– Она вздыхает. – Твоя сестра не единственная хищница в стране снов.
– И Джо всегда так говорил.
– Но свет открыл дорогу сюда твоему спящему «я», – говорит она. – А в этом состоянии ты не столь уязвима для опасностей, подстерегающих здесь.
– А когда я вылечу Рэйлин…
– На ее воскрешение уйдет и твой собственный свет. Кто знает, скоро ли он снова разгорится так ярко, как нужно для перехода границы?
Я киваю.
– Спасибо, – говорю я. – Спасибо, что ты нашла время поговорить со мной, пока мне не пришлось вернуться в Сломанную Девочку – мне ведь придется к ней вернуться, да?
– Если ты надолго оставишь ее одну, особенно здесь, у тебя не будет будущего.
«Может быть, так было бы лучше всего, – думается мне. – Потому что быть калекой, не иметь возможности рисовать, побывать в стране снов… что же это за будущее?» Но я отгоняю эту мысль, подкрадывавшуюся из какого-то темного угла в моей голове.
– Ты еще можешь выздороветь, – говорит мне женщина. – Давай надеяться на лучшее.
– Понимаю, – отзываюсь я. – Не беспокойся. Я не сдамся. Не сдавалась раньше и теперь не собираюсь. Такой уж… – я улыбаюсь ей светло, хотя в себе уже не чувствую света, – такой уж у меня талант.
– Один из многих, дитя. Может, и так.
– Так что все равно… спасибо, – говорю я.
И кладу венок на грудь сестре. В первое мгновение мне кажется, что ничего не выйдет, но потом, так же как у Тоби, свет пробегает по синим цветам и темным листьям – свет с самой верхней ветви самого высокого дерева Большого леса. Янтарная вспышка, в которой свиваются алые и зеленые, бирюзовые и золотые нити. Снова звучит хор, и неподвластные переводу слова словно возникают перед глазами. Теплый свет иного мира омывает мне лицо. Проходит мгновение, другое, и он замирает, гаснет. И вместе с ним гаснет что-то во мне. Наверное, тот самый свет.
Руки мои пусты. Точно так же, как веточка в руке Тоби, синий венок растаял в сиянии, растворился в моей сестре.
Рэйлин лежит неподвижно, но я вижу, как бьется жилка у нее на горле, как поднимается и опускается грудь. Я касаюсь ее щеки. Кожа теплая. Живая.
Одежда у нее пропиталась кровью, но я задираю футболку, изодранную пулями, и под ней – гладкая чистая кожа. Только под грудью – метка, такая же, как на ладони у Тоби. Янтарное пятнышко вроде родинки или татуировки в виде веточки – только у Рэйлин веточка обрамлена миниатюрным венком.
Я поднимаю взгляд на женщину, но ее уже нет.
Я снова в расселине, и все уставились на меня.
– Какого черта ты сделала? – спрашивает Джек Вертопрах.
Он наступает на меня, но Джо рукой загораживает ему дорогу и указывает мне за спину, на склон.
– Это она, – говорит Нанабозхо, – та женщина с горы Коди.
Обернувшись, я вижу свою луноликую собеседницу, стоящую среди молодых деревьев на середине склона. Лицо ее стало суровее, но Джека это не смущает.
– Так это что же?! – восклицает он. – Она оживет, и убийства будут продолжаться?!
Женщина долго молчит. А когда заговаривает, голос ее, как и лицо, много суровее, чем в разговоре со мной.
– Сохранится равновесие, – говорит она. – Оно сохраняется всегда.
– И что в нем для тех, кто уже мертв?
– Разве тебя ничему не научили злоключения Коди? – спрашивает она. – Встать против несправедливости – дело отважных. Но месть никогда никому не помогает.
– Зато доставляет удовольствие, – парирует Джек.
Она качает головой:
– Спроси у Коди, много ли удовольствия доставила ему месть.
Ответить никто не успевает. Она поворачивается и уходит вверх по склону. Молчание длится, пока она не скрывается за гребнем. Потом Нанабозхо вздыхает.
– Что ж, нам и прежде случалось ошибаться, – говорит он.
– Но не в этот раз!
Услышав слова Джека, я встаю между ним и сестрой.
– Может, возмездие и не лучший выход, – продолжает он, – но убийства надо прекратить, а другого способа у нас нет.
– Никто ей ничего не сделает, – говорю я ему.
Собака Джо крадучись проскальзывает ко мне и останавливается рядом. Джо шагает за ней. Тоби встает с другой стороны.
– Как вы не понимаете, – настаивает Джек, – она уже слишком долго убивала. Теперь иначе нельзя. Раз уж она повадилась, так не остановится, пока с ней не покончишь.
– Ты о моей сестре говоришь, – бросаю я, – а не о какой-нибудь зверюге.
– К большинству зверей я питаю большее уважение, чем к таким, как она.
– Она умерла, чтобы спасти меня.
Джек опускает голову, разглядывая Рэйлин.
– На мой взгляд, она не слишком похожа на покойницу.
– Дадим ей вторую попытку, – говорит Джо.
– Тебе нужны новые убийства на твоей совести? – спрашивает его Джек. – Мне – нет. Все очень просто. Это женщина делала зло. Не однажды, а раз за разом. И мы сейчас можем это прекратить. А если тем самым она расплатится за прежние убийства, то, я считаю, это будет только справедливо.
– Ладно, – говорит Джо, – давайте-ка малость остынем. Хватит разговоров о наказаниях, возмездии и прочем в том же духе.
Джек таращит на него глаза:
– Что это ты раскомандовался?
– Разве ты не слышал слов старого духа?
– Слышал. И слышал, что рассказывал Бо о разговоре с ней на горе у Коди. И то, что я услышал, не нравилось мне тогда и не нравится теперь. Черт возьми, ты же тогда был заодно с нами, сам говорил, с какой стати нам повиноваться эдиктам, изданным какими-то старыми духами!
– Я прошу тебя прислушаться к ней не потому, что она – это она, – говорит Джо, – а потому, что она говорила дело. Всем нам известно, много ли хорошего добивался Коди каждый раз, когда пытался воздать кому-то по заслугам.
Джек качает головой:
– Ты размяк, Джо.
– А ты слишком уж зачерствел.
– Джо прав, – вмешивается Нанабозхо. – Уступи на этот раз, Джек. Еще немного, и мы передеремся друг с другом, а кому это надо?
– И что нам делать? – спрашивает Джек. – Позволить ей дальше убивать?
– Мы ведь не знаем, как оно будет, – возражает Нанабозхо. – Мой совет – подождать. Мы за ней приглядим. Если вздумает взяться за старое – найдем способ ее остановить. Только сдается мне, что она не вздумает. Пока вы тут препирались, я успел хорошенько рассмотреть девицу. Вы замечаете, какой в ней свет?
Джек и Джо дружно рассматривают Рэйлин.
– Другой, – признает Джек. – Раньше был темным, а теперь нет.
Я тоже смотрю, но не вижу того, что видят они. Нанабозхо кивает:
– То, что они сделали, чтобы ее вернуть, вымыло из нее темноту. Догадываюсь, что ей несладко придется, когда она придет в чувство и вспомнит все, что натворила.
– А единороги? – спрашивает Джек. – Те, что еще живы?
– Ей придется помириться с ними – с живыми и мертвыми.
У Джека, похоже, еще есть что сказать, но он пожимает плечами и отворачивается – воплощенное равнодушие. Злость в нем погасла, будто ее и не бывало.
– Отлично, – говорит он, – можно и подождать. Тем более что меня ждет свидание с моей пумой.
Он вытаскивает пачку сигарет и угощает нас всех. И все берут по сигарете, даже я. Закашливаюсь, прикуривая от его причудливой зажигалки и вдыхая горький дым, но у меня есть причина потерпеть. По-моему, сигарета сейчас – вроде печати на договоре или как трубка мира у кикаха. Одобрительный взгляд Джо подтверждает, что я не ошиблась.
– Мы пошли, – говорит Джек и трогает пальцами поля своей черной шляпы.
Они с Нанабозхо делают шаг в сторону – и словно свернули за угол, которого здесь нет, и исчезли из виду.
Как только они скрываются, я, нагнувшись, тушу сигарету о камень и подаю Джо длинный окурок. Тот прячет его в карман. Тоби трогает меня за руку.
– Зачем ты это сделала? – спрашивает он. – Чудо было для тебя, чтобы вылечить Сломанную Девочку.
– Знаю. Но я не могла оставить сестру умирать. Я ей кое-что должна.
– Но ведь теперь ты…
Я обнимаю его.
– Это не важно, – говорю я, дыша ему в макушку, – со мной все будет в порядке. Спасибо тебе, Тоби. Ты оказался самым верным другом.
Я выпускаю его, когда чувствую, как что-то твердое уперлось мне в бедро. Даже сейчас, после всего, что было!.. Он неисправим. Тоби ухмыляется и оттягивает штаны, чтобы скрыть выпуклость, но я знаю, что у него под ними творится, и Джо тоже смеется. Питбуль не обращает на нас внимания. Он смотрит на лежащее на краю расселины тело Рози, и на его морде горестное, совсем не собачье выражение.
– И что теперь будем делать? – спрашивает Тоби.
– Джилли нужно возвращаться, – говорит Джек.
Я мотаю головой:
– Дождусь, пока очнется Рэйлин.
– С каждой минутой, которую ты со своим настоящим «я» проводишь в стране снов, твоя связь с жизнью становится тоньше.
– Знаю, – говорю я Джо. – Она мне то же самое говорила. Но прежде чем возвращаться, мне обязательно нужно поговорить с сестрой. Если она останется в стране снов, мы, может быть, больше уже не встретимся.
– Мы еще вернем тебя сюда, – обещает Джо, – вот только поправишься… Просто надо немножко подождать.
Но я не разделяю его уверенности. Только поправишься… Неизвестно еще, поправлюсь или нет. А что до возвращения, то женщина-дух, предложившая мне выбор, вроде бы и говорила, что оно возможно, но мне показалось, она сама не так уж уверена. А если возможно, так очень не скоро.
Я понимаю, как опасно сейчас задерживаться. Я ощущаю Сломанную Девочку как неотступную тяжесть, боль, зовущую вернуться к ней, снова стать цельной. Но так надо. И тут меня осеняет.
– А ты не мог бы забрать отсюда Сломанную Девочку? – спрашиваю я Джо.
Он задумывается и наконец кивает.
– Это помогло бы, – говорит он. – Но и тебе надо поторопиться. Вы обе слишком долго пробыли здесь.
– Потороплюсь, – соглашаюсь я. – Спасибо, что пришел за мной, Джо. И что заступился за мою сестру.
– Надеюсь, что не ошибся…
– Я тоже, – говорю я.
Потому что я не знаю. Я вовсе не так уверена, как хочу показать, что Рэйлин изменится после всего, что было. Знаю только, что до выстрела Рози она меня слушала. Между нами была связь. И ведь она шагнула под пулю, предназначенную для меня.
– Будем надеяться, она в самом деле изменилась, – говорит мне Джо. – Ради нее самой. Потому что если нет – Джек ее жалеть не станет. – И, помявшись в нерешительности, заканчивает: – И я тоже.
– Я понимаю, – говорю я ему.
Он делает шаг ко мне и прижимается лбом к моему лбу, положив руки мне на плечи. Я помню, он говорил мне однажды – это поцелуй жизни.
– Пожалуйста, – просит он, – не задерживайся надолго.
Затем поворачивается и проходит дальше по расселине, туда, где лежит Сломанная Девочка. Питбуль на миг задерживается. Он отвернулся наконец от тела Рози и смотрит теперь на меня. Я нагибаюсь погладить собаку, но она уклоняется и прижимается лбом к моему бедру.
– Где ты взял эту псину? – окликаю я Джо, когда питбуль торопится догнать его.
Он оглядывается, приостанавливается.
– Я ее не брал. Она пришла на помощь по дружбе.
– И как ее зовут?
– Она мне не говорила.
– Ну, поблагодари ее от меня, – говорю я.
Джо улыбается:
– Она не глухая. Сама можешь поблагодарить. Я благодарю, и собака отвечает мне коротким лаем.
Джо опускается на одно колено подле Сломанной Девочки. Повернувшись лицом к собаке, говорит что-то – я не разбираю слов, – и она прижимается лбом к его ноге, как только что прижималась ко мне. Потом делает шаг в сторону и исчезает. Я начинаю привыкать – и глазом не моргнула.
Джо поднимает Сломанную Девочку на руки.
– Не забудь, – окликает он меня.
– Помню: вернусь, как только смогу.
И он тоже исчезает, унося свою ношу в Мир Как Он Есть.
Зов, который тянул меня к Сломанной Девочке, пока она была здесь, сменяется сосущей пустотой в груди.
Минуту я смотрю на Рэйлин. С ней все по-прежнему. Спит, я думаю. Надеюсь. Лицо не стало бледнее, и дышит ровно.
Я поворачиваюсь к Тоби:
– Не хочешь помочь мне похоронить ее подругу?
– Не хочу, – отвечает он, – но помогу. Земля слишком твердая, да и копать нам нечем, так что мы просто складываем над ней груду камней. Тоби говорит, такие надгробия возводили в старину. Работа тяжелая, но она помогает избавиться от мысли, что будет, когда Рэйлин очнется. Что я ей скажу? Как она на меня взглянет?
Я не знаю, чего ждать. И чего хочу, тоже толком не знаю.
5
Ньюфорд
– Слава богу! – вырвалось у Софи, когда Джо вышел из стены с Джилли на руках.
Она неловко поднялась на ноги. Их странное появление, видимая невероятность хождения сквозь стену едва коснулась ее сознания. Она видела только Джилли.
За спиной расплакалась Венди. Софи не удивилась. У нее самой на глаза навернулись слезы облегчения. Обернувшись, она помогла Венди подняться и они стояли, сцепив руки.
– Вы в порядке? – спросила Джо Касси. – Оба? Тот кивнул:
– Пока да.
Из конца коридора торопливо подошли Лу с Анжелой. Лу подхватил Джилли, и вдвоем с Джо они уложили ее на кровать. Следом вошли остальные, в палате стало тесно.
– Кто-нибудь позовет сестру? – спросил Джо.
– Я схожу, – вызвалась Касси.
Венди тронула Джо за руку, взглядом выразив ему благодарность, которую разделяла и Софи.
– О господи, как же мы беспокоились, – заговорила она, – сколько часов прошло! Мы уж думали, ты ее не нашел.
– Это еще не все, – сказал Джо. – Ее сонный дух остался на той стороне.
Софи мгновенно осознала, что это значит, но остальные недоуменно молчали, и по комнате расходились круги смутной тревоги.
– И как это надо понимать? – спросил Лу. Его лицо на глазах утрачивало выражение радостного облегчения.
– Так и надо понимать, что ее душа все еще в стране снов, – объяснила ему Софи.
– Почему же… почему она не вернулась с тобой? – всхлипнула Венди.
– Осталось незаконченное дело, – ответил всем Джо. – Но на сей раз Джилли сама так захотела. Никто ее не удерживал.
– Значит, еще не все? – спросила Анжела.
Джо покачал головой:
– Еще нет.
Он присел на край постели, пальцем гладя лоб Джилли. Анжела подошла к Лу, стоявшему в ногах кровати, обхватила его руками, спрятала лицо у него на плече. Лу обнял ее, похлопал по спине, но не отрывал взгляда от лица Джилли. Венди взяла Софи за руку, и, глянув в лицо подруге, Софи тихонько сжала ей пальцы. Потом они прижались друг к другу, ища утешения, и тоже неотрывно смотрели на Джилли, беспомощную неподвижную фигурку, лежащую на кровати. Обе искали, хотели найти в ее лице признаки жизни.
Джо через их головы уставился на дверь:
– Куда подевалась эта сестра?!
Рэйлин
Манидо-аки
Забавно. Вот я умираю, и впервые в жизни мне спокойно. Никогда себя так не чувствовала, даже совсем маленькой, до того как смылась моя сестрица; даже пока мы с Гектором были вместе. Где бы я ни была, одна или в толпе, всегда ощущала на своей душе что-то вроде черного пятна. За свою жизнь я столько всего натворила, что иначе и быть не могло.
Я ведь не какая-нибудь патологическая личность, которая не ведает, что творит, и считает, будто весь мир крутится вокруг нее. Хоть я и вела себя так, будто не ведаю. Но я понимала, что поступаю плохо. Правда, никогда это ничего для меня не меняло, но тень этого понимания оставалась – что-то вроде осознания греха, надо полагать. Никуда не денешься от того, что с детства вбивали в голову чертовы священники и монахини.
Только теперь я, кажется, нашла выход: умереть, и все пройдет.
Прощенной я себя не чувствую – это было бы уже слишком. Зато чувствую себя забытой. Мир крутится себе дальше, а обо мне никто не думает, ни хорошо, ни плохо. Я исчезаю с экрана радаров, и мне это нравится.
Или, может, мир просто выплюнул меня как арбузную косточку, которую противно глотать. Мне все равно. Знаю только, что я падаю в темное ничто, направляясь прямиком к той светлой точке, которая, кажется, ничуть не приближается, но я все-таки двигаюсь к ней. И впервые в жизни мне спокойно.
Пока что-то не начинает тянуть меня назад.
Я барахтаюсь, но без толку. Что-то сграбастало меня и попросту волочит обратно. Уперлось, как старый мул, и ничего с ним не поделаешь. И я догадываюсь, что это такое. Это мое чертово «я» тянется к жизни. Начинаю вдруг ощущать свое тело. Дыры в нем закрываются, словно в меня и не всадили хорошую порцию свинца. Кровь растекается по жилам, легкие втягивают воздух. И черная метка греха снова поселяется у меня внутри, а покой уходит.
Я умирала, а больше не умираю, только и всего.
Перед глазами мелькает свет – вроде вспышек стробоскопа в тех клубах, куда таскала меня Рози, и вот я уже снова в собственном теле. Подо мной жесткая земля, на мне мокрая футболка, и ее лохмотья липнут к коже. Я сажусь и рассматриваю свою залитую кровью одежку. Потом поднимаю голову и осматриваюсь.
Вокруг лес, но мой взгляд тут же перехватывает здоровенная баба, сидящая рядом, и ничего другого я уже не замечаю.
Больше всего она походит на этакую хиппующую матрону: большая – в самом деле большая – женщина в мешковатом платье, с круглой, как полная луна, физиономией, вокруг которой целое облако черных нечесаных кудряшек. Мне подобные встречались. Вид у нее такой, будто она перебрала с медитациями или обкурилась до предела, – вроде как все кости в ней растаяли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– И Джо всегда так говорил.
– Но свет открыл дорогу сюда твоему спящему «я», – говорит она. – А в этом состоянии ты не столь уязвима для опасностей, подстерегающих здесь.
– А когда я вылечу Рэйлин…
– На ее воскрешение уйдет и твой собственный свет. Кто знает, скоро ли он снова разгорится так ярко, как нужно для перехода границы?
Я киваю.
– Спасибо, – говорю я. – Спасибо, что ты нашла время поговорить со мной, пока мне не пришлось вернуться в Сломанную Девочку – мне ведь придется к ней вернуться, да?
– Если ты надолго оставишь ее одну, особенно здесь, у тебя не будет будущего.
«Может быть, так было бы лучше всего, – думается мне. – Потому что быть калекой, не иметь возможности рисовать, побывать в стране снов… что же это за будущее?» Но я отгоняю эту мысль, подкрадывавшуюся из какого-то темного угла в моей голове.
– Ты еще можешь выздороветь, – говорит мне женщина. – Давай надеяться на лучшее.
– Понимаю, – отзываюсь я. – Не беспокойся. Я не сдамся. Не сдавалась раньше и теперь не собираюсь. Такой уж… – я улыбаюсь ей светло, хотя в себе уже не чувствую света, – такой уж у меня талант.
– Один из многих, дитя. Может, и так.
– Так что все равно… спасибо, – говорю я.
И кладу венок на грудь сестре. В первое мгновение мне кажется, что ничего не выйдет, но потом, так же как у Тоби, свет пробегает по синим цветам и темным листьям – свет с самой верхней ветви самого высокого дерева Большого леса. Янтарная вспышка, в которой свиваются алые и зеленые, бирюзовые и золотые нити. Снова звучит хор, и неподвластные переводу слова словно возникают перед глазами. Теплый свет иного мира омывает мне лицо. Проходит мгновение, другое, и он замирает, гаснет. И вместе с ним гаснет что-то во мне. Наверное, тот самый свет.
Руки мои пусты. Точно так же, как веточка в руке Тоби, синий венок растаял в сиянии, растворился в моей сестре.
Рэйлин лежит неподвижно, но я вижу, как бьется жилка у нее на горле, как поднимается и опускается грудь. Я касаюсь ее щеки. Кожа теплая. Живая.
Одежда у нее пропиталась кровью, но я задираю футболку, изодранную пулями, и под ней – гладкая чистая кожа. Только под грудью – метка, такая же, как на ладони у Тоби. Янтарное пятнышко вроде родинки или татуировки в виде веточки – только у Рэйлин веточка обрамлена миниатюрным венком.
Я поднимаю взгляд на женщину, но ее уже нет.
Я снова в расселине, и все уставились на меня.
– Какого черта ты сделала? – спрашивает Джек Вертопрах.
Он наступает на меня, но Джо рукой загораживает ему дорогу и указывает мне за спину, на склон.
– Это она, – говорит Нанабозхо, – та женщина с горы Коди.
Обернувшись, я вижу свою луноликую собеседницу, стоящую среди молодых деревьев на середине склона. Лицо ее стало суровее, но Джека это не смущает.
– Так это что же?! – восклицает он. – Она оживет, и убийства будут продолжаться?!
Женщина долго молчит. А когда заговаривает, голос ее, как и лицо, много суровее, чем в разговоре со мной.
– Сохранится равновесие, – говорит она. – Оно сохраняется всегда.
– И что в нем для тех, кто уже мертв?
– Разве тебя ничему не научили злоключения Коди? – спрашивает она. – Встать против несправедливости – дело отважных. Но месть никогда никому не помогает.
– Зато доставляет удовольствие, – парирует Джек.
Она качает головой:
– Спроси у Коди, много ли удовольствия доставила ему месть.
Ответить никто не успевает. Она поворачивается и уходит вверх по склону. Молчание длится, пока она не скрывается за гребнем. Потом Нанабозхо вздыхает.
– Что ж, нам и прежде случалось ошибаться, – говорит он.
– Но не в этот раз!
Услышав слова Джека, я встаю между ним и сестрой.
– Может, возмездие и не лучший выход, – продолжает он, – но убийства надо прекратить, а другого способа у нас нет.
– Никто ей ничего не сделает, – говорю я ему.
Собака Джо крадучись проскальзывает ко мне и останавливается рядом. Джо шагает за ней. Тоби встает с другой стороны.
– Как вы не понимаете, – настаивает Джек, – она уже слишком долго убивала. Теперь иначе нельзя. Раз уж она повадилась, так не остановится, пока с ней не покончишь.
– Ты о моей сестре говоришь, – бросаю я, – а не о какой-нибудь зверюге.
– К большинству зверей я питаю большее уважение, чем к таким, как она.
– Она умерла, чтобы спасти меня.
Джек опускает голову, разглядывая Рэйлин.
– На мой взгляд, она не слишком похожа на покойницу.
– Дадим ей вторую попытку, – говорит Джо.
– Тебе нужны новые убийства на твоей совести? – спрашивает его Джек. – Мне – нет. Все очень просто. Это женщина делала зло. Не однажды, а раз за разом. И мы сейчас можем это прекратить. А если тем самым она расплатится за прежние убийства, то, я считаю, это будет только справедливо.
– Ладно, – говорит Джо, – давайте-ка малость остынем. Хватит разговоров о наказаниях, возмездии и прочем в том же духе.
Джек таращит на него глаза:
– Что это ты раскомандовался?
– Разве ты не слышал слов старого духа?
– Слышал. И слышал, что рассказывал Бо о разговоре с ней на горе у Коди. И то, что я услышал, не нравилось мне тогда и не нравится теперь. Черт возьми, ты же тогда был заодно с нами, сам говорил, с какой стати нам повиноваться эдиктам, изданным какими-то старыми духами!
– Я прошу тебя прислушаться к ней не потому, что она – это она, – говорит Джо, – а потому, что она говорила дело. Всем нам известно, много ли хорошего добивался Коди каждый раз, когда пытался воздать кому-то по заслугам.
Джек качает головой:
– Ты размяк, Джо.
– А ты слишком уж зачерствел.
– Джо прав, – вмешивается Нанабозхо. – Уступи на этот раз, Джек. Еще немного, и мы передеремся друг с другом, а кому это надо?
– И что нам делать? – спрашивает Джек. – Позволить ей дальше убивать?
– Мы ведь не знаем, как оно будет, – возражает Нанабозхо. – Мой совет – подождать. Мы за ней приглядим. Если вздумает взяться за старое – найдем способ ее остановить. Только сдается мне, что она не вздумает. Пока вы тут препирались, я успел хорошенько рассмотреть девицу. Вы замечаете, какой в ней свет?
Джек и Джо дружно рассматривают Рэйлин.
– Другой, – признает Джек. – Раньше был темным, а теперь нет.
Я тоже смотрю, но не вижу того, что видят они. Нанабозхо кивает:
– То, что они сделали, чтобы ее вернуть, вымыло из нее темноту. Догадываюсь, что ей несладко придется, когда она придет в чувство и вспомнит все, что натворила.
– А единороги? – спрашивает Джек. – Те, что еще живы?
– Ей придется помириться с ними – с живыми и мертвыми.
У Джека, похоже, еще есть что сказать, но он пожимает плечами и отворачивается – воплощенное равнодушие. Злость в нем погасла, будто ее и не бывало.
– Отлично, – говорит он, – можно и подождать. Тем более что меня ждет свидание с моей пумой.
Он вытаскивает пачку сигарет и угощает нас всех. И все берут по сигарете, даже я. Закашливаюсь, прикуривая от его причудливой зажигалки и вдыхая горький дым, но у меня есть причина потерпеть. По-моему, сигарета сейчас – вроде печати на договоре или как трубка мира у кикаха. Одобрительный взгляд Джо подтверждает, что я не ошиблась.
– Мы пошли, – говорит Джек и трогает пальцами поля своей черной шляпы.
Они с Нанабозхо делают шаг в сторону – и словно свернули за угол, которого здесь нет, и исчезли из виду.
Как только они скрываются, я, нагнувшись, тушу сигарету о камень и подаю Джо длинный окурок. Тот прячет его в карман. Тоби трогает меня за руку.
– Зачем ты это сделала? – спрашивает он. – Чудо было для тебя, чтобы вылечить Сломанную Девочку.
– Знаю. Но я не могла оставить сестру умирать. Я ей кое-что должна.
– Но ведь теперь ты…
Я обнимаю его.
– Это не важно, – говорю я, дыша ему в макушку, – со мной все будет в порядке. Спасибо тебе, Тоби. Ты оказался самым верным другом.
Я выпускаю его, когда чувствую, как что-то твердое уперлось мне в бедро. Даже сейчас, после всего, что было!.. Он неисправим. Тоби ухмыляется и оттягивает штаны, чтобы скрыть выпуклость, но я знаю, что у него под ними творится, и Джо тоже смеется. Питбуль не обращает на нас внимания. Он смотрит на лежащее на краю расселины тело Рози, и на его морде горестное, совсем не собачье выражение.
– И что теперь будем делать? – спрашивает Тоби.
– Джилли нужно возвращаться, – говорит Джек.
Я мотаю головой:
– Дождусь, пока очнется Рэйлин.
– С каждой минутой, которую ты со своим настоящим «я» проводишь в стране снов, твоя связь с жизнью становится тоньше.
– Знаю, – говорю я Джо. – Она мне то же самое говорила. Но прежде чем возвращаться, мне обязательно нужно поговорить с сестрой. Если она останется в стране снов, мы, может быть, больше уже не встретимся.
– Мы еще вернем тебя сюда, – обещает Джо, – вот только поправишься… Просто надо немножко подождать.
Но я не разделяю его уверенности. Только поправишься… Неизвестно еще, поправлюсь или нет. А что до возвращения, то женщина-дух, предложившая мне выбор, вроде бы и говорила, что оно возможно, но мне показалось, она сама не так уж уверена. А если возможно, так очень не скоро.
Я понимаю, как опасно сейчас задерживаться. Я ощущаю Сломанную Девочку как неотступную тяжесть, боль, зовущую вернуться к ней, снова стать цельной. Но так надо. И тут меня осеняет.
– А ты не мог бы забрать отсюда Сломанную Девочку? – спрашиваю я Джо.
Он задумывается и наконец кивает.
– Это помогло бы, – говорит он. – Но и тебе надо поторопиться. Вы обе слишком долго пробыли здесь.
– Потороплюсь, – соглашаюсь я. – Спасибо, что пришел за мной, Джо. И что заступился за мою сестру.
– Надеюсь, что не ошибся…
– Я тоже, – говорю я.
Потому что я не знаю. Я вовсе не так уверена, как хочу показать, что Рэйлин изменится после всего, что было. Знаю только, что до выстрела Рози она меня слушала. Между нами была связь. И ведь она шагнула под пулю, предназначенную для меня.
– Будем надеяться, она в самом деле изменилась, – говорит мне Джо. – Ради нее самой. Потому что если нет – Джек ее жалеть не станет. – И, помявшись в нерешительности, заканчивает: – И я тоже.
– Я понимаю, – говорю я ему.
Он делает шаг ко мне и прижимается лбом к моему лбу, положив руки мне на плечи. Я помню, он говорил мне однажды – это поцелуй жизни.
– Пожалуйста, – просит он, – не задерживайся надолго.
Затем поворачивается и проходит дальше по расселине, туда, где лежит Сломанная Девочка. Питбуль на миг задерживается. Он отвернулся наконец от тела Рози и смотрит теперь на меня. Я нагибаюсь погладить собаку, но она уклоняется и прижимается лбом к моему бедру.
– Где ты взял эту псину? – окликаю я Джо, когда питбуль торопится догнать его.
Он оглядывается, приостанавливается.
– Я ее не брал. Она пришла на помощь по дружбе.
– И как ее зовут?
– Она мне не говорила.
– Ну, поблагодари ее от меня, – говорю я.
Джо улыбается:
– Она не глухая. Сама можешь поблагодарить. Я благодарю, и собака отвечает мне коротким лаем.
Джо опускается на одно колено подле Сломанной Девочки. Повернувшись лицом к собаке, говорит что-то – я не разбираю слов, – и она прижимается лбом к его ноге, как только что прижималась ко мне. Потом делает шаг в сторону и исчезает. Я начинаю привыкать – и глазом не моргнула.
Джо поднимает Сломанную Девочку на руки.
– Не забудь, – окликает он меня.
– Помню: вернусь, как только смогу.
И он тоже исчезает, унося свою ношу в Мир Как Он Есть.
Зов, который тянул меня к Сломанной Девочке, пока она была здесь, сменяется сосущей пустотой в груди.
Минуту я смотрю на Рэйлин. С ней все по-прежнему. Спит, я думаю. Надеюсь. Лицо не стало бледнее, и дышит ровно.
Я поворачиваюсь к Тоби:
– Не хочешь помочь мне похоронить ее подругу?
– Не хочу, – отвечает он, – но помогу. Земля слишком твердая, да и копать нам нечем, так что мы просто складываем над ней груду камней. Тоби говорит, такие надгробия возводили в старину. Работа тяжелая, но она помогает избавиться от мысли, что будет, когда Рэйлин очнется. Что я ей скажу? Как она на меня взглянет?
Я не знаю, чего ждать. И чего хочу, тоже толком не знаю.
5
Ньюфорд
– Слава богу! – вырвалось у Софи, когда Джо вышел из стены с Джилли на руках.
Она неловко поднялась на ноги. Их странное появление, видимая невероятность хождения сквозь стену едва коснулась ее сознания. Она видела только Джилли.
За спиной расплакалась Венди. Софи не удивилась. У нее самой на глаза навернулись слезы облегчения. Обернувшись, она помогла Венди подняться и они стояли, сцепив руки.
– Вы в порядке? – спросила Джо Касси. – Оба? Тот кивнул:
– Пока да.
Из конца коридора торопливо подошли Лу с Анжелой. Лу подхватил Джилли, и вдвоем с Джо они уложили ее на кровать. Следом вошли остальные, в палате стало тесно.
– Кто-нибудь позовет сестру? – спросил Джо.
– Я схожу, – вызвалась Касси.
Венди тронула Джо за руку, взглядом выразив ему благодарность, которую разделяла и Софи.
– О господи, как же мы беспокоились, – заговорила она, – сколько часов прошло! Мы уж думали, ты ее не нашел.
– Это еще не все, – сказал Джо. – Ее сонный дух остался на той стороне.
Софи мгновенно осознала, что это значит, но остальные недоуменно молчали, и по комнате расходились круги смутной тревоги.
– И как это надо понимать? – спросил Лу. Его лицо на глазах утрачивало выражение радостного облегчения.
– Так и надо понимать, что ее душа все еще в стране снов, – объяснила ему Софи.
– Почему же… почему она не вернулась с тобой? – всхлипнула Венди.
– Осталось незаконченное дело, – ответил всем Джо. – Но на сей раз Джилли сама так захотела. Никто ее не удерживал.
– Значит, еще не все? – спросила Анжела.
Джо покачал головой:
– Еще нет.
Он присел на край постели, пальцем гладя лоб Джилли. Анжела подошла к Лу, стоявшему в ногах кровати, обхватила его руками, спрятала лицо у него на плече. Лу обнял ее, похлопал по спине, но не отрывал взгляда от лица Джилли. Венди взяла Софи за руку, и, глянув в лицо подруге, Софи тихонько сжала ей пальцы. Потом они прижались друг к другу, ища утешения, и тоже неотрывно смотрели на Джилли, беспомощную неподвижную фигурку, лежащую на кровати. Обе искали, хотели найти в ее лице признаки жизни.
Джо через их головы уставился на дверь:
– Куда подевалась эта сестра?!
Рэйлин
Манидо-аки
Забавно. Вот я умираю, и впервые в жизни мне спокойно. Никогда себя так не чувствовала, даже совсем маленькой, до того как смылась моя сестрица; даже пока мы с Гектором были вместе. Где бы я ни была, одна или в толпе, всегда ощущала на своей душе что-то вроде черного пятна. За свою жизнь я столько всего натворила, что иначе и быть не могло.
Я ведь не какая-нибудь патологическая личность, которая не ведает, что творит, и считает, будто весь мир крутится вокруг нее. Хоть я и вела себя так, будто не ведаю. Но я понимала, что поступаю плохо. Правда, никогда это ничего для меня не меняло, но тень этого понимания оставалась – что-то вроде осознания греха, надо полагать. Никуда не денешься от того, что с детства вбивали в голову чертовы священники и монахини.
Только теперь я, кажется, нашла выход: умереть, и все пройдет.
Прощенной я себя не чувствую – это было бы уже слишком. Зато чувствую себя забытой. Мир крутится себе дальше, а обо мне никто не думает, ни хорошо, ни плохо. Я исчезаю с экрана радаров, и мне это нравится.
Или, может, мир просто выплюнул меня как арбузную косточку, которую противно глотать. Мне все равно. Знаю только, что я падаю в темное ничто, направляясь прямиком к той светлой точке, которая, кажется, ничуть не приближается, но я все-таки двигаюсь к ней. И впервые в жизни мне спокойно.
Пока что-то не начинает тянуть меня назад.
Я барахтаюсь, но без толку. Что-то сграбастало меня и попросту волочит обратно. Уперлось, как старый мул, и ничего с ним не поделаешь. И я догадываюсь, что это такое. Это мое чертово «я» тянется к жизни. Начинаю вдруг ощущать свое тело. Дыры в нем закрываются, словно в меня и не всадили хорошую порцию свинца. Кровь растекается по жилам, легкие втягивают воздух. И черная метка греха снова поселяется у меня внутри, а покой уходит.
Я умирала, а больше не умираю, только и всего.
Перед глазами мелькает свет – вроде вспышек стробоскопа в тех клубах, куда таскала меня Рози, и вот я уже снова в собственном теле. Подо мной жесткая земля, на мне мокрая футболка, и ее лохмотья липнут к коже. Я сажусь и рассматриваю свою залитую кровью одежку. Потом поднимаю голову и осматриваюсь.
Вокруг лес, но мой взгляд тут же перехватывает здоровенная баба, сидящая рядом, и ничего другого я уже не замечаю.
Больше всего она походит на этакую хиппующую матрону: большая – в самом деле большая – женщина в мешковатом платье, с круглой, как полная луна, физиономией, вокруг которой целое облако черных нечесаных кудряшек. Мне подобные встречались. Вид у нее такой, будто она перебрала с медитациями или обкурилась до предела, – вроде как все кости в ней растаяли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56