..— Опять максимализм, — сказала Ксения. — Юрик же работает...— Исключения только подтверждают правило. Дай Бог, если у нас одна десятая населения нормально трудится, вот на них все и держится... У нас сейчас как на фронте, две линии окопов — в одной правительство, чиновники и силовики разные, в другой — народ вместе с бандитами, которые, в принципе, часть народа. Ну, кое-кто переметнулся, интеллигенция в первую очередь — их же только сладким куском помани — бегут, повизгивают, у кормушки крутятся... Интеллектуалы, как ни парадоксально, в основном вместе с криминалом, а вшивота эта, актеришки, писаки, «совесть нации» — поближе к власти. Петиции скоро начнут Президенту писать — ах, защитите наше любимое правительство от народа! Было уже, проходили... Правильно сказал партайгеноссе Геббельс: «Когда я слышу слово “культура”, я хватаюсь за пистолет!»— Экстремизм какой-то... Есть же нормальные люди, — не согласилась Ксения.— Опять исключения, — Денис отхлебнул чай, — таких очень мало. Чтобы сделать что-то стоящее, время надо и деньги, чтоб о них не думать. Одни стремятся к богатству, другие — к популярности, третьи — как им кажется, заслужить уважение или страх... Все это корыстные побуждения. Из великих людей века можно только Альберта Швейцера, Сент-Экзюпери и Льва Николаевича Гумилева назвать. Все, больше нет.— А диссиденты? — неожиданно спросил Юра.— Чего это ты о них вспомнил? И кто из них, например?— Сахаров.— Как же! Цукерман просто развлекался. В Горький его, видишь ли, выслали. Да в Горьком крупнейшие институты, он и там работал — Сахаров был секретоносителем высшей категории! И КГБ там за ним не следил, а охранял! А это большая разница. Следить за ученым толку нет никакого, все интересное — у него в голове. В Комитете ребята сильно башковитые сидели, они таким бредом, как слежка за Сахаровым, заниматься бы не стали... Поэтому он и дверь в квартиру не запирал — а чего бояться? При любом варианте через секунду группа сотрудников спецотдела со стволами в его коридор бы залетела. Соседи-то кто были? Правильно, комитетчики... Там группа и дежурила. Таких людей до конца жизни охраняют. С женой ему не повезло. У меня мнение есть, не знаю — правильное или нет, все равно правду вряд ли узнаем, что женщина его — чистой воды подстава спецслужб западных. С первой женой его развела, и началось — протесты, выступления по темам защиты прав человека, в общем — отвлечение от работы. А в смысле создания ядерного оружия Сахаров крупнейшим специалистом был. А так — одна история с червонцами чего стоит!— Какая история?— Да Цукерман в «Березку» приперся, товара набрал и на кассе червонцы по курсу выложил, шестьдесят три копейки за доллар... Те обалдели. А он орет, требует, чтоб ему все продали — на червонце-то написано, что золотой эквивалент имеет! Ну, старший той группы, что его в тот день вела, к директору заскочил, перетрещал, и продали в лучшем виде, заходить еще приглашали... Тут сам Сахаров обалдел, его женушка проинструктировала, что в ментовку потащат, мол, готовься, Андрюша! Уже и штатовский консул предупрежден был, что «борца» за решетку кинут. Не вышло! Не удалась провокация, жена его небось вечерком ему скандальчик учинила за то, что тот облажался... И не смотрите на меня так, это на самом деле было.— Не любишь ты их, — сказал Юра.— Я не девочка — любить, не любить. Я обоснованный взгляд на вещи уважаю. Дело не в том, кто за что выступает. Если логически доказывает свое мнение — замечательно, я не против. Но если из кормушки жрал, а потом туда плюет — это никуда не годится. У наших гениев современных комплекс собственной значимости и неповторимости. Да их через сто лет и помнить-то никто не будет. Все эти разговоры о непонятости современниками — туфта полная! Если современники не оценили — и следующим поколениям это на фиг не надо. Общество сохраняет только то, что на совесть сделано, в любой сфере жизни.— Что-то ты разошелся, — улыбнулась жена.— На завтра себя накручиваю. На благое дело идем... Глава 10Экзорцизм по-русски — 2 — Ну, и что вы меня вызвали, в воскресенье-то? — лениво спросил Огнев.— Мне протокол допроса снять надо, — Султанов заправил лист в печатную машинку.— Надо так надо... Курить можно?— Да, пожалуйста, — сам Султанов не курил. — У меня тут к вам несколько вопросов, Дмитрий Семенович.— Ради Бога, Иса Мухтарович, задавайте. Чем могу, так сказать, тем и отвечу... С паспортных данных начнем или как?— Нет, я уже все это вписал... Вот у меня первый вопрос — вы в армии служили?— Ну, служил, — улыбнулся Огнев.— У меня сведения есть, что в спецназе.— Откуда, интересно? Я вроде вам этого не говорил...— Милиции многое известно, — значительно сказал Султанов.— Ну и выясняйте дальше... Официально пошлите запрос в Министерство обороны, там вам и ответят, — снова улыбнулся Огнев.— Это я уже сделал.— И что? Не удовлетворены?— Я обязан составить протокол допроса, — начал злиться Султанов, — и прошу вас отвечать.— Да кто ж против? Всегда с радостью.— Так вы подтверждаете?— Что?— То, что в спецназе служили...— Конечно, от недремлющего ока следствия разве что скроешь.— Хорошо, а где именно вы служили?— Допуск покажите.— Какой допуск? — растерялся Султанов.— Прямоугольничек такой, бумажный, с полосочкой красной, буковки там черные должны быть. Я прочитаю, и поговорим...— А что, это обязательно?— А вы не знали? Армия, знаете ли, кому попало информацию не выдает.— Я не кто попало, а следователь, — в голосе Султанова явно слышалось раздражение.— Для армии вы — именно кто попало, — наставительно сказал Огнев, — им что следователь, что дворник — все едино. Не понимают они тонкостей души гражданских лиц...— У меня на столе уголовное дело в возбужденном состоянии, — сказал Султанов, — и если вы свидетель, то обязаны отвечать на вопросы...— Не вижу...— Что не видите? — не понял Султанов.— Дела в возбужденном состоянии.— Вот оно, — Султанов указал на лежащую папку.— Оно в спокойном состоянии, — совершенно серьезно сказал Огнев, — было бы в возбужденном — стояло бы на столе вертикально и бросалось бы на входящих в кабинет женщин, — Султанов на несколько секунд потерял дар речи.— Да вы не переживайте, Иса Мухтарович, я ни на что не намекаю. Скучно просто так сидеть.— Вы думаете, Дмитрий Семенович, что мне доставляет удовольствие снова всем этим заниматься?— Это ваша работа. А если без удовольствия трудитесь, то это никуда не годится.— Хорошо, оставим эту тему. Вернемся к вашей службе в армии.— Я уже все сказал.— Но служили-то вы где? На территории России?— Тогда СССР был...— Да, СССР. Так на его территории?— Конечно. А где же еще? Тогда весь мир был зоной интересов Союза. Как по радио говорили — «Мы не позволим натовской военщине вмешиваться во внутренние дела Советского Союза во всех уголках земного шара!». И я полностью с этим согласен, — Огнев достал зажигалку и прикурил. — Можете дословно записать.— Я просто запишу — на территории страны.— Не забудьте указать какой, а то потом еще обвинение предъявите, типа, в американской армии служил, гад, — Огнев методично «добывал огня» Выводить человека из равновесия (жарг.)
.— Расшифровывать не будете, какие части?— Не-а. Пусть вам «гарны хлопцы» из ФСБ расшифровывают, это их прерогатива, они страсть как любят на такие вопросы отвечать... Обратитесь в управление по военному округу, сформулируйте конкретику. Обещаю, что передачки в СИЗО на Захарьевской Следственный изолятор ФСБ Санкт-Петербурга
лично носить буду...— Не ерничайте! Если информация о вашей службе в армии является закрытой, так и скажите...— Я вам об этом уже час твержу...— Я записал. Контузии или ранения были?— Опять двадцать пять! Кто ж вас надоумил-то? Воробейчик все успокоиться не может?— При чем тут Иван Борисович?— Как при чем? Он же ваш начальник.— Он надзирающая инстанция, зампрокурора...— Вот пусть тогда своим прямым делом займется. Он вещи мои нашел?— Это моя задача, в рамках дела...— Тогда вы мне ответьте.— Я разберусь и отвечу.— Вы уже год разобраться не можете. Вместо того чтобы этот вопрос решить, все какие-то проблемы придумываете.— Я веду объективное расследование.— Ага, лучше бы бывшего терпилу нашли...Это был удар в поддых.Экс-потерпевший действительно сбежал, его хотели лицезреть не только Султанов, но и в прокуратуре Петроградского района, где на него было заведено дело. Султанов хорохорился, но было понятно, что он просто поддерживает имидж независимого следователя — без допроса другой стороны что-либо сделать Огневу он не мог. Дмитрий это знал и бесконечно требовал очных ставок со своим обидчиком. В прокуратуре, где коммерсант, начавший все это, был под подозрением в совершении у Огнева вымогательства и ряда других, не менее тяжких с точки зрения закона, действий, очень ждали результатов расследования Султанова. Хотя прокурорский следователь, Светлана Владимировна Полякова, женщина широкой натуры в смысле объема бедер, тянула резину, придумывала отговорки, в общем, вела себя обычно для стражей порядка, Огнев не унывал, раз в неделю писал заявления в оба района, исключительно на имя прокуроров, делая ксерокопии и рассылая их в обязательном порядке и в прокуратуру города, и в Генеральную в Москву, и в Министерство внутренних дел.Такая форма «бумажной войны» приводила к тому, что раз в месяц кто-нибудь из должностных лиц получал выговор и день-два работал нормально. Огнев был педантичен, времени у него было навалом, и уголовные дела представляли для него уже больше научно-исследовательский интерес. Тему изысканий пытливого «ученого» можно было обозначить так — «достижение максимального уровня идиотизма для оправдания собственного нежелания или неспособности работать на примере отдельно взятых разнополых представителей органов правопорядка». Материал был накоплен на солидную диссертацию, содержал массу перлов милицейско-прокурорской мысли и занимал почетное место на рабочем столе Дмитрия. Ввязавшись с ним в переписку, доблестные служители Фемиды совершили фатальную ошибку — уровень бюрократизма у Огнева соответствовал чиновнику из произведений Чехова и Салтыкова-Щедрина.— Это не имеет отношения к сегодняшнему допросу, — Султанов нахмурился. — Я записываю, что ранений и контузий не было...— Записывайте, записывайте. Вы прям как руководитель шахматной секции в Васюках — у меня все ходы записаны!— Вы не Остап Бендер!— Это да. Я, скорее, гробовщик Безенчук. — Разговор становился абсолютно ненормальным, Султанов дошел почти до точки кипения и злобно задал следующий вопрос:— У вас сотрясения мозга были, когда вы боксом занимались?— А с чего вы взяли, что я занимался боксом? — удивился Огнев.— У меня так написано! Вот, пожалуйста, в протоколе допроса от шестого июня...— А-а! Узнаю корявый почерк придурка Яичко! Это я в тот день из камеры выходил, мне по фигу было, что подписывать. Я ж обвиняемым был, за свои слова вообще никакой ответственности не нес. Да и не читал, если честно.— Почему это не несли?— По закону. Вы УПК откройте и посмотрите.— Вы могли не подписывать или дописать свои возражения...— Кому другому расскажите! Я в камере оставаться не хотел, а если бы не подписал — до сих пор в «Крестах» бы сидел. И так половину документов ваш Яичко из дела вытащил, когда вам передавал на доследование...— Была служебная проверка, она ваши слова не подтвердила.— А кто проводил? Замначальника вашего же следственного отдела, Выхухолева! Подтвердит она, ждите! Честь мундирчика защищает, вот и все. Ничего, будет и на нашей улице праздник, я в Главк письмишко отправил, они и поспрошают... Им-то Яичко по фигу! Ну, алкаш очередной, не они же за его воспитание отвечают. Вот Выхухолева и старается, небось Шлема ей установку дал...— Кто?— А, так вашего прокурора, Шлемазюка, на городском уровне называют.— Вы очень много знаете, Дмитрий Семенович!— А разве это плохо? Ученье — свет, а неученье — авария на АЭС...— Значит, сотрясений мозга не было?— Вы карточку мою из поликлиники запросили? Ну вот, там все и прочитаете. Что вы у меня-то выясняете?— Так положено. Теперь еще вопрос — вы не возражаете пройти психиатрическую экспертизу?— Ах вот оно что! — обрадовался Огнев. — Конечно, нет! С удовольствием!— Вы можете отказаться, я насильно вас отправить не могу.— Могли бы — я бы тут не сидел. Сейчас в руках дюжих санитаров бился бы, — трагическим голосом сказал Огнев. — Какое счастье, что я свидетель! Но я все равно согласен. Я ж понимаю, что если откажусь, так вы на пару с Воробейчиком будете глубокомысленно сомневаться в моей психической состоятельности и вообще перестанете на заявления отвечать. Не доставлю я вам такого удовольствия, всегда готов с людьми в белых халатах поговорить... Когда едем?— Значит, вы не возражаете? — Султанов был явно разочарован.— Ни на йоту. Так и запишите — через «и» краткое.— Хорошо. Я договорюсь с экспертизой и вам позвоню...— Да уж, будьте так любезны. Надеюсь, не в дверь, в сопровождении хмурых медбратьев со шприцем и смирительной рубашкой? * * * Денис с Ортопедом сидели в «ниссане» и ждали остальных. Оставалось минут двадцать. С места стоянки были видны толпы прихожан, втекавшие на территорию Центра Свидетелей Иеговы, огражденную высоким забором.— Да, — сказал Ортопед, — напрямик ломиться без понту...— Напрямик только дураки ходят...— Я вчера прочитал, что эти, типа, не согласны с тройственностью Бога...— Триединством, — поправил Денис, — это да. Я смотрю, ты, Мишель, всегда перед операцией интеллектуально подковываешься. Очень разумный подход к делу. Может, пособие издать, как барыг давить? Под твоей редакцией.— Можно, типография есть.— Жаль, не оценят потомки. А хотелось бы.— У этих еще диктатура...— Ага, тоталитарная секта.— Замочить бы их, да Толян против, и ты.— Конечно. Замочишь — знаешь, как копать будут? Тут же сотни людей. Это, братец, уже терроризм называется... Я со спецслужбой в прятки не хочу играть. И тебе не советую.— А так чо будет?— Невинное мелкое хулиганство.— Мы чо, типа, бакланы Хулиганы (жарг.)
, да?— Ага. Особенно Толян. Главный баклан...— Обидно, солидный человек... Эти нас вообще за людей не считают...— А ты думал! Они бабки делают, как товарищ Асахара Глава секты «Аум Сенрике»
. До них «белое братство» было. Те сели, эти — пришли. Жаль, что иеговистов вряд ли сажать начнут... Слишком сильные у них связи, не то что у придурков в простынях...— А, эти... Слушай, это у них прикид пошел от купины необгоревшей?— Ты хочешь сказать, неопалимой...— Ну да...— А купина тут при чем?— Ну как же! В Италии, типа, плащ, в который Христа завернули, огнеупорный...— Ты бы еще сказал — от Версаче! Ну, ты даешь, Майкл! Туринская плащаница и неопалимая купина — это же две разные вещи. Купина — это куст.— Во я дурак, — растерялся Ортопед, — я же вчера Горынычу и Тихому два часа доказывал, что одежда длинная у сектантов от неопалимой купины пошла... Типа, покрой, как у Бога. Там еще в кабаке мужик влез, с разъяснениями, ну мы уже поддатые были, он как про какие-то растения стал говорить, тут Горыныч и озлобился... Сам ты растение, кричит, и мужику в рыло... Блин, неудобно получилось... Мужик-то прав был...— А ты его найди и извинись, — предложил Рыбаков.— Да ладно, не сильно ведь... А что за куст-то был?— Терновый. По Библии, Моисей на гору взошел, куст загорелся, и оттуда Бог с ним разговаривал...— А, я читал, — вспомнил образованный Ортопед, — забыл только, что Бог хотел...— Евреев из Египта убрать...— Ах да... А на фиг он из куста говорил? Сказал бы так...— Как — так? У Моисея телефона не было, ему на трубу не гавкнешь... Позвонить по мобильному телефону (жарг.)
Но у меня своя версия есть.— Ну? — заинтересовался Ортопед.— Для начала, куст был не терновый, а конопляный.— Ну ты даешь! Мойша что, обкурился?— Типа того. Я думаю, он на гору взошел просто так, по своим делам топал и набрел на посадки местных наркобаронов. Видит — ба! План Гашиш, конопля (жарг.)
бесхозный, целый куст — отчего ж не попользоваться! Ну, листья собирать, сушить — влом, и бумаги для косяка Свернутая папироса с анашой (жарг.)
, наверное, с собой не было. Спичку и бросил... Куст дымит, а он рядышком пристроился, притарчивает помаленьку.— А Бог?— Скорее всего, это охранник был... Дым на поле заметил и побежал тушить. Сзади подкрался и говорит — вали, мол, мужик, отсюда! А Мойша — то не разобрался, и немудрено — приход Состояние наркотического опьянения (жарг.)
, такой качественный! В куст и вперился, думал, глюки пошли. Как, говорит, вали? Не я один, народец со мной иудейский! Тут охраннику небось сразу поплохело — представляешь, если толпа на гору явится? Все! Урожаю кранты. А за анашишкой любой народ примчится, только скажи. Ну, сторож и говорит аккуратненько: «А ты, мужик, вместе с народом и валяй...» Так евреи из Египта и потянулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
.— Расшифровывать не будете, какие части?— Не-а. Пусть вам «гарны хлопцы» из ФСБ расшифровывают, это их прерогатива, они страсть как любят на такие вопросы отвечать... Обратитесь в управление по военному округу, сформулируйте конкретику. Обещаю, что передачки в СИЗО на Захарьевской Следственный изолятор ФСБ Санкт-Петербурга
лично носить буду...— Не ерничайте! Если информация о вашей службе в армии является закрытой, так и скажите...— Я вам об этом уже час твержу...— Я записал. Контузии или ранения были?— Опять двадцать пять! Кто ж вас надоумил-то? Воробейчик все успокоиться не может?— При чем тут Иван Борисович?— Как при чем? Он же ваш начальник.— Он надзирающая инстанция, зампрокурора...— Вот пусть тогда своим прямым делом займется. Он вещи мои нашел?— Это моя задача, в рамках дела...— Тогда вы мне ответьте.— Я разберусь и отвечу.— Вы уже год разобраться не можете. Вместо того чтобы этот вопрос решить, все какие-то проблемы придумываете.— Я веду объективное расследование.— Ага, лучше бы бывшего терпилу нашли...Это был удар в поддых.Экс-потерпевший действительно сбежал, его хотели лицезреть не только Султанов, но и в прокуратуре Петроградского района, где на него было заведено дело. Султанов хорохорился, но было понятно, что он просто поддерживает имидж независимого следователя — без допроса другой стороны что-либо сделать Огневу он не мог. Дмитрий это знал и бесконечно требовал очных ставок со своим обидчиком. В прокуратуре, где коммерсант, начавший все это, был под подозрением в совершении у Огнева вымогательства и ряда других, не менее тяжких с точки зрения закона, действий, очень ждали результатов расследования Султанова. Хотя прокурорский следователь, Светлана Владимировна Полякова, женщина широкой натуры в смысле объема бедер, тянула резину, придумывала отговорки, в общем, вела себя обычно для стражей порядка, Огнев не унывал, раз в неделю писал заявления в оба района, исключительно на имя прокуроров, делая ксерокопии и рассылая их в обязательном порядке и в прокуратуру города, и в Генеральную в Москву, и в Министерство внутренних дел.Такая форма «бумажной войны» приводила к тому, что раз в месяц кто-нибудь из должностных лиц получал выговор и день-два работал нормально. Огнев был педантичен, времени у него было навалом, и уголовные дела представляли для него уже больше научно-исследовательский интерес. Тему изысканий пытливого «ученого» можно было обозначить так — «достижение максимального уровня идиотизма для оправдания собственного нежелания или неспособности работать на примере отдельно взятых разнополых представителей органов правопорядка». Материал был накоплен на солидную диссертацию, содержал массу перлов милицейско-прокурорской мысли и занимал почетное место на рабочем столе Дмитрия. Ввязавшись с ним в переписку, доблестные служители Фемиды совершили фатальную ошибку — уровень бюрократизма у Огнева соответствовал чиновнику из произведений Чехова и Салтыкова-Щедрина.— Это не имеет отношения к сегодняшнему допросу, — Султанов нахмурился. — Я записываю, что ранений и контузий не было...— Записывайте, записывайте. Вы прям как руководитель шахматной секции в Васюках — у меня все ходы записаны!— Вы не Остап Бендер!— Это да. Я, скорее, гробовщик Безенчук. — Разговор становился абсолютно ненормальным, Султанов дошел почти до точки кипения и злобно задал следующий вопрос:— У вас сотрясения мозга были, когда вы боксом занимались?— А с чего вы взяли, что я занимался боксом? — удивился Огнев.— У меня так написано! Вот, пожалуйста, в протоколе допроса от шестого июня...— А-а! Узнаю корявый почерк придурка Яичко! Это я в тот день из камеры выходил, мне по фигу было, что подписывать. Я ж обвиняемым был, за свои слова вообще никакой ответственности не нес. Да и не читал, если честно.— Почему это не несли?— По закону. Вы УПК откройте и посмотрите.— Вы могли не подписывать или дописать свои возражения...— Кому другому расскажите! Я в камере оставаться не хотел, а если бы не подписал — до сих пор в «Крестах» бы сидел. И так половину документов ваш Яичко из дела вытащил, когда вам передавал на доследование...— Была служебная проверка, она ваши слова не подтвердила.— А кто проводил? Замначальника вашего же следственного отдела, Выхухолева! Подтвердит она, ждите! Честь мундирчика защищает, вот и все. Ничего, будет и на нашей улице праздник, я в Главк письмишко отправил, они и поспрошают... Им-то Яичко по фигу! Ну, алкаш очередной, не они же за его воспитание отвечают. Вот Выхухолева и старается, небось Шлема ей установку дал...— Кто?— А, так вашего прокурора, Шлемазюка, на городском уровне называют.— Вы очень много знаете, Дмитрий Семенович!— А разве это плохо? Ученье — свет, а неученье — авария на АЭС...— Значит, сотрясений мозга не было?— Вы карточку мою из поликлиники запросили? Ну вот, там все и прочитаете. Что вы у меня-то выясняете?— Так положено. Теперь еще вопрос — вы не возражаете пройти психиатрическую экспертизу?— Ах вот оно что! — обрадовался Огнев. — Конечно, нет! С удовольствием!— Вы можете отказаться, я насильно вас отправить не могу.— Могли бы — я бы тут не сидел. Сейчас в руках дюжих санитаров бился бы, — трагическим голосом сказал Огнев. — Какое счастье, что я свидетель! Но я все равно согласен. Я ж понимаю, что если откажусь, так вы на пару с Воробейчиком будете глубокомысленно сомневаться в моей психической состоятельности и вообще перестанете на заявления отвечать. Не доставлю я вам такого удовольствия, всегда готов с людьми в белых халатах поговорить... Когда едем?— Значит, вы не возражаете? — Султанов был явно разочарован.— Ни на йоту. Так и запишите — через «и» краткое.— Хорошо. Я договорюсь с экспертизой и вам позвоню...— Да уж, будьте так любезны. Надеюсь, не в дверь, в сопровождении хмурых медбратьев со шприцем и смирительной рубашкой? * * * Денис с Ортопедом сидели в «ниссане» и ждали остальных. Оставалось минут двадцать. С места стоянки были видны толпы прихожан, втекавшие на территорию Центра Свидетелей Иеговы, огражденную высоким забором.— Да, — сказал Ортопед, — напрямик ломиться без понту...— Напрямик только дураки ходят...— Я вчера прочитал, что эти, типа, не согласны с тройственностью Бога...— Триединством, — поправил Денис, — это да. Я смотрю, ты, Мишель, всегда перед операцией интеллектуально подковываешься. Очень разумный подход к делу. Может, пособие издать, как барыг давить? Под твоей редакцией.— Можно, типография есть.— Жаль, не оценят потомки. А хотелось бы.— У этих еще диктатура...— Ага, тоталитарная секта.— Замочить бы их, да Толян против, и ты.— Конечно. Замочишь — знаешь, как копать будут? Тут же сотни людей. Это, братец, уже терроризм называется... Я со спецслужбой в прятки не хочу играть. И тебе не советую.— А так чо будет?— Невинное мелкое хулиганство.— Мы чо, типа, бакланы Хулиганы (жарг.)
, да?— Ага. Особенно Толян. Главный баклан...— Обидно, солидный человек... Эти нас вообще за людей не считают...— А ты думал! Они бабки делают, как товарищ Асахара Глава секты «Аум Сенрике»
. До них «белое братство» было. Те сели, эти — пришли. Жаль, что иеговистов вряд ли сажать начнут... Слишком сильные у них связи, не то что у придурков в простынях...— А, эти... Слушай, это у них прикид пошел от купины необгоревшей?— Ты хочешь сказать, неопалимой...— Ну да...— А купина тут при чем?— Ну как же! В Италии, типа, плащ, в который Христа завернули, огнеупорный...— Ты бы еще сказал — от Версаче! Ну, ты даешь, Майкл! Туринская плащаница и неопалимая купина — это же две разные вещи. Купина — это куст.— Во я дурак, — растерялся Ортопед, — я же вчера Горынычу и Тихому два часа доказывал, что одежда длинная у сектантов от неопалимой купины пошла... Типа, покрой, как у Бога. Там еще в кабаке мужик влез, с разъяснениями, ну мы уже поддатые были, он как про какие-то растения стал говорить, тут Горыныч и озлобился... Сам ты растение, кричит, и мужику в рыло... Блин, неудобно получилось... Мужик-то прав был...— А ты его найди и извинись, — предложил Рыбаков.— Да ладно, не сильно ведь... А что за куст-то был?— Терновый. По Библии, Моисей на гору взошел, куст загорелся, и оттуда Бог с ним разговаривал...— А, я читал, — вспомнил образованный Ортопед, — забыл только, что Бог хотел...— Евреев из Египта убрать...— Ах да... А на фиг он из куста говорил? Сказал бы так...— Как — так? У Моисея телефона не было, ему на трубу не гавкнешь... Позвонить по мобильному телефону (жарг.)
Но у меня своя версия есть.— Ну? — заинтересовался Ортопед.— Для начала, куст был не терновый, а конопляный.— Ну ты даешь! Мойша что, обкурился?— Типа того. Я думаю, он на гору взошел просто так, по своим делам топал и набрел на посадки местных наркобаронов. Видит — ба! План Гашиш, конопля (жарг.)
бесхозный, целый куст — отчего ж не попользоваться! Ну, листья собирать, сушить — влом, и бумаги для косяка Свернутая папироса с анашой (жарг.)
, наверное, с собой не было. Спичку и бросил... Куст дымит, а он рядышком пристроился, притарчивает помаленьку.— А Бог?— Скорее всего, это охранник был... Дым на поле заметил и побежал тушить. Сзади подкрался и говорит — вали, мол, мужик, отсюда! А Мойша — то не разобрался, и немудрено — приход Состояние наркотического опьянения (жарг.)
, такой качественный! В куст и вперился, думал, глюки пошли. Как, говорит, вали? Не я один, народец со мной иудейский! Тут охраннику небось сразу поплохело — представляешь, если толпа на гору явится? Все! Урожаю кранты. А за анашишкой любой народ примчится, только скажи. Ну, сторож и говорит аккуратненько: «А ты, мужик, вместе с народом и валяй...» Так евреи из Египта и потянулись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35