Здесь очень много поворотов, и некоторые пассажиры говорят, что никак нельзя понять, куда мы движемся. Возможно, вы уже заметили, что у нашей реки нет названия: для местных жителей она просто «река». Именно в этих краях архиепископ Лэнгтон настиг короля Иоанна Безземельного. А ещё задолго до этого римляне подвели к реке Рэмсдайкский канал. Шлюзование занимает довольно много времени, так что вы сможете совершить прогулки по полям и посмотреть на лощину у Дайка, где во времена Плантагенетов собирались окружные королевские судилища, предвестники наших выездных судов, Найти лощину легче лёгкого. Она находится в пяти минутах ходьбы от берега. Благодарю вас, дамы и господа, — он слегка поклонился и вернулся на верхнюю палубу. Пассажиры разом оживлённо заговорили.
— Недурное начало, — воскликнул мистер Бард. — Несколько любопытных фактов, и наше воображение заработало вовсю. Очень хорошо. Великолепно! Миссис Аллейн, если вы уже позавтракали, давайте поднимемся наверх и поглядим, как мы отчаливаем.
— А может быть, нам всем стоит подняться? — сказала Трои.
— Ещё бы, — оживилась мисс Рикерби-Каррик. — Шагом марш, друзья мои!
Она энергично высморкалась и ринулась вон из салона. Не обратив внимания на табличку с надписью «Осторожно, высокая ступенька», она поспешно шмыгнула в дверь и тут же споткнулась и закричала. Трои услышала, как мистер Хьюсон сказал сестре: «Поразительная особа», на что та ответила: «Прямо чудище из королевской кунсткамеры». Вопреки логике Трои обозлилась и на них, и на мисс Рикерби-Каррик, ухитрявшуюся раздражать буквально всех. Мистер Поллок, правда, ограничился лишь тем, что буркнул: «Во здорово!», а мистер Бард, взглянув на Трои, красноречиво закатил глаза и последовал за остальными на верхнюю палубу. Мистер Лазенби, ещё не окончивший завтрак, помахал вилкой, давая понять, что присоединится к компании позже.
Доктор Натуш подошёл к окну салона и стал смотреть на причал.
«Какой же он высокий, — подумала Трои. Натуш был выше её мужа, совсем не малорослого. — Он ждёт, чтобы мы вышли первыми», — догадалась она и подошла к нему,
— Доктор Натуш, вы уже совершали такие путешествия? — спросила она.
— Нет, никогда. Я еду по реке впервые.
— Я тоже. У меня и в мыслях не было, и вдруг решила взять билет.
— Вот как? Что ж, вполне понятно, что вам захотелось отдохнуть после хлопот.
— Да, — Трои кивнула, почему-то обрадовавшись, что он все же узнал её. Даже не заметив, что на сей раз не испытывает привычного смущения, она сказала:
— Меня они всегда немного угнетают, эти торжественные церемонии.
— Некоторые ваши работы очень хороши; я их видел в Лондоне, и они мне доставили большое удовольствие.
— Правда? Я рада.
— Мы, кажется, уже отчаливаем, если это правильное выражение. Не хотите ли подняться наверх?
Трои поднялась на палубу. Юнга Том отвязал концы и аккуратно сложил их. Шкипер стоял у руля. Машины теплохода заработали, и он двинулся назад, отдаляясь от причала. Мотоциклисты по-прежнему торчали на мостовой. Трои заметила, что Том еле заметно помахал им и они в ответ чуть приподняли руки. Девушка взобралась верхом на сиденье, юноша оттолкнулся, мотор затарахтел, мотоцикл рванулся, взревел и со скоростью ракеты исчез из поля зрения.
На палубу наконец вышел доктор Натуш, а за ним и мистер Лазенби. Все восемь пассажиров стояли у борта, глядя на удалявшийся берег. Шпили, вафельницы, стеклянные коробки, крыши мансард и приземистая ратуша медленно перемещались, то заслоняя, то открывая друг друга, и становились все меньше и меньше. «Зодиак» плыл по фарватеру реки к шлюзу Рзмсдайк.
Глава II.
ЛОЩИНА КОРОЛЕВСКОГО СУДИЛИЩА
— Его деятельность была весьма многообразной, — рассказывал Аллейн. — На ближнем и Среднем Востоке он работал на крупнейших воротил, занимавшихся продажей наркотиков. С одним из них он не поладил, и считают, что тот выставил его из игры. После наркотиков он начал спекулировать поддельными произведениями старых мастеров. Он организовал несколько крупных дел в Париже. Затем перебрался в Нью-Йорк, где пожинал плоды своих трудов, пока им не заинтересовалась международная полиция. Кстати, в то время он все ещё был зарегистрирован в Голубом циркуляре, что значит…
Уже знакомый нам смышлёный слушатель, сидевший во втором ряду, оживился. Казалось, он вот-вот готов вскочить и что-то сказать.
— Я вижу, вам это известно, — сказал Аллейн.
— Да, сэр. В Голубом международном циркуляре зарегистрированы те преступники, личность которых международной полицией не установлена.
— Совершенно верно. Однако полиция уже шла по его следам, и в 1965 году Артист вынужден был перенести свою деятельность в Боливию, где он впервые зашёл слишком далеко и попал в тюрьму. Как я уже говорил, он бежал оттуда в мае позапрошлого года и через некоторое время с отлично сфабрикованным поддельным паспортом прибыл в Англию на испанском грузовом судне. В тот момент у Скотленд-Ярда ещё не было против него конкретных улик, хотя мы часто о нем слышали от наших американских коллег. Я думаю, Артист ещё до прибытия в Англию вступил в контакт со своими будущими сообщниками и один из них забронировал для него каюту на «Зодиаке». Цель этого манёвра станет вам ясной в дальнейшем.
Должен обратить ваше внимание на тот факт, что Артист обладал одним физическим недостатком, однако нам это стало известно значительно позже. В то время, о котором я рассказываю, мы не имели представления о внешности Артиста. На единственной фотографии, переданной нам боливийской полицией, был запечатлён заросший волосами субъект, уши которого были скрыты кудрями, рот — пышными усами, а остальная часть лица — бородой и густыми холёными бакенбардами.
Теперь, мы, конечно, знаем, что у него была особая примета. Нужно ли, — спросил Аллейн, — напоминать вам, в чем она заключалась?
Слушатель из второго ряда показал жестом, в чем заключалась особая примета Артиста. Аллейн кивнул и продолжил свой рассказ,
— Я имею возможность очень детально познакомить вас с этой, казалось бы, невинной речной прогулкой, потому что моя жена довольно подробно мне о ней писала. В своём первом письме она сообщала, что…
1
"Вышло так, — писала Трои, что я решилась на поездку экспромтом, но, кажется, не пожалею. Обычно ты писал мне из кают, купе и номеров гостиниц, а я сидела и ждала, зато теперь мы оба в одинаковых условиях. Меня огорчает только то, что в ближайшие пять дней я не смогу получать твоих писем. Своё письмо я брошу в шлюзе Рэмсдайк, и, если повезёт, ты получишь его в Нью-Йорке в тот день, когда я буду в Лонгминстере, конечном пункте нашего путешествия.
Мы живём в мире воды: водовороты, водоросли и стремнины. Ты сам знаешь, как плохо я ориентируюсь, а то, что происходит вокруг, запутывает меня окончательно. Почти весь день электростанции на берегу передвигаются то влево, то вправо. Мы к ним то приближаемся, то отходим. Да, милый мой, я знаю, что меняется течение реки, а станции стоят на месте. Если не считать этих электростанций, здешний ландшафт на редкость ровный, утрамбованный, как говорит наш капитан, самой историей. Красные и Белые Розы. Кавалеры и круглоголовые. Священники и бароны. Все они мчатся к нам через столетия. А тебе известно, что в этих местах как-то провёл целое лето Констебль и писал здесь картины?
Что касается моих спутников, то я уже пыталась их тебе описать. Случайная компания, не лучше и не хуже, чем любые восемь человек, решивших совершить пятидневное путешествие по реке. Если не считать насквозь простуженной мисс Рикерби-Каррик, которая меня, наверно, доконает (ты ведь знаешь, как я ненавижу вечно гундосящих людей), и чернокожего доктора Натуша, мы ничем особенным не отличаемся.
Бедная мисс Р. — К. раздражает не одну меня. Словно горный обвал, обрушивает она свою сокрушительную тактичность на доктора Натуша и не жалеет усилий, стараясь доказать ему, что она не расистка. Минуты две назад я наблюдала её очередную атаку. Если бы она хоть временами замолкала, но как раз этого-то она не умеет. В Бирмингеме у неё есть лучшая подруга Мэвис, о которой она прожужжала нам все уши. Мы холодеем от страха каждый раз, когда слышим вступительную фразу: «моя лучшая подруга Мэвис». А между тем она (то есть мисс Рикерби-Каррик), по-моему, неглупая женщина. Только немного чокнутая. Она ведёт дневник, вечно таскает его с собой и что-то в нем строчит. Стыдно признаться, но он возбуждает моё любопытство. О чем она пишет?
Мистер Поллок мне не нравится: он очень груб и явно считает нас дураками (нас — это мистера Барда, меня и, конечно, бедняжку мисс Р. — К.), поскольку мы не разделяем его неприязни к цветным. Мне трудно быть вежливой с мистером Поллоком, когда он садится на своего конька.
И не он один испытывает эту неприязнь. Да, «неприязнь», пожалуй, точное слово, но я чуть не написала «страх». Мне кажется, что Поллок, Хьюсоны и даже мистер Лазенби, хотя он, как священник, должен бы проявлять терпимость, поглядывают на доктора Натуша с чувством, определённо напоминающим страх.
Кажется, мы входим в наш второй шлюз — Рэмсдайк. Допишу позднее.
Позднее (примерно минут через 30). В Рэмсдайке произошёл инцидент. Мы все стояли на палубе, когда я заметила на противоположном берегу очень красивую аллею, трактир, несколько раскидистых вязов, речку и пруд. Я даже вскрикнула:
— Ой, взгляните! Здесь всюду Констебли, куда ни посмотри. Ни каждом шагу Констебли.
Все так и замерли, а один просто остолбенел, но кто, не знаю, так как все стояли неподвижно. Потом доктор с лёгким удивлением спросил: «Вы говорите о полицейских, миссис Аллейн? Где они? Я никого не вижу». Тогда я объяснила, что я имела в виду, и он рассмеялся впервые за время поездки. Поллок изумлённо вытаращил на меня глаза, а Кэли Бард сказал, что уж подумал было, не пришло ли ему время расплачиваться за грехи. Мистер Лазенби нашёл это недоразумение весьма забавным, Хьюсоны так и остались в недоумении. Мисс Р. — К., когда поняла, в чем дело, захохотала, как гиена. Я до сих пор не знаю, кто из них (может, это был не один человек, а больше) так испуганно затих, а главное, мне почему-то взбрело в голову, что моё объяснение расстроило кого-то ещё больше, чем мой возглас. К тому же меня преследует ощущение, что вокруг меня развёртывается какой-то спектакль. Это что-то вроде снов, которые иногда снятся актёрам, когда им кажется, будто они на незнакомой сцене, где идёт совершенно неизвестная им пьеса.
Смешно? А может, не смешно? Странно? А может быть, не так уж странно? Позже напишу из Толларка. Выставка прошла прилично. Все картины были удачно размещены и освещены. Местная галерея приобрела одну черно-розовую картину, и ещё семь небольших были проданы в первый же вечер. 31-го буду в Париже, а в ноябре — в Нью-Йорке. Родной мой, если у тебя выберется свободная минутка, мне бы хотелось, чтобы ты все-таки зашёл в музей Гуггенгейма просто взглянуть…"
2
Трои нравилось шлюзование. Рэмсдайкский шлюз был очень красив: небольшой участок, хорошенький домик, буксирная дорожка, мост через реку, а на противоположном берегу «констеблевский» ландшафт. «Зодиак» медленно вошёл в шлюз, но, прежде чем он стал опускаться. Трои соскочила на берег, бросила в ящик письмо и пошла в том направлении, которое указал ей шкипер. «Двадцать минут!» — крикнул он вслед. Она перешла дорожку и начала взбираться на поросший травой пригорок. Она вышла на узкую дорогу — «Дайк Уэй», упоминавшуюся в брошюрке. Трои вспомнила, что дорога начинается в местечке Уэпентейк, которое, судя по карте, находилось в полутора милях от шлюза.
Пахло землёй, травой и лёгким дымком от костра. На душе у Трои было легко и радостно, и она сама не заметила, как, взбираясь вверх по склону, добралась до лощины.
Лощина была круглая, заросшая травой, папоротником и мхом. Именно здесь собирались каждые две недели рыцари двора Плантагенетов, дабы вершить правосудие, как его понимали в те дни и как предписывал закон.
Несколько ниже лощины, неподалёку от шлюза, на склоне пригорка, виднелся сравнительно свежий карьер: должно быть, из него брали гравий, которого здесь было предостаточно, а может, здесь копались археологи-любители. Старая дверь, под которую кто-то кое-как подсунул прогнившие деревянные подпорки, служила крышей и с грехом пополам удерживала нависший над краем карьера пласт земли. «Залатали», — подумала Трои. Она вошла в лощину, села, и ей даже показалось, что она сидит на некоем подобии земляной скамьи, вырытой, наверно, семь веков назад. «Я полнейший профан в истории, — подумала она, — но мне нравится её слушать», — и она стала мысленно заселять лощину как бы вырезанными из дерева головами, мантиями ярких цветов и блестящими доспехами. Трои вдруг подумала, не сделать ли ей такой рисунок — лаконичный, тёмный, сплошь заполненный фигурами людей, вершащих суд. Тёплый ветерок зашевелил траву и её волосы, и в тот же миг на склоне появился доктор Натуш.
Он был без шляпы и сменил на жёлтый свитер свой твидовый пиджак. Увидев Трои, Натуш остановился: высокий рост и тёмный цвет кожи делали его фигуру особенно внушительной на блеклом фоне реки. Трои помахала ему рукой.
— Поднимайтесь! — крикнула она. — Лощина здесь.
— Спасибо.
Он быстро поднялся вверх по склону, вошёл в лощину и огляделся.
— Так, значит, вот где восседали эти старики. В нашей брошюрке очень лихо все это описано.
У Трои мелькнула мысль, что эти словечки звучат неуместно в его устах.
— Садитесь и вы, — предложила Трои. Ей захотелось посмотреть, как будут выглядеть его голоьа и обтянутые жёлтым свитером плечи на фоне мха и папоротника.
Он уселся, положив руки на колени. На представшем перед Трои живом портрете светлыми бликами выделялись зубы и белки глаз.
— Выгляжу очень чужеродным? — спросил он.
— Я бы с удовольствием написала ваш портрет-Вы действительно ощущаете какую-то несовместимость? То есть, я хочу сказать, вам совсем чуждо все это?
— Все это? Чуждо? Вовсе нет.
Они некоторое время сидели молча, но Трои не показалась эта тишина тягостной.
Над набережной виднелась верхняя часть рулевой рубки «Зодиака», который уже начал медленно опускаться. Издали доносился голос и смех мисс Рикерби-Каррик.
Затем они услыхали треск приближающегося мотоцикла. Промчавшись мимо, мотоцикл затих, остановившись в конце дороги.
— Похоже, это снова те двое, — сказала Трои. Доктор Натуш встал:
— Вы не ошиблись, я их вижу. Вон, машут руками.
— Странно, — сказала Трои, — что это они все носятся?
— Может быть, где-то здесь их кемпинг. Ведь мы совсем недалеко уплыли.
— Да, я и забыла: на реке меняются все представлении о расстоянии.
Трои сорвала лист папоротника и начала вертеть его в руках. Доктор Натуш снова сел с ней рядом.
— Мой отец был эфиопом, — сказал он, помолчав — Он приехал в эту страну пятьдесят лет назад и женился на англичанке. Я родился и получил образование в Англии.
— А у себя на родине вы когда-нибудь были?
— Был однажды, но оказался там чужим. Так же как и мой отец, я женился на англичанке. Моя жена умерла два месяца назад.
— О, так вы поэтому отправились путешествовать?
— Мы собирались поехать вдвоём.
— Я понимаю, — сказала Трои.
— Ей бы понравилось. Такое путешествие — одно из тех немногих скромных развлечений, что были нам доступны.
— Скажите, вам очень мешает то, что вы тёмный?
— Да, конечно. Вы молодчина, миссис Аллейн, что сами задали этот вопрос. Я ведь знаю, всем хочется это спросить, но никто не решается.
— Рада, что вы не обиделись.
— Я с вами себя чувствую очень легко, — доктор Натуш сказал это примерно Таким тоном, каким объявил бы пациентке, что та абсолютно здорова. — Очень, очень легко, — после паузы повторил он. — Мне кажется, миссис Аллейн, это ощущение сохранится, что бы вы мне ни сказали.
На склоне появилась мисс Рикерби-Каррик.
— Эй! — крикнула она. — Как вам там, наверху?
— Недурно, — отозвалась Трои.
— Ну что ж, отлично!
Мисс Рикерби-Каррик, пыхтя, стала взбираться вверх, сморкаясь на ходу. Трои вдруг стало ужасно жаль её. Ей подумалось, а есть ли у бедняжки в целом свете близкая душа, кроме этой знаменитой Мэвис, о которой она прожужжала всем уши.
Доктор Натуш вздохнул и встал.
— Я вижу в том конце калитку, — сказал он. — Если хотите, можно пройти к берегу оттуда.
— Вы идите, — негромко сказала Трои. — А я её, пожалуй, подожду.
— Вот как? Хорошо.
Он подождал минуты две, вежливо поклонился мисс Рикерби-Каррик и направился к калитке.
— Не правда ли, он душка? — запыхавшись, произнесла Рикерби-Каррик. — Вам не кажется, что он какой-то необыкновенный?
— Он производит приятное впечатление, — сдержанно сказала Трои.
— Мне кажется, мы все должны особенно стараться поддержать его. Такие люди, как мистер Поллок, приводят меня в бешенство. Я прямо все ему сказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Недурное начало, — воскликнул мистер Бард. — Несколько любопытных фактов, и наше воображение заработало вовсю. Очень хорошо. Великолепно! Миссис Аллейн, если вы уже позавтракали, давайте поднимемся наверх и поглядим, как мы отчаливаем.
— А может быть, нам всем стоит подняться? — сказала Трои.
— Ещё бы, — оживилась мисс Рикерби-Каррик. — Шагом марш, друзья мои!
Она энергично высморкалась и ринулась вон из салона. Не обратив внимания на табличку с надписью «Осторожно, высокая ступенька», она поспешно шмыгнула в дверь и тут же споткнулась и закричала. Трои услышала, как мистер Хьюсон сказал сестре: «Поразительная особа», на что та ответила: «Прямо чудище из королевской кунсткамеры». Вопреки логике Трои обозлилась и на них, и на мисс Рикерби-Каррик, ухитрявшуюся раздражать буквально всех. Мистер Поллок, правда, ограничился лишь тем, что буркнул: «Во здорово!», а мистер Бард, взглянув на Трои, красноречиво закатил глаза и последовал за остальными на верхнюю палубу. Мистер Лазенби, ещё не окончивший завтрак, помахал вилкой, давая понять, что присоединится к компании позже.
Доктор Натуш подошёл к окну салона и стал смотреть на причал.
«Какой же он высокий, — подумала Трои. Натуш был выше её мужа, совсем не малорослого. — Он ждёт, чтобы мы вышли первыми», — догадалась она и подошла к нему,
— Доктор Натуш, вы уже совершали такие путешествия? — спросила она.
— Нет, никогда. Я еду по реке впервые.
— Я тоже. У меня и в мыслях не было, и вдруг решила взять билет.
— Вот как? Что ж, вполне понятно, что вам захотелось отдохнуть после хлопот.
— Да, — Трои кивнула, почему-то обрадовавшись, что он все же узнал её. Даже не заметив, что на сей раз не испытывает привычного смущения, она сказала:
— Меня они всегда немного угнетают, эти торжественные церемонии.
— Некоторые ваши работы очень хороши; я их видел в Лондоне, и они мне доставили большое удовольствие.
— Правда? Я рада.
— Мы, кажется, уже отчаливаем, если это правильное выражение. Не хотите ли подняться наверх?
Трои поднялась на палубу. Юнга Том отвязал концы и аккуратно сложил их. Шкипер стоял у руля. Машины теплохода заработали, и он двинулся назад, отдаляясь от причала. Мотоциклисты по-прежнему торчали на мостовой. Трои заметила, что Том еле заметно помахал им и они в ответ чуть приподняли руки. Девушка взобралась верхом на сиденье, юноша оттолкнулся, мотор затарахтел, мотоцикл рванулся, взревел и со скоростью ракеты исчез из поля зрения.
На палубу наконец вышел доктор Натуш, а за ним и мистер Лазенби. Все восемь пассажиров стояли у борта, глядя на удалявшийся берег. Шпили, вафельницы, стеклянные коробки, крыши мансард и приземистая ратуша медленно перемещались, то заслоняя, то открывая друг друга, и становились все меньше и меньше. «Зодиак» плыл по фарватеру реки к шлюзу Рзмсдайк.
Глава II.
ЛОЩИНА КОРОЛЕВСКОГО СУДИЛИЩА
— Его деятельность была весьма многообразной, — рассказывал Аллейн. — На ближнем и Среднем Востоке он работал на крупнейших воротил, занимавшихся продажей наркотиков. С одним из них он не поладил, и считают, что тот выставил его из игры. После наркотиков он начал спекулировать поддельными произведениями старых мастеров. Он организовал несколько крупных дел в Париже. Затем перебрался в Нью-Йорк, где пожинал плоды своих трудов, пока им не заинтересовалась международная полиция. Кстати, в то время он все ещё был зарегистрирован в Голубом циркуляре, что значит…
Уже знакомый нам смышлёный слушатель, сидевший во втором ряду, оживился. Казалось, он вот-вот готов вскочить и что-то сказать.
— Я вижу, вам это известно, — сказал Аллейн.
— Да, сэр. В Голубом международном циркуляре зарегистрированы те преступники, личность которых международной полицией не установлена.
— Совершенно верно. Однако полиция уже шла по его следам, и в 1965 году Артист вынужден был перенести свою деятельность в Боливию, где он впервые зашёл слишком далеко и попал в тюрьму. Как я уже говорил, он бежал оттуда в мае позапрошлого года и через некоторое время с отлично сфабрикованным поддельным паспортом прибыл в Англию на испанском грузовом судне. В тот момент у Скотленд-Ярда ещё не было против него конкретных улик, хотя мы часто о нем слышали от наших американских коллег. Я думаю, Артист ещё до прибытия в Англию вступил в контакт со своими будущими сообщниками и один из них забронировал для него каюту на «Зодиаке». Цель этого манёвра станет вам ясной в дальнейшем.
Должен обратить ваше внимание на тот факт, что Артист обладал одним физическим недостатком, однако нам это стало известно значительно позже. В то время, о котором я рассказываю, мы не имели представления о внешности Артиста. На единственной фотографии, переданной нам боливийской полицией, был запечатлён заросший волосами субъект, уши которого были скрыты кудрями, рот — пышными усами, а остальная часть лица — бородой и густыми холёными бакенбардами.
Теперь, мы, конечно, знаем, что у него была особая примета. Нужно ли, — спросил Аллейн, — напоминать вам, в чем она заключалась?
Слушатель из второго ряда показал жестом, в чем заключалась особая примета Артиста. Аллейн кивнул и продолжил свой рассказ,
— Я имею возможность очень детально познакомить вас с этой, казалось бы, невинной речной прогулкой, потому что моя жена довольно подробно мне о ней писала. В своём первом письме она сообщала, что…
1
"Вышло так, — писала Трои, что я решилась на поездку экспромтом, но, кажется, не пожалею. Обычно ты писал мне из кают, купе и номеров гостиниц, а я сидела и ждала, зато теперь мы оба в одинаковых условиях. Меня огорчает только то, что в ближайшие пять дней я не смогу получать твоих писем. Своё письмо я брошу в шлюзе Рэмсдайк, и, если повезёт, ты получишь его в Нью-Йорке в тот день, когда я буду в Лонгминстере, конечном пункте нашего путешествия.
Мы живём в мире воды: водовороты, водоросли и стремнины. Ты сам знаешь, как плохо я ориентируюсь, а то, что происходит вокруг, запутывает меня окончательно. Почти весь день электростанции на берегу передвигаются то влево, то вправо. Мы к ним то приближаемся, то отходим. Да, милый мой, я знаю, что меняется течение реки, а станции стоят на месте. Если не считать этих электростанций, здешний ландшафт на редкость ровный, утрамбованный, как говорит наш капитан, самой историей. Красные и Белые Розы. Кавалеры и круглоголовые. Священники и бароны. Все они мчатся к нам через столетия. А тебе известно, что в этих местах как-то провёл целое лето Констебль и писал здесь картины?
Что касается моих спутников, то я уже пыталась их тебе описать. Случайная компания, не лучше и не хуже, чем любые восемь человек, решивших совершить пятидневное путешествие по реке. Если не считать насквозь простуженной мисс Рикерби-Каррик, которая меня, наверно, доконает (ты ведь знаешь, как я ненавижу вечно гундосящих людей), и чернокожего доктора Натуша, мы ничем особенным не отличаемся.
Бедная мисс Р. — К. раздражает не одну меня. Словно горный обвал, обрушивает она свою сокрушительную тактичность на доктора Натуша и не жалеет усилий, стараясь доказать ему, что она не расистка. Минуты две назад я наблюдала её очередную атаку. Если бы она хоть временами замолкала, но как раз этого-то она не умеет. В Бирмингеме у неё есть лучшая подруга Мэвис, о которой она прожужжала нам все уши. Мы холодеем от страха каждый раз, когда слышим вступительную фразу: «моя лучшая подруга Мэвис». А между тем она (то есть мисс Рикерби-Каррик), по-моему, неглупая женщина. Только немного чокнутая. Она ведёт дневник, вечно таскает его с собой и что-то в нем строчит. Стыдно признаться, но он возбуждает моё любопытство. О чем она пишет?
Мистер Поллок мне не нравится: он очень груб и явно считает нас дураками (нас — это мистера Барда, меня и, конечно, бедняжку мисс Р. — К.), поскольку мы не разделяем его неприязни к цветным. Мне трудно быть вежливой с мистером Поллоком, когда он садится на своего конька.
И не он один испытывает эту неприязнь. Да, «неприязнь», пожалуй, точное слово, но я чуть не написала «страх». Мне кажется, что Поллок, Хьюсоны и даже мистер Лазенби, хотя он, как священник, должен бы проявлять терпимость, поглядывают на доктора Натуша с чувством, определённо напоминающим страх.
Кажется, мы входим в наш второй шлюз — Рэмсдайк. Допишу позднее.
Позднее (примерно минут через 30). В Рэмсдайке произошёл инцидент. Мы все стояли на палубе, когда я заметила на противоположном берегу очень красивую аллею, трактир, несколько раскидистых вязов, речку и пруд. Я даже вскрикнула:
— Ой, взгляните! Здесь всюду Констебли, куда ни посмотри. Ни каждом шагу Констебли.
Все так и замерли, а один просто остолбенел, но кто, не знаю, так как все стояли неподвижно. Потом доктор с лёгким удивлением спросил: «Вы говорите о полицейских, миссис Аллейн? Где они? Я никого не вижу». Тогда я объяснила, что я имела в виду, и он рассмеялся впервые за время поездки. Поллок изумлённо вытаращил на меня глаза, а Кэли Бард сказал, что уж подумал было, не пришло ли ему время расплачиваться за грехи. Мистер Лазенби нашёл это недоразумение весьма забавным, Хьюсоны так и остались в недоумении. Мисс Р. — К., когда поняла, в чем дело, захохотала, как гиена. Я до сих пор не знаю, кто из них (может, это был не один человек, а больше) так испуганно затих, а главное, мне почему-то взбрело в голову, что моё объяснение расстроило кого-то ещё больше, чем мой возглас. К тому же меня преследует ощущение, что вокруг меня развёртывается какой-то спектакль. Это что-то вроде снов, которые иногда снятся актёрам, когда им кажется, будто они на незнакомой сцене, где идёт совершенно неизвестная им пьеса.
Смешно? А может, не смешно? Странно? А может быть, не так уж странно? Позже напишу из Толларка. Выставка прошла прилично. Все картины были удачно размещены и освещены. Местная галерея приобрела одну черно-розовую картину, и ещё семь небольших были проданы в первый же вечер. 31-го буду в Париже, а в ноябре — в Нью-Йорке. Родной мой, если у тебя выберется свободная минутка, мне бы хотелось, чтобы ты все-таки зашёл в музей Гуггенгейма просто взглянуть…"
2
Трои нравилось шлюзование. Рэмсдайкский шлюз был очень красив: небольшой участок, хорошенький домик, буксирная дорожка, мост через реку, а на противоположном берегу «констеблевский» ландшафт. «Зодиак» медленно вошёл в шлюз, но, прежде чем он стал опускаться. Трои соскочила на берег, бросила в ящик письмо и пошла в том направлении, которое указал ей шкипер. «Двадцать минут!» — крикнул он вслед. Она перешла дорожку и начала взбираться на поросший травой пригорок. Она вышла на узкую дорогу — «Дайк Уэй», упоминавшуюся в брошюрке. Трои вспомнила, что дорога начинается в местечке Уэпентейк, которое, судя по карте, находилось в полутора милях от шлюза.
Пахло землёй, травой и лёгким дымком от костра. На душе у Трои было легко и радостно, и она сама не заметила, как, взбираясь вверх по склону, добралась до лощины.
Лощина была круглая, заросшая травой, папоротником и мхом. Именно здесь собирались каждые две недели рыцари двора Плантагенетов, дабы вершить правосудие, как его понимали в те дни и как предписывал закон.
Несколько ниже лощины, неподалёку от шлюза, на склоне пригорка, виднелся сравнительно свежий карьер: должно быть, из него брали гравий, которого здесь было предостаточно, а может, здесь копались археологи-любители. Старая дверь, под которую кто-то кое-как подсунул прогнившие деревянные подпорки, служила крышей и с грехом пополам удерживала нависший над краем карьера пласт земли. «Залатали», — подумала Трои. Она вошла в лощину, села, и ей даже показалось, что она сидит на некоем подобии земляной скамьи, вырытой, наверно, семь веков назад. «Я полнейший профан в истории, — подумала она, — но мне нравится её слушать», — и она стала мысленно заселять лощину как бы вырезанными из дерева головами, мантиями ярких цветов и блестящими доспехами. Трои вдруг подумала, не сделать ли ей такой рисунок — лаконичный, тёмный, сплошь заполненный фигурами людей, вершащих суд. Тёплый ветерок зашевелил траву и её волосы, и в тот же миг на склоне появился доктор Натуш.
Он был без шляпы и сменил на жёлтый свитер свой твидовый пиджак. Увидев Трои, Натуш остановился: высокий рост и тёмный цвет кожи делали его фигуру особенно внушительной на блеклом фоне реки. Трои помахала ему рукой.
— Поднимайтесь! — крикнула она. — Лощина здесь.
— Спасибо.
Он быстро поднялся вверх по склону, вошёл в лощину и огляделся.
— Так, значит, вот где восседали эти старики. В нашей брошюрке очень лихо все это описано.
У Трои мелькнула мысль, что эти словечки звучат неуместно в его устах.
— Садитесь и вы, — предложила Трои. Ей захотелось посмотреть, как будут выглядеть его голоьа и обтянутые жёлтым свитером плечи на фоне мха и папоротника.
Он уселся, положив руки на колени. На представшем перед Трои живом портрете светлыми бликами выделялись зубы и белки глаз.
— Выгляжу очень чужеродным? — спросил он.
— Я бы с удовольствием написала ваш портрет-Вы действительно ощущаете какую-то несовместимость? То есть, я хочу сказать, вам совсем чуждо все это?
— Все это? Чуждо? Вовсе нет.
Они некоторое время сидели молча, но Трои не показалась эта тишина тягостной.
Над набережной виднелась верхняя часть рулевой рубки «Зодиака», который уже начал медленно опускаться. Издали доносился голос и смех мисс Рикерби-Каррик.
Затем они услыхали треск приближающегося мотоцикла. Промчавшись мимо, мотоцикл затих, остановившись в конце дороги.
— Похоже, это снова те двое, — сказала Трои. Доктор Натуш встал:
— Вы не ошиблись, я их вижу. Вон, машут руками.
— Странно, — сказала Трои, — что это они все носятся?
— Может быть, где-то здесь их кемпинг. Ведь мы совсем недалеко уплыли.
— Да, я и забыла: на реке меняются все представлении о расстоянии.
Трои сорвала лист папоротника и начала вертеть его в руках. Доктор Натуш снова сел с ней рядом.
— Мой отец был эфиопом, — сказал он, помолчав — Он приехал в эту страну пятьдесят лет назад и женился на англичанке. Я родился и получил образование в Англии.
— А у себя на родине вы когда-нибудь были?
— Был однажды, но оказался там чужим. Так же как и мой отец, я женился на англичанке. Моя жена умерла два месяца назад.
— О, так вы поэтому отправились путешествовать?
— Мы собирались поехать вдвоём.
— Я понимаю, — сказала Трои.
— Ей бы понравилось. Такое путешествие — одно из тех немногих скромных развлечений, что были нам доступны.
— Скажите, вам очень мешает то, что вы тёмный?
— Да, конечно. Вы молодчина, миссис Аллейн, что сами задали этот вопрос. Я ведь знаю, всем хочется это спросить, но никто не решается.
— Рада, что вы не обиделись.
— Я с вами себя чувствую очень легко, — доктор Натуш сказал это примерно Таким тоном, каким объявил бы пациентке, что та абсолютно здорова. — Очень, очень легко, — после паузы повторил он. — Мне кажется, миссис Аллейн, это ощущение сохранится, что бы вы мне ни сказали.
На склоне появилась мисс Рикерби-Каррик.
— Эй! — крикнула она. — Как вам там, наверху?
— Недурно, — отозвалась Трои.
— Ну что ж, отлично!
Мисс Рикерби-Каррик, пыхтя, стала взбираться вверх, сморкаясь на ходу. Трои вдруг стало ужасно жаль её. Ей подумалось, а есть ли у бедняжки в целом свете близкая душа, кроме этой знаменитой Мэвис, о которой она прожужжала всем уши.
Доктор Натуш вздохнул и встал.
— Я вижу в том конце калитку, — сказал он. — Если хотите, можно пройти к берегу оттуда.
— Вы идите, — негромко сказала Трои. — А я её, пожалуй, подожду.
— Вот как? Хорошо.
Он подождал минуты две, вежливо поклонился мисс Рикерби-Каррик и направился к калитке.
— Не правда ли, он душка? — запыхавшись, произнесла Рикерби-Каррик. — Вам не кажется, что он какой-то необыкновенный?
— Он производит приятное впечатление, — сдержанно сказала Трои.
— Мне кажется, мы все должны особенно стараться поддержать его. Такие люди, как мистер Поллок, приводят меня в бешенство. Я прямо все ему сказала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18