Доктора нужно слушаться.
— Да, но…
— Что?
— У меня такое ощущение, будто я спасаюсь бегством, и думаю, что и другие расценят это так же.
— Ну и пусть расценивают.
— Хорошо.
— Тогда спустись в каюту и собери свои вещи.
— Хорошо. — Трои казалось, что, кроме этого «хорошо», они уже ничего не могут сказать друг другу. Она пошла в каюту.
— Вы, надеюсь, не в обиде за моё вмешательство, — сказал доктор. — У вашей супруги большая сила воли, но мне думается, не следует подвергать её излишним нервным потрясениям. Кроме того, боюсь, если она останется на «Зодиаке», некоторые пассажиры будут с ней не слишком вежливы.
— Да?
— Мне кажется, у них не вызвала доверия версия насчёт потерянной горжетки.
— Вполне их понимаю, — сухо сказал Аллейн.
— Мне, пожалуй, следует вам кое-что сказать, — продолжил доктор. — Если вы обнаружите, что мисс Рикерби-Каррик убита — в чем, по-моему, нет сомнений, — я прекрасно понимаю, что попаду в число подозреваемых. Я говорю об этом только для того, чтобы вы не подумали, будто я хочу поставить себя в исключительное положение в качестве врача, пользующего вашу жену.
— Как вы думаете, — осторожно спросил Аллейн, — кто-нибудь из ваших спутников тоже считает, что совершено убийство?
— Они со мной не делятся, но полагаю — да.
— Значит, они понимают, что подвергнутся допросу?
— Не понять это могут только глупцы, а, на мой взгляд, все эти люди далеко не глупы, хотя по меньшей мере трое из них склонны заподозрить в убийстве меня.
— Почему?
— Да просто потому, что я эфиоп, а для них предпочтительно, чтобы виновным оказался темнокожий, а не белый.
Слушая раскаты его могучего голоса и разглядывая его непроницаемое лицо, Аллейн пытался понять, говорит ли сейчас в докторе своеобразный расизм наизнанку или он судит объективно.
— Надеюсь, вы ошибаетесь, — сказал он.
— Я тоже, — ответил Натуш.
— Кстати, Трои говорила мне, что вы нашли на палубе клочок материи?
— Хотите взглянуть? Он со мной. — Доктор вынул записную книжку и извлёк из неё конверт.
— Показать, где я нашёл его? — спросил он.
— Будьте любезны. Они прошли к корме.
— Вот здесь, — сказал Натуш. — Его заметила миссис Аллейн и решила, что нам следует его сохранить.
— Да, она мне говорила. Ну что ж, пора мне снова приниматься за свою не столь уж привлекательную работу. Очень вам обязан за то, что вы были так внимательны к моей жене.
— Ну что вы! Для меня большая честь, что она доверилась мне. Я, пожалуй, пойду пройдусь.
Аллейн, глядя ему вслед, увидел, как легко он спрыгнул на заросший травой берег, и отметил про себя удивительную координацию его движений, необыкновенную мощь и силу.
Он перевёл взгляд на плотину, где Фокс, судя по его довольному виду, что-то нашёл в кустарнике. Сойдя на берег, Аллейн забронировал по телефону номер в гостинице и заказал такси. Через полчаса он усадил жену в машину. Заметив своих попутчиков за столиком у местной пивной, Трои попросила шофёра остановиться и вышла. Хьюсоны, Лазенби и Поллок о чем-то тихо переговаривались. Кэли Бард развалился в кресле и мрачно смотрел в пивную кружку. Когда она подошла, Бард вскочил, остальные нехотя последовали его примеру.
— Меня выставили, — сказала она. — Муж считает, что я буду только помехой. Я бы предпочла остаться, но, надеюсь, вы поймёте, почему я уезжаю.
Все промолчали. Затем Кэли Бард обнял её за плечи и сказал:
— Ну, конечно, все ясно. Не будьте дурочкой. Чем скорее вы уедете в Норминстер, тем лучше. Скатертью дорожка.
— Вот это мило!
— Я ведь сразу же сказал, что вам следует покинуть «Зодиак», — вставил мистер Лазенби.
— Да, вы говорили.
— Для вашей же пользы, вы, конечно, понимаете.
— Каковы бы ни были ваши мотивы, вы оказались правы. Ну что ж, мы встретимся во время следствия, но сейчас мне просто хотелось объяснить вам свой отъезд. До свидания.
Поллок что-то буркнул Хьюсону, тот ухмыльнулся в ответ, а мисс Хьюсон громко рассмеялась. Когда Трои шла к такси, её догнал Кэли Бард.
— Послушайте, не обращайте на них внимания, и пусть это вас не беспокоит.
— Ну конечно, — ответила Трои. — До свидания. Такси взбиралось по пригорку констеблевского ландшафта. Трои оглянулась. Далеко внизу виднелась река и «Зодиак» на причале. Фокс подошёл к Аллейну и Тиллотсону и стал показывать какую-то вещицу, которую держал в руке. Будто почувствовав её взгляд, Аллейн поднял голову, и они махнули рукой друг другу с противоположных планов констеблевского пейзажа.
2
Пока Фокс и Тиллотсон в Кроссдайке рассматривали следы ног на берегу, а агенты Бэйли и Томпсон мчались на север, Аллейн знакомился с каютой мисс Рикерби-Каррик. Каюту, конечно, уже подмели, постель была убрана. Хьюсоны перенесли сюда не только покупки, но и фотооборудование и часть багажа. Три их фотоаппарата были заряжены частично использованной плёнкой. Аппараты были из дорогих, причём один с чрезвычайно сильным объективом, такие применяют геологи при съёмках горных пород.
Толларкские покупки были уложены в стоящий на полу картонный ящик из-под пива. Репродукции и вырезки из газет и журналов были довольно неряшливо скатаны в рулон и завязаны бечёвкой. Холст, изображавший Рэмсдайкскую плотину, был завернут в газету и хранился в пустом чемодане.
Аллейн вынул холст и разложил на койке.
Трои и Кэли Бард довольно тщательно почистили и промаслили картину, но кое-где ещё виднелись следы грязи. Картина была написана яркими красками и, как сказала Трои, написана хорошо. Аллейн не был специалистом по вопросам, связанным с подделками картин, но знал, что это сложный и трудоёмкий процесс, требующий немалых научных знаний. Так, при подделке картин XVII века использовались специально приготовленные краски, фенолформальдегид и естественные масла. На старые холсты воздействовали высокой температурой, затем очищали их от краски. При подделке картин XIX века можно было обойтись без этих сложностей. Аллейн знал, что даже посредственные подделки не раз вводили в заблуждение вдов, близких друзей знаменитых художников и даже специалистов. Ему приходилось слышать рассуждения о «кухне» живописцев и о том, что отнюдь не все оригинальные работы знаменитостей отмечены печатью мастерства.
Из иллюминатора, как бы специально для сравнения, открывался вид на пейзаж, с которого была написана картина: Рэмсдайкская плотина, пруд, извивающаяся тропинка и подёрнутая дымкой даль. Он сравнил картину и ландшафт и сделал неожиданное открытие.
Деревья на картине — это были вязы — размещались на среднем плане точно так же, как и реальные вязы, видневшиеся из иллюминатора каюты. На картине, безусловно, была изображена Рэмсдайкская плотина. Но вязы были немного другие: зеленые пятна листвы, изображённые с удивительной точностью, характерной для кон-стеблевской школы, находились в каком-то ином соотношении друг к другу. Может быть, это объяснялось тем, что, когда писалась картина, деревья были значительно ниже? Но нет, деревья на картине действительно были ниже, а вот ветви отходили от стволов совсем по-иному. Трои, впрочем, говорила, что художник из соображений композиции имеет право подрезать и пересаживать деревья. Может быть, дело только в этом?
И все же…
Голоса и шаги на верхней палубе возвестили о возвращении пассажиров. Аллейн убрал картину в чемодан, а чемодан поставил на прежнее место у стенки. Он открыл дверь, закрыл свою рабочую сумку, вынул карманную лупу, сел на койку и стал ждать.
Ждать ему пришлось недолго. Первым спустился мистер Лазенби. Остановившись у дверей, он заглянул в каюту и проворковал: «Работаем?»
— Обычная процедура, сэр. Формальности.
— Ох уж эти формальности! — игриво воскликнул Лазенби. — Ваш брат всегда на них ссылается. Формальности!
— Иногда мне кажется, что это единственное, чем мы занимаемся.
— Да что вы говорите? Впрочем, не буду надоедать вам вопросами. Бедная женщина! Бедняжка! Она несчастливой была, мистер Аллейн.
— Да?
— Неустойчивая психика. Нам, священникам, нередко приходится встречаться с людьми этого типа. Ей, бедняжке, очень не хватало дружеской поддержки, особенно сейчас, когда на её долю, кажется, выпали какие-то тяжёлые испытания.
— Если я правильно вас понял, мистер Лазенби, вы считаете, что это самоубийство?
— Боюсь, что так.
— А как же эти сообщения, полученные после её смерти?
— Я не смею претендовать на глубокое знание таких вопросов, но, как священнику, мне приходится сталкиваться с подобными явлениями. Эти несчастные порой ведут себя весьма странно: она могла даже заранее сама организовать все эти звонки и телеграммы, чтобы возбудить к себе повышенный интерес.
— Это любопытное предположение, сэр.
— Ваше дело — принять его или нет, — скромно заметил Лазенби. — Мне не следовало бы проявлять любопытство, — добавил он, — но скажите, вы действительно надеетесь, что все эти ваши формальности помогут пролить свет на дело?
— Нам бы хотелось выяснить, возвращалась ли она ночью в каюту, — объяснил Аллейн. — Но, откровенно говоря, выяснить это практически невозможно.
— Ну что ж, добро. Желаю удачи, — сказал мистер Лазенби и удалился.
Почти сразу вслед за ним в каюту вошли Хьюсоны и мистер Поллок.
Первой вошла мисс Хьюсон. Её малоподвижная физиономия выражала гнев, в той степени, в какой была способна выразить. Аллейн встал.
— Простите, но мне казалось, что эта каюта предоставлена в наше пользование, — сказала мисс Хьюсон.
— Вы можете убедиться в том, — ответил Аллейн, — что все на месте.
Мистер Хьюсон буркнул из-за плеча сестры, что не в этом дело, а мистер Поллок пробормотал что-то об ордере на обыск.
Впрочем, все они сразу утихли, когда Аллейн, объясняя им своё вторжение, заметил вскользь, что, как и мистер Лазенби, он придерживается версии о самоубийстве. Аллейн заговорил о находке Хьюсонов и сказал, что, по мнению его жены, это, возможно, работа Констебля. Поступаясь правдой, он заявил, что у него нет опыта расследований в области подделки картин, но, добавил он, холст, кажется, не следует трогать, прежде чем его осмотрят эксперты, и поэтому он боится, не слишком ли поторопились его жена и Бард, протерев поверхность маслом. Ему очень бы хотелось посмотреть картину; будь у него достаточно средств, он стал бы коллекционером.
Как только он затронул вопрос а картине, стало очевидно, что Хьюсоны не хотят, чтобы он её увидел. Заметив это, Аллейн прямо заявил: «Мне бы хотелось взглянуть на вашего Констебля!»
Мисс Хьюсон явно нехотя направилась в каюту, как вдруг её брат неожиданно выпалил: «Подумайте только, какая обида. Это надо же, сестрёнка!»
Мисс Хьюсон посмотрела на него, и по её взгляду Аллейн понял, что она не имеет ни малейшего представления, о чем говорит брат, но пытается ему подыграть.
Мистер Хьюсон с сияющей улыбкой повернулся к Аллейну.
— Это надо же, — повторил он, — такая незадача: мы её отправили посылкой на наш лондонский адрес за полчаса до того, как отплыли из Кроссдайка.
— Да что вы? Это и в самом деле обидно, — сказал Аллейн.
3
— Странно все это, — заметил Тиллотсон.
— Настолько странно, что я запер каюту, оставил ключ у себя и постарался удостовериться, что второго ключа нет. Пусть уж Хьюсоны не сетуют. Кроме того, я решил встретиться с Джо Бэгом, старьёвщиком из Толларка. Пожалуй, вам бы стоило поехать со мной, Берт, — добавил Аллейн, уже выяснивший у Фокса имя Тиллотсона.
— А он-то тут при чем?
— Объясню по дороге. Только предупредите постовых у шлюза: пусть задерживают все, что пассажиры «Зодиака» будут отправлять на почту. И пусть следят во все глаза, чтобы ничего не сбрасывали за борт; в уборную холст не спустишь — слишком велик, а если выбросят в иллюминатор, думаю, картина не затонет. Но все же лучше пусть следят. Мы поедем на вашей машине.
Они покинули окутанный туманом «Зодиак» и помчались по констеблевским местам. На перекрёстке им отдал честь полицейский на мотоцикле.
— Мой парень, — сказал Тиллотсон.
— И все-таки я неспокоен. Вы совершенно уверены, что этот тип не сможет куда-нибудь удрать?
— Трое моих ребят дежурят на перекрёстках, двое — у шлюза. Могу поручиться, что с теплохода сегодня никто не сойдёт.
— Да, пожалуй. Ну что ж, поспешим. Подъехав к Паромной улице, они вышли из машины и направились к лавке Джо Бэга, в точности повторяя маршрут, которым шла в тот вечер Трои.
— Там у них форменная свалка, — рассказывал Тиллотсон, — но для владельца такой лавчонки он вполне порядочный человек. Он приехал сюда с юга и купил это хозяйство, когда умер предыдущий владелец. У полиции к нему претензий нет, но вообще-то он штучка,
Владения Джо Бэга состояли из коттеджа, пристройки с навесом и дворика, частично прикрытого аркой, сложенной из кусков жести и линолеума. Ведущая во двор калитка была на замке. Сквозь щель в заборе можно было разглядеть разбросанные там и сям предметы, перепродажей которых занимался Бэг.
— Он, наверно, спит, — сказал Тиллотсон. — Здесь рано ложатся.
— Так разбудим его, — сказал Аллейн и дёрнул за шнур от звонка. Где-то в доме прозвенел колокольчик, но никто не отозвался. Тиллотсон забарабанил в дверь.
— Ежели вы не хотите попасть в полицию, — гаркнули из дома, — лучше катитесь отсюда. Помяните моё слово, я вам когда-нибудь шею сверну.
— Это я, Джо, — заорал Тиллотсон в замочную скважину, — Тиллотсон. Из полиции! Выйди-ка к нам на минутку.
— Кто, кто?
— Тиллотсон из полиции Толларка.
За грязным окошком вспыхнул свет, послышались шаркающие шаги, потом скрежет ключей и засовов. Дверь со скрипом отворилась, и перед ними предстал маленький неопрятный человечек в пижаме и неописуемом пальто.
— В чем дело? — жалобно сказал он. — Я уже спать ложился. Чего вам надо?
— Мы ненадолго, Джо. Впусти нас минуты на две.
— Ну что ж, идите в лавку, — сказал Бэг и захлопнул за ними дверь.
— Джо, — начал Тиллотсон, — это старший инспектор Аллейн из уголовно-следственного отдела. Он надеется, что ты сумеешь нам помочь.
— Вам помочь! Приходят к человеку в дом и просят, чтобы он помог полиции! — возмутился Бэг. — Любому дураку известно, как это нужно понимать…
— Да нет, послушай, Джо… Но тут вмешался Аллейн:
— Мистер Бэг, я уверяю вас, что к вам у нас нет никаких претензий. Дело в том, что нас интересует картина, которую у вас вчера купили американцы, брат и сестра. У нас есть основания полагать…
— Только не вздумайте пришивать мне скупку краденого. Этот номер не пройдёт!
— Да вовсе нет. Выслушайте же меня. У нас есть основания считать, что картину вам подсунули, и я хотел бы выяснить, возможно ли это?
— Подсунули? Да вы что, шутите?
— Ничуть. Если вы помните, та дама нашла у вас в буфете грязный, перевязанный бечёвкой рулон, в котором был и этот холст, и разные вырезки. Вы сказали, что впервые все это видите, и, не глядя, отдали её находку за десять шиллингов. Так что вас никто ни в чем не собирается подозревать и обвинять.
— Вы хотите сказать, — дрогнувшим голосом спросил Бэг, — что она нашла у нас что-то стоящее?
— Картина может оказаться очень ценной, а может быть, это подделка.
— Ах, черт возьми!
— Меня интересует вот что: вы не вспомните, видели ли вы этот рулон раньше?
— Нет, не видел, точно не видел.
— А вы когда-нибудь открывали этот буфет после того, как его купили?
— Нет, мистер, по честному говорю, не открывал.
— Можно на него взглянуть?
Бэг, ворча, повёл их во дворик, где плесневели худшие образчики его товаров. Буфет был огромный, и Аллейну с трудом удалось открыть невероятно скрипучую дверцу.
— Эта баба всюду совала свой нос, — сообщил Джо Бэг. — Все ей надо было увидеть. Замучилась с этой дверцей, а все же открыла.
— А за дверцей рулон лежит?
— Да, мистер, это точно. Но вот только три дня назад он тут не лежал.
— Что?
— Не стану вас обманывать, сэр. Моя старуха говорит, что в понедельник его там не было. Она сказала мне, когда ушли те янки, что, мол, в понедельник заглядывала в буфет, и не было там ничего.
— Что же ты нам сразу не сказал-то, Джо? — возмутился Тиллотсон.
— А вы меня только спросили, открывал ли я буфет. Я честно ответил, что нет. Что же вам ещё!
— Ну ладно, ладно, Джо. Это все, что мы хотели выяснить.
— Не совсем, — вмешался Аллейн. — Скажите-ка, мистер Бэг, вы не догадываетесь, как этот рулон мог там оказаться? У вас нет ученика? Какого-нибудь мальчика?
— Не говорите мне о мальчиках: они только и делают, что дубасят и звонят к нам в дверь.
— Скажите, а калитка днём не запирается?
— Нет.
— А много ли народу побывало у вас во дворе за последние два дня?
Как выяснилось, народу там побывало немного, поскольку покупатели обычно заходили в лавку, а не во двор. То, что стояло во дворе, не привлекало внимания. Но если бы кто захотел, то он, конечно, мог туда зайти даже без ведома мистера Бэга.
— Скажите, а ваша жена?…
— Жена? Ещё чего! Это моя мамаша! И в тот же миг из домика донёсся скрипучий женский голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
— Да, но…
— Что?
— У меня такое ощущение, будто я спасаюсь бегством, и думаю, что и другие расценят это так же.
— Ну и пусть расценивают.
— Хорошо.
— Тогда спустись в каюту и собери свои вещи.
— Хорошо. — Трои казалось, что, кроме этого «хорошо», они уже ничего не могут сказать друг другу. Она пошла в каюту.
— Вы, надеюсь, не в обиде за моё вмешательство, — сказал доктор. — У вашей супруги большая сила воли, но мне думается, не следует подвергать её излишним нервным потрясениям. Кроме того, боюсь, если она останется на «Зодиаке», некоторые пассажиры будут с ней не слишком вежливы.
— Да?
— Мне кажется, у них не вызвала доверия версия насчёт потерянной горжетки.
— Вполне их понимаю, — сухо сказал Аллейн.
— Мне, пожалуй, следует вам кое-что сказать, — продолжил доктор. — Если вы обнаружите, что мисс Рикерби-Каррик убита — в чем, по-моему, нет сомнений, — я прекрасно понимаю, что попаду в число подозреваемых. Я говорю об этом только для того, чтобы вы не подумали, будто я хочу поставить себя в исключительное положение в качестве врача, пользующего вашу жену.
— Как вы думаете, — осторожно спросил Аллейн, — кто-нибудь из ваших спутников тоже считает, что совершено убийство?
— Они со мной не делятся, но полагаю — да.
— Значит, они понимают, что подвергнутся допросу?
— Не понять это могут только глупцы, а, на мой взгляд, все эти люди далеко не глупы, хотя по меньшей мере трое из них склонны заподозрить в убийстве меня.
— Почему?
— Да просто потому, что я эфиоп, а для них предпочтительно, чтобы виновным оказался темнокожий, а не белый.
Слушая раскаты его могучего голоса и разглядывая его непроницаемое лицо, Аллейн пытался понять, говорит ли сейчас в докторе своеобразный расизм наизнанку или он судит объективно.
— Надеюсь, вы ошибаетесь, — сказал он.
— Я тоже, — ответил Натуш.
— Кстати, Трои говорила мне, что вы нашли на палубе клочок материи?
— Хотите взглянуть? Он со мной. — Доктор вынул записную книжку и извлёк из неё конверт.
— Показать, где я нашёл его? — спросил он.
— Будьте любезны. Они прошли к корме.
— Вот здесь, — сказал Натуш. — Его заметила миссис Аллейн и решила, что нам следует его сохранить.
— Да, она мне говорила. Ну что ж, пора мне снова приниматься за свою не столь уж привлекательную работу. Очень вам обязан за то, что вы были так внимательны к моей жене.
— Ну что вы! Для меня большая честь, что она доверилась мне. Я, пожалуй, пойду пройдусь.
Аллейн, глядя ему вслед, увидел, как легко он спрыгнул на заросший травой берег, и отметил про себя удивительную координацию его движений, необыкновенную мощь и силу.
Он перевёл взгляд на плотину, где Фокс, судя по его довольному виду, что-то нашёл в кустарнике. Сойдя на берег, Аллейн забронировал по телефону номер в гостинице и заказал такси. Через полчаса он усадил жену в машину. Заметив своих попутчиков за столиком у местной пивной, Трои попросила шофёра остановиться и вышла. Хьюсоны, Лазенби и Поллок о чем-то тихо переговаривались. Кэли Бард развалился в кресле и мрачно смотрел в пивную кружку. Когда она подошла, Бард вскочил, остальные нехотя последовали его примеру.
— Меня выставили, — сказала она. — Муж считает, что я буду только помехой. Я бы предпочла остаться, но, надеюсь, вы поймёте, почему я уезжаю.
Все промолчали. Затем Кэли Бард обнял её за плечи и сказал:
— Ну, конечно, все ясно. Не будьте дурочкой. Чем скорее вы уедете в Норминстер, тем лучше. Скатертью дорожка.
— Вот это мило!
— Я ведь сразу же сказал, что вам следует покинуть «Зодиак», — вставил мистер Лазенби.
— Да, вы говорили.
— Для вашей же пользы, вы, конечно, понимаете.
— Каковы бы ни были ваши мотивы, вы оказались правы. Ну что ж, мы встретимся во время следствия, но сейчас мне просто хотелось объяснить вам свой отъезд. До свидания.
Поллок что-то буркнул Хьюсону, тот ухмыльнулся в ответ, а мисс Хьюсон громко рассмеялась. Когда Трои шла к такси, её догнал Кэли Бард.
— Послушайте, не обращайте на них внимания, и пусть это вас не беспокоит.
— Ну конечно, — ответила Трои. — До свидания. Такси взбиралось по пригорку констеблевского ландшафта. Трои оглянулась. Далеко внизу виднелась река и «Зодиак» на причале. Фокс подошёл к Аллейну и Тиллотсону и стал показывать какую-то вещицу, которую держал в руке. Будто почувствовав её взгляд, Аллейн поднял голову, и они махнули рукой друг другу с противоположных планов констеблевского пейзажа.
2
Пока Фокс и Тиллотсон в Кроссдайке рассматривали следы ног на берегу, а агенты Бэйли и Томпсон мчались на север, Аллейн знакомился с каютой мисс Рикерби-Каррик. Каюту, конечно, уже подмели, постель была убрана. Хьюсоны перенесли сюда не только покупки, но и фотооборудование и часть багажа. Три их фотоаппарата были заряжены частично использованной плёнкой. Аппараты были из дорогих, причём один с чрезвычайно сильным объективом, такие применяют геологи при съёмках горных пород.
Толларкские покупки были уложены в стоящий на полу картонный ящик из-под пива. Репродукции и вырезки из газет и журналов были довольно неряшливо скатаны в рулон и завязаны бечёвкой. Холст, изображавший Рэмсдайкскую плотину, был завернут в газету и хранился в пустом чемодане.
Аллейн вынул холст и разложил на койке.
Трои и Кэли Бард довольно тщательно почистили и промаслили картину, но кое-где ещё виднелись следы грязи. Картина была написана яркими красками и, как сказала Трои, написана хорошо. Аллейн не был специалистом по вопросам, связанным с подделками картин, но знал, что это сложный и трудоёмкий процесс, требующий немалых научных знаний. Так, при подделке картин XVII века использовались специально приготовленные краски, фенолформальдегид и естественные масла. На старые холсты воздействовали высокой температурой, затем очищали их от краски. При подделке картин XIX века можно было обойтись без этих сложностей. Аллейн знал, что даже посредственные подделки не раз вводили в заблуждение вдов, близких друзей знаменитых художников и даже специалистов. Ему приходилось слышать рассуждения о «кухне» живописцев и о том, что отнюдь не все оригинальные работы знаменитостей отмечены печатью мастерства.
Из иллюминатора, как бы специально для сравнения, открывался вид на пейзаж, с которого была написана картина: Рэмсдайкская плотина, пруд, извивающаяся тропинка и подёрнутая дымкой даль. Он сравнил картину и ландшафт и сделал неожиданное открытие.
Деревья на картине — это были вязы — размещались на среднем плане точно так же, как и реальные вязы, видневшиеся из иллюминатора каюты. На картине, безусловно, была изображена Рэмсдайкская плотина. Но вязы были немного другие: зеленые пятна листвы, изображённые с удивительной точностью, характерной для кон-стеблевской школы, находились в каком-то ином соотношении друг к другу. Может быть, это объяснялось тем, что, когда писалась картина, деревья были значительно ниже? Но нет, деревья на картине действительно были ниже, а вот ветви отходили от стволов совсем по-иному. Трои, впрочем, говорила, что художник из соображений композиции имеет право подрезать и пересаживать деревья. Может быть, дело только в этом?
И все же…
Голоса и шаги на верхней палубе возвестили о возвращении пассажиров. Аллейн убрал картину в чемодан, а чемодан поставил на прежнее место у стенки. Он открыл дверь, закрыл свою рабочую сумку, вынул карманную лупу, сел на койку и стал ждать.
Ждать ему пришлось недолго. Первым спустился мистер Лазенби. Остановившись у дверей, он заглянул в каюту и проворковал: «Работаем?»
— Обычная процедура, сэр. Формальности.
— Ох уж эти формальности! — игриво воскликнул Лазенби. — Ваш брат всегда на них ссылается. Формальности!
— Иногда мне кажется, что это единственное, чем мы занимаемся.
— Да что вы говорите? Впрочем, не буду надоедать вам вопросами. Бедная женщина! Бедняжка! Она несчастливой была, мистер Аллейн.
— Да?
— Неустойчивая психика. Нам, священникам, нередко приходится встречаться с людьми этого типа. Ей, бедняжке, очень не хватало дружеской поддержки, особенно сейчас, когда на её долю, кажется, выпали какие-то тяжёлые испытания.
— Если я правильно вас понял, мистер Лазенби, вы считаете, что это самоубийство?
— Боюсь, что так.
— А как же эти сообщения, полученные после её смерти?
— Я не смею претендовать на глубокое знание таких вопросов, но, как священнику, мне приходится сталкиваться с подобными явлениями. Эти несчастные порой ведут себя весьма странно: она могла даже заранее сама организовать все эти звонки и телеграммы, чтобы возбудить к себе повышенный интерес.
— Это любопытное предположение, сэр.
— Ваше дело — принять его или нет, — скромно заметил Лазенби. — Мне не следовало бы проявлять любопытство, — добавил он, — но скажите, вы действительно надеетесь, что все эти ваши формальности помогут пролить свет на дело?
— Нам бы хотелось выяснить, возвращалась ли она ночью в каюту, — объяснил Аллейн. — Но, откровенно говоря, выяснить это практически невозможно.
— Ну что ж, добро. Желаю удачи, — сказал мистер Лазенби и удалился.
Почти сразу вслед за ним в каюту вошли Хьюсоны и мистер Поллок.
Первой вошла мисс Хьюсон. Её малоподвижная физиономия выражала гнев, в той степени, в какой была способна выразить. Аллейн встал.
— Простите, но мне казалось, что эта каюта предоставлена в наше пользование, — сказала мисс Хьюсон.
— Вы можете убедиться в том, — ответил Аллейн, — что все на месте.
Мистер Хьюсон буркнул из-за плеча сестры, что не в этом дело, а мистер Поллок пробормотал что-то об ордере на обыск.
Впрочем, все они сразу утихли, когда Аллейн, объясняя им своё вторжение, заметил вскользь, что, как и мистер Лазенби, он придерживается версии о самоубийстве. Аллейн заговорил о находке Хьюсонов и сказал, что, по мнению его жены, это, возможно, работа Констебля. Поступаясь правдой, он заявил, что у него нет опыта расследований в области подделки картин, но, добавил он, холст, кажется, не следует трогать, прежде чем его осмотрят эксперты, и поэтому он боится, не слишком ли поторопились его жена и Бард, протерев поверхность маслом. Ему очень бы хотелось посмотреть картину; будь у него достаточно средств, он стал бы коллекционером.
Как только он затронул вопрос а картине, стало очевидно, что Хьюсоны не хотят, чтобы он её увидел. Заметив это, Аллейн прямо заявил: «Мне бы хотелось взглянуть на вашего Констебля!»
Мисс Хьюсон явно нехотя направилась в каюту, как вдруг её брат неожиданно выпалил: «Подумайте только, какая обида. Это надо же, сестрёнка!»
Мисс Хьюсон посмотрела на него, и по её взгляду Аллейн понял, что она не имеет ни малейшего представления, о чем говорит брат, но пытается ему подыграть.
Мистер Хьюсон с сияющей улыбкой повернулся к Аллейну.
— Это надо же, — повторил он, — такая незадача: мы её отправили посылкой на наш лондонский адрес за полчаса до того, как отплыли из Кроссдайка.
— Да что вы? Это и в самом деле обидно, — сказал Аллейн.
3
— Странно все это, — заметил Тиллотсон.
— Настолько странно, что я запер каюту, оставил ключ у себя и постарался удостовериться, что второго ключа нет. Пусть уж Хьюсоны не сетуют. Кроме того, я решил встретиться с Джо Бэгом, старьёвщиком из Толларка. Пожалуй, вам бы стоило поехать со мной, Берт, — добавил Аллейн, уже выяснивший у Фокса имя Тиллотсона.
— А он-то тут при чем?
— Объясню по дороге. Только предупредите постовых у шлюза: пусть задерживают все, что пассажиры «Зодиака» будут отправлять на почту. И пусть следят во все глаза, чтобы ничего не сбрасывали за борт; в уборную холст не спустишь — слишком велик, а если выбросят в иллюминатор, думаю, картина не затонет. Но все же лучше пусть следят. Мы поедем на вашей машине.
Они покинули окутанный туманом «Зодиак» и помчались по констеблевским местам. На перекрёстке им отдал честь полицейский на мотоцикле.
— Мой парень, — сказал Тиллотсон.
— И все-таки я неспокоен. Вы совершенно уверены, что этот тип не сможет куда-нибудь удрать?
— Трое моих ребят дежурят на перекрёстках, двое — у шлюза. Могу поручиться, что с теплохода сегодня никто не сойдёт.
— Да, пожалуй. Ну что ж, поспешим. Подъехав к Паромной улице, они вышли из машины и направились к лавке Джо Бэга, в точности повторяя маршрут, которым шла в тот вечер Трои.
— Там у них форменная свалка, — рассказывал Тиллотсон, — но для владельца такой лавчонки он вполне порядочный человек. Он приехал сюда с юга и купил это хозяйство, когда умер предыдущий владелец. У полиции к нему претензий нет, но вообще-то он штучка,
Владения Джо Бэга состояли из коттеджа, пристройки с навесом и дворика, частично прикрытого аркой, сложенной из кусков жести и линолеума. Ведущая во двор калитка была на замке. Сквозь щель в заборе можно было разглядеть разбросанные там и сям предметы, перепродажей которых занимался Бэг.
— Он, наверно, спит, — сказал Тиллотсон. — Здесь рано ложатся.
— Так разбудим его, — сказал Аллейн и дёрнул за шнур от звонка. Где-то в доме прозвенел колокольчик, но никто не отозвался. Тиллотсон забарабанил в дверь.
— Ежели вы не хотите попасть в полицию, — гаркнули из дома, — лучше катитесь отсюда. Помяните моё слово, я вам когда-нибудь шею сверну.
— Это я, Джо, — заорал Тиллотсон в замочную скважину, — Тиллотсон. Из полиции! Выйди-ка к нам на минутку.
— Кто, кто?
— Тиллотсон из полиции Толларка.
За грязным окошком вспыхнул свет, послышались шаркающие шаги, потом скрежет ключей и засовов. Дверь со скрипом отворилась, и перед ними предстал маленький неопрятный человечек в пижаме и неописуемом пальто.
— В чем дело? — жалобно сказал он. — Я уже спать ложился. Чего вам надо?
— Мы ненадолго, Джо. Впусти нас минуты на две.
— Ну что ж, идите в лавку, — сказал Бэг и захлопнул за ними дверь.
— Джо, — начал Тиллотсон, — это старший инспектор Аллейн из уголовно-следственного отдела. Он надеется, что ты сумеешь нам помочь.
— Вам помочь! Приходят к человеку в дом и просят, чтобы он помог полиции! — возмутился Бэг. — Любому дураку известно, как это нужно понимать…
— Да нет, послушай, Джо… Но тут вмешался Аллейн:
— Мистер Бэг, я уверяю вас, что к вам у нас нет никаких претензий. Дело в том, что нас интересует картина, которую у вас вчера купили американцы, брат и сестра. У нас есть основания полагать…
— Только не вздумайте пришивать мне скупку краденого. Этот номер не пройдёт!
— Да вовсе нет. Выслушайте же меня. У нас есть основания считать, что картину вам подсунули, и я хотел бы выяснить, возможно ли это?
— Подсунули? Да вы что, шутите?
— Ничуть. Если вы помните, та дама нашла у вас в буфете грязный, перевязанный бечёвкой рулон, в котором был и этот холст, и разные вырезки. Вы сказали, что впервые все это видите, и, не глядя, отдали её находку за десять шиллингов. Так что вас никто ни в чем не собирается подозревать и обвинять.
— Вы хотите сказать, — дрогнувшим голосом спросил Бэг, — что она нашла у нас что-то стоящее?
— Картина может оказаться очень ценной, а может быть, это подделка.
— Ах, черт возьми!
— Меня интересует вот что: вы не вспомните, видели ли вы этот рулон раньше?
— Нет, не видел, точно не видел.
— А вы когда-нибудь открывали этот буфет после того, как его купили?
— Нет, мистер, по честному говорю, не открывал.
— Можно на него взглянуть?
Бэг, ворча, повёл их во дворик, где плесневели худшие образчики его товаров. Буфет был огромный, и Аллейну с трудом удалось открыть невероятно скрипучую дверцу.
— Эта баба всюду совала свой нос, — сообщил Джо Бэг. — Все ей надо было увидеть. Замучилась с этой дверцей, а все же открыла.
— А за дверцей рулон лежит?
— Да, мистер, это точно. Но вот только три дня назад он тут не лежал.
— Что?
— Не стану вас обманывать, сэр. Моя старуха говорит, что в понедельник его там не было. Она сказала мне, когда ушли те янки, что, мол, в понедельник заглядывала в буфет, и не было там ничего.
— Что же ты нам сразу не сказал-то, Джо? — возмутился Тиллотсон.
— А вы меня только спросили, открывал ли я буфет. Я честно ответил, что нет. Что же вам ещё!
— Ну ладно, ладно, Джо. Это все, что мы хотели выяснить.
— Не совсем, — вмешался Аллейн. — Скажите-ка, мистер Бэг, вы не догадываетесь, как этот рулон мог там оказаться? У вас нет ученика? Какого-нибудь мальчика?
— Не говорите мне о мальчиках: они только и делают, что дубасят и звонят к нам в дверь.
— Скажите, а калитка днём не запирается?
— Нет.
— А много ли народу побывало у вас во дворе за последние два дня?
Как выяснилось, народу там побывало немного, поскольку покупатели обычно заходили в лавку, а не во двор. То, что стояло во дворе, не привлекало внимания. Но если бы кто захотел, то он, конечно, мог туда зайти даже без ведома мистера Бэга.
— Скажите, а ваша жена?…
— Жена? Ещё чего! Это моя мамаша! И в тот же миг из домика донёсся скрипучий женский голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18