«Кто сделает первый выстрел, окажет услугу Богу», – объявил «царь Христос». А опричники Таубе и Крузе недоумевали по поводу того, что для совершения убийств царь не использует ни палачей, ни слуг, а только опричных «святых братьев».
После падения Мюнстера плененного «царя» допрашивал епископ, и между ними состоялся следующий примечательный диалог. «Кто дал тебе власть?» – спросил епископ Иоганна. «А тебе кто?» – спросил тот, в свою очередь. «Весь народ и капитул». – «А мне – сам Бог!» Не правда ли, ответ мюнстерского самозванца весьма напоминает пафос посланий Грозного европейским монархам. «Ты государь, аки Бог», – писал из крымского плена опричник Василий Грязной.
На эту черту Грозного на Руси давно обратили внимание. В Новгороде в конце 50-х годов был составлен список византийского «Слова о Дариане царе, како ся (себя) велел звать Богом».По мнению С.О. Шмидта, «Слово..» перекликалось с событиями современной политической жизни и могло использоваться определенными кругами в общественно-политической борьбе. Исследователь в этой связи вспоминает укоры Курбского в адрес Грозного, который «…от преизлишнего надмения и гордости, мнящеся о собе мудр всеа вселенныя учителем быти». На претензии Дариана один из призванных им философов отвечает «Яко хочешися зватися богом, да выступиши ли от всея вселенныаи тако возовешись богом». Философы не только развенчивают непомерные претензии царя, но и указывают ему на неминуемое возмездие. Один из них напоминает Дариану слова пророка Иеремии: «..бози не сотвориша ни на небесе, ни на земле, да погибнут, аще ты, царю, хощеши зватися богом, то погибнеши взовися богом».
Творя свой неправый суд, земные боги сеяли вокруг поругание и погибель. Одного из жителей Мюнстера, заподозренного в неуважении к «пророкам», Иоганн ударил алебардой со словами: «Мне дана сила от Господа, чтобы моей рукой был поражен всякий, кто противится приказам Господа!». Опричники считали, что изменников наказывает Бог, а не государь. Оба Иоанна любили трапезничать с верными. Иван в Слободе после утренней службы собирал опричников на трапезу и читал им нечто душеспасительное, а иногда певал «Символ веры Св. Афанасия» и другие молитвенные песни. В Мюнстере были учреждены общие трапезы, где братья с одной стороны и сестры – с другой, вкушали еду, слушая проповедь или главу из Писания. Оба Иоанна время от времени развлекались за трапезой, собственноручно карая изменников.
Однажды жители Мюнстера были званы на пир к Царю, который сам угощал присутствующих. Подражая Христу, Иоганн разломил большие пшеничные хлебы на множество кусочков и раздавал их присутствовавшим. Потом все запели: «Слава в вышних Богу и Христу Царю на земле». Один из сотрапезников не понравился Иоганну и «царь Христос» отрубил ему голову, заявив, что это был Иуда. Иоанн Московский убил жезлом игумена Псково-Печерской лавры Корнилия, потому что царю показались подозрительными сильные укрепления монастыря. В Мюнстере анабаптисты разоряли монастыри и церкви как оплоты «блудницы Вавилонской» – ненавистной католической церкви, Иван разорял Божьи обители и убивал монахов в Твери, Пскове и других русских городах безо всяких причин.
Расправы по самым разным поводам происходили в Мюнстере ежедневно. Например, 3 июня 1535 года казнили пятьдесят два человека, 5-го «всего» троих, 6 и 7-го – по восемнадцать. Грозный в течение двух недель, если исходить из содержания царского синодика, «отделал» полторы тысячи новгородцев. Жертвам Ивана отрубают головы (П. Куракин), их сажают на кол (князь Борис Тулупов), рассекают живьем на куски (И.Висковатый), забивают палками (Юрьев), вешают (П. Горенский), задирают медведями, травят собаками (архиепископ Леонид), жарят на специально выкованной для этих целей сковороде (князь-инок Пимен Щенятев), обливают попеременно ледяной водой и кипятком (казначей Фуников), потчуют ядами, травят дымом (Евдокия Старицкая), закалывают ножами (И. Федоров), расстреливают из луков или пищалей (пленные татары в Торжке), пронзают пиками (глава Разрядного приказа Иван Выродков), топят в воде (полоцкие евреи и жители Новгорода), душат (Св. митрополит Филипп), взрывают на бочке с порохом (воевода Казаринов-Голохвастов), сжигают в клети (дворовые боярина Федорова), живьем сдирают кожу (жертвы московских казней 1570 года) – до такого творческого разнообразия немцам было далеко. Способ иных Ивановых расправ невозможно описать одним словом. Например, воеводу Ивана Куракина раздели донага, привязали к тележке и прогнали через рынок шестью проволочными плетьми, которые перерезали ему спину, живот и внутренности. Конюший Иван Обросимов был повешен голым на виселицу за пятки вниз головой, и палачи резали его тело на маленькие кусочки. Иоганн Лейденский и Иван Московский устраивали спектакли с отречением. Так, Боккольд после очередного грандиозного пиршества вдруг сообщил, что складывает с себя царскую власть. Но тут один из приближенных возвестил, что Господь призывает Иоганна оставаться царем и покарать неверных. Как мы видим, и в Мюнстере, и в Москве цель «отречения» заключалась в том, чтобы еще более усердно и жестоко расправляться с неугодными. Еще одна общая черта: опричник Грозного обязан был отречься от родителей, он не должен был общаться с земскими. «Пусть никто не думает ни о муже, ни о жене, ни о ребенке. Не берите их с собой, они бесполезны Божьей общине», – призывали пропагандистские издания анабаптистов.
Казни Ивана Грозного
В России земский был беззащитен перед опричником, любой предосудительный с точки зрения религии или обычая поступок опричника в отношении жителя земщины был оправдан в глазах государя. В России Грозного расцвело доносительство. Наветы использовались, чтобы отделаться от недруга, от кредитора, завладеть добром соседа. В Мюнстере, где было объявлено об обобществлении имущества, две бесноватых пророчицы доносили на утаивших свое добро, и ослушников тут же на месте казнили.
По примеру ветхозаветных патриархов, второкрещенцы учредили в городе многоженство. Начался дележ женщин, сопровождаемый насилием и самоубийствами. Время от времени власти устраивали публичные казни непокорных жен. Сам Иоганн подавал пример «верным». Свою супругу, усомнившуюся в том, что новоявленный «царь Христос» действует по воле Божьей, он притащил на рыночную площадь, отрубил ей голову, и, топча ногами труп, кричал: «Это была девка продажная; она меня не слушалась!» После этого Иоганн пустился в пляс, а за ним и весь собравшийся вокруг народ.
Впрочем, у мюнстерца было семнадцать жен. Хотя Грозный не мог похвастаться подобным гаремом, его семь жен были неприкрытым вызовом православным канонам и народным обычаям, представлению о христианской семье. Но многоженство Ивана – невинная шалость в сравнении с его прочими поступками. Изощренные издевательства над девицами и замужними женщинами московского царя хорошо известны. Потому, когда Грозный назидательно пишет протестантскому пастору Яну Роките: «Избегайте прелюбойдейства, ибо всякий грех, что творит человек, вне тела, а творящий прелюбодеяние в своем теле согрешает», мы можем в полной мере оценить чудовищное лицемерие монарха.
Кромешники
Патологические выходки роднят тиранов всех времен и народов. Нас же интересует глубинное сходство таких явлений середины XVI века, как российская опричнина и мюнстерская коммуна. И. Р. Шафаревич, анализируя деятельность религиозных сект, в том числе и анабаптистов, отмечает, что они призывали не к улучшению церковной организации или мирской жизни, а к полному уничтожению католической церкви, к тотальному разрушению тогдашнего общества, а до тех пор, пока такой возможности не предоставлялось, – к уходу от мира, его враждебному игнорированию. «Требование уничтожения частной собственности, семьи, государства и всей иерархии тогдашнего общества имели целью выключить участников движения из окружающей жизни и поставить во враждебные, антагонистические отношения к „миру“, – отмечает И. Шафаревич.
Именно эту цель преследовала опричнина. Опричник изымался из взрастившей его среды, включался в новую искусственную структуру, враждебную как государству (земству), так и обществу (миру). В Александровой слободе Иван устроил пародию на монастырь, в котором сам царь был «игуменом», «келарем» – князь Афанасий Вяземский, «пономарем» – Григорий Вельский, более известный как Малюта Скуратов. Уже ранним утром «братья» должны были участвовать на богослужении. Опричные «иноки» носили монашеские рясы, под которыми, правда, скрывались богатые одежды.
Под личиной травестии скрывался вполне конкретный смысл. Монахи, которым уподоблялись опричники, с православной точки зрения – непогребенные мертвецы, люди, отрекшиеся от «мира сего», умершие для него, но в данном случае не ради служения Богу, а ради служения богочеловеку – московскому «царю Христу». В опричном варианте «монахи» Грозного отрекались от мира, под чем подразумевался весь народ православный, отрекались от своей Родины и соотечественников. Как заметил A.M. Панченко, каждый опричник не сомневался в том, что он погубил свою душу. Полностью подчинившись царю земному, он уже не опасался Высшего суда. Для него оставался один путь – разрушение существующего миропорядка. Опричнина вносила соблазн и смуту в душу отдельного человека и народа в целом. Костомаров напоминает, что иностранцы, наблюдавшие опричнину, замечали: «Если бы сатана хотел выдумать что-нибудь для порчи человеческой, то и тот не мог бы выдумать ничего удачнее».
Опричнина, если сформулировать ее суть одним словом, – это Анти-Россия.«Царь возненавидел грады земли своея», – писал дьяк Иван Тимофеев. Публицист XVII века Григорий Котошихин отмечал, что Грозный «пленилподданных своих, единоверных християн, и многи мучителства над князи, и боляры своими, и простыми людми показа». То есть царь не просто правил страной «тиранским обычаем», но поступил с собственным народом, как с населением захваченной страны, с христианами – как с иноверцами-бусурманами. Грозный вел войну с Россией по трем направлениям: с семьей –через отречение опричников от родных, через надругательство над супружескими узами; с частной собственностью –через ограничение владельческих прав, конфискации, грабежи, бесконечную ротацию землевладельцев и землевладений; и, наконец, с государством –через его расчленение.
Л.Н. Гумилев считал, что в опричнине мы в чистом виде сталкиваемся с антисистемой.Антисистемный характер мироощущения опричников выразился не только в их поведении, но даже в терминологии. «Старинное русское слово „опричь“, то есть „кроме“, дало современникам (Курбскому. – М.З.) повод называть сторонников Грозного кромешниками, а слово это имело вполне определенный натурфилософский смысл. …В представлении христианина … ад – «тьма кромешная»… пустота, вакуум, в котором нет ничего материального, тварного. …Значит, кромешники – это люди, одержимые ненавистью к миру, слуги метафизического абсолютного зла».
Сам внешний вид опричников недвусмысленно говорил о том, посланниками какой силы они являются. Они «тьмообразны», как адское воинство, одеты с головы до ног в черное и ездят на вороных конях. Как известно, царские слуги приторачивали к седлам собачьи головы и метлы. Традиционное объяснение этой экипировки состоит в том, что атрибуты опричников символизировали их усердие в борьбе с врагами государевыми – они должны были выметать измену из страны и кусать царевых недругов. Но снаряженные таким образом всадники должны были производить куда более многообразное впечатление на россиян середины XVI века. Начнем с того, что метла – непременная принадлежность ведьм и ведьмаков. По народному поверью, ведьмы могли превращаться в животных, становиться оборотнями. Так «ведьма» Марина Мнишек превратилась в сороку.
Чаще всего оборотни принимали вид волка либо собаки.Известный исследователь славянского фольклора А. Потебня пришел к выводу, что змей, волк или ведьма – разные трансформации одного враждебного жизни явления. Другой его формой является ведьма Мара, ездящая на людях, обращенных в лошадей, либо на настоящих лошадях. Само слово Мара относится к корню мри, от которого происходит слово сьмрътъ и другие сходные слова с тем же значением или со значением страдания и болезни. То есть внешний вид опричников слагался из недвусмысленных признаков врагов рода христианского и пришельцев из потустороннего мира, несущих гибель и мучение православным.
Кроме того, оборотней-волкодлаков (что означает буквально «волчья шкура») языческие поверья относили к жреческому сословию. А. Рыбаков полагает, что «облакогонители» – представители одного из высших разрядов волхвов являлись людям в волчьем обличии, ряжеными. Значит, собачья (сиречь волчья) голова, притороченная к седлу опричника – примета его принадлежности к избранной касте, знак сверхъествественных возможностей. Впрочем, Грозного могла привлекать другая аналогия. Опричник должен был уничтожать государевых врагов. В русской мифологии волку, задирая скотину, волк действует не по своей, а по Божьей воле. Так и опричник, убивающий супротивников царя, – лишь орудие в руках Бога земного.
Наконец, стоит отметить, что собака – социальная и корпоративная примета юродивого, символический признак отчуждения. Казалось бы, какая связь между опричником и юродивым? На наш взгляд, связь самая непосредственная. Как отмечает A.M. Панченко, активная сторона юродства заключается в обязанности «ругаться миру», обличая грехи сильных и слабых. Юродивый, будучи отчужден от общества, выступает его судьей. Вот и опричник, отрекшийся от семьи, порвавший все родственные и социальные связи, становится не только судьей, но и палачом, юродивым «антихриста ради».
Суд Антихриста
По мнению A.M. Панченко, Грозный сознательно придал своим слугам обличье адских прислужников. Если царь подобен Богу, то опричники – бесам. Это должно было напоминать, что на том свете наказание определяетБог, а осуществляютего сатана и бесы. На этом же свете кару назначает царь, а в качестве палачей выступают опричники-кромешники. Подобный параллелизм, надо сказать, характерен для отношения москвичей к власти. Сильвестр в своем «Домострое» говорит следующее: «Если земному царю правдою служишь и боишься его, научишься и Небесного Царя бояться: этот временный, а небесный вечен, и Судия нелицемерный, каждому воздаст по делам его». Однако у Грозного царский суд не уподобляется Высшему, не является его проекцией на земле – он фактически предуведомляет его. Иван лишь оставляет Богу право довершить начатую им расправу.
На словах Грозный исполнен смирения и покорности перед волей Всевышнего, но его деяния недвусмысленно свидетельствуют о том, что надежда смертного на высшую справедливость тщетна, все во власти земного царя. «Грозный презрел Христову заповедь: «Мне отмщение, и Аз воздам», а свои мучительства, свою ярость кощунственно отождествил с «чашей ярости Господней, – отмечает А.Панченко. – Это поистине религия силы, это земной ад». Идеология Ивана Грозного, наиболее ярко и полно реализованная в опричнине, – это религия царства земного.
Грозный в своем первом послании Курбскому укоряет князя за то, что тот «презирает» Божьи кары за человеческие грехи на этом свете: «Я же знаю и верю, что тем, кто живет во зле и преступает Божьи заповеди, не только там мучиться, но и здесь суждено испить чашу ярости Господней за свои злодейства и испытать многообразные наказания,а покинув этот свет, в ожидании праведного Господнего суда, претерпят они горчайшее осуждение,а после осуждения – бесконечные муки. Так я верю в Страшный суд Господень». Грозный уверен, что сперва грешник претерпевает наказание на земле, а затем только следует его осуждение на небесах. Но кто решает до Господа и за Господа – грешен или праведен человек, и кто осуществляет наказание на этом свете – о сем Иван красноречиво умалчивает. За него говорит эпитафия на могиле печорского игумена Корнилия, убитого царем, гласившая: «Предпослал царь земной Царю небесному».
Вспоминается и другой отрывок полемики между Курбским и Грозным, в котором беглый князь укоряет царя за то, что тот погубил «сильных во Израиле». В ответ на это царь заявляет следующее: «А сильных во Израиле мы не убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израиле, потому что Русская земля держится Божьим милосердием, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами, не ипатами и стратигами».
Сначала Грозный говорит, что расправ над «сильнейшими во Израиле» вовсе не было, потом – что он не знает, кого подразумевает Курбский под «сильнейшими», однако из дальнейших его слов становится ясно, что царь прекрасно понимает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
После падения Мюнстера плененного «царя» допрашивал епископ, и между ними состоялся следующий примечательный диалог. «Кто дал тебе власть?» – спросил епископ Иоганна. «А тебе кто?» – спросил тот, в свою очередь. «Весь народ и капитул». – «А мне – сам Бог!» Не правда ли, ответ мюнстерского самозванца весьма напоминает пафос посланий Грозного европейским монархам. «Ты государь, аки Бог», – писал из крымского плена опричник Василий Грязной.
На эту черту Грозного на Руси давно обратили внимание. В Новгороде в конце 50-х годов был составлен список византийского «Слова о Дариане царе, како ся (себя) велел звать Богом».По мнению С.О. Шмидта, «Слово..» перекликалось с событиями современной политической жизни и могло использоваться определенными кругами в общественно-политической борьбе. Исследователь в этой связи вспоминает укоры Курбского в адрес Грозного, который «…от преизлишнего надмения и гордости, мнящеся о собе мудр всеа вселенныя учителем быти». На претензии Дариана один из призванных им философов отвечает «Яко хочешися зватися богом, да выступиши ли от всея вселенныаи тако возовешись богом». Философы не только развенчивают непомерные претензии царя, но и указывают ему на неминуемое возмездие. Один из них напоминает Дариану слова пророка Иеремии: «..бози не сотвориша ни на небесе, ни на земле, да погибнут, аще ты, царю, хощеши зватися богом, то погибнеши взовися богом».
Творя свой неправый суд, земные боги сеяли вокруг поругание и погибель. Одного из жителей Мюнстера, заподозренного в неуважении к «пророкам», Иоганн ударил алебардой со словами: «Мне дана сила от Господа, чтобы моей рукой был поражен всякий, кто противится приказам Господа!». Опричники считали, что изменников наказывает Бог, а не государь. Оба Иоанна любили трапезничать с верными. Иван в Слободе после утренней службы собирал опричников на трапезу и читал им нечто душеспасительное, а иногда певал «Символ веры Св. Афанасия» и другие молитвенные песни. В Мюнстере были учреждены общие трапезы, где братья с одной стороны и сестры – с другой, вкушали еду, слушая проповедь или главу из Писания. Оба Иоанна время от времени развлекались за трапезой, собственноручно карая изменников.
Однажды жители Мюнстера были званы на пир к Царю, который сам угощал присутствующих. Подражая Христу, Иоганн разломил большие пшеничные хлебы на множество кусочков и раздавал их присутствовавшим. Потом все запели: «Слава в вышних Богу и Христу Царю на земле». Один из сотрапезников не понравился Иоганну и «царь Христос» отрубил ему голову, заявив, что это был Иуда. Иоанн Московский убил жезлом игумена Псково-Печерской лавры Корнилия, потому что царю показались подозрительными сильные укрепления монастыря. В Мюнстере анабаптисты разоряли монастыри и церкви как оплоты «блудницы Вавилонской» – ненавистной католической церкви, Иван разорял Божьи обители и убивал монахов в Твери, Пскове и других русских городах безо всяких причин.
Расправы по самым разным поводам происходили в Мюнстере ежедневно. Например, 3 июня 1535 года казнили пятьдесят два человека, 5-го «всего» троих, 6 и 7-го – по восемнадцать. Грозный в течение двух недель, если исходить из содержания царского синодика, «отделал» полторы тысячи новгородцев. Жертвам Ивана отрубают головы (П. Куракин), их сажают на кол (князь Борис Тулупов), рассекают живьем на куски (И.Висковатый), забивают палками (Юрьев), вешают (П. Горенский), задирают медведями, травят собаками (архиепископ Леонид), жарят на специально выкованной для этих целей сковороде (князь-инок Пимен Щенятев), обливают попеременно ледяной водой и кипятком (казначей Фуников), потчуют ядами, травят дымом (Евдокия Старицкая), закалывают ножами (И. Федоров), расстреливают из луков или пищалей (пленные татары в Торжке), пронзают пиками (глава Разрядного приказа Иван Выродков), топят в воде (полоцкие евреи и жители Новгорода), душат (Св. митрополит Филипп), взрывают на бочке с порохом (воевода Казаринов-Голохвастов), сжигают в клети (дворовые боярина Федорова), живьем сдирают кожу (жертвы московских казней 1570 года) – до такого творческого разнообразия немцам было далеко. Способ иных Ивановых расправ невозможно описать одним словом. Например, воеводу Ивана Куракина раздели донага, привязали к тележке и прогнали через рынок шестью проволочными плетьми, которые перерезали ему спину, живот и внутренности. Конюший Иван Обросимов был повешен голым на виселицу за пятки вниз головой, и палачи резали его тело на маленькие кусочки. Иоганн Лейденский и Иван Московский устраивали спектакли с отречением. Так, Боккольд после очередного грандиозного пиршества вдруг сообщил, что складывает с себя царскую власть. Но тут один из приближенных возвестил, что Господь призывает Иоганна оставаться царем и покарать неверных. Как мы видим, и в Мюнстере, и в Москве цель «отречения» заключалась в том, чтобы еще более усердно и жестоко расправляться с неугодными. Еще одна общая черта: опричник Грозного обязан был отречься от родителей, он не должен был общаться с земскими. «Пусть никто не думает ни о муже, ни о жене, ни о ребенке. Не берите их с собой, они бесполезны Божьей общине», – призывали пропагандистские издания анабаптистов.
Казни Ивана Грозного
В России земский был беззащитен перед опричником, любой предосудительный с точки зрения религии или обычая поступок опричника в отношении жителя земщины был оправдан в глазах государя. В России Грозного расцвело доносительство. Наветы использовались, чтобы отделаться от недруга, от кредитора, завладеть добром соседа. В Мюнстере, где было объявлено об обобществлении имущества, две бесноватых пророчицы доносили на утаивших свое добро, и ослушников тут же на месте казнили.
По примеру ветхозаветных патриархов, второкрещенцы учредили в городе многоженство. Начался дележ женщин, сопровождаемый насилием и самоубийствами. Время от времени власти устраивали публичные казни непокорных жен. Сам Иоганн подавал пример «верным». Свою супругу, усомнившуюся в том, что новоявленный «царь Христос» действует по воле Божьей, он притащил на рыночную площадь, отрубил ей голову, и, топча ногами труп, кричал: «Это была девка продажная; она меня не слушалась!» После этого Иоганн пустился в пляс, а за ним и весь собравшийся вокруг народ.
Впрочем, у мюнстерца было семнадцать жен. Хотя Грозный не мог похвастаться подобным гаремом, его семь жен были неприкрытым вызовом православным канонам и народным обычаям, представлению о христианской семье. Но многоженство Ивана – невинная шалость в сравнении с его прочими поступками. Изощренные издевательства над девицами и замужними женщинами московского царя хорошо известны. Потому, когда Грозный назидательно пишет протестантскому пастору Яну Роките: «Избегайте прелюбойдейства, ибо всякий грех, что творит человек, вне тела, а творящий прелюбодеяние в своем теле согрешает», мы можем в полной мере оценить чудовищное лицемерие монарха.
Кромешники
Патологические выходки роднят тиранов всех времен и народов. Нас же интересует глубинное сходство таких явлений середины XVI века, как российская опричнина и мюнстерская коммуна. И. Р. Шафаревич, анализируя деятельность религиозных сект, в том числе и анабаптистов, отмечает, что они призывали не к улучшению церковной организации или мирской жизни, а к полному уничтожению католической церкви, к тотальному разрушению тогдашнего общества, а до тех пор, пока такой возможности не предоставлялось, – к уходу от мира, его враждебному игнорированию. «Требование уничтожения частной собственности, семьи, государства и всей иерархии тогдашнего общества имели целью выключить участников движения из окружающей жизни и поставить во враждебные, антагонистические отношения к „миру“, – отмечает И. Шафаревич.
Именно эту цель преследовала опричнина. Опричник изымался из взрастившей его среды, включался в новую искусственную структуру, враждебную как государству (земству), так и обществу (миру). В Александровой слободе Иван устроил пародию на монастырь, в котором сам царь был «игуменом», «келарем» – князь Афанасий Вяземский, «пономарем» – Григорий Вельский, более известный как Малюта Скуратов. Уже ранним утром «братья» должны были участвовать на богослужении. Опричные «иноки» носили монашеские рясы, под которыми, правда, скрывались богатые одежды.
Под личиной травестии скрывался вполне конкретный смысл. Монахи, которым уподоблялись опричники, с православной точки зрения – непогребенные мертвецы, люди, отрекшиеся от «мира сего», умершие для него, но в данном случае не ради служения Богу, а ради служения богочеловеку – московскому «царю Христу». В опричном варианте «монахи» Грозного отрекались от мира, под чем подразумевался весь народ православный, отрекались от своей Родины и соотечественников. Как заметил A.M. Панченко, каждый опричник не сомневался в том, что он погубил свою душу. Полностью подчинившись царю земному, он уже не опасался Высшего суда. Для него оставался один путь – разрушение существующего миропорядка. Опричнина вносила соблазн и смуту в душу отдельного человека и народа в целом. Костомаров напоминает, что иностранцы, наблюдавшие опричнину, замечали: «Если бы сатана хотел выдумать что-нибудь для порчи человеческой, то и тот не мог бы выдумать ничего удачнее».
Опричнина, если сформулировать ее суть одним словом, – это Анти-Россия.«Царь возненавидел грады земли своея», – писал дьяк Иван Тимофеев. Публицист XVII века Григорий Котошихин отмечал, что Грозный «пленилподданных своих, единоверных християн, и многи мучителства над князи, и боляры своими, и простыми людми показа». То есть царь не просто правил страной «тиранским обычаем», но поступил с собственным народом, как с населением захваченной страны, с христианами – как с иноверцами-бусурманами. Грозный вел войну с Россией по трем направлениям: с семьей –через отречение опричников от родных, через надругательство над супружескими узами; с частной собственностью –через ограничение владельческих прав, конфискации, грабежи, бесконечную ротацию землевладельцев и землевладений; и, наконец, с государством –через его расчленение.
Л.Н. Гумилев считал, что в опричнине мы в чистом виде сталкиваемся с антисистемой.Антисистемный характер мироощущения опричников выразился не только в их поведении, но даже в терминологии. «Старинное русское слово „опричь“, то есть „кроме“, дало современникам (Курбскому. – М.З.) повод называть сторонников Грозного кромешниками, а слово это имело вполне определенный натурфилософский смысл. …В представлении христианина … ад – «тьма кромешная»… пустота, вакуум, в котором нет ничего материального, тварного. …Значит, кромешники – это люди, одержимые ненавистью к миру, слуги метафизического абсолютного зла».
Сам внешний вид опричников недвусмысленно говорил о том, посланниками какой силы они являются. Они «тьмообразны», как адское воинство, одеты с головы до ног в черное и ездят на вороных конях. Как известно, царские слуги приторачивали к седлам собачьи головы и метлы. Традиционное объяснение этой экипировки состоит в том, что атрибуты опричников символизировали их усердие в борьбе с врагами государевыми – они должны были выметать измену из страны и кусать царевых недругов. Но снаряженные таким образом всадники должны были производить куда более многообразное впечатление на россиян середины XVI века. Начнем с того, что метла – непременная принадлежность ведьм и ведьмаков. По народному поверью, ведьмы могли превращаться в животных, становиться оборотнями. Так «ведьма» Марина Мнишек превратилась в сороку.
Чаще всего оборотни принимали вид волка либо собаки.Известный исследователь славянского фольклора А. Потебня пришел к выводу, что змей, волк или ведьма – разные трансформации одного враждебного жизни явления. Другой его формой является ведьма Мара, ездящая на людях, обращенных в лошадей, либо на настоящих лошадях. Само слово Мара относится к корню мри, от которого происходит слово сьмрътъ и другие сходные слова с тем же значением или со значением страдания и болезни. То есть внешний вид опричников слагался из недвусмысленных признаков врагов рода христианского и пришельцев из потустороннего мира, несущих гибель и мучение православным.
Кроме того, оборотней-волкодлаков (что означает буквально «волчья шкура») языческие поверья относили к жреческому сословию. А. Рыбаков полагает, что «облакогонители» – представители одного из высших разрядов волхвов являлись людям в волчьем обличии, ряжеными. Значит, собачья (сиречь волчья) голова, притороченная к седлу опричника – примета его принадлежности к избранной касте, знак сверхъествественных возможностей. Впрочем, Грозного могла привлекать другая аналогия. Опричник должен был уничтожать государевых врагов. В русской мифологии волку, задирая скотину, волк действует не по своей, а по Божьей воле. Так и опричник, убивающий супротивников царя, – лишь орудие в руках Бога земного.
Наконец, стоит отметить, что собака – социальная и корпоративная примета юродивого, символический признак отчуждения. Казалось бы, какая связь между опричником и юродивым? На наш взгляд, связь самая непосредственная. Как отмечает A.M. Панченко, активная сторона юродства заключается в обязанности «ругаться миру», обличая грехи сильных и слабых. Юродивый, будучи отчужден от общества, выступает его судьей. Вот и опричник, отрекшийся от семьи, порвавший все родственные и социальные связи, становится не только судьей, но и палачом, юродивым «антихриста ради».
Суд Антихриста
По мнению A.M. Панченко, Грозный сознательно придал своим слугам обличье адских прислужников. Если царь подобен Богу, то опричники – бесам. Это должно было напоминать, что на том свете наказание определяетБог, а осуществляютего сатана и бесы. На этом же свете кару назначает царь, а в качестве палачей выступают опричники-кромешники. Подобный параллелизм, надо сказать, характерен для отношения москвичей к власти. Сильвестр в своем «Домострое» говорит следующее: «Если земному царю правдою служишь и боишься его, научишься и Небесного Царя бояться: этот временный, а небесный вечен, и Судия нелицемерный, каждому воздаст по делам его». Однако у Грозного царский суд не уподобляется Высшему, не является его проекцией на земле – он фактически предуведомляет его. Иван лишь оставляет Богу право довершить начатую им расправу.
На словах Грозный исполнен смирения и покорности перед волей Всевышнего, но его деяния недвусмысленно свидетельствуют о том, что надежда смертного на высшую справедливость тщетна, все во власти земного царя. «Грозный презрел Христову заповедь: «Мне отмщение, и Аз воздам», а свои мучительства, свою ярость кощунственно отождествил с «чашей ярости Господней, – отмечает А.Панченко. – Это поистине религия силы, это земной ад». Идеология Ивана Грозного, наиболее ярко и полно реализованная в опричнине, – это религия царства земного.
Грозный в своем первом послании Курбскому укоряет князя за то, что тот «презирает» Божьи кары за человеческие грехи на этом свете: «Я же знаю и верю, что тем, кто живет во зле и преступает Божьи заповеди, не только там мучиться, но и здесь суждено испить чашу ярости Господней за свои злодейства и испытать многообразные наказания,а покинув этот свет, в ожидании праведного Господнего суда, претерпят они горчайшее осуждение,а после осуждения – бесконечные муки. Так я верю в Страшный суд Господень». Грозный уверен, что сперва грешник претерпевает наказание на земле, а затем только следует его осуждение на небесах. Но кто решает до Господа и за Господа – грешен или праведен человек, и кто осуществляет наказание на этом свете – о сем Иван красноречиво умалчивает. За него говорит эпитафия на могиле печорского игумена Корнилия, убитого царем, гласившая: «Предпослал царь земной Царю небесному».
Вспоминается и другой отрывок полемики между Курбским и Грозным, в котором беглый князь укоряет царя за то, что тот погубил «сильных во Израиле». В ответ на это царь заявляет следующее: «А сильных во Израиле мы не убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израиле, потому что Русская земля держится Божьим милосердием, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами, не ипатами и стратигами».
Сначала Грозный говорит, что расправ над «сильнейшими во Израиле» вовсе не было, потом – что он не знает, кого подразумевает Курбский под «сильнейшими», однако из дальнейших его слов становится ясно, что царь прекрасно понимает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59