Вернуть монету было делом чести. Стоя в темной аллее позади трактира, Йама вспомнил двусмысленную улыбку хозяина, и кровь бросилась ему в лицо.
Он двинулся на оранжевый свет ламп в конце аллеи и тут услышал за спиной осторожные шаги. На мгновение он испугался, что тело наемника уже обнаружили и теперь его друзья ищут убийцу. Но никаких криков не было, и город наверняка не настолько стерпелся со злодейством, чтобы не заметить убийства. Он заставил себя, не оглядываясь, дойти до угла, вытащил нож и спрятался в тени у ворот трактира под широким балдахином ветвей авокадо.
Когда мальчик-слуга показался из аллеи, Йама припер его к стене и приставил к горлу нож.
– Я ничего не хотел плохого! – взвизгнул парень. Попугай в ветвях эхом подхватил испуганный крик и заверещал, переиначивая его на свой лад.
Йама убрал нож. Ему пришло в голову, что если бы одноглазый наемник догадался тихонько проникнуть в комнату и перерезать ему горло или задушить проволочной удавкой вместо того, чтобы вламываться, выбивая дверь и бешено размахивая мечом, то сейчас бы Йама, а вовсе не этот убийца, лежал наверху мертвый.
– Он пошел к тебе, – сказал мальчик, – я видел.
– Он мертв. – Йама спрятал нож в ножны. – Мне надо было тебя послушать, а сейчас дела плохи: я убил человека, а моя монета у твоего хозяина.
Мальчик-слуга одернул смятую куртку. Несмотря на пережитый страх, он держался с достоинством. Он дерзко посмотрел в лицо Йаме и произнес:
– Ты мог вызвать магистратора.
– Мне не хотелось бы втягивать тебя в это дело, но, может, ты мне покажешь, где спит твой хозяин? Если я получу назад свой реал, то половину отдам тебе. Мальчик ответил:
– Пандарас к твоим услугам, господин. Я вырву ему сердце и за десятую долю реала. Он меня лупит, обманывает клиентов, обманывает поставщиков продуктов и виноторговцев. Ты смелый человек, господин, но в трактирax ничего не понимаешь. Ты ведь сбежал, правда? Потому и не хочешь вызывать магистратора.
– Как раз магистратора я не боюсь, есть кое-кто пострашнее, – пробормотал Йама, имея в виду префекта Корина.
Пандарас кивнул:
– Семья может быть хуже любой тюрьмы, уж я-то знаю.
– Видишь ли, на самом деле я просто приехал сюда как раз искать свою семью.
– Я так и думал, что ты не местный. Никто из рожденных в стенах города не стал бы открыто носить такой нож: старинный, да к тому же очень ценный. Могу поспорить, тот мертвец в твоей комнате больше интересовался ножом, чем монетой. Конечно, я всего лишь уличный мальчишка, но я здесь все знаю. Если ты и правда хочешь найти свою семью, то я могу оказать тебе массу услуг в этом деле.
Я с радостью брошу свою работу. Она никогда мне особенно не нравилась, к тому же теперь я становлюсь для нее староват.
Йама подумал, что такое предложение не очень-то отличается от грабежа, но решил заявить, что будет рад иметь его в помощниках.
– Мой хозяин спит, как сытый тюлень, – сказал Пандарас. – Он не проснется, пока ты не приставишь ему нож к горлу.
Пандарас впустил Йаму назад в трактир через заднюю дверь и провел его наверх. Он приложил палец к губам и неслышно поднял щеколду. Нож испускал слабое голубое сияние, и входя в душную комнату, Йама поднял его над головой, как свечу.
Хозяин храпел под смятой простыней на огромной кровати с пологом, которая занимала почти всю комнату. Другой мебели не было. Йама потряс его и сел. Простыня соскользнула с его голой груди и задержалась на брюхе. Когда Йама поднес кончик ножа к его лицу, трактирщик вдруг улыбнулся и сказал:
– Ну, давай, убей меня. Не убьешь, так я напущу на тебя магистраторов.
– Тогда тебе придется рассказать им, что на одного из постояльцев напали прямо у него в комнате, – заметил Йама. – Кстати, там наверху лежит труп.
Хозяин трактира бросил на Йаму хитрый взгляд. Голубое мерцание ножа мягко отражалось в его круглых черных глазах и отсвечивало на вставших торчком светлых волосах.
– Ну, разумеется, труп, – сказал он, – иначе тебя бы здесь не было. Сиг работал не на меня, ты ничего не докажешь.
– Тогда откуда же ты знаешь его имя?
Хозяин пожал плечами, это выглядело как небольшое землетрясение:
– Сига все знают.
– Значит, все должны знать и про вашу сделку. Отдай мой реал, и я сразу уйду.
– А если не отдам, что ты тогда сделаешь? Если меня убьешь, то тебе самому его не найти. Почему бы нам не выпить по стаканчику бренди и не обсудить все спокойно? Мне бы пригодился такой ловкий малый, как ты. Есть много способов приумножить твои деньги, и я их почти все знаю.
– Я слышал, ты обманываешь клиентов, – заговорил Йама, – а те, кто обманывает, всегда боятся, что их тоже обманут, я думаю, мою монету ты мог спрятать только в этой комнате, ведь ты никому не доверяешь. И скорее всего под подушкой.
Тут хозяин сделал выпад, и что-то ударилось о нож Йамы. Комната наполнилась ярким светом, а трактирщик громко вскрикнул.
* * *
Чуть позже трактирщик бесформенной тушей приткнулся к спинке кровати, избегая встречаться с Йамой взглядом. Рука его сильно кровоточила, он, правда, обернул ее простыней, прежде чем броситься отнимать нож, тем не менее порез был очень глубоким. Но он не думал о ране, как не задумывался и о вопросах, которые задавал Йама. Он, не мигая, вглядывался в нечто, исчезнувшее почти тотчас, как появилось, и только все повторял:
– У него нет глаз. Волосы, как паутина, и нет глаз… Йама поискал под валиком кровати и под матрацем, а потом вспомнил, как сам прятал карту в своей комнате в замке, и стал рукояткой ножа вскрывать одну за другой доски пола, пока не нашел одну, прибитую совсем слабо, под которой трактирщик спрятал золотой реал. Ему пришлось пригрозить толстяку ножом и возвращением призрака, чтобы тот перевернулся, и Йама смог заткнуть ему рот и связать большие пальцы рук полосой, оторванной от простыни.
– Я только забираю свое, – уходя, сказал Йама. – Не думаю, что тебе причитается что-нибудь за гостеприимство. Тот дурак, которого ты послал меня ограбить, мертв. Радуйся, что сам остался жив.
Пандарас ждал его за воротами.
– Позавтракаем у рыбачьих доков, – сказал он. – Лодки выходят на рыбалку еще до рассвета, поэтому забегаловки там открываются очень рано.
Йама показал Пандарасу золотой реал. Руки его дрожали. Он был абсолютно спокоен, пока искал монету, а сейчас его трясло от нервного возбуждения. Он рассмеялся и сказал:
– У меня нет мелочи, чтобы заплатить за еду.
Пандарас полез под мятую рубашку, вытащил два истертых железных пенни, которые висели на веревочке у него на шее, и подмигнул Йаме:
– Я заплачу, хозяин, а потом ты мне отдашь.
– Только если не будешь называть меня хозяином. Ты ненамного моложе меня.
– Во многих смыслах я значительно старше, – ответил Пандарас. – Ты уж прости меня, но вполне очевидно, что ты благородного происхождения. Такие люди живут дольше, чем другие; условно говоря, у тебя еще молоко на губах не обсохло. – Он внимательно посмотрел на Йаму. – Твою расу я не знаю, но ведь в низовьях реки полно странных людей, и еще больше на улицах Иза. Говорят, здесь можно найти все что угодно, но проживи ты хоть тысячу лет, всего тебе не увидеть, а если и увидишь, то к этому времени столько изменится, что можно начинать изучать все сначала.
Йама улыбался, слушая болтовню спутника.
– Я пришел сюда, чтобы узнать правду о своей расе, и к счастью, я знаю, где искать, – сказал он.
К реке они спускались по таким узким и крутым улочкам, что они скорее напоминали лестницу с пологими ступенями, а каждый дом по обеим сторонам словно стоял на плечах своего соседа. Йама рассказывал Пандарасу о некоторых обстоятельствах своего рождения, о том, что, по его мнению, узнал доктор Дисмас, и о своем путешествии в Из.
– Я знаю Департамент Аптекарей и Хирургов, – сказал Пандарас. – Не очень-то внушительное здание, скорее позднейшая пристройка к Дворцу Человеческой Памяти.
– Значит, придется все-таки туда сходить, – мрачно проговорил Йама, – а я-то думал, что обойдусь без этого.
– Место, куда тебе надо попасть, на крыше, – стал объяснять Пандарас. – Ты можешь и не заходить внутрь, если это тебя так беспокоит.
Когда Йама и Пандарас вышли наконец к широкой дороге вдоль старой береговой линии, небо уже начинало светлеть. Мимо проковыляла цепочка верблюдов, груженных тюками тканей, ее погонял заспанный мальчишка. Торговцы открывали ставни своих лавок, разжигали огонь в очагах открытых кухонь. Лачуги на сваях занимали все пространство заболоченного берега, мимо них, прямо к урезу воды тянулся длинный пирс, на котором рыбари свертывали бухты канатов, снимали развешанные для просушки сети, тщательно укладывая их особым манером.
Йама впервые обратил внимание, насколько велика эта прибрежная трущобная часть города. Хибары теснились до самых плавучих доков на расстояние полулиги, а вдоль берега тянулись до самого горизонта. Строительным материалом в основном были листы пластика, цвет которых дым и непогода выровняли до однообразного серого тона. Кровлей служил толь или провисшее грубое полотно. Между топкими отмелями, утыканными сваями и стойками, бежали каналы, до краев наполненные густой темной водой. В загончиках на клочках земли, где посуше, бродили цыплята, щипая редкую вытоптанную траву. Люди тоже были уже на ногах, стирали, мылись, разжигали печки, обменивались сплетнями. Голые ребятишки десятка различных рас с визгом гонялись друг за другом по раскачивающимся канатным мосткам.
Пандарас объяснил, что эти трущобы – приют беженцев из районов военных действий.
– Корабли уходят вниз по реке с солдатами, а возвращаются с грузом этих обездоленных людей. Их привозят сюда, чтобы еретики не смогли обратить их в свою веру.
– Почему они живут в таком убожестве?
– Другого они и не знают. Это нетрансформированные дикари.
– Наверняка они раньше были охотниками, или рыбаками, или фермерами. Неужели в городе для них нет места? Ведь он теперь стал значительно меньше, чем был когда-то.
– Я думаю, некоторые могли бы поселиться в пустых кварталах, но там их перебьют бандиты, а кроме того, в пустых кварталах плохая земля, ее нельзя обрабатывать. Только копни, начнутся камни, ниже опять камни и снова камни. Департамент Туземных Проблем предпочитает держать их в одном месте, так легче за ними следить. Им выдают немного еды как пособие и указывают место для жилья.
– Наверное, многие становятся нищими попрошайками.
Пандарас с решительным видом покачал головой:
– Нет, ни за что! Если они только попробуют, профессиональные нищие их убьют. Они так ничтожны, господин. Они почти не люди. Посмотри, как они живут.
В тени за ближайшей лачугой у вонючего зеленого пруда двое голых мужчин потрошили небольшого каймана. На другом конце пруда в воду мочился маленький мальчик, рядом набирала пластиковые ведра женщина. А выше, на деревянном настиле другая женщина с голым ребенком на руках крошила серые ломтики съедобного пластика в закопченный котелок, который висел над крохотным очагом. Рядом с ней ползал ребенок неопределенного возраста и пола и ковырялся в сморщенных капустных листьях.
– Они выглядят, как армия, подступившая к городу, – сказал Йама.
– Они – ничто, господин. Сила города – это мы, ты сам увидишь.
Пандарас выбрал одну из харчевен вдоль дороги, идущей от плавучего дока. Он жадно набросился на омлет с креветками, а потом доел то, что оставил Йама, пока сам Йама грел пальцы, обхватив кружку с горячим чаем. Становилось все светлее, и Йама увидел вдалеке, в трех-четырех лигах ниже по реке, стену, куда их накануне привели с префектом Кориной; она темнела над красными черепичными крышами, как зубчатая спина спящего дракона. Он задумался, не могут ли магистраторы повернуть свои экраны сюда? Нет, они отправили на его поиски машины, а с ними он разобрался. На какое-то время он в безопасности.
Пандарас заказал еще чаю и сообщил Йаме, что у них есть по крайней мере час до открытия лавок менял.
Йама ответил:
– Не волнуйся, я верну тебе долг. А куда ты пойдешь потом?
– Может быть, с тобой, господин? – усмехнувшись, сказал Пандарас. – Я помогу тебе найти твою семью. Тебе неизвестно, где ты родился, и ты хочешь это узнать, а я, наоборот, прекрасно все про себя знаю и желаю убраться подальше от своих родных мест.
У мальчика были острые мелкие зубы, все одинакового размера. Йама заметил, что его черные заостренные ногти больше напоминают когти, между пальцами виднелись кожистые перепонки, а большие пальцы торчали высоко на кисти, так что рука больше походила на лапу животного. Вчера ему встретилось множество представителей этой расы: носильщики, погонщики скота, разного рода лакеи и прислуга. Сила города.
Йама спросил про наемников, которые накануне ужинали в трактире. Но Пандарас пожал плечами:
– Я их не знаю. Они приехали только на час раньше тебя, а сегодня утром уйдут на Речной Рынок возле Черного Храма, будут искать, кто бы их нанял. Сначала я думал, что ты с ними, покуда не увидел, как ты показываешь хозяину ту монету.
– Может, я и правда один из них, но сам этого еще не знаю, – произнес Йама, думая о своем предназначении. Он понимал, что еще слишком молод, чтобы вступить в армию, но в ополчении возраст – не препятствие. Префект Корин может считать его мальчишкой, но он уже убил человека в рукопашной схватке, а за прошедшие двадцать дней испытал столько приключений, сколько обычному человеку не встретить за целую жизнь.
– Но прежде всего отвези меня на Речной Рынок, Пандарас, я хочу посмотреть, как это происходит, – попросил Йама.
– Если ты вступишь в армию, я пойду с тобой и буду твоим оруженосцем. У тебя хватит денег, чтобы купить хорошее ружье, а еще лучше – пистолет, и латы тебе тоже понадобятся. Я буду их чистить между сражениями, и твой герб всегда будет сверкать.
Йама рассмеялся:
– Ладно тебе. Я только слово сказал, а ты уже выдумал целую картину. Просто мне хочется узнать про наемников, но сам я пока не собираюсь никуда наниматься. Потом, когда я разузнаю о своем происхождении, я действительно собираюсь вступить в ополчение и помочь выиграть эту войну. Мой брат погиб, сражаясь с еретиками, и я поклялся, что займу его место в строю.
Пандарас допил свой чай и выплюнул на пол кусочки коры.
– Мы выполним первый пункт еще до того, как смотритель Замка Двенадцати Предназначений даст полуденный залп из своей пушки, и осуществим второй раньше, чем встанет Галактика. С моей помощью все возможно. Но прости мою болтовню. Мой народ любит поговорить. Сочинять всякие истории и сказки – наше любимое занятие. Ты, конечно, видел, как мы занимаемся мелкой грубой работой, почти как вьючные животные. Мы действительно зарабатываем себе на хлеб и пиво тяжелым трудом, но, нищие в мире вещей, мы – богачи в мире воображения. Наши баллады и песни поют и пересказывают люди всех рас, некоторые из нас, пусть и немногие, становятся знаменитыми менестрелями и поют в замках аристократов и богатых купцов или же становятся сказителями, которых записывают на магнитофонные кассеты. Йама заметил:
– С такими талантами твой народ заслуживает лучшей судьбы.
– Мы слишком мало живем, чтобы наши таланты успевали принести нам какую-нибудь выгоду. Обычно лет двадцать, а двадцать пять – уже неслыханное долголетие. Ты удивляешься? Но это на самом деле так. Это наше проклятие и наш дар. Быстрый поток лучше обтачивает камни. Так говорил мой дед. То же самое и с нами. Мы проживаем краткую, но очень напряженную жизнь, и наши песни родятся из этого бешеного темпа.
– А можно мне спросить, сколько тебе лет? Пандарас показал в улыбке свои острые зубы.
– Наверное, ты считаешь, что мы ровесники, но мне всего четыре года, а через год я женюсь. То есть, конечно, если не отправлюсь с тобой на поиски приключений.
– Если ты действительно можешь за один день найти то, что мне нужно, я буду самым счастливым человеком в Слиянии. Но, думаю, это невозможно, потребуется значительно больше времени.
– Белая лодка, сияющая женщина, портрет одного из твоих предков, созданный до сотворения Слияния. Очень определенные признаки. Я сочиню об этом песню и скоро, а кроме того, ты же сказал, что поиски нужно начинать в архивах Департамента Аптекарей и Хирургов.
– Если доктор Дисмас не лгал. Он ведь практически все время лгал.
Над скопищем крыш теперь сияло синее небо, движение на дороге становилось все оживленнее. Рыбачьи лодки ушли уже дальше причалов плавучих доков, их бурые и рыжие паруса надувал утренний ветер, над ними кружили белые птицы, подставляя крылья потокам, несущим прилив. Шагая рядом с Пандарасом, Йама думал о протянувшихся на сотни лиг доках, о тысячах лодок необъятного рыболовного флота, которые каждый день отправляются за добычей, чтобы кормить мириады ртов города. Он постепенно осознавал истинные размеры Иза.
Как мог он надеяться узнать что-либо о своей семье или о любом другом человеке в этой вечно меняющейся толпе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Он двинулся на оранжевый свет ламп в конце аллеи и тут услышал за спиной осторожные шаги. На мгновение он испугался, что тело наемника уже обнаружили и теперь его друзья ищут убийцу. Но никаких криков не было, и город наверняка не настолько стерпелся со злодейством, чтобы не заметить убийства. Он заставил себя, не оглядываясь, дойти до угла, вытащил нож и спрятался в тени у ворот трактира под широким балдахином ветвей авокадо.
Когда мальчик-слуга показался из аллеи, Йама припер его к стене и приставил к горлу нож.
– Я ничего не хотел плохого! – взвизгнул парень. Попугай в ветвях эхом подхватил испуганный крик и заверещал, переиначивая его на свой лад.
Йама убрал нож. Ему пришло в голову, что если бы одноглазый наемник догадался тихонько проникнуть в комнату и перерезать ему горло или задушить проволочной удавкой вместо того, чтобы вламываться, выбивая дверь и бешено размахивая мечом, то сейчас бы Йама, а вовсе не этот убийца, лежал наверху мертвый.
– Он пошел к тебе, – сказал мальчик, – я видел.
– Он мертв. – Йама спрятал нож в ножны. – Мне надо было тебя послушать, а сейчас дела плохи: я убил человека, а моя монета у твоего хозяина.
Мальчик-слуга одернул смятую куртку. Несмотря на пережитый страх, он держался с достоинством. Он дерзко посмотрел в лицо Йаме и произнес:
– Ты мог вызвать магистратора.
– Мне не хотелось бы втягивать тебя в это дело, но, может, ты мне покажешь, где спит твой хозяин? Если я получу назад свой реал, то половину отдам тебе. Мальчик ответил:
– Пандарас к твоим услугам, господин. Я вырву ему сердце и за десятую долю реала. Он меня лупит, обманывает клиентов, обманывает поставщиков продуктов и виноторговцев. Ты смелый человек, господин, но в трактирax ничего не понимаешь. Ты ведь сбежал, правда? Потому и не хочешь вызывать магистратора.
– Как раз магистратора я не боюсь, есть кое-кто пострашнее, – пробормотал Йама, имея в виду префекта Корина.
Пандарас кивнул:
– Семья может быть хуже любой тюрьмы, уж я-то знаю.
– Видишь ли, на самом деле я просто приехал сюда как раз искать свою семью.
– Я так и думал, что ты не местный. Никто из рожденных в стенах города не стал бы открыто носить такой нож: старинный, да к тому же очень ценный. Могу поспорить, тот мертвец в твоей комнате больше интересовался ножом, чем монетой. Конечно, я всего лишь уличный мальчишка, но я здесь все знаю. Если ты и правда хочешь найти свою семью, то я могу оказать тебе массу услуг в этом деле.
Я с радостью брошу свою работу. Она никогда мне особенно не нравилась, к тому же теперь я становлюсь для нее староват.
Йама подумал, что такое предложение не очень-то отличается от грабежа, но решил заявить, что будет рад иметь его в помощниках.
– Мой хозяин спит, как сытый тюлень, – сказал Пандарас. – Он не проснется, пока ты не приставишь ему нож к горлу.
Пандарас впустил Йаму назад в трактир через заднюю дверь и провел его наверх. Он приложил палец к губам и неслышно поднял щеколду. Нож испускал слабое голубое сияние, и входя в душную комнату, Йама поднял его над головой, как свечу.
Хозяин храпел под смятой простыней на огромной кровати с пологом, которая занимала почти всю комнату. Другой мебели не было. Йама потряс его и сел. Простыня соскользнула с его голой груди и задержалась на брюхе. Когда Йама поднес кончик ножа к его лицу, трактирщик вдруг улыбнулся и сказал:
– Ну, давай, убей меня. Не убьешь, так я напущу на тебя магистраторов.
– Тогда тебе придется рассказать им, что на одного из постояльцев напали прямо у него в комнате, – заметил Йама. – Кстати, там наверху лежит труп.
Хозяин трактира бросил на Йаму хитрый взгляд. Голубое мерцание ножа мягко отражалось в его круглых черных глазах и отсвечивало на вставших торчком светлых волосах.
– Ну, разумеется, труп, – сказал он, – иначе тебя бы здесь не было. Сиг работал не на меня, ты ничего не докажешь.
– Тогда откуда же ты знаешь его имя?
Хозяин пожал плечами, это выглядело как небольшое землетрясение:
– Сига все знают.
– Значит, все должны знать и про вашу сделку. Отдай мой реал, и я сразу уйду.
– А если не отдам, что ты тогда сделаешь? Если меня убьешь, то тебе самому его не найти. Почему бы нам не выпить по стаканчику бренди и не обсудить все спокойно? Мне бы пригодился такой ловкий малый, как ты. Есть много способов приумножить твои деньги, и я их почти все знаю.
– Я слышал, ты обманываешь клиентов, – заговорил Йама, – а те, кто обманывает, всегда боятся, что их тоже обманут, я думаю, мою монету ты мог спрятать только в этой комнате, ведь ты никому не доверяешь. И скорее всего под подушкой.
Тут хозяин сделал выпад, и что-то ударилось о нож Йамы. Комната наполнилась ярким светом, а трактирщик громко вскрикнул.
* * *
Чуть позже трактирщик бесформенной тушей приткнулся к спинке кровати, избегая встречаться с Йамой взглядом. Рука его сильно кровоточила, он, правда, обернул ее простыней, прежде чем броситься отнимать нож, тем не менее порез был очень глубоким. Но он не думал о ране, как не задумывался и о вопросах, которые задавал Йама. Он, не мигая, вглядывался в нечто, исчезнувшее почти тотчас, как появилось, и только все повторял:
– У него нет глаз. Волосы, как паутина, и нет глаз… Йама поискал под валиком кровати и под матрацем, а потом вспомнил, как сам прятал карту в своей комнате в замке, и стал рукояткой ножа вскрывать одну за другой доски пола, пока не нашел одну, прибитую совсем слабо, под которой трактирщик спрятал золотой реал. Ему пришлось пригрозить толстяку ножом и возвращением призрака, чтобы тот перевернулся, и Йама смог заткнуть ему рот и связать большие пальцы рук полосой, оторванной от простыни.
– Я только забираю свое, – уходя, сказал Йама. – Не думаю, что тебе причитается что-нибудь за гостеприимство. Тот дурак, которого ты послал меня ограбить, мертв. Радуйся, что сам остался жив.
Пандарас ждал его за воротами.
– Позавтракаем у рыбачьих доков, – сказал он. – Лодки выходят на рыбалку еще до рассвета, поэтому забегаловки там открываются очень рано.
Йама показал Пандарасу золотой реал. Руки его дрожали. Он был абсолютно спокоен, пока искал монету, а сейчас его трясло от нервного возбуждения. Он рассмеялся и сказал:
– У меня нет мелочи, чтобы заплатить за еду.
Пандарас полез под мятую рубашку, вытащил два истертых железных пенни, которые висели на веревочке у него на шее, и подмигнул Йаме:
– Я заплачу, хозяин, а потом ты мне отдашь.
– Только если не будешь называть меня хозяином. Ты ненамного моложе меня.
– Во многих смыслах я значительно старше, – ответил Пандарас. – Ты уж прости меня, но вполне очевидно, что ты благородного происхождения. Такие люди живут дольше, чем другие; условно говоря, у тебя еще молоко на губах не обсохло. – Он внимательно посмотрел на Йаму. – Твою расу я не знаю, но ведь в низовьях реки полно странных людей, и еще больше на улицах Иза. Говорят, здесь можно найти все что угодно, но проживи ты хоть тысячу лет, всего тебе не увидеть, а если и увидишь, то к этому времени столько изменится, что можно начинать изучать все сначала.
Йама улыбался, слушая болтовню спутника.
– Я пришел сюда, чтобы узнать правду о своей расе, и к счастью, я знаю, где искать, – сказал он.
К реке они спускались по таким узким и крутым улочкам, что они скорее напоминали лестницу с пологими ступенями, а каждый дом по обеим сторонам словно стоял на плечах своего соседа. Йама рассказывал Пандарасу о некоторых обстоятельствах своего рождения, о том, что, по его мнению, узнал доктор Дисмас, и о своем путешествии в Из.
– Я знаю Департамент Аптекарей и Хирургов, – сказал Пандарас. – Не очень-то внушительное здание, скорее позднейшая пристройка к Дворцу Человеческой Памяти.
– Значит, придется все-таки туда сходить, – мрачно проговорил Йама, – а я-то думал, что обойдусь без этого.
– Место, куда тебе надо попасть, на крыше, – стал объяснять Пандарас. – Ты можешь и не заходить внутрь, если это тебя так беспокоит.
Когда Йама и Пандарас вышли наконец к широкой дороге вдоль старой береговой линии, небо уже начинало светлеть. Мимо проковыляла цепочка верблюдов, груженных тюками тканей, ее погонял заспанный мальчишка. Торговцы открывали ставни своих лавок, разжигали огонь в очагах открытых кухонь. Лачуги на сваях занимали все пространство заболоченного берега, мимо них, прямо к урезу воды тянулся длинный пирс, на котором рыбари свертывали бухты канатов, снимали развешанные для просушки сети, тщательно укладывая их особым манером.
Йама впервые обратил внимание, насколько велика эта прибрежная трущобная часть города. Хибары теснились до самых плавучих доков на расстояние полулиги, а вдоль берега тянулись до самого горизонта. Строительным материалом в основном были листы пластика, цвет которых дым и непогода выровняли до однообразного серого тона. Кровлей служил толь или провисшее грубое полотно. Между топкими отмелями, утыканными сваями и стойками, бежали каналы, до краев наполненные густой темной водой. В загончиках на клочках земли, где посуше, бродили цыплята, щипая редкую вытоптанную траву. Люди тоже были уже на ногах, стирали, мылись, разжигали печки, обменивались сплетнями. Голые ребятишки десятка различных рас с визгом гонялись друг за другом по раскачивающимся канатным мосткам.
Пандарас объяснил, что эти трущобы – приют беженцев из районов военных действий.
– Корабли уходят вниз по реке с солдатами, а возвращаются с грузом этих обездоленных людей. Их привозят сюда, чтобы еретики не смогли обратить их в свою веру.
– Почему они живут в таком убожестве?
– Другого они и не знают. Это нетрансформированные дикари.
– Наверняка они раньше были охотниками, или рыбаками, или фермерами. Неужели в городе для них нет места? Ведь он теперь стал значительно меньше, чем был когда-то.
– Я думаю, некоторые могли бы поселиться в пустых кварталах, но там их перебьют бандиты, а кроме того, в пустых кварталах плохая земля, ее нельзя обрабатывать. Только копни, начнутся камни, ниже опять камни и снова камни. Департамент Туземных Проблем предпочитает держать их в одном месте, так легче за ними следить. Им выдают немного еды как пособие и указывают место для жилья.
– Наверное, многие становятся нищими попрошайками.
Пандарас с решительным видом покачал головой:
– Нет, ни за что! Если они только попробуют, профессиональные нищие их убьют. Они так ничтожны, господин. Они почти не люди. Посмотри, как они живут.
В тени за ближайшей лачугой у вонючего зеленого пруда двое голых мужчин потрошили небольшого каймана. На другом конце пруда в воду мочился маленький мальчик, рядом набирала пластиковые ведра женщина. А выше, на деревянном настиле другая женщина с голым ребенком на руках крошила серые ломтики съедобного пластика в закопченный котелок, который висел над крохотным очагом. Рядом с ней ползал ребенок неопределенного возраста и пола и ковырялся в сморщенных капустных листьях.
– Они выглядят, как армия, подступившая к городу, – сказал Йама.
– Они – ничто, господин. Сила города – это мы, ты сам увидишь.
Пандарас выбрал одну из харчевен вдоль дороги, идущей от плавучего дока. Он жадно набросился на омлет с креветками, а потом доел то, что оставил Йама, пока сам Йама грел пальцы, обхватив кружку с горячим чаем. Становилось все светлее, и Йама увидел вдалеке, в трех-четырех лигах ниже по реке, стену, куда их накануне привели с префектом Кориной; она темнела над красными черепичными крышами, как зубчатая спина спящего дракона. Он задумался, не могут ли магистраторы повернуть свои экраны сюда? Нет, они отправили на его поиски машины, а с ними он разобрался. На какое-то время он в безопасности.
Пандарас заказал еще чаю и сообщил Йаме, что у них есть по крайней мере час до открытия лавок менял.
Йама ответил:
– Не волнуйся, я верну тебе долг. А куда ты пойдешь потом?
– Может быть, с тобой, господин? – усмехнувшись, сказал Пандарас. – Я помогу тебе найти твою семью. Тебе неизвестно, где ты родился, и ты хочешь это узнать, а я, наоборот, прекрасно все про себя знаю и желаю убраться подальше от своих родных мест.
У мальчика были острые мелкие зубы, все одинакового размера. Йама заметил, что его черные заостренные ногти больше напоминают когти, между пальцами виднелись кожистые перепонки, а большие пальцы торчали высоко на кисти, так что рука больше походила на лапу животного. Вчера ему встретилось множество представителей этой расы: носильщики, погонщики скота, разного рода лакеи и прислуга. Сила города.
Йама спросил про наемников, которые накануне ужинали в трактире. Но Пандарас пожал плечами:
– Я их не знаю. Они приехали только на час раньше тебя, а сегодня утром уйдут на Речной Рынок возле Черного Храма, будут искать, кто бы их нанял. Сначала я думал, что ты с ними, покуда не увидел, как ты показываешь хозяину ту монету.
– Может, я и правда один из них, но сам этого еще не знаю, – произнес Йама, думая о своем предназначении. Он понимал, что еще слишком молод, чтобы вступить в армию, но в ополчении возраст – не препятствие. Префект Корин может считать его мальчишкой, но он уже убил человека в рукопашной схватке, а за прошедшие двадцать дней испытал столько приключений, сколько обычному человеку не встретить за целую жизнь.
– Но прежде всего отвези меня на Речной Рынок, Пандарас, я хочу посмотреть, как это происходит, – попросил Йама.
– Если ты вступишь в армию, я пойду с тобой и буду твоим оруженосцем. У тебя хватит денег, чтобы купить хорошее ружье, а еще лучше – пистолет, и латы тебе тоже понадобятся. Я буду их чистить между сражениями, и твой герб всегда будет сверкать.
Йама рассмеялся:
– Ладно тебе. Я только слово сказал, а ты уже выдумал целую картину. Просто мне хочется узнать про наемников, но сам я пока не собираюсь никуда наниматься. Потом, когда я разузнаю о своем происхождении, я действительно собираюсь вступить в ополчение и помочь выиграть эту войну. Мой брат погиб, сражаясь с еретиками, и я поклялся, что займу его место в строю.
Пандарас допил свой чай и выплюнул на пол кусочки коры.
– Мы выполним первый пункт еще до того, как смотритель Замка Двенадцати Предназначений даст полуденный залп из своей пушки, и осуществим второй раньше, чем встанет Галактика. С моей помощью все возможно. Но прости мою болтовню. Мой народ любит поговорить. Сочинять всякие истории и сказки – наше любимое занятие. Ты, конечно, видел, как мы занимаемся мелкой грубой работой, почти как вьючные животные. Мы действительно зарабатываем себе на хлеб и пиво тяжелым трудом, но, нищие в мире вещей, мы – богачи в мире воображения. Наши баллады и песни поют и пересказывают люди всех рас, некоторые из нас, пусть и немногие, становятся знаменитыми менестрелями и поют в замках аристократов и богатых купцов или же становятся сказителями, которых записывают на магнитофонные кассеты. Йама заметил:
– С такими талантами твой народ заслуживает лучшей судьбы.
– Мы слишком мало живем, чтобы наши таланты успевали принести нам какую-нибудь выгоду. Обычно лет двадцать, а двадцать пять – уже неслыханное долголетие. Ты удивляешься? Но это на самом деле так. Это наше проклятие и наш дар. Быстрый поток лучше обтачивает камни. Так говорил мой дед. То же самое и с нами. Мы проживаем краткую, но очень напряженную жизнь, и наши песни родятся из этого бешеного темпа.
– А можно мне спросить, сколько тебе лет? Пандарас показал в улыбке свои острые зубы.
– Наверное, ты считаешь, что мы ровесники, но мне всего четыре года, а через год я женюсь. То есть, конечно, если не отправлюсь с тобой на поиски приключений.
– Если ты действительно можешь за один день найти то, что мне нужно, я буду самым счастливым человеком в Слиянии. Но, думаю, это невозможно, потребуется значительно больше времени.
– Белая лодка, сияющая женщина, портрет одного из твоих предков, созданный до сотворения Слияния. Очень определенные признаки. Я сочиню об этом песню и скоро, а кроме того, ты же сказал, что поиски нужно начинать в архивах Департамента Аптекарей и Хирургов.
– Если доктор Дисмас не лгал. Он ведь практически все время лгал.
Над скопищем крыш теперь сияло синее небо, движение на дороге становилось все оживленнее. Рыбачьи лодки ушли уже дальше причалов плавучих доков, их бурые и рыжие паруса надувал утренний ветер, над ними кружили белые птицы, подставляя крылья потокам, несущим прилив. Шагая рядом с Пандарасом, Йама думал о протянувшихся на сотни лиг доках, о тысячах лодок необъятного рыболовного флота, которые каждый день отправляются за добычей, чтобы кормить мириады ртов города. Он постепенно осознавал истинные размеры Иза.
Как мог он надеяться узнать что-либо о своей семье или о любом другом человеке в этой вечно меняющейся толпе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36