Желание включиться в жизнь сразу, без оглядки, подвело меня. Я только потом понял, как прав был дядька Платон, говоря: осмотрись, найди дело по душе. Видите ли, еще в сороковом году вышел закон, прикреплявший трудящихся к предприятиям, а отменен он был только в пятьдесят шестом. Я не имел права найти другое место работы и уволиться с прежней.
– Неужели? – вырвалось у Вячеслава. – Это же крепостное право.
– Да, друг мой. Но тогда я об этом не задумывался. На стройке позже стал каменщиком, пошел в вечернюю школу, надо было получить среднее образование, учиться хотелось страстно.
– А Вера? – спросил Вячеслав.
Ему действительно стало интересно, как и чем жили люди в середине прошлого века и в другой эпохе, чем занимались, как любили. Сейчас-то просто: беби, не заняться ли нам сексом? Беби: почему бы нет. А что было тогда у них? Ведь что-то было сильное, раз этот старик до сих пор помнит.
– Веру я забрал, – ответил он, переведя глаза на огонь в камине, – мы сняли комнату в коммуналке, расписались. Мне пришлось попотеть, приучая ее к постели. Сами понимаете, почти до двадцати семи лет она берегла себя для меня, стеснялась и своего тела, и моего. Чудная черта – целомудрие, воспитывает в мужчине мужчину, рождает в нем, на мой взгляд, чувство ответственности. Ммм... – покачал он головой, рассмеявшись. – Что за время было... Каждый день праздник, несмотря ни на что. Ей-богу. Вера, как искра, всегда горела, жила играючи...
– Она красивая была?
– По современным меркам, может, и не столь уж красива. Но когда я смотрел в ее серо-голубые глаза, на ее губы в улыбке, на ямку между ключицами... взмывал ввысь. И каждый раз начиналось с моего наступления и ее «нет». Но любовью занимались при каждом удобном случае. Вера жарит картошку на кухне, а я по комнате бегаю, как истинный зверь. Вы только представьте: война да лагеря, с женщинами редко удавалось встретиться, да и выглядело там это по-скотски. Ну, вот: она на кухне, я иду туда, силком заталкиваю ее в комнату и... приходилось есть горелую картошку. Воскресные дни вообще в постели проводили, а однажды гуляли на свадьбе в деревне, так между грядок кустов картофеля...
Вячеслав расхохотался в голос, не заботясь о пристойном поведении:
– Такое со всяким случается.
– Само собой, да не всякому везет пережить упоение любовью. Несмотря на длительное сексуальное голодание, других женщин я не замечал. Казалось, так будет вечно, но жизнь расставляет коварные ловушки. Встретилась мне еще одна женщина, сыгравшая немаловажную роль... Нет, о ней не сейчас.
– А почему вы бежали из страны?
Вячеслав не задал еще один вопрос, вертевшийся на языке: и почему вы бежали без Веры? Ведь странно: при такой любви Линдер все же оставил жену.
– Налейте-ка вина, если вам нетрудно. И угостите сигаретой, не хочу звать прислугу, уже очень поздно.
– Прошу, – протянул пачку Вячеслав.
Линдер взял сигарету, прикурил от огня зажигалки, любезно поднесенной Вячеславом. А тот делал все новые открытия в этом человеке, который на старика совсем не походил. Его точные движения неторопливы, изящны, одним словом – порода. А то, как он наслаждался каждой минутой жизни и переживал воспоминания, заставило Вячеслава позавидовать ему: что он будет вспоминать в этом возрасте?
– Обязательно угощу вас сигарами, – сказал Линдер, очевидно, сигарета ему не понравилась (и неудивительно, Вячеславу доступны лишь дешевенькие), но никак этого не обозначил. – Сам не курю, а держу. Привычки и слабости делают человека уязвимым, на них запросто играют негодяи. Слабости и самому мешают жить, потому что подчиняют и развращают. Вы спросили, почему я бежал... В пятьдесят пятом начался триллер, да-да, настоящий триллер. Вам, как бывшему детективу, это будет любопытно, но я, наверное, утомил вас...
– Нет-нет, мне очень интересно...
3
Далила перед зеркалом рассматривала зад, гематома образовалась на всю правую часть, куда как раз и пришелся удар автомобиля. Сине-черное пятно имело ужасающий вид, но что забавно – не болело. Далила вызвала на дом врача, тот выписал больничный, второй день она дома. Лучше полежать у телевизора, а то вдруг кошмарные астральные силы на самом деле существуют и устраивают экзамен на выживание. Рентген позвоночника делать не стала – не парализовало же, а как врач выпишет, Далила поедет к дочери.
С дочерью проблемы: родить не может. Далила постоянно звонила зятю, он успокаивал: все в порядке. Конечно, не он же рожает. Если честно, зять ей не нравился. Бывает так: не нравится, потому что не нравится. И не объяснить – почему. Вообще-то он должен Милке нравиться, а не ее маме. Говорят, классические тещи не переваривают мужей дочерей. А зять Милу обожал, только сюсюкал сверх меры, что Далилу приводило в ярость. «Лапуля, солнышко, кися, моя маленькая, котенок, цыпленок...» – фу! Или Далила относится к разряду классических тещ?
Позвонили в дверь. Слегка ковыляя – все же ногу после удара машиной немного тянуло, – Далила пошла открывать. Настасья влетела с вытаращенными глазами, в бигуди, в маске белого цвета на лице – как с пожара сорвалась:
– Далила, спаси, умоляю!
– От кого? – отпрянула та.
– Дай вязаное платье на вечер, оно мне страшно идет, я в нем как Шакира. Меня в кабак пригласил мой, звонил и пригласил...
– Во напугала! – взялась за сердце Далила. – Да бери, только мне кажется, оно немного велико тебе...
– Ничего подобного, впору. А дубленку дашь? Он меня во всем уже видел, к тому же мой волк староват для кабака.
– Я вообще-то думала в магазин выйти...
– Все тебе принесу. Дашь?
– Дам, дам. Что еще? Сапоги не подойдут, у меня размер больше.
– Сапоги у меня есть, – отмахнулась Настасья. – Как раз под твое платье – серые и на шпильке. Слушай, подарила б ты его мне, а? Еще свяжешь.
– Сама учись вязать. Держи деньги, купи масла, курицу, молока и сметаны. Да, хлеб не забудь и... сахар.
Настасья кинулась на шею подруге, оставила на ее щеках сто поцелуев и выпачкала лицо липкой массой, прихватив платье и дубленку, умчалась. Далила умылась после лобызаний, набрала номер:
– Это твоя теща.
– Пока нет, – расстроенным голосом сказал зять.
– Там с ума сошли? – раскричалась Далила.
– Врачи говорят, ничего страшного...
– Это они страшные! Недоучки чертовы!
– Вы собирались приехать...
– И собираюсь, – чуть спокойней сказала она. – Упала, ушиблась, сижу на больничном, ходить тяжело – ногу тянет.
– Выздоравливайте. Я позвоню, когда все закончится.
Далила обошла комнату, поставив руки на поясницу, поморщилась. Если так дальше пойдет, то не скоро сможет выехать. Она легла перед телевизором, взяла журнал и пролежала неизвестно сколько, вздремнула, разбудил звонок. Настасья появилась в ее дубленке, накрашенная, как звезда эстрады, – с блестками на скулах, что совсем лишнее. Она сунула пакет с продуктами Далиле, распахнула дубленку, поставив руки на бедра, покрутилась:
– Ну как?
– Лучше всех, – заверила Далила.
– Вещи отдам завтра, после ресторана к нему поедем... я так предполагаю.
– У тебя еще ничего с ним не было? – засомневалась Далила, зная влюбчивый и безотказный характер подруги.
– Ну, так... целовались, конечно... но до постели не дошло. Думаю, сегодня... я надела новое белье. Жаль, опять валит проклятый снег. И ветер. Я взяла с собой лак для волос... Слушай, Далила, ты мне шапку не дашь? Моя к дубленке ну совсем не идет.
– Как ты мне надоела. Бери. Бери шапку, перчатки...
– Перчатки у меня под сапоги – серые, – сняв с полки шапку и пряча под ней кудри, сказала Настасья. Посмотрелась в зеркало. – Не вульгарно выгляжу?
– Мужики вульгарность обожают, им скромность не по вкусу.
– Ой, еще до остановки плестись на шпильках. Я побежала.
Настасья прижалась щекой к щеке подруги (губы-то накрашены) и ринулась к лифту, оставив ядовитые парфюмерные запахи. Далила закрыла за ней дверь и задумалась: чем бы заняться, чтоб отвлечься от мыслей о дочери? Все из рук валится. Хорошо, что не легла на диван, пришлось бы подниматься и идти к телефону – позвонили на стационарный. Это оказался бывший муж, с которым года три как развелась, но осталась в нормальных отношениях:
– Как там Мила?
– Пока не родила. Сам бы позвонил зятю.
Он намеренно ей звонит, чтоб поговорить, возможно, сейчас станет напрашиваться в гости. Еще чего. Когда Далила поняла, что не любит этого человека, не хочет с ним ни спать, ни жить, подала на развод. Люди, живущие на одних квадратных метрах, должны иметь точки соприкосновения, а не раздражать друг друга. Рома раздражал ее постоянно, даже когда ел или брился. Он не алкаш, не лез на нее с кулаками. Ага, попробовал бы! Далила его припечатала б так, инвалидом бы стал – она баба здоровая. Между прочим, на свои... тридцать не выглядит, особенно когда подкрасится. Бегает по утрам, зарядку делает, мужики до сих пор за ней волочатся, однажды один другому (незнакомые) сказал о ней:
– А ведь кому-то надоела. Вот бы трахнуть...
Каково, а? Это не слова, а елей на душу! Зато Рома всю жизнь воспитывал, будто сам образец целомудрия. Жила с ним, как в пансионе благородных девиц, под девизом «нельзя». Надоело с учителем жить, самой вкручивать лампочки и забивать гвозди. Еще она не выносит людей, которые все-все знают, как ее муж. Вернее, знать не знают, а представляются знатоками и чужого мнения не терпят, у них только свое и бесспорное. Сначала она изменяла мужу лет пять с одним и тем же, до сих пор с ним, потом сказала Роману: дорогой, меняем нашу трехкомнатную на две однокомнатные – и ты свободен. Он все еще делал слабые попытки сойтись, поэтому Далила старалась меньше видеться с ним. Может, она не права, но не мучиться же с человеком только потому, что так благопристойно и все бабы терпят. Его мамуля еще жива, захаживает в гости и заводит одну и ту же нудную песню:
– Далила, Рома тебя так любит, так любит, у него ни одной женщины после тебя не было. Милая, ведь столько лет прожили, а старость не за горами...
– Вот-вот, – обычно подхватывает она, – столько прожили. Психологи советуют раз в десять лет менять мужей, иначе долго не протянешь. Я хочу хотя бы в старости жить без оглядки на Рому.
Старушка после таких слов вздыхает, а потом заводит другие темы, кстати, к ней Далила относится терпимо, неприязни не испытывает.
– Алло! Далила! Ты слышишь меня?
– Да, слышу, – очнулась она. – Извини, я упала, нога болит.
– Помощь нужна?
– Спасибо, я не лежачая больная, вполне справляюсь.
– Если что, звони, приеду.
Далила положила трубку, буркнула:
– Приедет он! Ждут его здесь! – И снова звонок в дверь. – Иду!
Игорь внес в квартиру морозный дух, пакеты в руках и смех довольного всем человека:
– Нет, как тебе нравится? Метет, будто на Чукотке.
Два метра красоты с серебряными волосами и темной бородой, надежное плечо – вот каков Игорь. Недостатков нет, у него их просто не может быть. Проблемы, возникающие у Далилы, он решает легко, его советы и поучения она воспринимает, даже иногда слушается, что не в ее духе. Высшего образования Игорь не получил, но то ли природа позаботилась и наградила интеллектом, то ли сам сделал себя, а знает он много, умный – страсть, воспитанный, как князь. Сокровищами Игорь тоже не владеет, но Далила уже на том уровне развития, когда деньги имеют минимальное значение.
– Ай, какой ты мокрый! – обняв его, завизжала она. – Раздевайся. Ты же обещал раньше приехать? Жду, жду...
– Я не на машине, – освободившись из рук Далилы и стряхивая с шапки растаявший снег, сказал Игорь. – В нашей деревне пробки, представляешь? К тому же сегодня выпью. Да, да, не смейся, выпью и побуяню немножко. Выдался удачный день, заработал шесть сотен баксов...
– И потратил их, – сказала она, беря пакеты. – Ого!
– Деньги надо тратить, мы не заберем их в могилу. Отремонтировал «Форд» за сутки, работка привалила неплохая. Двигай на кухню, я принес кучу деликатесов, будем пить и много есть.
– Я и так худею с каждого понедельника, – заворчала она. – До твоего прихода. Специально меня откармливаешь, чтоб я стала толстой коровой?
– По мне – так ты худая. Кстати, мужчины делятся на две категории: которые любят полных и которые любят очень полных женщин, поняла? Как Мила?
– Ой! – протянула она со стоном. – Не сыпь мне соль на раны. Не родила. А я не могу поехать, в калеку превратилась из-за наезда психов.
– Ты поосторожнее ходи. Там, где на тебя наехали, человека пришили, возможно, те же подонки.
– Да ну! А кого?
– Не знаю, не подходил. Вокруг тела толпа, правда, небольшая. Милицию ждут. Мясо готовлю я, а ты... режь ананас, делай бутерброды с икрой и семгой.
– Знаешь, за что люблю тебя? – Далила обвила шею Игоря руками, игриво улыбаясь. – Ты не издеваешься надо мной: подай-погладь-приготовь. Хотя мне хочется постирать твои рубашки, обязательно руками, и приготовить что-нибудь необычное.
– А замуж за меня идти не хочешь, – шутливо упрекнул он.
– Ты же в курсе, как Милка реагирует на нашу связь. Считает, я незаслуженно обидела папочку, а каково мне с ним жилось, ее не колышет. И потом, любимый! Каждая наша встреча – праздник, священнодействие, а когда мы будем жить вместе, начнутся темные будни.
Отговорка. Которую она приводит всякий раз, когда речь заходит о женитьбе. Игорь младше на шесть лет, для Далилы это серьезная преграда. Да, она с предрассудками, да, много примеров, когда женщина на десять лет и больше старше мужчины. Однако есть физиология, и мужчину с возрастом тянет к телу молодому, а не к телу второй свежести. Она не закабаляет его штампом в паспорте, заодно себя ограждает от переживаний, ведь муж и жена – это больше, чем связь.
– Ты, как всегда, не права, – вздохнул он нарочито громко и тяжко. – Но переубеждать не стану, сама придешь к нужным выводам и потащишь меня в загс. Такие мужики на дороге не валяются.
– На дороге валяются трупы. Господи, как я не стала трупом? Настасья говорит, на меня набросились астральные силы. Какого черта им от меня надо?
– У черта спроси. За работу, Далила...
Миле что-то кололи, после чего схватки притуплялись, а сон не наступал, все плыло и плыло в бессознательную дыру. Иногда она открывала глаза и видела круглые часы над дверью, но не помнила, сколько времени они показывали, когда последний раз смотрела на них. Казалось, время остановилось, и если б не резкая боль, возникающая неожиданно, Мила думала б, что наступил час икс, когда все живое внезапно прекратило существование. Но она жива, еще жива. И понимала это, только когда вспыхивал новый бунт внутри, который и был сильнее предыдущего. В редкие часы затишья она думала и о муже. Они так ждали этого ребенка, которого сейчас Мила воспринимала извергом, рвущим ее на части.
Первый ее брак распался после двух лет совместной каторги. Он тоже был музыкант – скрипач, естественно, гений, с большими претензиями к ней и маленькими слабостями, которых оказалось слишком много, отсюда проистекали ссоры. Мила была девушка стройная, спокойная, светлоглазая, белокожая, с волосами, закрученными узлом на затылке, что ее совсем не портило, правда, строгости прибавляло, в общем, без внимания она не осталась. Встречалась после развода с мужчиной, он был женатым, много лгал и много обещал, дарил дешевые подарки, которые потом отправлялись Милой в мусорное ведро за ненадобностью, и вечно смотрел на часы. Она рассталась с ним без сожаления.
В этот момент и появился он. Сначала она заметила: где бы ни была, он оказывался неподалеку и старался держаться незаметно. Само собой, она задавалась вопросом: что ему нужно? Учитывая криминальную обстановочку в городе, первыми родились нехорошие мысли. Когда она видела его на концертах, пальцы становились холодными, не попадали на струны арфы. Чаще всего он сидел на одном и том же месте – в третьем ряду напротив Милы – и смотрел только на нее. После концертов на проходной ей передавали скромный букет. От кого? Неизвестно. Она понимала, что это он оставил цветы. Но ни одной попытки познакомиться не делал в течение трех месяцев, просто преследовал. Это пугало, его поведение виделось Миле странным и нелепым.
Однажды с виолончелисткой зашли в кафе, выпили по чашке кофе с пирожными, потом коллега умчалась к ученикам, а Мила задержалась, расплатилась с официанткой и вдруг, подняв глаза, увидела его прямо перед собой.
– Здравствуйте, – сказал он, улыбаясь и садясь на место виолончелистки.
Вблизи он оказался намного симпатичней, чем издали, хотя и не красавец. Скорей всего раньше Мила оптически обманывалась из-за убеждения, что ее преследует маньяк с весьма оригинальными особенностями. Его уже и весь оркестр приметил, а бывший муж просто из себя выходил, когда видел лицо в зале, уставившееся на Милу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Неужели? – вырвалось у Вячеслава. – Это же крепостное право.
– Да, друг мой. Но тогда я об этом не задумывался. На стройке позже стал каменщиком, пошел в вечернюю школу, надо было получить среднее образование, учиться хотелось страстно.
– А Вера? – спросил Вячеслав.
Ему действительно стало интересно, как и чем жили люди в середине прошлого века и в другой эпохе, чем занимались, как любили. Сейчас-то просто: беби, не заняться ли нам сексом? Беби: почему бы нет. А что было тогда у них? Ведь что-то было сильное, раз этот старик до сих пор помнит.
– Веру я забрал, – ответил он, переведя глаза на огонь в камине, – мы сняли комнату в коммуналке, расписались. Мне пришлось попотеть, приучая ее к постели. Сами понимаете, почти до двадцати семи лет она берегла себя для меня, стеснялась и своего тела, и моего. Чудная черта – целомудрие, воспитывает в мужчине мужчину, рождает в нем, на мой взгляд, чувство ответственности. Ммм... – покачал он головой, рассмеявшись. – Что за время было... Каждый день праздник, несмотря ни на что. Ей-богу. Вера, как искра, всегда горела, жила играючи...
– Она красивая была?
– По современным меркам, может, и не столь уж красива. Но когда я смотрел в ее серо-голубые глаза, на ее губы в улыбке, на ямку между ключицами... взмывал ввысь. И каждый раз начиналось с моего наступления и ее «нет». Но любовью занимались при каждом удобном случае. Вера жарит картошку на кухне, а я по комнате бегаю, как истинный зверь. Вы только представьте: война да лагеря, с женщинами редко удавалось встретиться, да и выглядело там это по-скотски. Ну, вот: она на кухне, я иду туда, силком заталкиваю ее в комнату и... приходилось есть горелую картошку. Воскресные дни вообще в постели проводили, а однажды гуляли на свадьбе в деревне, так между грядок кустов картофеля...
Вячеслав расхохотался в голос, не заботясь о пристойном поведении:
– Такое со всяким случается.
– Само собой, да не всякому везет пережить упоение любовью. Несмотря на длительное сексуальное голодание, других женщин я не замечал. Казалось, так будет вечно, но жизнь расставляет коварные ловушки. Встретилась мне еще одна женщина, сыгравшая немаловажную роль... Нет, о ней не сейчас.
– А почему вы бежали из страны?
Вячеслав не задал еще один вопрос, вертевшийся на языке: и почему вы бежали без Веры? Ведь странно: при такой любви Линдер все же оставил жену.
– Налейте-ка вина, если вам нетрудно. И угостите сигаретой, не хочу звать прислугу, уже очень поздно.
– Прошу, – протянул пачку Вячеслав.
Линдер взял сигарету, прикурил от огня зажигалки, любезно поднесенной Вячеславом. А тот делал все новые открытия в этом человеке, который на старика совсем не походил. Его точные движения неторопливы, изящны, одним словом – порода. А то, как он наслаждался каждой минутой жизни и переживал воспоминания, заставило Вячеслава позавидовать ему: что он будет вспоминать в этом возрасте?
– Обязательно угощу вас сигарами, – сказал Линдер, очевидно, сигарета ему не понравилась (и неудивительно, Вячеславу доступны лишь дешевенькие), но никак этого не обозначил. – Сам не курю, а держу. Привычки и слабости делают человека уязвимым, на них запросто играют негодяи. Слабости и самому мешают жить, потому что подчиняют и развращают. Вы спросили, почему я бежал... В пятьдесят пятом начался триллер, да-да, настоящий триллер. Вам, как бывшему детективу, это будет любопытно, но я, наверное, утомил вас...
– Нет-нет, мне очень интересно...
3
Далила перед зеркалом рассматривала зад, гематома образовалась на всю правую часть, куда как раз и пришелся удар автомобиля. Сине-черное пятно имело ужасающий вид, но что забавно – не болело. Далила вызвала на дом врача, тот выписал больничный, второй день она дома. Лучше полежать у телевизора, а то вдруг кошмарные астральные силы на самом деле существуют и устраивают экзамен на выживание. Рентген позвоночника делать не стала – не парализовало же, а как врач выпишет, Далила поедет к дочери.
С дочерью проблемы: родить не может. Далила постоянно звонила зятю, он успокаивал: все в порядке. Конечно, не он же рожает. Если честно, зять ей не нравился. Бывает так: не нравится, потому что не нравится. И не объяснить – почему. Вообще-то он должен Милке нравиться, а не ее маме. Говорят, классические тещи не переваривают мужей дочерей. А зять Милу обожал, только сюсюкал сверх меры, что Далилу приводило в ярость. «Лапуля, солнышко, кися, моя маленькая, котенок, цыпленок...» – фу! Или Далила относится к разряду классических тещ?
Позвонили в дверь. Слегка ковыляя – все же ногу после удара машиной немного тянуло, – Далила пошла открывать. Настасья влетела с вытаращенными глазами, в бигуди, в маске белого цвета на лице – как с пожара сорвалась:
– Далила, спаси, умоляю!
– От кого? – отпрянула та.
– Дай вязаное платье на вечер, оно мне страшно идет, я в нем как Шакира. Меня в кабак пригласил мой, звонил и пригласил...
– Во напугала! – взялась за сердце Далила. – Да бери, только мне кажется, оно немного велико тебе...
– Ничего подобного, впору. А дубленку дашь? Он меня во всем уже видел, к тому же мой волк староват для кабака.
– Я вообще-то думала в магазин выйти...
– Все тебе принесу. Дашь?
– Дам, дам. Что еще? Сапоги не подойдут, у меня размер больше.
– Сапоги у меня есть, – отмахнулась Настасья. – Как раз под твое платье – серые и на шпильке. Слушай, подарила б ты его мне, а? Еще свяжешь.
– Сама учись вязать. Держи деньги, купи масла, курицу, молока и сметаны. Да, хлеб не забудь и... сахар.
Настасья кинулась на шею подруге, оставила на ее щеках сто поцелуев и выпачкала лицо липкой массой, прихватив платье и дубленку, умчалась. Далила умылась после лобызаний, набрала номер:
– Это твоя теща.
– Пока нет, – расстроенным голосом сказал зять.
– Там с ума сошли? – раскричалась Далила.
– Врачи говорят, ничего страшного...
– Это они страшные! Недоучки чертовы!
– Вы собирались приехать...
– И собираюсь, – чуть спокойней сказала она. – Упала, ушиблась, сижу на больничном, ходить тяжело – ногу тянет.
– Выздоравливайте. Я позвоню, когда все закончится.
Далила обошла комнату, поставив руки на поясницу, поморщилась. Если так дальше пойдет, то не скоро сможет выехать. Она легла перед телевизором, взяла журнал и пролежала неизвестно сколько, вздремнула, разбудил звонок. Настасья появилась в ее дубленке, накрашенная, как звезда эстрады, – с блестками на скулах, что совсем лишнее. Она сунула пакет с продуктами Далиле, распахнула дубленку, поставив руки на бедра, покрутилась:
– Ну как?
– Лучше всех, – заверила Далила.
– Вещи отдам завтра, после ресторана к нему поедем... я так предполагаю.
– У тебя еще ничего с ним не было? – засомневалась Далила, зная влюбчивый и безотказный характер подруги.
– Ну, так... целовались, конечно... но до постели не дошло. Думаю, сегодня... я надела новое белье. Жаль, опять валит проклятый снег. И ветер. Я взяла с собой лак для волос... Слушай, Далила, ты мне шапку не дашь? Моя к дубленке ну совсем не идет.
– Как ты мне надоела. Бери. Бери шапку, перчатки...
– Перчатки у меня под сапоги – серые, – сняв с полки шапку и пряча под ней кудри, сказала Настасья. Посмотрелась в зеркало. – Не вульгарно выгляжу?
– Мужики вульгарность обожают, им скромность не по вкусу.
– Ой, еще до остановки плестись на шпильках. Я побежала.
Настасья прижалась щекой к щеке подруги (губы-то накрашены) и ринулась к лифту, оставив ядовитые парфюмерные запахи. Далила закрыла за ней дверь и задумалась: чем бы заняться, чтоб отвлечься от мыслей о дочери? Все из рук валится. Хорошо, что не легла на диван, пришлось бы подниматься и идти к телефону – позвонили на стационарный. Это оказался бывший муж, с которым года три как развелась, но осталась в нормальных отношениях:
– Как там Мила?
– Пока не родила. Сам бы позвонил зятю.
Он намеренно ей звонит, чтоб поговорить, возможно, сейчас станет напрашиваться в гости. Еще чего. Когда Далила поняла, что не любит этого человека, не хочет с ним ни спать, ни жить, подала на развод. Люди, живущие на одних квадратных метрах, должны иметь точки соприкосновения, а не раздражать друг друга. Рома раздражал ее постоянно, даже когда ел или брился. Он не алкаш, не лез на нее с кулаками. Ага, попробовал бы! Далила его припечатала б так, инвалидом бы стал – она баба здоровая. Между прочим, на свои... тридцать не выглядит, особенно когда подкрасится. Бегает по утрам, зарядку делает, мужики до сих пор за ней волочатся, однажды один другому (незнакомые) сказал о ней:
– А ведь кому-то надоела. Вот бы трахнуть...
Каково, а? Это не слова, а елей на душу! Зато Рома всю жизнь воспитывал, будто сам образец целомудрия. Жила с ним, как в пансионе благородных девиц, под девизом «нельзя». Надоело с учителем жить, самой вкручивать лампочки и забивать гвозди. Еще она не выносит людей, которые все-все знают, как ее муж. Вернее, знать не знают, а представляются знатоками и чужого мнения не терпят, у них только свое и бесспорное. Сначала она изменяла мужу лет пять с одним и тем же, до сих пор с ним, потом сказала Роману: дорогой, меняем нашу трехкомнатную на две однокомнатные – и ты свободен. Он все еще делал слабые попытки сойтись, поэтому Далила старалась меньше видеться с ним. Может, она не права, но не мучиться же с человеком только потому, что так благопристойно и все бабы терпят. Его мамуля еще жива, захаживает в гости и заводит одну и ту же нудную песню:
– Далила, Рома тебя так любит, так любит, у него ни одной женщины после тебя не было. Милая, ведь столько лет прожили, а старость не за горами...
– Вот-вот, – обычно подхватывает она, – столько прожили. Психологи советуют раз в десять лет менять мужей, иначе долго не протянешь. Я хочу хотя бы в старости жить без оглядки на Рому.
Старушка после таких слов вздыхает, а потом заводит другие темы, кстати, к ней Далила относится терпимо, неприязни не испытывает.
– Алло! Далила! Ты слышишь меня?
– Да, слышу, – очнулась она. – Извини, я упала, нога болит.
– Помощь нужна?
– Спасибо, я не лежачая больная, вполне справляюсь.
– Если что, звони, приеду.
Далила положила трубку, буркнула:
– Приедет он! Ждут его здесь! – И снова звонок в дверь. – Иду!
Игорь внес в квартиру морозный дух, пакеты в руках и смех довольного всем человека:
– Нет, как тебе нравится? Метет, будто на Чукотке.
Два метра красоты с серебряными волосами и темной бородой, надежное плечо – вот каков Игорь. Недостатков нет, у него их просто не может быть. Проблемы, возникающие у Далилы, он решает легко, его советы и поучения она воспринимает, даже иногда слушается, что не в ее духе. Высшего образования Игорь не получил, но то ли природа позаботилась и наградила интеллектом, то ли сам сделал себя, а знает он много, умный – страсть, воспитанный, как князь. Сокровищами Игорь тоже не владеет, но Далила уже на том уровне развития, когда деньги имеют минимальное значение.
– Ай, какой ты мокрый! – обняв его, завизжала она. – Раздевайся. Ты же обещал раньше приехать? Жду, жду...
– Я не на машине, – освободившись из рук Далилы и стряхивая с шапки растаявший снег, сказал Игорь. – В нашей деревне пробки, представляешь? К тому же сегодня выпью. Да, да, не смейся, выпью и побуяню немножко. Выдался удачный день, заработал шесть сотен баксов...
– И потратил их, – сказала она, беря пакеты. – Ого!
– Деньги надо тратить, мы не заберем их в могилу. Отремонтировал «Форд» за сутки, работка привалила неплохая. Двигай на кухню, я принес кучу деликатесов, будем пить и много есть.
– Я и так худею с каждого понедельника, – заворчала она. – До твоего прихода. Специально меня откармливаешь, чтоб я стала толстой коровой?
– По мне – так ты худая. Кстати, мужчины делятся на две категории: которые любят полных и которые любят очень полных женщин, поняла? Как Мила?
– Ой! – протянула она со стоном. – Не сыпь мне соль на раны. Не родила. А я не могу поехать, в калеку превратилась из-за наезда психов.
– Ты поосторожнее ходи. Там, где на тебя наехали, человека пришили, возможно, те же подонки.
– Да ну! А кого?
– Не знаю, не подходил. Вокруг тела толпа, правда, небольшая. Милицию ждут. Мясо готовлю я, а ты... режь ананас, делай бутерброды с икрой и семгой.
– Знаешь, за что люблю тебя? – Далила обвила шею Игоря руками, игриво улыбаясь. – Ты не издеваешься надо мной: подай-погладь-приготовь. Хотя мне хочется постирать твои рубашки, обязательно руками, и приготовить что-нибудь необычное.
– А замуж за меня идти не хочешь, – шутливо упрекнул он.
– Ты же в курсе, как Милка реагирует на нашу связь. Считает, я незаслуженно обидела папочку, а каково мне с ним жилось, ее не колышет. И потом, любимый! Каждая наша встреча – праздник, священнодействие, а когда мы будем жить вместе, начнутся темные будни.
Отговорка. Которую она приводит всякий раз, когда речь заходит о женитьбе. Игорь младше на шесть лет, для Далилы это серьезная преграда. Да, она с предрассудками, да, много примеров, когда женщина на десять лет и больше старше мужчины. Однако есть физиология, и мужчину с возрастом тянет к телу молодому, а не к телу второй свежести. Она не закабаляет его штампом в паспорте, заодно себя ограждает от переживаний, ведь муж и жена – это больше, чем связь.
– Ты, как всегда, не права, – вздохнул он нарочито громко и тяжко. – Но переубеждать не стану, сама придешь к нужным выводам и потащишь меня в загс. Такие мужики на дороге не валяются.
– На дороге валяются трупы. Господи, как я не стала трупом? Настасья говорит, на меня набросились астральные силы. Какого черта им от меня надо?
– У черта спроси. За работу, Далила...
Миле что-то кололи, после чего схватки притуплялись, а сон не наступал, все плыло и плыло в бессознательную дыру. Иногда она открывала глаза и видела круглые часы над дверью, но не помнила, сколько времени они показывали, когда последний раз смотрела на них. Казалось, время остановилось, и если б не резкая боль, возникающая неожиданно, Мила думала б, что наступил час икс, когда все живое внезапно прекратило существование. Но она жива, еще жива. И понимала это, только когда вспыхивал новый бунт внутри, который и был сильнее предыдущего. В редкие часы затишья она думала и о муже. Они так ждали этого ребенка, которого сейчас Мила воспринимала извергом, рвущим ее на части.
Первый ее брак распался после двух лет совместной каторги. Он тоже был музыкант – скрипач, естественно, гений, с большими претензиями к ней и маленькими слабостями, которых оказалось слишком много, отсюда проистекали ссоры. Мила была девушка стройная, спокойная, светлоглазая, белокожая, с волосами, закрученными узлом на затылке, что ее совсем не портило, правда, строгости прибавляло, в общем, без внимания она не осталась. Встречалась после развода с мужчиной, он был женатым, много лгал и много обещал, дарил дешевые подарки, которые потом отправлялись Милой в мусорное ведро за ненадобностью, и вечно смотрел на часы. Она рассталась с ним без сожаления.
В этот момент и появился он. Сначала она заметила: где бы ни была, он оказывался неподалеку и старался держаться незаметно. Само собой, она задавалась вопросом: что ему нужно? Учитывая криминальную обстановочку в городе, первыми родились нехорошие мысли. Когда она видела его на концертах, пальцы становились холодными, не попадали на струны арфы. Чаще всего он сидел на одном и том же месте – в третьем ряду напротив Милы – и смотрел только на нее. После концертов на проходной ей передавали скромный букет. От кого? Неизвестно. Она понимала, что это он оставил цветы. Но ни одной попытки познакомиться не делал в течение трех месяцев, просто преследовал. Это пугало, его поведение виделось Миле странным и нелепым.
Однажды с виолончелисткой зашли в кафе, выпили по чашке кофе с пирожными, потом коллега умчалась к ученикам, а Мила задержалась, расплатилась с официанткой и вдруг, подняв глаза, увидела его прямо перед собой.
– Здравствуйте, – сказал он, улыбаясь и садясь на место виолончелистки.
Вблизи он оказался намного симпатичней, чем издали, хотя и не красавец. Скорей всего раньше Мила оптически обманывалась из-за убеждения, что ее преследует маньяк с весьма оригинальными особенностями. Его уже и весь оркестр приметил, а бывший муж просто из себя выходил, когда видел лицо в зале, уставившееся на Милу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34