Дотаскиваю чемодан до лифта и спускаюсь в вестибюль. Я думала, это окажется потруднее – пройти у всех на глазах с его чемоданом. Как бы они не забрали в голову, будто я из их клиентов и намылилась слинять, не расплатившись. Но никто на меня и не смотрит, а я выхожу через боковую дверь и переулком добираюсь до Барахолки. Бросаю чемодан на обочине и прямиком на станцию. Мы с Рози договорились там встретиться.
Подождав немного, начинаю беспокоиться. Мне приходится ждать больше часа, и я уже начинаю думать самое плохое, когда она подкатывает преспокойненько и улыбается себе.
– Где тебя черти носят? – спрашиваю я.
Она смотрит недоуменно:
– С Бью.
– С каким еще Бью?
– С парнем, который пригласил меня в свой номер.
Мне и в голову не пришло спросить, как зовут моего.
– Ты забрала его шмотки? – спрашиваю.
– Ясно, забрала. Бросила все у Барахолки, как ты велела.
– Так чего ж ты так долго? – спрашиваю. – Договорились же – провернули дело и уходим.
– Ну, слушай, Рэйлин, – говорит она, – должна же я была за его денежки доставить ему хоть малость удовольствия.
– Ты что, не подпоила его?
– Да он и так был здорово пьян, – говорит она, – и я решила, лучше его затрахать. Позабавилась на славу, а он еще спал, когда я уходила.
Мне остается только головой покачать.
– Сколько получила? – спрашиваю ее.
– Сто тридцать и какую-то мелочь. Карточку тоже взяла, только что мы будем с ней делать? Я, черт возьми, не слишком похожа на торговца плетеными туфлями из Айовы, так что мне по ней деньги не выдадут.
– Выменяем на нее пушку, – говорю я ей.
В Шатае есть местечки, где купить можно что угодно за что угодно.
Рози восхищенно глазеет на меня.
– Вот за что я тебя люблю, Рэйлин, – говорит она. – Обо всем-то ты подумаешь!
Тилер, ранняя весна 1973-го
Первые пару раз я малость дергалась. Не то чтобы в самом деле боялась. Черт возьми, револьвер тридцать восьмого калибра я за кредитки раздобыла в ломбарде на Дивижн-стрит. Я знала, что там не станут расспрашивать, как они мне достались. Кредитки были такие свеженькие, что Толстый Джек расщедрился и добавил коробку патронов в придачу. Пушечка была не первый класс и не новая, зато отлично уместилась у меня в сумочке – на случай, если что пойдет не так. И ни к чему нам запоминаться кому-нибудь на всю жизнь, так что надо будет при первой возможности купить нам парики и все такое, но пока с этим пришлось подождать. Наличные, которые мы раздобыли в первый день, пошли за квартиру, на еду и ящик пива. Но к концу зимы, когда снег стаял и холмы за городом зазеленели, мы уже так навострились, что запросто перебрались из той комнатушки в квартирку поближе к центру, но не слишком близко. Не стоит жить там, где работаешь. Дело было под конец января.
Уходя на работу, мы покидали дом в обычном виде: я в джинсах и футболке, а Рози в джинсах и пиджачке поверх топика. Добирались до центра и шли в отель «Девари» на Черч-стрит – каждая с мешочком в руках. «Девари» мы выбрали потому, что в нем туалеты были с двумя дверями – на обе стороны здания. Входили мы с одной стороны, напяливали парики и рабочую одежку и выходили с другой как две леди. Не какие-нибудь дешевки, не думайте. Мы одевались стильно.
Пакетики с одеждой мы оставляли в камере хранения на вокзале и приступали к работе.
Я осторожничала по части мест, где мы ловили своих лохов. В один бар никогда не заходила чаще раза в месяц. И работали мы всего раз или два в неделю – в зависимости от того, много ли в городе проводилось конференций. Одежда и парики менялись у нас так же регулярно, как и погода, так что выглядели мы каждый раз по-новому. Зарабатывали иногда прилично, иногда приходилось только гадать, чем ребята собирались с нами расплачиваться, но, в общем, хватало. Позаботились даже откладывать проценты на дорожные расходы. Я предоставила это дело Рози, и без денег мы никогда не сидели.
Поднабравшись опыта, мы уже работали не просто по принципу «хватай-беги». Отрепетировали разные спектакли и меняли декорации. Теперь Рози уводила парня в номер, а в разгар веселья врывалась я с «Поляроидом», и мы начинали торговаться, сколько он может заплатить, чтоб жена ничего не узнала. А то снимала Рози, а потом – вот сюрприз! – я предъявляла поддельную метрику, по которой мне четырнадцать, и парню светит статья, если он не предложит приличного откупа. Пушечка заботилась, чтоб никто из наших ковбоев не отбился от рук. По большей части они покорно глотали горькую пилюлю, но если что, мне сумочку открыть недолго.
Потом я узнала, что такая игра называется «динамо» или «охота на барсуков», только обычно мужчина разыгрывает роль сутенера, или мужа, или копа из полиции нравов – как заранее уговорились. Но мы посторонних брать в игру не хотели, обходились вдвоем. Отлично работали, и чем дальше, тем чище.
Ясное дело, все хорошее когда-нибудь кончается. Тилер просто стал маловат для нас. Население не больше трехсот тысяч, да и то вряд ли. Наши клиенты не обращались в полицию, а местных мы старались не зацеплять, но, видно, в конце концов разошелся слух, что кто-то собирает незаконный урожай, а в участок долю не приносит. Наверно, надо было нам поспрашивать, кому платить. И пожалуй, заметить, что подходит время выборов, а снижение уровня преступности отлично выглядит в предвыборных листовках.
От срока нас спасло чистое везение.
И началось оно с того, что я одна оказалась в баре в тот апрельский вечер, а я умею соображать на ходу.
– Угостить тебя? – спросил этот тип, остановившись у моего столика.
Думаю, я сразу почуяла – что-то не так, только не знала что. Потом я смекнула, что дело было в его голосе: он скрывал «козлиный» выговор, точь-в-точь как я в тех барах. А может, просто он был слишком смазлив для недотепы, которому приходится платить за ночь с женщиной. Не то чтобы совсем уж красавчик, но и не так плох.
– Смотря по тому, – говорю я ему, – что ты рассчитываешь получить взамен.
Он плечиком пожимает:
– Да просто поговорить хочется.
– Тогда бокал белого вина, – говорю я, потому что терпеть его не могу и способна часами сидеть над бокалом. – Спасибо.
Гляжу, как он идет к бару и берет нам по бокалу белого, потом возвращается к столику и принимается болтать, а потом наклоняется ко мне и посматривает как-то странно. Вроде что-то ему забавным кажется.
– Что такое? – говорю я.
– Да вот, сидим мы с тобой вдвоем, и каждый дожидается, когда же другой заговорит о деле.
– О каком таком деле?
Тут он откидывается назад, руки за голову заложил.
– Ты наживка и охотишься на барсуков: поджидаешь какого-нибудь простака, который всего-то и хочет, что женской ласки.
Он не дает мне времени разыграть святую невинность.
– Знаю, о чем ты думаешь, – говорит дальше. – Мол, без доказательств мы ничего не можем. Так скажу тебе одну вещь, девонька. Я могу наговорить все, что вздумается. Скажу судье, что ты предлагала залезть под стол и отсосать прямо здесь, и как ты думаешь, кому из нас он поверит?
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Это точно. Забавно. А кое-кто из твоих знакомых по-другому разговаривает.
Тут я чувствую, что все пошло к чертям. Они взяли Рози, и обеим нам светит срок. Пальцы у меня начинают подергиваться. Или вытащить свою выкидушку и выпотрошить его, не сходя с места. Хочется вытянуть из сумочки пушку и пальнуть легавому в лицо. Раз уж все равно срок, так пусть хоть будет за дело. Но тут коп дает маху.
– Да, он нам все выложил, – продолжает он. – Когда, сколько взяли и где.
– Сукин сын, – говорю я.
Он ухмыляется:
– Котам верить нельзя. И когда вы, девочки, это поймете? Он первым делом вас заложит.
– Стало быть, я сгорела? – говорю я.
Еще одна ухмылка.
– Пока не совсем.
– Предлагаешь выход? – спрашиваю я. Подпускаю в голос надежды и испуга. Не слишком, а в самый раз. Проще, чем выудить леща.
– Ну, – мурлычет он, – пожалуй, нам стоит взять номер и потолковать. Готова заключить сделку?
– Лишь бы спалить того сукина сына.
– Того, что у тебя на него есть, мне будет маловато, – говорит коп. – Мне понадобятся все его связи. Кто у него скупает бумаги и кредитные карточки. А потом, если ты будешь со мной умницей, я позабочусь, чтобы ты в дерьме не перепачкалась.
– Слушай, я буду такой умницей, что ты меня на всю жизнь запомнишь. – К надежде и страху я добавляю жадности. – Все, чего ни пожелаешь.
– Ну так пошли, – торопит он.
Ох, как же мне хочется его изувечить. И дело даже не в том, что мы сгорели. Какая игра, такие правила, и ничего тут не поделаешь. Нет, меня бесит, что он такой же деловой, как мы, но только нам светит срок, а он отсидится за своим значком.
Но на лицо я этих мыслей не выпускаю. Послушно тащусь за ним от бара к лифту. Он, похоже, и не заметил, что сумочку я оставила висеть на спинке стула. Рози сидит в вестибюле, читает какой-то яркий журнальчик – бьюсь об заклад, эти картинки для нее то же, что для меня бутерброд. Пальцами я подаю ей знак: «большие неприятности» – и добавляю: «коп». Руки я не поднимаю, так что он ничего не видит.
– И как мне тебя называть? – спрашиваю я, когда мы входим в лифт.
– Мистер Сэр, – острит он.
Я готова рассмеяться, но тут вижу, что он не шутит. Вот, значит, какие дела…
– Мне нравится, – говорю я, продолжая разыгрывать рохлю.
Он бросает на меня презрительный взгляд:
– Брешешь. Тебе сейчас что ни скажи, все понравится, лишь бы сорваться с крючка.
Я смотрю на него пустым взглядом, будто такая тупица, что не смекну, о чем он говорит. Он качает головой. То ли купился на мою игру, то ли ему все равно. Прежде чем дверь лифта закрывается, я снова смотрю на Рози. Она сидит туристка туристкой: брючный костюм, рядом на диванчике – ридикюль и дешевая камера.
Повезло, что мы с копом в лифте вдвоем. Рози заметит, на каком этаже мы вышли, заберет из бара мою сумочку и быстренько нас догонит. Надеюсь только, что в номере нас не поджидают парни из его отдела. Сдается мне, групповуха вполне в его вкусе.
Лифт останавливается на пятнадцатом, и мы выходим.
– Все боишься? – спрашивает он, подталкивая меня по коридору.
Я опускаю голову, будто не смею ему в глаза взглянуть.
– Правильно делаешь, – говорит он.
Дело дрянь. Наверняка его дружки нас поджидают.
В номере пусто, но мне быстренько объясняют, чего надо было бояться. Только мы входим, он с ходу берет и лупит меня ладонью по щеке. Я этого не ждала и отлетаю, спотыкаясь об угол кровати.
– На колени, – говорит он и расстегивает молнию. Перед дверью я, прежде чем войти, обронила смятую салфетку из бара. Надеюсь, Рози этого хватит.
Теперь коп достает свое достоинство. Хватает меня за голову и прижимает лицом между ног. Хорошо, хоть парик не съехал: Рози знает, как их закрепить – плотно и ровно.
– Кусаться и не думай, – предупреждает он.
И в голову не приходило. Я делаю, что ему надо, и все жду, когда дверь откроется. Мы с самого начала обзавелись общим ключом для всех больших отелей, так что войдет Рози спокойно. Только бы никто не подобрал мою метку, хотя, кроме уборщицы, мятая салфетка никому не нужна, а та давно закончила работу.
Как открывается дверь, я слышу раньше его, потому что жду этого звука. Теперь мое дело его отвлечь, и я кусаю изо всех сил. Срабатывает.
– О черт! – вопит он и лупит меня уже кулаком. Я разжимаю зубы и даю ему отшвырнуть меня. Мы оба слышим, как щелкает взведенный курок. Я шмыгаю подальше от его рук, но он уже оборачивается и смотрит в дуло тридцать восьмого калибра. Просто удивительно, как быстро у него обвисло все, что торчало.
– Ну что, пристрелить? – спрашивает Рози.
Но коп еще думает, что он хозяин положения.
– Детка, – говорит он, будто заносчивый старый простяга-коп, а такой он и есть, – ты здорово влипла. Ну-ка положи эту штуку и…
– Застрели его, – говорю я.
И Рози стреляет. Господи, как громко!
И грязно. Рози обязательно надо выпендриться, так что она целит в голову, и теперь весь номер заляпан кровью, мозгами и прочим дерьмом. Но на меня ничего не попало. И в номере я ничего не трогала, кроме его сучка, так что следов мы не оставляем. Я лезу к нему в верхний карман за бумажником, а нахожу там толстый пакет. На конверте столбик имен: Джексон, Мэйси, Браун и другие, незнакомые. Почти все перечеркнуты. А набит конверт бумажками, большей частью сотенными.
– Небось у него сегодня была получка, – говорит Рози.
Я киваю, поднимаюсь, и мы выходим, вытерев по дороге дверную ручку. Рози кладет пистолет обратно мне в сумочку и держит ее в руках, пока мы идем к лестнице, не спеша, но и не задерживаясь. Свою сумочку она повесила на плечо.
– Ты как считаешь, сколько у нас времени? – спрашивает Рози, пока мы спускаемся.
– Убей, не знаю, – отвечаю я.
Я мучаюсь с блондинистым париком, с трудом стягиваю его и запихиваю в сумочку. Провожу пятерней по примятым волосам, чтобы немножко растрепать. Рози отдает мне свой пиджачок, и я застегиваю его, прикрываю декольте. Ничего особенного, но пиджачок и натуральные волосы собьют с толку тех, кто может поджидать меня внизу. Надеюсь, если там кто и ждал, он слишком старался заглянуть мне под лифчик, чтобы запомнить лицо.
– Испугалась? – спрашивает Рози.
Я мотаю головой. Я на взводе, чувствую себя так, будто во мне десять футов росту и все сплошная сталь. Готова разобраться со всяким, кто попадется на дороге, по одному или всей кучей разом. И не важно, что на скуле у меня проступает синяк, который продержится не меньше двух недель.
– Ты понимаешь, что нам надо убираться из города? – спрашивает Рози.
– А зачем? Никто не знает, что мы там были. Нас с ним ничего не связывает.
– Это же был коп, – говорит Рози.
– Продажный коп.
– Ну и что? Ты же знаешь, как бывает, когда кого-то из них зацепят. Город наизнанку вывернут.
– А я тебе говорю, ни за что не найдут.
Мы спокойно выходим на улицу и направляемся в «Девари». Переодеваемся в обычную одежду.
– Тут чуть меньше четырех тысяч, – говорю я Рози, пока она мажет губы перед зеркалом.
– Не звизди!
– Богом клянусь!
Рози промокает губы салфеткой. У «Девари» все шикарно: салфетки, крем для рук, все такое.
– Не знала, что продажные копы столько зашибают, – говорит она.
Я вспоминаю, как он лежал, когда мы выходили из номера.
– Думаю, у этого дела есть и оборотная сторона, – говорю я.
Рози целую минуту пялится на меня, а потом мы обе начинаем хохотать. Если б кто зашел и увидел, принял бы нас за двух обычных девчонок из Козлиного Рая, надравшихся в большом городе. Да так оно и есть, только мы не пили.
Чем больше я хохочу, тем сильнее болит челюсть. Здорово саданул. Все лицо сбоку потемнело.
– Ну и видок у тебя, – хихикает Рози.
Я ухмыляюсь в ответ:
– У меня? Ты бы на него посмотрела. И мы снова хохочем.
Именно в ту ночь мне впервые и приснились волки. Не та туфта «Нью Эйдж», которая вошла в моду чуть позже, – знаете, духи-проводники в зверином облике, индейские тотемы и прочая чушь. Никаких таких советов, как правильно жить, мне в тех снах не давали. Просто мне снилось, что я волчица. Рыскала в каких-то зарослях, и ничего мне больше не надо было, никакого груза за плечами. Жизнь проста, что есть, то есть. Охотишься, спишь, снова охотишься.
Наутро я рассказала свой сон Рози, но она только головой покачала да засмеялась.
– А то я не знаю, кем ты иной раз бываешь, – говорит она мне.
Странное дело, сон мне понравился. Забавно, что я в нем знала, кто я есть. То есть знала, что я – Рэйлин Картер, лежу в постели и вижу сон и в то же время я еще и волчица. И притом никаких сложностей. Все сложности, в которых я путалась в жизни, пропали. А проснувшись, я чувствую себя чистой и свежей.
Только в тех снах я и бываю свежей и сильной. Настоящей.
Рози несколько дней нервничала, и зря. Ясно, смерть копа попала в газеты и все такое, только зацепиться им было не за что, сразу видно. Подробностей приводилось столько, что хватило бы на толстую книжку, если б у кого было настроение ее писать. Как я заметила, никто не упомянул, что у него из штанов кое-что болталось, но это, может, потому что «Тилерский стандарт» – газета для семейного чтения. Если послушать официальные заявления, получался этакий герой-полицейский, погибший в схватке с наркодельцами. Черт его знает, может, они и сами в это поверили.
То есть когда они провели баллистическую экспертизу, оказалось, из этого пистолета уже убивали в Куперстауне, и в резервации, и еще кое-где, и все по делам, связанным с наркотой. Толстый Джек мне клялся, что пушка чистая, но когда лошадь уже свели со двора, поздно смотреть ей в зубы. Так или иначе, от пистолета пришлось избавиться: вытереть дочиста и закопать в лесу, подальше от дороги. Там же мы сожгли парики и платья, в которых были тогда.
Для нас мало что изменилось, разве что мы засели дома и строили планы. Я прикинула, что нам нужен городок побольше. Рози рвалась в Лос-Анджелес, где нас, она думала, ждет карьера кинозвезд, только я твердо решила сначала обзавестись капиталом где-нибудь поближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Подождав немного, начинаю беспокоиться. Мне приходится ждать больше часа, и я уже начинаю думать самое плохое, когда она подкатывает преспокойненько и улыбается себе.
– Где тебя черти носят? – спрашиваю я.
Она смотрит недоуменно:
– С Бью.
– С каким еще Бью?
– С парнем, который пригласил меня в свой номер.
Мне и в голову не пришло спросить, как зовут моего.
– Ты забрала его шмотки? – спрашиваю.
– Ясно, забрала. Бросила все у Барахолки, как ты велела.
– Так чего ж ты так долго? – спрашиваю. – Договорились же – провернули дело и уходим.
– Ну, слушай, Рэйлин, – говорит она, – должна же я была за его денежки доставить ему хоть малость удовольствия.
– Ты что, не подпоила его?
– Да он и так был здорово пьян, – говорит она, – и я решила, лучше его затрахать. Позабавилась на славу, а он еще спал, когда я уходила.
Мне остается только головой покачать.
– Сколько получила? – спрашиваю ее.
– Сто тридцать и какую-то мелочь. Карточку тоже взяла, только что мы будем с ней делать? Я, черт возьми, не слишком похожа на торговца плетеными туфлями из Айовы, так что мне по ней деньги не выдадут.
– Выменяем на нее пушку, – говорю я ей.
В Шатае есть местечки, где купить можно что угодно за что угодно.
Рози восхищенно глазеет на меня.
– Вот за что я тебя люблю, Рэйлин, – говорит она. – Обо всем-то ты подумаешь!
Тилер, ранняя весна 1973-го
Первые пару раз я малость дергалась. Не то чтобы в самом деле боялась. Черт возьми, револьвер тридцать восьмого калибра я за кредитки раздобыла в ломбарде на Дивижн-стрит. Я знала, что там не станут расспрашивать, как они мне достались. Кредитки были такие свеженькие, что Толстый Джек расщедрился и добавил коробку патронов в придачу. Пушечка была не первый класс и не новая, зато отлично уместилась у меня в сумочке – на случай, если что пойдет не так. И ни к чему нам запоминаться кому-нибудь на всю жизнь, так что надо будет при первой возможности купить нам парики и все такое, но пока с этим пришлось подождать. Наличные, которые мы раздобыли в первый день, пошли за квартиру, на еду и ящик пива. Но к концу зимы, когда снег стаял и холмы за городом зазеленели, мы уже так навострились, что запросто перебрались из той комнатушки в квартирку поближе к центру, но не слишком близко. Не стоит жить там, где работаешь. Дело было под конец января.
Уходя на работу, мы покидали дом в обычном виде: я в джинсах и футболке, а Рози в джинсах и пиджачке поверх топика. Добирались до центра и шли в отель «Девари» на Черч-стрит – каждая с мешочком в руках. «Девари» мы выбрали потому, что в нем туалеты были с двумя дверями – на обе стороны здания. Входили мы с одной стороны, напяливали парики и рабочую одежку и выходили с другой как две леди. Не какие-нибудь дешевки, не думайте. Мы одевались стильно.
Пакетики с одеждой мы оставляли в камере хранения на вокзале и приступали к работе.
Я осторожничала по части мест, где мы ловили своих лохов. В один бар никогда не заходила чаще раза в месяц. И работали мы всего раз или два в неделю – в зависимости от того, много ли в городе проводилось конференций. Одежда и парики менялись у нас так же регулярно, как и погода, так что выглядели мы каждый раз по-новому. Зарабатывали иногда прилично, иногда приходилось только гадать, чем ребята собирались с нами расплачиваться, но, в общем, хватало. Позаботились даже откладывать проценты на дорожные расходы. Я предоставила это дело Рози, и без денег мы никогда не сидели.
Поднабравшись опыта, мы уже работали не просто по принципу «хватай-беги». Отрепетировали разные спектакли и меняли декорации. Теперь Рози уводила парня в номер, а в разгар веселья врывалась я с «Поляроидом», и мы начинали торговаться, сколько он может заплатить, чтоб жена ничего не узнала. А то снимала Рози, а потом – вот сюрприз! – я предъявляла поддельную метрику, по которой мне четырнадцать, и парню светит статья, если он не предложит приличного откупа. Пушечка заботилась, чтоб никто из наших ковбоев не отбился от рук. По большей части они покорно глотали горькую пилюлю, но если что, мне сумочку открыть недолго.
Потом я узнала, что такая игра называется «динамо» или «охота на барсуков», только обычно мужчина разыгрывает роль сутенера, или мужа, или копа из полиции нравов – как заранее уговорились. Но мы посторонних брать в игру не хотели, обходились вдвоем. Отлично работали, и чем дальше, тем чище.
Ясное дело, все хорошее когда-нибудь кончается. Тилер просто стал маловат для нас. Население не больше трехсот тысяч, да и то вряд ли. Наши клиенты не обращались в полицию, а местных мы старались не зацеплять, но, видно, в конце концов разошелся слух, что кто-то собирает незаконный урожай, а в участок долю не приносит. Наверно, надо было нам поспрашивать, кому платить. И пожалуй, заметить, что подходит время выборов, а снижение уровня преступности отлично выглядит в предвыборных листовках.
От срока нас спасло чистое везение.
И началось оно с того, что я одна оказалась в баре в тот апрельский вечер, а я умею соображать на ходу.
– Угостить тебя? – спросил этот тип, остановившись у моего столика.
Думаю, я сразу почуяла – что-то не так, только не знала что. Потом я смекнула, что дело было в его голосе: он скрывал «козлиный» выговор, точь-в-точь как я в тех барах. А может, просто он был слишком смазлив для недотепы, которому приходится платить за ночь с женщиной. Не то чтобы совсем уж красавчик, но и не так плох.
– Смотря по тому, – говорю я ему, – что ты рассчитываешь получить взамен.
Он плечиком пожимает:
– Да просто поговорить хочется.
– Тогда бокал белого вина, – говорю я, потому что терпеть его не могу и способна часами сидеть над бокалом. – Спасибо.
Гляжу, как он идет к бару и берет нам по бокалу белого, потом возвращается к столику и принимается болтать, а потом наклоняется ко мне и посматривает как-то странно. Вроде что-то ему забавным кажется.
– Что такое? – говорю я.
– Да вот, сидим мы с тобой вдвоем, и каждый дожидается, когда же другой заговорит о деле.
– О каком таком деле?
Тут он откидывается назад, руки за голову заложил.
– Ты наживка и охотишься на барсуков: поджидаешь какого-нибудь простака, который всего-то и хочет, что женской ласки.
Он не дает мне времени разыграть святую невинность.
– Знаю, о чем ты думаешь, – говорит дальше. – Мол, без доказательств мы ничего не можем. Так скажу тебе одну вещь, девонька. Я могу наговорить все, что вздумается. Скажу судье, что ты предлагала залезть под стол и отсосать прямо здесь, и как ты думаешь, кому из нас он поверит?
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Это точно. Забавно. А кое-кто из твоих знакомых по-другому разговаривает.
Тут я чувствую, что все пошло к чертям. Они взяли Рози, и обеим нам светит срок. Пальцы у меня начинают подергиваться. Или вытащить свою выкидушку и выпотрошить его, не сходя с места. Хочется вытянуть из сумочки пушку и пальнуть легавому в лицо. Раз уж все равно срок, так пусть хоть будет за дело. Но тут коп дает маху.
– Да, он нам все выложил, – продолжает он. – Когда, сколько взяли и где.
– Сукин сын, – говорю я.
Он ухмыляется:
– Котам верить нельзя. И когда вы, девочки, это поймете? Он первым делом вас заложит.
– Стало быть, я сгорела? – говорю я.
Еще одна ухмылка.
– Пока не совсем.
– Предлагаешь выход? – спрашиваю я. Подпускаю в голос надежды и испуга. Не слишком, а в самый раз. Проще, чем выудить леща.
– Ну, – мурлычет он, – пожалуй, нам стоит взять номер и потолковать. Готова заключить сделку?
– Лишь бы спалить того сукина сына.
– Того, что у тебя на него есть, мне будет маловато, – говорит коп. – Мне понадобятся все его связи. Кто у него скупает бумаги и кредитные карточки. А потом, если ты будешь со мной умницей, я позабочусь, чтобы ты в дерьме не перепачкалась.
– Слушай, я буду такой умницей, что ты меня на всю жизнь запомнишь. – К надежде и страху я добавляю жадности. – Все, чего ни пожелаешь.
– Ну так пошли, – торопит он.
Ох, как же мне хочется его изувечить. И дело даже не в том, что мы сгорели. Какая игра, такие правила, и ничего тут не поделаешь. Нет, меня бесит, что он такой же деловой, как мы, но только нам светит срок, а он отсидится за своим значком.
Но на лицо я этих мыслей не выпускаю. Послушно тащусь за ним от бара к лифту. Он, похоже, и не заметил, что сумочку я оставила висеть на спинке стула. Рози сидит в вестибюле, читает какой-то яркий журнальчик – бьюсь об заклад, эти картинки для нее то же, что для меня бутерброд. Пальцами я подаю ей знак: «большие неприятности» – и добавляю: «коп». Руки я не поднимаю, так что он ничего не видит.
– И как мне тебя называть? – спрашиваю я, когда мы входим в лифт.
– Мистер Сэр, – острит он.
Я готова рассмеяться, но тут вижу, что он не шутит. Вот, значит, какие дела…
– Мне нравится, – говорю я, продолжая разыгрывать рохлю.
Он бросает на меня презрительный взгляд:
– Брешешь. Тебе сейчас что ни скажи, все понравится, лишь бы сорваться с крючка.
Я смотрю на него пустым взглядом, будто такая тупица, что не смекну, о чем он говорит. Он качает головой. То ли купился на мою игру, то ли ему все равно. Прежде чем дверь лифта закрывается, я снова смотрю на Рози. Она сидит туристка туристкой: брючный костюм, рядом на диванчике – ридикюль и дешевая камера.
Повезло, что мы с копом в лифте вдвоем. Рози заметит, на каком этаже мы вышли, заберет из бара мою сумочку и быстренько нас догонит. Надеюсь только, что в номере нас не поджидают парни из его отдела. Сдается мне, групповуха вполне в его вкусе.
Лифт останавливается на пятнадцатом, и мы выходим.
– Все боишься? – спрашивает он, подталкивая меня по коридору.
Я опускаю голову, будто не смею ему в глаза взглянуть.
– Правильно делаешь, – говорит он.
Дело дрянь. Наверняка его дружки нас поджидают.
В номере пусто, но мне быстренько объясняют, чего надо было бояться. Только мы входим, он с ходу берет и лупит меня ладонью по щеке. Я этого не ждала и отлетаю, спотыкаясь об угол кровати.
– На колени, – говорит он и расстегивает молнию. Перед дверью я, прежде чем войти, обронила смятую салфетку из бара. Надеюсь, Рози этого хватит.
Теперь коп достает свое достоинство. Хватает меня за голову и прижимает лицом между ног. Хорошо, хоть парик не съехал: Рози знает, как их закрепить – плотно и ровно.
– Кусаться и не думай, – предупреждает он.
И в голову не приходило. Я делаю, что ему надо, и все жду, когда дверь откроется. Мы с самого начала обзавелись общим ключом для всех больших отелей, так что войдет Рози спокойно. Только бы никто не подобрал мою метку, хотя, кроме уборщицы, мятая салфетка никому не нужна, а та давно закончила работу.
Как открывается дверь, я слышу раньше его, потому что жду этого звука. Теперь мое дело его отвлечь, и я кусаю изо всех сил. Срабатывает.
– О черт! – вопит он и лупит меня уже кулаком. Я разжимаю зубы и даю ему отшвырнуть меня. Мы оба слышим, как щелкает взведенный курок. Я шмыгаю подальше от его рук, но он уже оборачивается и смотрит в дуло тридцать восьмого калибра. Просто удивительно, как быстро у него обвисло все, что торчало.
– Ну что, пристрелить? – спрашивает Рози.
Но коп еще думает, что он хозяин положения.
– Детка, – говорит он, будто заносчивый старый простяга-коп, а такой он и есть, – ты здорово влипла. Ну-ка положи эту штуку и…
– Застрели его, – говорю я.
И Рози стреляет. Господи, как громко!
И грязно. Рози обязательно надо выпендриться, так что она целит в голову, и теперь весь номер заляпан кровью, мозгами и прочим дерьмом. Но на меня ничего не попало. И в номере я ничего не трогала, кроме его сучка, так что следов мы не оставляем. Я лезу к нему в верхний карман за бумажником, а нахожу там толстый пакет. На конверте столбик имен: Джексон, Мэйси, Браун и другие, незнакомые. Почти все перечеркнуты. А набит конверт бумажками, большей частью сотенными.
– Небось у него сегодня была получка, – говорит Рози.
Я киваю, поднимаюсь, и мы выходим, вытерев по дороге дверную ручку. Рози кладет пистолет обратно мне в сумочку и держит ее в руках, пока мы идем к лестнице, не спеша, но и не задерживаясь. Свою сумочку она повесила на плечо.
– Ты как считаешь, сколько у нас времени? – спрашивает Рози, пока мы спускаемся.
– Убей, не знаю, – отвечаю я.
Я мучаюсь с блондинистым париком, с трудом стягиваю его и запихиваю в сумочку. Провожу пятерней по примятым волосам, чтобы немножко растрепать. Рози отдает мне свой пиджачок, и я застегиваю его, прикрываю декольте. Ничего особенного, но пиджачок и натуральные волосы собьют с толку тех, кто может поджидать меня внизу. Надеюсь, если там кто и ждал, он слишком старался заглянуть мне под лифчик, чтобы запомнить лицо.
– Испугалась? – спрашивает Рози.
Я мотаю головой. Я на взводе, чувствую себя так, будто во мне десять футов росту и все сплошная сталь. Готова разобраться со всяким, кто попадется на дороге, по одному или всей кучей разом. И не важно, что на скуле у меня проступает синяк, который продержится не меньше двух недель.
– Ты понимаешь, что нам надо убираться из города? – спрашивает Рози.
– А зачем? Никто не знает, что мы там были. Нас с ним ничего не связывает.
– Это же был коп, – говорит Рози.
– Продажный коп.
– Ну и что? Ты же знаешь, как бывает, когда кого-то из них зацепят. Город наизнанку вывернут.
– А я тебе говорю, ни за что не найдут.
Мы спокойно выходим на улицу и направляемся в «Девари». Переодеваемся в обычную одежду.
– Тут чуть меньше четырех тысяч, – говорю я Рози, пока она мажет губы перед зеркалом.
– Не звизди!
– Богом клянусь!
Рози промокает губы салфеткой. У «Девари» все шикарно: салфетки, крем для рук, все такое.
– Не знала, что продажные копы столько зашибают, – говорит она.
Я вспоминаю, как он лежал, когда мы выходили из номера.
– Думаю, у этого дела есть и оборотная сторона, – говорю я.
Рози целую минуту пялится на меня, а потом мы обе начинаем хохотать. Если б кто зашел и увидел, принял бы нас за двух обычных девчонок из Козлиного Рая, надравшихся в большом городе. Да так оно и есть, только мы не пили.
Чем больше я хохочу, тем сильнее болит челюсть. Здорово саданул. Все лицо сбоку потемнело.
– Ну и видок у тебя, – хихикает Рози.
Я ухмыляюсь в ответ:
– У меня? Ты бы на него посмотрела. И мы снова хохочем.
Именно в ту ночь мне впервые и приснились волки. Не та туфта «Нью Эйдж», которая вошла в моду чуть позже, – знаете, духи-проводники в зверином облике, индейские тотемы и прочая чушь. Никаких таких советов, как правильно жить, мне в тех снах не давали. Просто мне снилось, что я волчица. Рыскала в каких-то зарослях, и ничего мне больше не надо было, никакого груза за плечами. Жизнь проста, что есть, то есть. Охотишься, спишь, снова охотишься.
Наутро я рассказала свой сон Рози, но она только головой покачала да засмеялась.
– А то я не знаю, кем ты иной раз бываешь, – говорит она мне.
Странное дело, сон мне понравился. Забавно, что я в нем знала, кто я есть. То есть знала, что я – Рэйлин Картер, лежу в постели и вижу сон и в то же время я еще и волчица. И притом никаких сложностей. Все сложности, в которых я путалась в жизни, пропали. А проснувшись, я чувствую себя чистой и свежей.
Только в тех снах я и бываю свежей и сильной. Настоящей.
Рози несколько дней нервничала, и зря. Ясно, смерть копа попала в газеты и все такое, только зацепиться им было не за что, сразу видно. Подробностей приводилось столько, что хватило бы на толстую книжку, если б у кого было настроение ее писать. Как я заметила, никто не упомянул, что у него из штанов кое-что болталось, но это, может, потому что «Тилерский стандарт» – газета для семейного чтения. Если послушать официальные заявления, получался этакий герой-полицейский, погибший в схватке с наркодельцами. Черт его знает, может, они и сами в это поверили.
То есть когда они провели баллистическую экспертизу, оказалось, из этого пистолета уже убивали в Куперстауне, и в резервации, и еще кое-где, и все по делам, связанным с наркотой. Толстый Джек мне клялся, что пушка чистая, но когда лошадь уже свели со двора, поздно смотреть ей в зубы. Так или иначе, от пистолета пришлось избавиться: вытереть дочиста и закопать в лесу, подальше от дороги. Там же мы сожгли парики и платья, в которых были тогда.
Для нас мало что изменилось, разве что мы засели дома и строили планы. Я прикинула, что нам нужен городок побольше. Рози рвалась в Лос-Анджелес, где нас, она думала, ждет карьера кинозвезд, только я твердо решила сначала обзавестись капиталом где-нибудь поближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56