– Да, Фенелла?– Вообще-то они все такие, – сказала Фенелла. – Я говорю об их поколении. Мой отец – сплошные эмоции, а уж тетя Дези по этой части любого за пояс заткнет. Они все в дедушку пошли.– Все, кроме Томаса.– Да, кроме него. Знаете, миссис Аллен, по-моему, если одно поколение чрезмерно чувствительное и экзальтированное, то следующее вырастает совсем другим. Как вы думаете? Вот, например, мы с Полем. Нас ничем не прошибешь. Верно, Поль?Агата повернулась к Полю. Он не отрываясь смотрел на свою кузину. Его темные брови были нахмурены, губы – плотно сжаты. Во взгляде светилось безграничное, торжественное благоговение. «Да он же в нее влюблен», – подумала Агата. II Интерьер замка более чем оправдывал ожидания, рождавшиеся при виде его чудовищного фасада. Агате предстояло узнать, что слово «Большой» было в Анкретоне самым расхожим определением. Там имелись Большая западная роща, Большая галерея, Большая башня. Пройдя через Большой подъемный мост над высохшим рвом, ныне превращенным в огород, Агата, Фенелла и Поль вошли в Большой зал.Здесь неистощимый в своей изобретательности архитектор игриво поупражнялся на темы Елизаветинской эпохи. В Большом зале были щедро представлены и причудливая резьба по дереву, и цветные витражи с гербом Анкредов, и геральдические эмблемы других знатных семейств, предположительно связанных с Анкредами родством. Среди этого великолепия резвилась разнообразная мифологическая живность, ну а там, где геральдика и мифология исчерпывали свои возможности, в ход шла религиозная символика: зубчатые крестики-якоря Анкредов, легкомысленно нарушая табель о рангах, соседствовали с ключами святого Петра и с крестом Иоанна Предтечи.Напротив входной двери в глубине зала тянулись украшенные знаменами резные хоры – Галерея менестрелей. Под ней на стене, сплошь покрытой лепным узором, и предполагается повесить портрет, объяснила Фенелла. При дневном свете, как сразу поняла Агата, испещренный разноцветными бликами от витражей, он будет похож на головоломку. Вечером, по словам Поля, его должны освещать четыре яркие лампы, специально для этой цели укрепленные под Галереей.В зале и без того уже висело немало портретов; больше всего Агату поразило огромное полотно над камином, изображавшее кого-то из Анкредов в образе морехода восемнадцатого века: он указывал шпагой на расколовшую небо молнию, причем с таким видом, будто сотворил ее собственноручно. Под этим шедевром, греясь у камина, сидел в необъятном кресле Седрик.– Багажом занимаются. – Он выкарабкался из кресла и встал. – Лошадь повел на конюшню кто-то из Младших Долгожителей. Краски дражайшей миссис Аллеи уже отправлены наверх, в ее неприступную заоблачную обитель. Сядьте же, миссис Аллен, прошу вас. Вы, конечно, безмерно устали. Моя мама сейчас сюда придет. Явление Старца назначено на восемь тридцать. Времени у нас еще много, мы можем приятно расслабиться. Я дал указания Старшему Долгожителю, он уже несет нам выпить. Кстати, позвольте от имени нашей ненормальной семьи поздравить вас с прибытием в Домик-пряник.– Может быть, сначала посмотрите вашу комнату? – спросила Фенелла.– Хочу предупредить, что в эту экскурсию войдет еще одно изнурительное восхождение, а также долгий пеший переход, – сообщил Седрик. – Фенелла, куда ее определили?– В «Сиддонс Сара Кембл Сиддонс (1755–1831) – великая английская актриса.
».– Примите мое глубочайшее сочувствие, хотя, конечно, «Сиддонс» – это наиболее приличный вариант. Над умывальником там висит гравюра с портретом этой патологически мускулистой актрисы в роли леди Макбет – я не ошибаюсь, Фенелла? Сам я живу в «Гаррике Дейвид Гаррик (1717–1779) – великий английский актер.
», где чуть повеселее, особенно когда у крыс брачный сезон. А вот и Старший Долгожитель. Прежде чем отправиться в полярную экспедицию, вы обязаны для храбрости выпить.Древний старик слуга шел к ним через зал с подносом, уставленным рюмками и бутылками.– Баркер, ты весенний цветок, что радует глаз после долгой зимы, – пробормотал Седрик.– Спасибо, мистер Седрик, – отозвался старик. – Мисс Фенелла, сэр Генри шлет привет и надеется иметь счастье отужинать вместе со всеми. Сэр Генри просил также узнать, хорошо ли доехала миссис Аллен?Возможно, ей тоже следовало передать сэру Генри какие-нибудь любезные слова, но Агата не была в этом уверена и потому просто сказала, что доехала хорошо. Впервые пробудившись от своей обычной вялости, Седрик начал довольно бодро готовить коктейли.– В Домике-прянике есть лишь один уголок, где ни к чему не придерешься. Это винный погреб, – сказал он. – Баркер, благодарю тебя от всего сердца. В сравнении с тобой даже быстроногий Ганимед показался бы черепахой.– Знаешь, Седрик, эти твои шуточки насчет Баркера вовсе не кажутся мне верхом остроумия, – заметил Поль. когда старик дворецкий ушел.– Да что ты, Поль? Не может быть! Ты меня огорчил.– Баркер уже глубокий старик, и он очень нам предан, – быстро сказала Фенелла.Седрик метнул в своих родственников откровенно злобный взгляд.– О, какие средневековые сантименты! – прошипел он. – Noblesse oblige Благородство обязывает (франц.).
– и так далее. Ах ты, боже мой!К облегчению Агаты эта сцена была прервана появлением полной улыбающейся женщины, вошедшей в зал через одну из боковых дверей, за которой Агата успела разглядеть просторную, казенного вида гостиную.– Это моя мамочка, – томно махнув рукой, сказал Седрик.Миссис Миллеман Анкред отличалась крепким сложением и очень белой кожей. Ее блеклые волосы были тщательно уложены в прическу, похожую на парик. Агате подумалось, что Миллеман напоминает хозяйку небольшого, но весьма дорогого пансиона или директрису частной школы. Голос у нее был необычайно низкий, а руки и ноги – необычайно большие. По сравнению с Седриком, рот у Миллеман был широкий, но глаза и подбородок достались сыну явно от нее. Одета она была в добротную, без затей блузку, вязаную кофту и темную юбку. Руку Агате миссис Миллеман Анкред пожала крепко и сердечно. В общем, солидная женщина.– Очень рада, что вы решили приехать, – сказала она. – Мой свекор в восторге. Что ж, теперь хоть займет себя чем-нибудь, развлечется.Седрик трагически застонал.– Милли, деточка! – воскликнул он. – Ты бы сначала подумала! – И, повернувшись к Агате, страдальчески скривил лицо.– Я что-нибудь не то сказала? – удивилась его мать. – Очень на меня похоже. – И весело засмеялась.– Нет-нет, что вы! – торопливо успокоила ее Агата, оставив без внимания сочувственные гримасы Седрика. – Я надеюсь, что сеансы не утомят сэра Генри.– Да он как только устанет, сам вам скажет, – заверила ее Миллеман, и у Агаты неприятно заныло под ложечкой, когда она подумала, что должна будет за две недели написать портрет шесть на четыре, имея дело с человеком, который в любую минуту может решительно заявить, что устал позировать.– Все! Хватит о делах! – проверещал Седрик. – Коктейли готовы.Они расположились вокруг камина: Поль и Фенелла сели на софу, Агата устроилась напротив них, а Миллеман поместила себя в высокое кресло. Придвинув вплотную к нему мягкую козетку, Седрик улегся на нее, повернулся на бок и оперся локтем о колени матери. Поль и Фенелла глядели на него с плохо скрываемым омерзением.– Чем ты был эти дни занят? – Миллеман положила свою массивную белую руку на плечо сыну.– Ах, куча всяких нудных дел, – вздохнул он и потерся щекой о ее пальцы. – Расскажи, что у нас намечается? Ужасно хочется как-нибудь развеяться, повеселиться. Ой, давайте устроим пирушку в честь миссис Аллен! Ну пожалуйста! – Он повернулся к Агате. – Вам ведь будет приятно, правда? Скажите, что да. Я вас умоляю!– Я приехала работать. – Из-за него Агата чувствовала себя неловко и сказала это довольно резко. «Черт! Миллеман, чего доброго, решит, что я принимаю его всерьез», – подумала она.Но Миллеман снисходительно засмеялась.– Миссис Аллен останется у нас на день рождения, – сказала она. – Как и ты, дорогой, если сможешь пробыть здесь десять дней. Ты ведь останешься, да?– Хорошо, – капризно ответил он. – Мне все равно негде работать, мой кабинет сейчас прихорашивают, и я привез все это занудство с собой. Да, но день рождения!.. Тоска будет смертная! Милли, деточка, вынести еще один день рождения, боюсь, это выше моих сил.– Дерзкий маленький негодник, – ласково пробасила она.– Давайте еще выпьем, – громко предложил Поль.– Кто сказал «выпьем»? – раздалось с Галереи. – Тогда и мне рюмашечку! Бегу-бегу.– О боже! – прошептал Седрик. – Соня! III В зале тем временем стемнело, и своим первым появлением Соня Оринкорт вызвала у Агаты ассоциацию с призраком: в дальнем конце зала с Галереи менестрелей, порхая, спускалось нечто белое и воздушное. Продвижение призрака сопровождалось каким-то прищебетыванием и подчирикиванием. Когда Соня просеменила на середину зала, Агата увидела, что она облачена в одеяние, которое даже во втором акте музыкального бурлеска сразило бы зрителей наповал. Наверно, выражение «появиться в неглиже» подразумевает именно такой туалет, подумалось Агате.– Ой, умру – не встану! – пропищала мисс Оринкорт. – Только посмотрите, кто к нам приехал! Седди! – Она протянула Седрику обе руки.– Ты ослепительно выглядишь, Соня! – воскликнул он и взял ее руки в свои. – Откуда это роскошное платье?– Да что ты, лапочка, ему уже сто лет. Ой, простите, – изогнув стан, мисс Оринкорт поглядела на Агату. – Я вас не увидела.Миллеман холодно представила ее Агате. Фенелла и Поль встали с софы, и мисс Оринкорт плюхнулась на их место. Раскинув руки в стороны, она быстро зашевелила пальцами.– Скорей! Скорей! Скорей! – закричала она по-детски капризно. – Соня хосет люмоську!Ее светлые, почти белые волосы челкой закрывали лоб, а сзади падали на плечи волной шелковистых нитей. «Будто водоросли в аквариуме», – подумала Агата. Глаза у нее были круглые, как блюдца, с загнутыми черными ресницами. Когда она улыбалась, пухлая верхняя губка плоско натягивалась, уголки рта заворачивались книзу, и две тонкие черточки, намечая борозды будущих морщин, устремлялись к подбородку. Кожа у нее была белая и упругая, как лепестки камелии. Соня поражала своей внешностью, и, глядя на эту молодую женщину, Агата почувствовала себя заурядной дурнушкой. «Вот кого бы писать обнаженной, – подумала она. – Интересно, не была ли Соня прежде натурщицей? Такое впечатление, что была».Мисс Оринкорт и Седрик меж тем углубились в неправдоподобно оживленный разговор о какой-то ерунде. Фенелла и Поль отошли подальше, и Агата осталась в обществе Миллеман, которая принялась рассказывать, как трудно вести хозяйство в большом доме. На коленях у Миллеман лежал широченный кусок ткани: не отрываясь от беседы, она вышивала на нем орнамент, повергший Агату в оцепенение своей чудовищной цветовой гаммой и вульгарностью линий. Похожие на червяков загогулины, подчиняясь прихотливой фантазии Миллеман, переплетались и душили друг друга. На ткани не было оставлено ни одного свободного места, и ни один узор не был доведен до логического конца. Время от времени Миллеман замолкала и с довольным видом разглядывала свое произведение.– Мне еще повезло, – монотонно говорила она. – У меня и кухарка есть, и пять горничных, и Баркер. Но все они старики, и многие попали в Анкретон из других домов, от наших родственников. Моя золовка Полина (та, которая миссис Кентиш) во время эвакуации бросила свой дом и недавно переехала к нам вместе с двумя горничными. Дездемона – то же самое: в основном живет теперь в Анкретоне. И перевезла сюда свою старую няньку. А Баркер и остальные служат у нас с самого начала. Но все равно трудно, даже сейчас, когда западное крыло отдали под школу. В прежние времена было, конечно, другое дело, – добавила она с оттенком самодовольства. – Слуг в доме было хоть отбавляй.– А они между собой ладят? – рассеянно спросила Агата. Она наблюдала за Седриком и мисс Оринкорт. Видимо, уже определив тактику, Седрик твердо решил обворожить Соню, и на софе шел бойкий, хотя и стопроцентно искусственный, флирт. Сейчас они о чем-то шептались.– Если бы! – огорченно вздохнула Миллеман. – Ссорятся постоянно. – И совершенно неожиданно добавила: – Не зря же говорят, каков поп, таков и приход – правильно?Агата подняла на нее глаза. Миллеман широко улыбалась ничего не выражающей улыбкой. «У них это фамильное, – подумала Агата, – скажут что-нибудь этакое, а ты не знаешь, как ответить».В зал вошла Полина и направилась к Фенелле и Полю. Держалась она очень решительно; в улыбке, которой она одарила Фенеллу, ясно читалось: «Можешь быть свободна».– Дорогой мой, – обратилась Полина к сыну. – Я тебя всюду ищу.Фенелла тотчас отошла в сторону. Движением, исполненным монаршего величия, Полина поднесла к глазам лорнет и вперила взгляд в Соню, которая уже растянулась на софе во весь рост. Седрик, пристроившись на подлокотнике, сидел у ее ног.– Я принесу тебе стул, мама, – поспешно сказал Поль.– Спасибо, милый. – Полина переглянулась с Миллеман. – Я с удовольствием сяду. Нет-нет, миссис Аллен, не вставайте, прошу вас. Вы очень любезны. Благодарю тебя, Поль.– Мы с Нуф-Нуфом сегодня придумали шикарное развлечение, – весело сообщила Соня. – Перебирали всякие старинные драгоценности. – Она потянулась и негромко зевнула.«Нуф-Нуф? – Агата была в недоумении. – Что еще за Нуф-Нуф?»Заявление мисс Оринкорт было встречено зловещим молчанием.– Он в восторге, что с него картину нарисуют, – добавила Соня. – Так доволен, убиться можно!С достоинством повернув корпус, Полина расширила поле обзора и ввела в него Миллеман.– Ты сегодня видела папочку? – спросила она не то что сердечно, но как бы намекая, что пора объединить силы против общего врага.– В четыре часа я, как обычно, поднялась к нему проверить, все ли в порядке, но… – Миллеман поглядела на мисс Оринкорт. – Но он был занят.– Тю! – выдохнула Полина, сложила руки «домиком» и закрутила большими пальцами, словно что-то наматывая.Миллеман на этот раз не засмеялась, а лишь коротко хохотнула и повернулась к Агате.– Не знаю, все ли Томас объяснил вам про портрет, – бодро сказала она. – Мой свекор хочет, чтобы вы писали его в нашем маленьком театре. Задник там уже повешен, а поставить освещение вам поможет Поль. Папочка хочет начать завтра в одиннадцать утра и, если у него хватит сил, будет каждый день позировать час утром и час после обеда.– Надо нарисовать Нуф-Нуфа верхом на коне, – сказала мисс Оринкорт. – Будет потрясающе.– Позу сэр Генри, разумеется, выберет сам, – не удостоив Соню взглядом, заявила Миллеман.– Но, тетя Милли, – покраснев, вмешался Поль. – Миссис Аллен как художнику, вероятно, лучше знать… то есть, я хочу сказать… вам не кажется, что?..– Вот именно, тетя Милли, – поддержала его Фенелла.– Да, Милли, право же, – заговорил Седрик. – Я абсолютно согласен. Прошу тебя, Милли… И вы, тетя Полина, и ты, Соня, мой ангел… Умоляю вас, не забывайте, что миссис Аллен… О, боже мой, заклинаю вас, думайте, что вы говорите!– Мне будет очень интересно выслушать соображения сэра Генри, – сказала Агата.– Очень мило с вашей стороны, – кивнула Полина. – Кстати, Миллеман, я забыла сказать, что мне звонила Дези. Она приедет на день рождения.– Спасибо, что предупредила, – с плохо скрытой досадой отозвалась Миллеман.– У меня совсем вылетело из головы, тетя Милли. Моя мама тоже приедет, – сказала Фенелла.– Что ж, – Миллеман слегка улыбнулась, – теперь хотя бы буду знать.– И Дженетта приедет? Невероятно! – Полина подняла брови. – По-моему, она не заглядывала в Анкретон года два. Надеюсь, ее не смутит наш спартанский быт и теснота.– Учитывая, что она живет сейчас в маленькой двухкомнатной квартире, – запальчиво начала Фенелла, но сдержалась. – Мама просила передать, что, если ожидается слишком много гостей, она не рискнет обременять вас своим присутствием.– Я могу переехать из «Бернар Сара Бернар (1844–1923) – великая французская актриса.
» в «Брейсгердл Анн Брейсгердл (16337–1748) – знаменитая английская актриса.
», – предложила Полина. – Пожалуйста, я перееду.– Ни в коем случае, Полина, – возразила Миллеман. – В «Брейсгердл» страшный холод и потолок течет. А кроме того, там крысы – Дездемона в прошлый раз очень жаловалась. Я велела Баркеру насыпать там отравы, но он куда-то ее задевал. Пока он ее не найдет, о «Брейсгердл» надо забыть.– Мама может пожить со мной в «Дузе Элеонора Дузе (1859–1924) – великая итальянская актриса.
», – пробормотала Фенелла. – Мы обе будем только рады, и дров меньше уйдет.– Боже мой, о чем ты говоришь?! – хором воскликнули Полина и Миллеман.– Миссис Аллен, я пойду наверх переодеваться, – громко сказала Фенелла. – Хотите посмотреть вашу комнату?– Спасибо, – Агата постаралась не выдать своей радости. – Я пойду с вами, спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
».– Примите мое глубочайшее сочувствие, хотя, конечно, «Сиддонс» – это наиболее приличный вариант. Над умывальником там висит гравюра с портретом этой патологически мускулистой актрисы в роли леди Макбет – я не ошибаюсь, Фенелла? Сам я живу в «Гаррике Дейвид Гаррик (1717–1779) – великий английский актер.
», где чуть повеселее, особенно когда у крыс брачный сезон. А вот и Старший Долгожитель. Прежде чем отправиться в полярную экспедицию, вы обязаны для храбрости выпить.Древний старик слуга шел к ним через зал с подносом, уставленным рюмками и бутылками.– Баркер, ты весенний цветок, что радует глаз после долгой зимы, – пробормотал Седрик.– Спасибо, мистер Седрик, – отозвался старик. – Мисс Фенелла, сэр Генри шлет привет и надеется иметь счастье отужинать вместе со всеми. Сэр Генри просил также узнать, хорошо ли доехала миссис Аллен?Возможно, ей тоже следовало передать сэру Генри какие-нибудь любезные слова, но Агата не была в этом уверена и потому просто сказала, что доехала хорошо. Впервые пробудившись от своей обычной вялости, Седрик начал довольно бодро готовить коктейли.– В Домике-прянике есть лишь один уголок, где ни к чему не придерешься. Это винный погреб, – сказал он. – Баркер, благодарю тебя от всего сердца. В сравнении с тобой даже быстроногий Ганимед показался бы черепахой.– Знаешь, Седрик, эти твои шуточки насчет Баркера вовсе не кажутся мне верхом остроумия, – заметил Поль. когда старик дворецкий ушел.– Да что ты, Поль? Не может быть! Ты меня огорчил.– Баркер уже глубокий старик, и он очень нам предан, – быстро сказала Фенелла.Седрик метнул в своих родственников откровенно злобный взгляд.– О, какие средневековые сантименты! – прошипел он. – Noblesse oblige Благородство обязывает (франц.).
– и так далее. Ах ты, боже мой!К облегчению Агаты эта сцена была прервана появлением полной улыбающейся женщины, вошедшей в зал через одну из боковых дверей, за которой Агата успела разглядеть просторную, казенного вида гостиную.– Это моя мамочка, – томно махнув рукой, сказал Седрик.Миссис Миллеман Анкред отличалась крепким сложением и очень белой кожей. Ее блеклые волосы были тщательно уложены в прическу, похожую на парик. Агате подумалось, что Миллеман напоминает хозяйку небольшого, но весьма дорогого пансиона или директрису частной школы. Голос у нее был необычайно низкий, а руки и ноги – необычайно большие. По сравнению с Седриком, рот у Миллеман был широкий, но глаза и подбородок достались сыну явно от нее. Одета она была в добротную, без затей блузку, вязаную кофту и темную юбку. Руку Агате миссис Миллеман Анкред пожала крепко и сердечно. В общем, солидная женщина.– Очень рада, что вы решили приехать, – сказала она. – Мой свекор в восторге. Что ж, теперь хоть займет себя чем-нибудь, развлечется.Седрик трагически застонал.– Милли, деточка! – воскликнул он. – Ты бы сначала подумала! – И, повернувшись к Агате, страдальчески скривил лицо.– Я что-нибудь не то сказала? – удивилась его мать. – Очень на меня похоже. – И весело засмеялась.– Нет-нет, что вы! – торопливо успокоила ее Агата, оставив без внимания сочувственные гримасы Седрика. – Я надеюсь, что сеансы не утомят сэра Генри.– Да он как только устанет, сам вам скажет, – заверила ее Миллеман, и у Агаты неприятно заныло под ложечкой, когда она подумала, что должна будет за две недели написать портрет шесть на четыре, имея дело с человеком, который в любую минуту может решительно заявить, что устал позировать.– Все! Хватит о делах! – проверещал Седрик. – Коктейли готовы.Они расположились вокруг камина: Поль и Фенелла сели на софу, Агата устроилась напротив них, а Миллеман поместила себя в высокое кресло. Придвинув вплотную к нему мягкую козетку, Седрик улегся на нее, повернулся на бок и оперся локтем о колени матери. Поль и Фенелла глядели на него с плохо скрываемым омерзением.– Чем ты был эти дни занят? – Миллеман положила свою массивную белую руку на плечо сыну.– Ах, куча всяких нудных дел, – вздохнул он и потерся щекой о ее пальцы. – Расскажи, что у нас намечается? Ужасно хочется как-нибудь развеяться, повеселиться. Ой, давайте устроим пирушку в честь миссис Аллен! Ну пожалуйста! – Он повернулся к Агате. – Вам ведь будет приятно, правда? Скажите, что да. Я вас умоляю!– Я приехала работать. – Из-за него Агата чувствовала себя неловко и сказала это довольно резко. «Черт! Миллеман, чего доброго, решит, что я принимаю его всерьез», – подумала она.Но Миллеман снисходительно засмеялась.– Миссис Аллен останется у нас на день рождения, – сказала она. – Как и ты, дорогой, если сможешь пробыть здесь десять дней. Ты ведь останешься, да?– Хорошо, – капризно ответил он. – Мне все равно негде работать, мой кабинет сейчас прихорашивают, и я привез все это занудство с собой. Да, но день рождения!.. Тоска будет смертная! Милли, деточка, вынести еще один день рождения, боюсь, это выше моих сил.– Дерзкий маленький негодник, – ласково пробасила она.– Давайте еще выпьем, – громко предложил Поль.– Кто сказал «выпьем»? – раздалось с Галереи. – Тогда и мне рюмашечку! Бегу-бегу.– О боже! – прошептал Седрик. – Соня! III В зале тем временем стемнело, и своим первым появлением Соня Оринкорт вызвала у Агаты ассоциацию с призраком: в дальнем конце зала с Галереи менестрелей, порхая, спускалось нечто белое и воздушное. Продвижение призрака сопровождалось каким-то прищебетыванием и подчирикиванием. Когда Соня просеменила на середину зала, Агата увидела, что она облачена в одеяние, которое даже во втором акте музыкального бурлеска сразило бы зрителей наповал. Наверно, выражение «появиться в неглиже» подразумевает именно такой туалет, подумалось Агате.– Ой, умру – не встану! – пропищала мисс Оринкорт. – Только посмотрите, кто к нам приехал! Седди! – Она протянула Седрику обе руки.– Ты ослепительно выглядишь, Соня! – воскликнул он и взял ее руки в свои. – Откуда это роскошное платье?– Да что ты, лапочка, ему уже сто лет. Ой, простите, – изогнув стан, мисс Оринкорт поглядела на Агату. – Я вас не увидела.Миллеман холодно представила ее Агате. Фенелла и Поль встали с софы, и мисс Оринкорт плюхнулась на их место. Раскинув руки в стороны, она быстро зашевелила пальцами.– Скорей! Скорей! Скорей! – закричала она по-детски капризно. – Соня хосет люмоську!Ее светлые, почти белые волосы челкой закрывали лоб, а сзади падали на плечи волной шелковистых нитей. «Будто водоросли в аквариуме», – подумала Агата. Глаза у нее были круглые, как блюдца, с загнутыми черными ресницами. Когда она улыбалась, пухлая верхняя губка плоско натягивалась, уголки рта заворачивались книзу, и две тонкие черточки, намечая борозды будущих морщин, устремлялись к подбородку. Кожа у нее была белая и упругая, как лепестки камелии. Соня поражала своей внешностью, и, глядя на эту молодую женщину, Агата почувствовала себя заурядной дурнушкой. «Вот кого бы писать обнаженной, – подумала она. – Интересно, не была ли Соня прежде натурщицей? Такое впечатление, что была».Мисс Оринкорт и Седрик меж тем углубились в неправдоподобно оживленный разговор о какой-то ерунде. Фенелла и Поль отошли подальше, и Агата осталась в обществе Миллеман, которая принялась рассказывать, как трудно вести хозяйство в большом доме. На коленях у Миллеман лежал широченный кусок ткани: не отрываясь от беседы, она вышивала на нем орнамент, повергший Агату в оцепенение своей чудовищной цветовой гаммой и вульгарностью линий. Похожие на червяков загогулины, подчиняясь прихотливой фантазии Миллеман, переплетались и душили друг друга. На ткани не было оставлено ни одного свободного места, и ни один узор не был доведен до логического конца. Время от времени Миллеман замолкала и с довольным видом разглядывала свое произведение.– Мне еще повезло, – монотонно говорила она. – У меня и кухарка есть, и пять горничных, и Баркер. Но все они старики, и многие попали в Анкретон из других домов, от наших родственников. Моя золовка Полина (та, которая миссис Кентиш) во время эвакуации бросила свой дом и недавно переехала к нам вместе с двумя горничными. Дездемона – то же самое: в основном живет теперь в Анкретоне. И перевезла сюда свою старую няньку. А Баркер и остальные служат у нас с самого начала. Но все равно трудно, даже сейчас, когда западное крыло отдали под школу. В прежние времена было, конечно, другое дело, – добавила она с оттенком самодовольства. – Слуг в доме было хоть отбавляй.– А они между собой ладят? – рассеянно спросила Агата. Она наблюдала за Седриком и мисс Оринкорт. Видимо, уже определив тактику, Седрик твердо решил обворожить Соню, и на софе шел бойкий, хотя и стопроцентно искусственный, флирт. Сейчас они о чем-то шептались.– Если бы! – огорченно вздохнула Миллеман. – Ссорятся постоянно. – И совершенно неожиданно добавила: – Не зря же говорят, каков поп, таков и приход – правильно?Агата подняла на нее глаза. Миллеман широко улыбалась ничего не выражающей улыбкой. «У них это фамильное, – подумала Агата, – скажут что-нибудь этакое, а ты не знаешь, как ответить».В зал вошла Полина и направилась к Фенелле и Полю. Держалась она очень решительно; в улыбке, которой она одарила Фенеллу, ясно читалось: «Можешь быть свободна».– Дорогой мой, – обратилась Полина к сыну. – Я тебя всюду ищу.Фенелла тотчас отошла в сторону. Движением, исполненным монаршего величия, Полина поднесла к глазам лорнет и вперила взгляд в Соню, которая уже растянулась на софе во весь рост. Седрик, пристроившись на подлокотнике, сидел у ее ног.– Я принесу тебе стул, мама, – поспешно сказал Поль.– Спасибо, милый. – Полина переглянулась с Миллеман. – Я с удовольствием сяду. Нет-нет, миссис Аллен, не вставайте, прошу вас. Вы очень любезны. Благодарю тебя, Поль.– Мы с Нуф-Нуфом сегодня придумали шикарное развлечение, – весело сообщила Соня. – Перебирали всякие старинные драгоценности. – Она потянулась и негромко зевнула.«Нуф-Нуф? – Агата была в недоумении. – Что еще за Нуф-Нуф?»Заявление мисс Оринкорт было встречено зловещим молчанием.– Он в восторге, что с него картину нарисуют, – добавила Соня. – Так доволен, убиться можно!С достоинством повернув корпус, Полина расширила поле обзора и ввела в него Миллеман.– Ты сегодня видела папочку? – спросила она не то что сердечно, но как бы намекая, что пора объединить силы против общего врага.– В четыре часа я, как обычно, поднялась к нему проверить, все ли в порядке, но… – Миллеман поглядела на мисс Оринкорт. – Но он был занят.– Тю! – выдохнула Полина, сложила руки «домиком» и закрутила большими пальцами, словно что-то наматывая.Миллеман на этот раз не засмеялась, а лишь коротко хохотнула и повернулась к Агате.– Не знаю, все ли Томас объяснил вам про портрет, – бодро сказала она. – Мой свекор хочет, чтобы вы писали его в нашем маленьком театре. Задник там уже повешен, а поставить освещение вам поможет Поль. Папочка хочет начать завтра в одиннадцать утра и, если у него хватит сил, будет каждый день позировать час утром и час после обеда.– Надо нарисовать Нуф-Нуфа верхом на коне, – сказала мисс Оринкорт. – Будет потрясающе.– Позу сэр Генри, разумеется, выберет сам, – не удостоив Соню взглядом, заявила Миллеман.– Но, тетя Милли, – покраснев, вмешался Поль. – Миссис Аллен как художнику, вероятно, лучше знать… то есть, я хочу сказать… вам не кажется, что?..– Вот именно, тетя Милли, – поддержала его Фенелла.– Да, Милли, право же, – заговорил Седрик. – Я абсолютно согласен. Прошу тебя, Милли… И вы, тетя Полина, и ты, Соня, мой ангел… Умоляю вас, не забывайте, что миссис Аллен… О, боже мой, заклинаю вас, думайте, что вы говорите!– Мне будет очень интересно выслушать соображения сэра Генри, – сказала Агата.– Очень мило с вашей стороны, – кивнула Полина. – Кстати, Миллеман, я забыла сказать, что мне звонила Дези. Она приедет на день рождения.– Спасибо, что предупредила, – с плохо скрытой досадой отозвалась Миллеман.– У меня совсем вылетело из головы, тетя Милли. Моя мама тоже приедет, – сказала Фенелла.– Что ж, – Миллеман слегка улыбнулась, – теперь хотя бы буду знать.– И Дженетта приедет? Невероятно! – Полина подняла брови. – По-моему, она не заглядывала в Анкретон года два. Надеюсь, ее не смутит наш спартанский быт и теснота.– Учитывая, что она живет сейчас в маленькой двухкомнатной квартире, – запальчиво начала Фенелла, но сдержалась. – Мама просила передать, что, если ожидается слишком много гостей, она не рискнет обременять вас своим присутствием.– Я могу переехать из «Бернар Сара Бернар (1844–1923) – великая французская актриса.
» в «Брейсгердл Анн Брейсгердл (16337–1748) – знаменитая английская актриса.
», – предложила Полина. – Пожалуйста, я перееду.– Ни в коем случае, Полина, – возразила Миллеман. – В «Брейсгердл» страшный холод и потолок течет. А кроме того, там крысы – Дездемона в прошлый раз очень жаловалась. Я велела Баркеру насыпать там отравы, но он куда-то ее задевал. Пока он ее не найдет, о «Брейсгердл» надо забыть.– Мама может пожить со мной в «Дузе Элеонора Дузе (1859–1924) – великая итальянская актриса.
», – пробормотала Фенелла. – Мы обе будем только рады, и дров меньше уйдет.– Боже мой, о чем ты говоришь?! – хором воскликнули Полина и Миллеман.– Миссис Аллен, я пойду наверх переодеваться, – громко сказала Фенелла. – Хотите посмотреть вашу комнату?– Спасибо, – Агата постаралась не выдать своей радости. – Я пойду с вами, спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34