Комната с высоким потолком из-за столпившегося в ней народа казалась меньше, чем была на самом деле. Два эксперта-криминалиста в белых комбинезонах, точь-в-точь как у меня, и в плотно надвинутых капюшонах работали в кухне в дальнем конце квартиры, нанося алюминиевую пыль на все подряд и охотясь за отпечатками пальцев с сосредоточенностью истинных художников. Третий криминалист перебирал бумаги, разбросанные на грубом деревянном столе у окна с черными шторами. Судмедэксперт беседовал с мужчиной средних лет в брюках в обтяжку и без пиджака - со старшим инспектором Тони Макардлом.
В комнате было очень жарко, и в воздухе стоял запах крови - тяжелое зловоние, мигом проникшее в самые глубины моего мозга. Пришлось подавить внезапное желание развернуться и выйти вон.
Ковер на полу отсутствовал. Широкие дубовые доски были в кровавых пятнах, больших и малых. Гладкие оштукатуренные стены, некогда светло-голубые, теперь покрывали густые многоцветные завитушки, нанесенные из распылителя. В углу лежал матрас, застеленный белым ковриком, с грудой подушек. Рядом - дешевая вешалка из алюминиевых трубок, и на ней полным-полно платьев, джинсов, рубашек, а внизу две простые картонные коробки с укрепленными углами и веревочными ручками. Большие церковные свечи стояли по обе стороны каминной решетки кованого железа, выполненной в викторианском стиле, между ними громоздилась гора пыльных искусственных плодов. Стереостойка на полу, телевизора нет и в помине. По всему потолку развешены китайские фонарики, а в двух углах комнаты под потолком прицеплены веб-камеры, словно глазные яблоки на вершинах перевернутых пирамид. Свечи, китайские фонарики и роспись на стенах, вероятно, придавали этой комнате загадочный и праздничный вид, но теперь, в беспощадном свете прожекторов, она выглядела жуткой и убогой, точно пещера ведьмы на детском рисунке - подходящий фон для того, что помещалось в самом центре.
Кресло. Обычное складное кресло с сиденьем из литой пластмассы, на четырех косых металлических ножках. Такие выстраиваются рядами в муниципальных залах, в центрах досуга, в больничных приемных. Оно было выкрашено в серебро, и на серебряной краске кровь казалась черной. Две продолговатые лужицы крови в углублении сиденья и небольшая горка сгустившейся крови у передних ножек.
- Компьютеры здесь, - показал Варном. Тут Тони Макардл впервые заметил меня.
- Не лучший способ провести воскресенье, - объявил он. Макардл вырос в сердце лондонского правосудия, на Боу-стрит, - суровый человек из суровой части города. Он слыл честным и разумным руководителем. Бычья шея, легкая щетина, цветом напоминающая татуировку, темные невыразительные глаза, прилизанные черные волосы, старомодный стиль одежды. Рукава засучены, открывая взгляду мясистые ручищи. Под левой мышкой - «Глок-17» в наплечной кобуре. Белые бахилы и такие же виниловые перчатки, крепко затянутые на могучих запястьях. Пот поблескивал между винилом и кожей. Галстук Тони закинул за плечо, чтобы не испачкать в крови. Видимо, после того как жертву сфотографировали и занесли информацию в протокол, прежде чем ее унесли, Тони склонился и пристально ее осмотрел… Теперь его взгляд скользнул по мне. Если он и прочел лозунг на моей футболке под полупрозрачным пластико^бумажным комбинезоном, то виду не подал. Он стянул перчатки, скатал их и спросил:
- Полагаю, ты пришел за компьютером? Значит, вот ты где теперь, Джон? ИТУ?
- Т12, - уточнил я. - Мы полгода как поменяли название.
- Значит, Т12. Несколько спокойней, чем в ОЗВ, верно?
Мы познакомились во время осады, которой я руководил, когда работал в отделе, занимающемся заложниками и вымогательствами. Тогда подозреваемый в вооруженном ограблении, накачавшийся кокаином и валиумом, вынудил нас бодрствовать почти сутки, приставив имитацию пистолета к голове своей подружки.
- Я иду, куда приказывают, - ответил я.
- Приятно снова видеть тебя в деле. Побольше бы таких парней.
- Я не герой, сэр.
- В компьютерах разбираешься?
- Кое-чему научился.
- В этом деле есть какая-то закавыка, - сказал Макардл. - Кто-то прислал сегодня утром факс в Скотленд-Ярд. В заявлении значилось, что убита девушка по имени Софи Бут. Адрес отсутствовал, и ребята порядочно повозились, проверяли всех Софи Бут в округе. Подписи тоже не было, а факс пришел откуда-то с Кубы.
- Вероятно, его прислали через анонимный ретранслятор, - предположил я. - На Кубе немало подобных сервисов.
- Компьютеры, сэр, - напомнил Варном, и Макардл на миг удостоил его внимания:
- Этот человек был ранен при исполнении долга, Дэвид.
- Знаю, - отрезал Варном, бросив на меня суровый
взгляд.
- Тогда не обращайтесь с ним, как с лакеем, - велел Макардл и повернулся ко мне: - Так что там о ретрансляторах?
- Любое электронное письмо проходит с заголовком, указывающим отправителя. Если послать сообщение через анонимный веб-узел, старый заголовок снимается и ставится новый, содержащий случайный идентификатор. А у некоторых подобных узлов, ретрансляторов, есть еще и дополнительные функции. Например, они могут имитировать факсы.
- Значит, проследить нельзя, - вздохнул Макардл.
- Не совсем, - уточнил я. - Веб-узлы сохраняют подробную информацию о каждом переправленном сообщении. Если тот, кто прислал его, находился в нашей стране, можно получить ордер на раскрытие информации.
- Но он на Кубе. А у нас с Кубой война.
- Не совсем война, сэр, но положим, что так.
- Неприятная ситуация… Разве что подтвердится мое предположение: кто бы это ни сделал, он с нами играет. Вы видели камеры? У меня есть нехорошее подозрение, - продолжил он и, подойдя к выкрашенному в серебро креслу, встал позади него. Высоко запрокинув голову, посмотрел на камеры, затем переместил взгляд на кресло, потом - на меня.
- Камеры я заметил, - признался я.
- И если они связаны с компьютерами, то изображение могло быть передано по сети куда угодно?
- Абсолютно.
Энди Хиггинс в свое время установил камеру слежения за кофейным автоматом у нас на службе, так что его команда технарей могла проверять, работает ли автомат, и лишний раз не спускаться вниз, если тот был выключен.
- Отвратительная смерть. Хуже не бывает. Молодая девушка, двадцать один год. Этот ублюдок долго возился с ней. Он отлично знал, что делает… А закончив, помыл ее, обработал тут все спецраствором и предоставил нам найти труп. Очень изящно, очень чисто. Те, кто хочет избавиться от следов своей ДНК, обычно совершают поджог. Но не наш приятель. А тут еще камеры и компьютеры.
- Думаете, он играл на публику, сэр?
- Это ведь не впервые, правда? Да, я думаю, съемка велась для зрителей или себе на память. В любом случае он разобрал компьютеры и забрал жесткие диски. Я бы хотел поскорее узнать, что могут сообщить мне об этих железках ваши ребята.
Все это время Варном искал способ встрять в разговор. Наконец ему это удалось, и он заметил:
- Есть упаковки, сэр.
- Две. И судя по всему, их так истоптали, что толку от них не будет никакого. Забудьте об этом, - велел Макардл Варному и обернулся ко мне: - Надо, чтобы ваши техники разузнали все что могут. Надави на них, Джон, мне отчаянно нужна информация.
- Постараюсь, сэр, - ответил я и наградил Варнома ядовитым взглядом.
В комнате было два компьютера. Один - бежевый ящик без монитора, другой - новая и дорогая модель графической станции «Macintosh G10», весьма популярная у дизайнеров-графиков. Прозрачный голубой корпус Макинтоша был разломан, материнская плата висела на двух проводках. Бежевый ящик тоже вскрыли и опустошили. Я достал инструменты и снял на цифровую камеру кабели и разъемы на задних стенках компьютеров, чтобы один из наших техников мог в точности воссоздать все нутро. Клавиатура, мышь, изрядно потертый коврик с ламинированной фотографией фейерверка над Тауэрским мостом - память о начале нового тысячелетия. Я разложил все оставшиеся комплектующие по пакетам, наклеил бирки, занес перечень в бланк для улик, а тем временем эксперты спокойно орудовали кистью и порошком, пинцетом и лупой, щеткой и клейкой лентой. Искали отпечатки, волокна и волоски, чешуйки кожи и кусочки ногтей, пятна крови. Мы совершали обряд, столь знакомый , что нам не требовалось замечать присутствие друг друга, пока мы возились со своими кропотливыми делами. Сбор информации. Вспышки фотокамер. Серебристый порошок, рассеивающийся, словно кадильный дым. Закончив, я дал копию своих заметок старшему по уликам, молодой женщине-сержанту (аккуратно подстриженной блондинке), и спросил ее о носителях информации.
- Ничего такого здесь нет, - ответила она.
- Вы тщательно смотрели? Что-то всегда остается.
- Не в этот раз, сэр.
- Я имею в виду ZIP-накопители, DVD, может, стример. Некоторые упрямцы до сих пор используют ленточные стримеры. Вы могли принять такую штуку за автоответчик и неверно идентифицировать.
Она покачала головой:
- Простите, сэр. Все, что мы нашли, вы видели.
Констебль помог мне вынести компьютеры. Варном последовал за мной вниз по лестнице и проследил, как я снимаю белую спецовку.
- Не беспокойтесь, я обо всем позабочусь, - заверил его я.
- Что вы хотите этим сказать?
- А вы?
Он ткнул меня в грудь крепким пальцем.
- Вы должны немедленно сообщать мне все, что узнаете.
- Это часть моей работы.
- Вы мне не нравитесь.
- А вовсе и не нужно, чтобы я вам нравился.
- В следующий раз являйтесь одетым надлежащим образом.
- Постараюсь не забыть.
Я оставил записку для Энди Хиггинса и распорядился, чтобы шофер, которого прислал Пит Рейд, отвез все в Т12. А после отправился домой по жарким улицам, чувствуя, как моя кожа охлаждается, оседает, натягиваясь на затылке. На полпути к дому я проблевался в мусорный бак.
2
Я работал над третьей банкой пива и над четвертым бланком, когда позвонила Джули, моя не совсем бывшая подружка. Я сидел на крохотном треугольном балкончике в квартире, которую снимал с тех пор, как восемнадцать месяцев назад спалили дорогое мне пристанище в Сток-Ньюингтоне. Случилось это, когда я валялся в больнице. Тогда никого так и не поймали, а кто это мог быть, как не террористы или мои дорогие коллеги из полиции? Моя новая квартирка расположена на четвертом этаже перестроенного склада ковров неподалеку от Риджент-канала, и я на досуге любовался, как ездят туда-сюда по подвесному мосту велосипедисты и редкий транспорт. Прямо напротив моей обзорной площадки восседал на складном табурете рыбак, держащий возле уха крохотный радиоприемник. Он, как и я, потягивал из банки легкое пиво. Два лебедя патрулировали воды за плавным изгибом его углепластиковой удочки. Солнце висело низко над городскими крышами, раздувшееся и покрасневшее в смоге. Воздух под противомоскитной сеткой балкона был горяч, недвижим и насыщен статическим электричеством. Дождя не было уже более двух недель. Если бы мне очень захотелось, мои часы, настроенные на метеостанцию на вершине небоскреба в центре города, сообщили бы мне точный уровень озона, двуокиси азота и угарного газа, выжигающих мои легкие. Они сообщили бы в процентах вероятность дождя (скорее всего «ноль»), мою высоту над уровнем моря, пульс и уровень сахара в крови. Они даже могли бы сообщить мне время. В мире слишком много информации. Лет через сто каждая пылинка будет изучена и запротоколирована.
Я принял душ, надел чистую футболку и шорты цвета хаки. Волосы высохли, превратившись в жесткую щетину. Из динамиков радиоприемника неслась тихая мелодия. Архимед - чудо-сова, восседал на своем насесте сразу за раздвижной дверью. Я размышлял о камерах и компьютерах, о серебряном кресле и мертвой девушке, когда Архимед повернулся и взглянул на меня. И тут неожиданно зазвонил мобильник.
- Наконец-то, - вздохнула Джули, когда телефон, переключившись из шифрованной полицейской сети на гражданский диапазон, исторгнул соответствующие щелчки и чириканья. - Наконец-то, - с облегчением повторила моя не совсем бывшая подружка. - Пьешь пиво и куришь. Заняться больше нечем.
Я поднял над головой банку пива «Тигр», приветствуя немигающие глаза-камеры Архимеда.
- Отдаю должное твоему всеведению. Ты прямо как Бог.
- Я всего лишь измученная девушка, Диксон.
Так уж она меня называла. Образ участливого отца. Телеведущий вечерней субботней программы шестидесятых. Синие огни. Свистки в тумане. Наглецы, звавшие тебя «папашей». Юные грубияны, стоившие не более чем удара по уху. Джули верила, что в глубине души я старомодный фараон. Да, я старомоден, истинная правда. Настолько старомоден, что даже оружие с собой не ношу.
- Надеюсь, Архимед хорошо себя ведет, - продолжала Джули. - Он все еще натыкается на предметы?
Чудо-сова Архимед был ее любимцем. Чучело, облеченное в нейлоновые перья поверх пластмассовой шкуры, натянутой на легкий каркас, а внутри две сотни микродвигателей и с десяток микропроцессоров. Но Джули обращалась с птицей так, как если бы та была живая. Я присматривал за Архимедом, пока Джули находилась в отъезде, в Брюсселе: он был слишком сложно устроен, чтобы отключить его или оставить одного. Иногда сознание, что она в любой миг может наблюдать за мной через его светлые глаза, вызывало у меня мурашки, но в целом присутствие Архимеда меня успокаивало. Призрак Джули, потенциальный объект ревности, продолжение эмоциональной связи. Мы расстались с месяц назад, пока что временно, и она все еще пыталась понять, стоит ли нам вновь соединить свои судьбы, или же остаться просто добрыми друзьями. Я подыгрывал как мог. А что мне еще оставалось? Я даже пару раз бесстыдно воспользовался ситуацией, занимаясь с Джули любовью, хотя потом меня одолевало чувство вины.
- Ты звонишь, чтобы узнать о нем или чтоб поговорить со мной? - поинтересовался я.
- Я беспокоюсь, не натыкается ли он на предметы.
- Старается, но он еще не вполне освоился в новой квартире.
- Возможно, тебе следует отнести его к Гейбу Дэю.
- Архимед в отличном состоянии. Просто ему нужен еще день-другой, чтобы привыкнуть к обстановке. Как там Брюссель?
Джули была партнером в архитектурной консультатив-ной фирме. Она поехала в Брюссель предложить проект реконструкции кабинетов в здании Европарламента. Познакомились мы в прошлом году, как раз после того, как я вернулся к работе. Я расследовал исчезновение чипов и жестких дисков в компании, на которую работала ее фирма (дураку понятно, кражу осуществил кто-то из своих), и Джули пригласила меня выпить. Она была пылкой, из нее так и била энергия. Я держался тихо и неприметно. Некоторое время казалось, что мы совершенно случайная пара, двое несчастных, уставших от печального личного опыта, не желавших признавать, что оба любим, пока не стало слишком поздно…
- Брюссель великолепен. Не знаю, почему о нем так много шутят. Я попробовала ленч на Гран-пляс, там, где обычно питаются туристы. Пища была недурна, не говоря уж о знаменитых чипсах с майонезом. Но вовсе не обязательно есть их с майонезом. К ним подается небольшой бумажный стаканчик, и ты сам решаешь, уподобляться тебе мест-ным жителям или нет. Я уподобляться не стала. Затем вышла погулять по какому-то парку, прошла мимо дворца, а теперь я у себя в номере.
- И как там король?
- Короля я не видела. Зато нашла коммунистический магазинчик.
- Разве одно не противоречит другому?
- Там продают бюсты, брошюры и звукозаписи.
- Полный набор речей Ленина? Мао читает свои стихи? Саундтреки любимых вестернов Сталина?
- К несчастью, это музыка.
- И какую музыку слушают коммунисты?
- Не хеви-метал, это я точно могу сказать. Но такое же старье. Двенадцатитоновые штампованные мелодии. «Мюзик Конкрет». Очень миллениумно, - объявила она, зная, что я терпеть не могу этот неологизм. - А еще я нашла британский книжный магазин на длинной печальной улице возле отеля. Кстати, тут полно скверных ресторанов и убогих клубов.
- Полагаю, британские политики не читают на французском или на немецком.
- Равно как на валлонском или фламандском. Они покупают залежавшиеся романы Джеффри Арчера по жуткой цене и читают их, уединившись за столиками в дешевых пиццериях. И еще… Я видела сказочную свадебную процессию. Двадцать человек набилось в два открытых авто, треща хлопушками и дудя в свистки.
- Не очень-то по-бельгийски. Что случилось с прославленной бельгийской угрюмостью?
- Думаю, секрет в том, что никто не говорил бельгийцам об их ужасной репутации жутких зануд… Невеста была в игривом белом платье-мини и придерживала фату, потягивая шампанское из бутылки.
- А работа как?.. - чуть помедлив, спросил я.
- Все та же долбаная неопределенность… А ты что делал, Диксон?
- Да так… Навестил могилу бабушки. Читал газеты. Съел скромный ленч из салата и сухарей. Пробежался.
- А нога?
- Нога в порядке. Наверно, эта нога переживет меня. - Я постарался сказать это как можно небрежней. - А потом меня вызвали на работу.
- Как несправедливо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37