А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Взглянуть как раз вовремя, чтобы заметить, как закрылось окно спальни Чаббов.
Разумеется, не было причин воображать, что за ним следили.
«У меня разгулялось воображение», — подумал он.
Тихий ритмичный шорох вернул его внимание к кошке. Прижав ушки назад, сосредоточенно, с явно вернувшимися силами, она себя причёсывала. Потом стала старательно умываться. Закончив, она взглянула на мистера Уиплстоуна и прижала круглую головку к его лодыжке.
Взяв еe на руки, он вернулся в дом.
II
Модный, ну и разумеется подобающе дорогой магазин товаров для домашних животных сразу за углом на Бэронсгейт располагал и консультацией, где в среду по утрам принимал ветеринар. Мистер Уиплстоун заметил объявление об этой услуге и на следующим утро, поскольку как раз была среда, забрал кошку на осмотр. Чаббам он объяснил своё решение так осторожно и уклончиво, как только способен был после сорокалетней дипломатической карьеры. При иных обстоятельствах можно было бы сказать, что он действовал украдкой.
Заявил, что хочет «чтобы о животном позаботились». Когда Чаббы поначалу решили, что это всего лишь иное выражение для усыпления, поправлять их он не стал. Не счёл нужным и упоминать о том, что кошка провела ночь в его постели. И разбудила на рассвете, коснувшись лапкой его лица. Он открыл глаза, и кошечка игриво свернулась клубочком, кокетливо поглядывая на него из-под лапки. Когда Чабб вошёл в спальню с подносом, мистер Уиплстоун едва успел прикрыть еe покрывалом. Потом угостил гостью блюдечком молока. Спускаясь по лестнице, прикрывал еe «Таймс». Улучив удобный момент, выпустил чёрным ходом в сад и уже потом обратил внимание миссис Чабб на настойчивые требования животного впустить в дом.
Теперь он сидел на жёсткой скамейке в маленькой приёмной вместе с несколькими дамами с Бэронсгейт. Каждая из них держала на поводке пса. Рядом с мистером Уиплстоуном оказалась женщина, которая ему в «Наполи» наступила на ногу. Как он довольно быстро выяснил, это была жена полковника, миссис Монфор. Как и тогда, они любезно раскланялись. Мистер Уиплстоун счёл еe совершенно невыносимой особой, хотя и не столь ужасной, как дама из гончарной мастерской. Миссис Монфор держала на коленях пекинеса. Пёсик презрительно глянул на кошку и повернулся к ней спиной. Кошка на него вообще не обращала внимания.
Он понимал, что выглядит смешным. Единственным транспортным средством, которое Чаббы нашли для кошки, была старая птичья клетка; в ней когда-то держали попугая, который давно издох. Кошка в ней выглядела как-то неуместно, а мистер Уиплстоун с клеткой на коленях и моноклем производил впечатление тихопомешанного. Не случайно дамы весело переглянулись.
— Как зовут вашу кошечку? — спросила исключительно элегантная сестра с блокнотом в руке.
Мистер Уиплстоун почувствовал, что скажи он «не знаю» или «никак», оказался бы в неудобном положении перед дамами.
— Люси, — сказал он, и добавил, словно это ему только что пришло в голову: — Локкет.
— Ага, — сестра пометила в блокноте. — Вы не были записаны, верно?
— Боюсь, что нет.
— Ничего, долго ждать Люси не придётся, — улыбнулась сестра и ушла.
Из кабинета вышла женщина с крупным, злобным короткошёрстным котом на руках.
Шерсть свежеокрещенной Люси встала дыбом. Она издала звук, который означал, что кровь еe вскипела. Кот сразу завыл. В глотках псов урчали двусмысленные комментарии.
— О, Господи, — вздохнула женщина и покосилась на мистера Уиплстоуна. — Будет лучше, если мы исчезнем. Тихо, Бардольф, не глупи.
Когда они ушли, Люси задремала, и миссис Монфор спросила:
— Ваша кошка очень больна?
— Вовсе нет, — возмутился мистер Уиплстоун и пояснил, что Люси просто бродячая сиротка.
— Как мило с вашей стороны, так о ней заботиться, — похвалила его миссис Монфор. — Люди по большей части недобры к животным. И меня это так огорчает… Такова уж я уродилась… — она посмотрела на него в упор. — Меня зовут Китти Монфор. А мой муж — тот военный с красным лицом. Полковник Монфор.
Мистер УИплстоун, загнанный в угол, пробурчал своё имя.
От миссис Монфор пахло крепкими духами и джином.
— Знаю, — кокетливо продолжала она, — вы наш новый сосед из дома номер один по Уол. Я вас знаю, по пятницам к нам приходят ваши Чаббы.
Мистер Уиплстоун, как истинный джентльмен, поклонился, насколько ему позволила клетка.
Миссис Монфор улыбнулась ему и положила руку в перчатке на клетку. Двери за спиной мистера Уиплстоуна открылись. Улыбка на губах миссис Монфор вдруг погасла, словно кто-то прикол ей булавкой уголки губ. Отдёрнув руку, она уставилась прямо перед собой.
С улицы вошёл абсолютно чёрный человек в ливрее с белой афганской борзой на роскошном поводке. Остановившись, он огляделся. Возле миссис Монфор с другой стороны было свободное место. Все ещe упрямо глядя прямо перед собой, она вдруг подвинулась на скамье, чтобы ни с одной стороны места для негра не осталось. Мистер Уиплстоун, разумеется, тут же увеличил расстояние от себя до миссис Монфор и жестом предложил мужчине садиться. Тот сказал: — Благодарю вас, сэр, — и остался стоять, даже не взглянув на миссис Монфор. Пёс принюхался к клетке. Люси продолжала спать.
— На твоём месте я бы к ней не приближался, дружище, заметил мистер Уиплстоун. Пёс помахал хвостом, и мистер Уиплстоун его погладил. — Я тебя знаю, — заметил он. — Ты из посольства, верно? И зовут тебя Аман. — Он взглянул на мужчину, который привёл пса, тот слегка поклонился.
— Люси Локкет! — весело пригласила сестра. — Можете войти.
Осмотр был краток, но результативен. Люси Локкет было около семи месяцев, температура нормальная, она не страдала ни паразитами, ни паршой, ни лишаем, хотя и была сильно истощена. Тут ветеринар замялся.
— У неe на теле шрамы, — сказал он, — и сломано ребро, которое зажило само. Бедняжка была очень запущена, полагаю, что с ней дурно обращались. — При виде потрясённого мистера Уиплстоуна врач добавил: — Лекарства и хорошее питание быстро поставят еe на ноги.
Ещё он добавил, погладив против шерсти и осмотрев как следует, что она стерилизована, что это наполовину сиамская кошка, наполовину Бог весть что, потом посмеялся белому кончику еe хвостика и сделал прививку.
Люси отнеслась к мучительным процедурам с полнейшим безразличием. Но очутившись на свободе, прыгнула в объятия своего спасителя и выдала свой коронный трюк: просунула головку ему под пиджак и устроилась на его груди.
— Она вас полюбила, — заметил ветеринар. — Кошки знают, что такое благодарность, особенно самочки.
— Я ничего о них не знаю, — поспешно заявил мистер Уиплстоун.
По дороге из консультации он заглянул в магазин и купил для Люси корзинку для спанья, фарфоровую миску с наклейкой «кошачье счастье», гребень, щётку и ошейник, на который велел прикрепить бирку:" Люси Локкет, Каприкорн Уол, 1, "и со своим телефонным номером. Продавщица показала ему красную прогулочную попонку и объяснила, что проявив терпение, можно научить Люси в ней ходить. Потом надела е на Люси сама, и результат получился настолько эффектным, что мистер Уиплстоун купил и еe.
Оставив там клетку, пообещав, что зайдёт за ней позднее, нагруженный покупками, с Люси, спрятанной под плащом, он поспешил домой, готовясь мобилизовать все свои дипломатические способности для разговора с Чаббами, и понятия не имея, что несёт под пиджаком свою судьбу.
III
— Какой прекрасный вечер, — заметил мистер Уиплстоун, повернувшись к хозяйке и чуть склонившись в лёгком поклоне. Некоторой манерностью он был обязан своей профессии. — Я чувствую себя у вас великолепно.
— И на здоровье, выпейте, — предложил Аллен. — Я вас предупреждал, что приглашаю с известным умыслом.
— Я готов. Портвейн у вас превосходен.
— Я оставлю вас одних, — предложила Трой.
— Нет, останься, — возразил Аллен. — Мы сами тебя отправим, если наткнёмся на нечто тайное или секретное. А твоё общество — такое удовольствие! Не так ли, мистер Уиплстоун?
Мистер Уиплстоун стал распространяться о том, какое счастье, что он может вечер за вечером наслаждаться шедевром Трой, висящим над камином, И даже встретиться с самой художницей в домашней обстановке. Слегка запутавшись в комплиментах, он все-таки отважно выбрался.
— А когда вы откроете, какой же умысел имели в виду? спросил он, приходя сам себе на помощь.
— Перейдём к делу! — предложил Аллен. — У нас это займёт немало времени.
По предложению Трой портвейн перенесли в еe ателье и расселись перед широким окнами с видом на сад, погружавшийся в полутьму.
— Хочу, чтобы мы немного поразмыслили, — начал Аллен. — Вы, случайно, не эксперт по Нгомбване?
— Эксперт по Нгомбване? — повторил мистер Уиплстоун. — Вы меня переоцениваете, дорогой. В молодости я провёл там три года.
— Я полагал, что недавно, когда они добились независимости…
— Да, некоторое время я там был. Меня послали в тот период, когда завязывались первые контакты с новой властью, в основном потому, что я владею местным языком. Собственно, мне это дело в известной степени просто повесили на шею.
— И вы их завязали?
— Ну, частично, — он взглянул поверх края бокала на Аллена. — Надеюсь, вы не перешли в Особый отдел?
— Нет, не перешёл. Но можно сказать, что меня неофициально попросили о сотрудничестве.
— Речь идёт о предстоящем визите?
— Да, черт возьми. О мерах безопасности.
— Да, нелёгкая задача. Между прочим, вы же, кажется, коллега президента по… — мистер Уиплстоун вдруг запнулся. Надеюсь, вы поговорите с ним как старый друг?
— Господи, вы в самом деле схватываете на лету! — воскликнула Трой, и он ей благодарно поклонился.
— Я встретился с ним три недели назад, — сообщил Аллен.
— В Нгомбване?
— Да. Приехал как старый товарищ, попросить его по-хорошему.
— И вы чего-нибудь добились?
— В общем-то толком ничего. Он обещал, что не станет вмешиваться в меры безопасности, но что в самом деле имелось в виду, знает только он сам. Должен сказать, что иногда он становится просто непереносим.
— Вы полагаете? — спросил мистер Уиплстоун, откинулся назад и стал поигрывать моноклем, раскачивая тот на шнурке. Аллен понял, что это была его излюбленная поза за столом переговоров. — Ну, мой милый Родерик?
— Хотите знать, что мне от вас нужно?
— Вот именно.
— Я буду крайне вам признателен, если вы — как сейчас говорится — помогли мне представить положение в Нгомбване. Разумеется, с вашей точки зрения. Мне интересно, к примеру, сколько по вашему людей желает Бумеру смерти.
— Бумеру?
— Это школьное прозвище его превосходительства. Он непрестанно поминал его.
— Оно ему идёт. Ну, если так навскидку и чисто приблизительно — по крайней мере тысяч двести.
— Господи Боже! — воскликнула Трой.
— Могли бы вы припомнить какие-то фамилии? — спросил Аллен.
— Скорее нет. Ведь я не знаю ничего конкретного. Все в общих чертах, как это часто бывает в африканских странах. В первую очередь — нгомбванские политики, которых президент отстранил от власти. Те, которые пережили переворот, сидят в тюрьме или эмигрировали к нам и ждут, пока его свергнут или прикончат.
— Особый отдел утверждает, что располагает подробным списком таких людей.
— Возможно — сухо согласился мистер Уиплстоун. — Так же думали и мы. Но потом в один прекрасный день на Мартинике до тех пор совершенно неизвестный человек с фальшивым британским паспортом выстрелил в президента из пистолета. Не попал и вслед за этим выстрелил в себя — и более успешно. Ни в каком списке он не значился и его истинную личность так никогда и не установили.
— Об этом я напомнил Бумеру.
Мистер Уиплстоун шутливо обратился к Трой:
— У него куда больше информации, чем у меня, и куда подробнее. Чего он от меня хочет?
— Понятия не имею. Но пожалуйста, продолжайте. Мне очень интересно.
— Среди его африканских врагов, разумеется, есть и экстремисты, которым не по нраву его умеренность, да ещe то, что он отказался вымести метлой всех еспропейских советников и специалистов. Кроме того, там уйма чёрных националистов-террористов, которые сражались за независимость, но теперь полны решимости уничтожить режим, который сами помогали создавать. Неизвестно, сколько у них сторонников, хотя наверняка немало. Но вы-то все это знаете, дорогой мой друг.
— Ведь он избавляется от все большего количества белых, не так ли? Хотя и с неохотой.
— Его вынуждают экстремистские движения.
— Вот тут мы, собственно, коснулись хорошо известного, и даже неизбежного процесса, — заметил Аллен. — Президент национализирует все иностранные предприятия и присваивает имущество многих европейских и азиатских колонистов. Они оказываются самыми заклятыми противниками его режима.
— Да. И многие из них имеют реальную причину его ненавидеть. Для людей в возрасте это означало катастрофу. От их прежней жизни и так уже мало что осталось. — Мистер Уиплстоун потёр нос. — Должен признать, — добавил он, — что некоторые из нас и в самом деле не слишком приятные люди.
— К чему этот визит? — спросила Трой. — Я имею в виду Бумера?
— Официальная причина — переговоры с Уайтхоллом о том, что нужно его стране для дальнейшего развития.
— Уайтхолл настроен оптимистично, — сказал Аллен. — А у людей из Особого отдела уже сейчас болит голова, они лишились сна и страдают от недобрых предчувствий.
— Вы сказали, мистер Уиплстоун, официальная причина, вмешалась Трой.
— В самом деле, миссис Аллен? Ну, в общем да. В заслуживающих доверия кругах говорят, что приезжает он вести переговоры с конкурирующими фирмами о передаче им нефтяных месторождений и медных рудников из рук бывших владельцев, которые ценой огромных затрат оснастили их новейшим оборудованием.
— Ну вот мы и дошли до сути! — воскликнул Аллен.
— Я не утверждаю, — деликатно добавил мистер Уиплстоун, что лорд Кэрнли, или сэр Джулиан Рэйфель, или кто-нибудь из их партнёров собираются убить президента. Но за этими высокими особами скрывается толпа разъярённых акционеров, чиновников и сотрудников.
— И среди них вполне может найтись тип, способный взяться за оружие. Ну, а кроме людей, у которых есть тот или иной мотив, — продолжил Аллен, — есть те, которых полиция больше всего не любит: фанатики. Люди, которые ненавидят чёрный цвет, одинокая женщина, которой каждую ночь снится чёрный насильник, мужчина, которому Антихрист видится с чёрным лицом или которому кажется, что чернокожий сосед угрожает его собственности или жизни. Чёрный для них — символ зла, и баста.
— А члены «Блэк Пауэр» то же самое думают о белых, — перебила Трой. — Просто какая-то война предрассудков.
Мистер Уиплстоун чуть кашлянул и вернулся к портвейну.
— Хотел бы я знать, что таит в душе старик Бумер, — заметил Аллен.
— Ну не к тебе же, — возразила Трой, и поскольку он не ответил, спросила: — Не веришь?
— Дорогой Аллен, если я верно понял, вы утверждали, что он акцентировал ваше старое знакомство?
— Ох, да. Просто сходил с ума. Ужасно жаль, если выяснится, что за сладкими речами скрывалось нечто иное. С моей стороны неприлично так говорить?
— Наихудшая ошибка, — заметил мистер Уиплстоун, — делать преждевременные выводы об отношениях, которые пока толком не проявились.
— Ну и какие это отношения?
— Гм… Может быть, никакие. Мы с вами строим версии и предположения, а все это может быть ни к чему,
— Он кое-что пытался сделать, — сказал Аллен. — Поначалу пытался строить какое-то многорассовое общество. Думал, что оно сможет функционировать.
— Ты разговаривал с ним об этом? — спросила Трой.
— Ни слова на эту тему. Даже речи не было. Мне пришлось действовать весьма осторожно. У меня такое впечатление, что меня он принял так любезно потому, что хотел как-то компенсировать все то ужасное, что творится у него под носом.
— Вполне возможно, — согласился мистер Уиплстоун. — Кто знает?
Аллен вынул из нагрудного кармана сложенный лист бумаги.
— Особый отдел дал мне список фирм и особ, которым придётся убираться из Нгомбваны, с примечаниями о всех фактах их биографий, которые могли возбудить подозрение.
Он уставился в бумагу, потом спросил:
— Говорит вам о чем-нибудь фамилия Санскрит? — спросил он. — Х. и К. Санскрит, если говорить точнее. Господи, дружище, что с вами?
Мистер Уиплстоун что-то невнятно выкрикнул, уронил монокль, всплескнул руками и хлопнул себя по лбу.
— Эврика! — восторженно вскричал он. — Вот оно! Наконец-то! Наконец!
— Прекрасно, — согласился Аллен. — Я рад это слышать. Что вы вспомнили?
— "Санскрит, импорт-экспорт Нгомбвана трейдинг компани".
— Да, есть такая фирма. Или точнее была.
— На улице Эдуарда YII.
— Да, я видел; только сейчас называется как-то иначе. А Санскритов выгнали. Почему это вас так взволновало?
— Потому что вчера вечером я их видел.
— Вы их видели?
— Да, это должны быть они. Похожи, как два толстых поросёнка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25