до ваших проклятых денег, даже если будете умолять на коленях! Думаете, я опущусь до вашего уровня? Когда я вижу, что…
– Короткий перерыв, – сказал Хамер.
– …что деньги сделали из вас! – сказал Ронни и остановился.
Никто не обращал на него внимания. Знала леди Болдок или нет, что они уже не в эфире, но она увещевала Хамера, стоя у подножия его трона. Василикос двигался к ним. Спаркс перелистывал бумаги на своих коленях. Публика в студии шумела; появился Мак Бин и поспешил к месту действия. Ронни пытался припомнить свои слова.
– Замечательно, – сказал Мак Бин… – Но хорошенького понемножку. Так закусили удила, как я и хотел. Поэтому впредь без личностей, Билл, ладно?
– Что вы ПОДРАЗУМЕВАЕТЕ? – Леди Болдок повернулась к нему. – Я намерена сказать все, что я хочу.
– По существу можете, конечно, но никаких личных выпадов, пожалуйста, и то же попрошу мистера Апплиарда…
– И он подчинится, по-вашему?
– Куда он денется? Он здесь работает. Итак, леди Болдок, – сказал Мак Бин, который был приземистым, грузным, и подобные штуки не раз случались у него за четырнадцать лет работы на ТВ. – Я требую торжественно обещать, что до конца передачи вы будете придерживаться нормальных стандартов публичных дискуссий. Если…
– Не буду я ничего обещать. Уходите.
– Понимаю. – Мак Бин что-то сказал парню в грязном свитере, и тот быстро ушел. – Леди Болдок, как мне ни жаль, прошу вас оставить мою студию.
– Я остаюсь. Я имею право быть услышанной.
– Тридцать секунд, – сказал распорядитель.
– В этом случае я должен удалить вас, на что уполномочен по закону.
– Не смейте прикасаться ко мне! Студент!
Ронни казалось, что он смотрит телепередачу. Парень в грязном свитере вернулся с двумя полицейскими. Один из них попытался взять леди Болдок за руку. Студен Мэнсфилд ударил его, и тот упал, к счастью, не задев аппаратов, натыканных вокруг. После этого за происходящим следить было трудно, но когда распорядитель сказал: десять секунд, – первый полицейский сидел на полу у трона Хамера, Мэнсфилда согнуло вдвое, да так, что между животом и ляжками и лист бумаги не просунешь, а Мак Бин, нахмурясь, сгибал и разгибал пальцы правой руки. Леди Болдок без посторонней помощи шла к выходу.
Передача задержалась только на двадцать секунд. Распорядитель сигнализировал Хамеру, который сказал:
– Да. Интересно. Не знаю, как вас, Ронни, но меня всегда зачаровывал процесс ОБОГАЩЕНИЯ. Мистер Василикос, любопытно…
Хамер был, как всегда, обаятелен, но чувствовалось, что сейчас он по-настоящему доволен.
– Конечно, обещай она вести себя как следует, – сказал Хамер на следующий день, – Маку пришлось бы придумать еще что-нибудь. И быстро. Но он бы сумел. Мозгов у него хватает, у старого Мака. Интересный в своем роде парень. Вышел, понимаете, из самых низов. Ладно. С прессой много хлопот?
– Все налетели, но не получили никаких комментариев, – сказал Ронни. – Два фотографа ждали утром за моей дверью.
– Этого добра навалом. Да и здесь поначалу был сумасшедший дом, но теперь стихло. Боюсь, вашей пташке достанется.
– Они не знают, где она. Парень из «Почты» рассказал мне. Прежде чем кто-нибудь заявился к Клэриджу, она и Чамми уехали, и леди Болдок с ними. Лорд, видно, быстро соображает.
– Не такой он дурак, как кажется. Да это относится, наверно, ко всем. Такова природа вещей, как сказал бы Сэмюэль Джонсон. Мм…
Они сидели в офисе Хамера, маленьком, полном всякой всячины: газет, журналов, книг, карт, рукописей, телефонных справочников Манхэттена и Лос-Анджелеса (великолепно!), расписаний передач, коробок с пленкой, фотографий знаменитостей и неизвестных мест, пластинок, пустых бутылок. Хамер решил, и, вероятно, не зря, что такое зрелище потрясает, кого нужно, больше, чем обилие слоновой кости и мрамора.
Ронни сказал:
– Билл, что вас заставило сделать это? Вы ведь представляли, что произойдет?
– Конечно, дорогой мой, хотя успех превзошел самые дикие мои мечты. Хороший вопрос. И я не прочь ответить, но пусть это будет между нами. Началось с того, что во время одного спора, подробностями которого я вас не обременю, она обозвала меня грязным выскочкой. Я решил, что должен ей кое-что. Как понимаю, ублюдок, такой, как вы, назовет более важным то, что я понравился старику Василикосу, и он нашел меня «интересным целовеком» (до полусмерти изуродовал английский язык, верно?). Ну, так как он грек, я было подумал, не влечет ли его ко мне магнит посильнее идей, но нет. Как бы то ни было, его тревожило, почему такой славный целовек, как я, столько возится с такой сукой, как Джульетта Болдок, которую он, видимо, давно ненавидит. Она, должно быть, в давние года норовила пройти в чью-то гостиную впереди его матери. Греки очень следят за иерархией. Ну, я решил, что стоит показать свою преданность, поскольку в перспективе следующим летом месяц на его яхте. Хотите еще кофе?
– Нет уж, спасибо!
– Не осуждаю вас. Потом еще рейтинг передачи.
Он вроде бы начал падать. Стали болтать, что интеллектуально Хамер неплох, но, понимаете, кишка тонка, не заденет за живое, не ошарашит так, чтобы перегорели все предохранители. По-моему, мы теперь на месяц прекратили эти слухи, а? И наконец, – Хамер долго беззвучно смеялся, – вы, Ронни, свой человек и поймете: было просто интересно. Ужасно сказано, но так оно и есть. Боже, какие мы все подонки! Все! Каждый по-своему.
Ронни встал.
– Я ухожу, Билл. Спасибо за кофе.
– Пожалуйста, несчастный забулдыга. Надеюсь, вы пришли не просто повидаться.
– Нет. У Эрика есть фильм о неофашизме, который он думает как-нибудь запустить.
– Заманчиво. Ну, спасибо за сотрудничество.
– Вы думаете, она подаст в суд?
– Что толку? Сегодня запись просмотрел юрист, и хотя там полно резких слов, ни одно, кажется, не является клеветническим. Мы можем в ответ привлечь Мэнсфилда за буйство и так далее. Господи, какой красивый удар был у Мака! Мэнсфилд отлетел фута на два. Я думал, кулак пройдет насквозь. Нет, леди Б. подожмет хвост. Не захочется ей напоминать людям о своем поражении. Но смотрите, чтобы не подожгла вашу квартиру или не подстрелила вас по дороге в студию.
– Я поберегусь. Пока, Билл.
Снаружи дома LCM на краю Сохо узкая грязная улица стихала, неожиданно вскипая на тротуарах от продрогших прохожих и почти замерзая на мостовой. В такие дни посыльные, опасаясь, что их пошлют за такси (а если вызвать по телефону, никогда не дождешься), прятались где-нибудь под лестницей. Ронни держался обочины, кутался в новый итальянский полувоенный плащ. Мимо мчалось много такси, но все были заняты. В непогоду каждому хочется ехать, а в хорошую – половина ублюдков едет с женами и детьми к Фринтону. Ронни поехал бы на своем «порше», но знал – чтобы припарковаться, нужно два фунта тротила, не меньше. Плащ, который при первой же вылазке оказался промокаемым, теперь, как выяснилось, пропускал и холод. Он, понимаете, был итальянским. Проходящий почтовый фургон обнаружил невидимую лужу и обрызгал лодыжки Ронни холодной грязью. Он внезапно понял, как напряжен весь, словно ждет еще больших мучений. Не то чтобы предвидел что-то конкретное. Ему пришло в голову, что чувствует себя так еще со вчерашнего вечера все время, если не считать перерыва, когда действовало снотворное, да и оно внезапно утратило силу в семь утра. Почему такое напряжение? Неужели еще мало?
Часы стали отзванивать полдень, и он перестал размышлять. Можно зайти в бар «Конская голова» на полчасика, пересидеть, пока дождь пройдет. И тут как раз мимо попыталось проскочить пустое такси, мастерски подставив между собой и Ронни «фольксваген». Но Ронни не допустил этого – вряд ли Мэнсфилд заорал бы громче. В машине он перечел короткий и неточный отчет о неких вчерашних событиях, скучно озаглавленный «Хозяйка салона в телевизионном скандале», потом перешел к главным новостям: «Расширение экспорта автомобилей: Британия теряет двадцать две тысячи фунтов – Приказы по армии – Стачка текстильщиков ширится – Мальта. Надежды на согласие падают – Две верфи закрываются – Цейлон велит англичанам уходить – Англия продолжает Сиднейские испытания». Похоже, что силы прогресса все-таки выигрывают.
Мокрый снег пошел сильнее, ветер начинал свирепеть. Серые вихри дули через Кингс-роуд. Ронни знал, что ждет его в конце дня. Сандвич в «Белом льве». Две главы из «Вива, Фидель – Кубинское чудо». Сон. Почта. Ужин в Слоун-сквер, где стиляги. Потом – домой, посмотреть передачу Би-би-си о педагогических колледжах, которая может совпасть с планируемым выпуском «Взгляда». Потом – ничего. Толстая Сусанна? Может быть.
Когда он расплатился, таксист сказал:
– Спасибо, мистер Апплиард.
Но не спросил, знает ли он Билла Хамера. Ну, это кое-что. Впрочем, немного. Спустившись по ступенькам к своей двери, Ронни думал, почему все кажется хуже только оттого, что недавно он знал, где Симон, а сейчас не знает. В квартире было темно, и Ронни внезапно решил, что нужно сразу же начать искать другую. Сегодня же. Нет, завтра утром, если совещание во «Взгляде» не затянется. Он пошел в уборную. Когда он выходил оттуда, кто-то снаружи стал спускаться по ступенькам неровной походкой больного и пьяного. Ронни не видел, кто. Открыл дверь и обнаружил лорда Болдока в зеленом плаще; палец лорда был устремлен к звонку.
– Какого черта вам нужно? – спросил Ронни.
Болдок нахмурился, замигал, затряс головой, видимо, стараясь показать знаками, что Ронни неверно оценил положение. Палец его оставался какое-то время на кнопке. Наконец Болдок обрел дар речи:
– У вас здесь пташка или что-нибудь еще?
– Нет. А что? Чего вы хотите?
– Есть близко какая-нибудь забегаловка?
– Да, через дорогу. А что?
– Пойдемте туда. Вам здесь небезопасно.
– О чем вы говорите, черт возьми? Что вам нужно?
– Пойдемте, говорю вам.
Болдок повернулся и стал подниматься по ступеням. Ронни колебался, но недолго. Снял с двери мокрый плащ и последовал за гостем.
На тротуаре Болдок остановился под мокрым снегом, уперев руки в бока. По лицу его было видно, что он не успокоится, пока дома напротив не будут снесены.
– Что может случиться? – спросил Ронни.
Еще помедлив, лорд Болдок сказал:
– У меня в машине Симон. Но вы должны быть с ней помягче. Она в очень…
– Здесь? Где?
– В МАШИНЕ. – Болдок быстро пошел по улице. Ронни догнал его и пошел рядом.
– А что это значит?
– Я думаю, что она вам нужна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21