— Зверь? Ну, услышит. Не набросится же сейчас, среди бела дня! Нельзя ж так бояться.
— А как же иначе? — удивился ветеринар, — Его все боятся.
— Все?
Артем внимательно поглядел на него и Кологреев не выдержал первым, отвел взгляд.
— Миша, это был действительно волк? — спросил Артем.
— Волк… — ветеринар искоса взглянул на Артема, — а вы что подумали?
— Не знаю, — Артем нерешительно покачал головой, — просто… все это странно. В такой близости к жилью — я думал, зверь должен избегать человека.
Мишка какое-то время мрачно смотрел на него, потом потянул за рукав.
— Притормози немного, — сказал он.
Артем замедлил шаг, чуть отдалившись от остальных.
— Вы, городские, в такие байки не верите… Смеяться не будешь?
— Вот те крест!
Мишка вздохнул.
— Это не волк. Нет здесь никаких волков. Перебили всех. Дед Катеринин шалит — Маркел Баженин. Думаешь, чего Иван так ярится?
Артем уставился на него.
— Ты хочешь сказать, что это — человек?
— Какой там человек? Мертвяк. Навь… Могилу видел с хрестом? Домовище на угоре… Так это его могила.
— Он что — из могилы вылезает?
— Он… — Мишка вновь глубоко, порывисто вздохнул, и, словно его прорвало, торопливо продолжал, — у них в роду все такие — на всякие кудесы горазды: отец Маркела дождь умел вызывать. А как скотина у кого потеряется, сразу к нему шли — он и говорил — там-то мол, там-то и там-то… Заговоры знал, травами лечил — доктора-то откуда взять? Не в город же ехать. И Маркел такой был. Знатливый с ранних лет… пойдет на косьбу — и все, и нет его… Зверем обернувшись, по лесам рыщет. Через нож перекидывался — все они так. Устьяне и нашли как-то нож этот, у большой вараки он был, в землю воткнутый… Ну и вынули — пущай, мол, бегает себе, в волчьй-то шкуре… он, значит, прибежал к вараке, ищет нож, чтобы через него перекинуться, а ножа-то и нет! Он повыл-повыл, и опять в суземы побег. Две луны по лесу бродил. Батька его тогда пошел к старосте, говорит — верни нож, а то как бы худа не было! Я, говорит, такую порчу на тебя напущу, хуже казней Египетских… Тот нож и вернул. А как колдун воткнул его в землю, на угоре-то, и сам Маркел воротился. Весь шерстью оброслый… Батя его и повел поутру за деревню, выкупал в утренней росе на ущербной луне, слова какие-то пошептал, вся шерсть и сошла. Потом, значить, батя маркелов помер, Маркел сам остался… и за знахаря, и за кладознатца. Жену себе, значит, взял — она, понятно дело, боялась, кто ж пойдет за такого, так он ее приворожил, да так, что она ему всю жисть десятую дорогу забегала, в глаза смотрела — что, мол, желаешь, кормилец? У него кудесного талану было поболе, чем, даже у бати его, у Маркела, слава о нем пошла от Летних гор аж до Гирла… ну, и пришли за ним… От жены оторвали, от детишек… Увезли на Соловки… Вредитель мол, кулак, суеверья распространяет. А как такого знатливого удержишь? Он зверем обернулся, конвойному горло перегрыз — и домой… к хозяйке, к детишкам… Уж палили ему вдогон, палили — а как колдуна убьешь? Тут особые пули нужны, заговоренные пули, серебряные… в ту же луну отлитые… Начальник этот, комендант лагеря, как узнал, сам озверел, хуже волка лютого. Велел — вернуть. Послали ему вдогон солдатиков, человек пять. А тот уж далеко ушел, за Пертозеро, в самые суземы… А как волком в родной дом придешь? Он, значит, до вараки добежал, нож этот ржавый лапой когтистой раскопал, голову перекинулся, и оборотился человеком… И — берегом озера, значит, домой… Тут-то они его и настигли. Убить не убили, а повязали, к дереву прикрутили, стали пытать — тебе, мол, тут все клады известны, скажи, тогда и семейство твое не тронем, и тебя лютой смертью не изведем, отведем обратно, по уставу все, по правильнику… Он молчит… Какая у связанного волшебная сила?
— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил Артем.
— Дед мой, совсем тогда еще мальчишкой был, видел все своими глазами… корова заблудилась, так он ее искал, забрел на угор, вот все и видел. Только к нему, к Маркелу, значит, подступились, как он охнул, глаза закатил и на веревках и обвис…
— Сознание потерял? — сочувственно спросил Артем.
— Какое там! Помер. Как есть помер! Они ему пульсы щупают, веки открывают, а он лежит синий и не дышит. Что с мертвяка возьмешь? Они его бросили. Веревки сняли и бросили. И тут видят — встает! Сам встает, на четвереньки, уши на затылок ползут, и шерстью обрастает. Они — бежать, а ноги не несут… к месту приросли… Порвал он их. Тут же, на месте и порвал. Ну, дед мой прохватился — бежать… Прибежал в деревню, кричит — воротился, мол, Маркел, но не живым, а мертвым, не человеком, а зверем! Устьяне ему — врешь, дурень! А он — нет, правду говорю, вот те хрест! Сами поглядите! Ну, поверили они, не поверили, а побежали туда… а он лежит, холодный совсем. В человечьем обличье лежит… и те рядом, растерзанные… Ну, устьяне что, перехрестились, уполномочного из Чупы вызвали, тот постановил — зверем загрызены лютым. И уехал восвояси. А Маркела погребли на буеве, не на кладбище же такого хоронить. Но хрест поставили. На меженье как раз это было.
Он вздохнул.
— А только сказывают, он на меженье из домовища-то и выходит, Маркел! Пошаливает… не каждый год, правда, только по високосным. Когда луна полная.
— А Иван знает?
— А то! С чего бы он с ружьем-то бегал? А только, Маркела простой пулей не возьмешь. Ни живого, ни мертвого.
— А пытался кто?
— Только Иван один! Боялись устьяне Маркела, ох, боялись — вот деревня-то и опустела. Разбежались все.
— Угрюмовы-то остались.
— А куда ж им деваться, Угрюмовым? Я ж говорю, Катерина-то Бажениной в девках была… Маркелова внучка… Ведовство у них в крови. Куда ж ей Иван уехать позволит? Сам не уедет, и ее не отпустит — уж больно припал он к ней, Катерине. Вот и старается, чтоб ни ей от людей обиды не было, ни людям от нее. Федора, вон, при ней держал, брата свово, чтобы, значит, было кому присматривать, когда его, Ивана, дома нет. А все почему? Приворожила она Ивана. Ох, приворожила! Единый свет она для него. У них, у Маркеловых в роду все такие — вон, Алевтина, чуть хвостом крутнула, как этот твой все забыл, себя забыл, за ней побег…
— Авелина? — переспросил Артем.
— Да какая там Авелина, — с досадой сказал Мишка, — это она так, для форсу назвалась. Очень ей себя показать хотелось, дуре этакой! Скука мол тут, тоска смертная… Ну, уговорила Катерина Ивана, уломала, улестила — мол, не в нее девка пошла, что ж ей за грехи предков-то, до четвертого колена? Он Авку и пожалел, на Большую Землю отправил… а только не место ей там. Вона, что творит! Так что никуда он ее более не отпустит.
Артем хмыкнул. Такая слепая верность вызывала невольное уважение.
— А ты, выходит, знаешь, что она ведьма? И готов ее взять за себя?
— Готов… Иван же Катерину взял! Нешто я хуже? Тут жить будем, или на Картеж уедем, куда подале…
— А Маркел, значит, так и будет из могилы выходить? — спросил Артем, с ужасом ощущая, что постепенно входит в предполагаемые обстоятельства.
— Ну, так куда деваться, — вздохнул Мишка, — разве пришибить его еще раз, как положено. Да только Катерина не позволит — изведет…
— Колом его надо, — сказал бесшумно подошедший Анджей, — колом осиновым.
— Тебя не спросили, — с ненавистью буркнул Мишка.
Соперники застыли, мрачно меряя друг друга взглядом.
— Стоп! — Меланюк и сам остановился, опустился на поваленное дерево, и поглядел на часы. — Хватит вам. Только время теряем…
— Так что делать-то? — устало спросил Пудик.
— Вот и надо решать, что делать. С собакой никак?
— Облом…
— Тогда…
— А если рамкой? — выпалил Артем, замирая от собственной нелепости.
— Рамкой? — удивился Меланюк.
— Ну да. Он же показывал, как это делается.
— По-моему, Тема, это все фикция. Он сам обманывался. И вас обманывал. Невольно.
Не удалось бедняге Шерстобитову обратить Меланюка.
— Захоронения он, типа, находил, Шерстобитов, — вступился Пудик, — мы ж сами видели.
— Не знаю, что вы там видели. Какие-то чисто психологические эффекты…
— Ну, так почему не попробовать? — в глазах у Пудика вспыхнул азарт, — Вреда не будет.
— Суеверия, — сказал Меланюк, — заразительны.
— Ну, здесь их и без рамок хватает — суеверий…
Меланюк пожал плечами.
— И кто же возьмет на себя эту миссию? Вы, Тема?
— Ну, — Артем замялся, — можно, конечно. Только… он Анджея тренировал.
— Точно, — подтвердил Пудик.
— Да вы что, с ума посходили? — Анджей переводил взгляд с одного на другого, но на лицах был только напряженный интерес.
— Ты только попробуй, — миролюбиво заметил Пудик, — мало ли.
— Это ж бред! Глупость!
— А если глупость, что ж ты поехал с ним? — спросил Пудик.
— Ну, так…
— Давай. Пробуй.
— Где я рамку возьму? — упирался Анджей, — специальная нужна!
— Это условность, Подойдет любая. — Меланюк ловко выломил раздвоенную ветку из ближайших зарослей. — Ореховая, — пояснил он очень серьезно, — то, что надо!
И вы туда же! — говорил укоризненный взгляд Анджея.
— Держи-держи…
— Ну вот, — Анджей встал посреди просеки, расставив ноги, сжимая рамку в вытянутых руках, — хватит с вас?
— Свободней, — руководил Пудик.
— Я свободно.
— Я ж вижу. Руки расслабь. Так, а теперь…
Рамка повернулась.

***
— Вот это номер! — удивился Пудик.
Значит, он все-таки поднабрался кое-чего у бедняги Шерстобитова…
— Да фигня все это! — Анджей криво усмехнулся, — послушайте, панове…
Он даже сделал попытку отбросить прутик, но Пудик, стоявший рядом, подобрал его и вложил Анджею в ладонь.
— Она сама крутится, — раздраженно пояснил Анджей, — сама по себе!
— Вот именно, — согласился Пудик.
— Ты ж в это сам не верил!
— Я и сейчас не верю, — подтвердил Пудик, — а она, извиняюсь, все-таки вертится.
— Там что, Миша? — Меланюк обернулся к Кологрееву, — болото?
— Варака там, — неохотно ответил Кологреев, — ветхая варака.
— А! — Меланюк расстегнул воротник штормовки, — то самое озеро?
— Ну…
— Эй! Собаку держите!
Бардак вдруг вырвал поводок из рук Пудика, и помчался напролом сквозь кусты.
— Взбесился, пся крев…
— Не, — Мишка покачал головой, — учуял чего-то… Бардак, он такой…
— Ладно, — сказал Меланюк, — нам все равно туда. Поглядим, что там…
— А что там может быть? Поганое место, — мрачно сказал Кологреев.
Белые стволы с бледно-зелеными пучками лишайников расступились, открыв небольшое черное озеро. Там, в воде чернело небо, оплывали, как свечи, березы, ели набухали, точно грозовые тучи.
Берег был пуст.
— Ветхое озеро, — голос Кологреева дрогнул. — тут, на берегу Маркела и порешили! На этом самом месте.
— Где-то я это уже видел, — пробормотал Меланюк.
— Точно, — сказал Артем, — картина!
Мишка вздохнул.
— Он как раз тут и рисовал, когда его семью-то… Я сам потом картину эту подобрал да в избу и снес.
— Вспомнил! Бердников его фамилия. Виктор Бердников. Несколько выставок за рубежом, в Манеже, а потом как-то сразу пропал, ни слуху, ни духу. Значит, вот оно как вышло…
— Ну, а Вадька-то где? — Анджей оглянулся по сторонам.
— Может, она вовсе не на то указывала, — предположил Артем, — может…
— Рычит кто-то, — тихонько сказал Пудик. Он сложил губы трубочкой и свистнул.
Бардак чуть ли не ползком выбрался на поляну. Шерсть у него на загривке торчала дыбом, хвост поджат, уши прижаты к голове.
— Что там, Бардакушка? — ласково спросил Пудик.
Бардак, словно отвечая ему, вновь взвыл, жалобно и горько. Потом, по-прежнему поджав хвост и оглядываясь, нырнул в заросли.
У расщелины в розовых камнях пес поскреб лапой землю, сначала осторожно, потом все с большей яростью. Сырой, неплотный дерн поддался, расползся, подобно ветхой ткани, из лесной подстилки высунулось что-то, похожее на толстого дождевого червя. За первым выполз еще один. Пудик тихо охнул.
— Давайте, мужики! Помогай…
Бардак, вертевшийся под ногами, поднял голову к небу и горько завыл. Шерстобитов лежал на спине, голова беспомощно повернута набок, глаза, в уголках которых набилась грязь, слепо таращатся на опрокинутый мир озера.
— Вот тебе и инопланетяне, — горько проговорил Артем. — Вот и вышел на контакт!
— Они его убили, точно, — Анджей по-прежнему сжимал прутик в трясущейся руке, — Чужие. Он увидел что-то такое… чего не должен был…
— Какие такие чужие? Что вы такое городите? Нет тут никаких чужих!
— Как — нет? А те… которых байдарочники видели, — Анджей обернулся к Кологрееву, который застыл, шевеля белыми губами, — скажи!
— Чего? — переспросил тот.
— Ты ж сам говорил — прошлым летом…
— Это… не…
— Что — не? — Анджей схватил его за плечо.
— Пусти! — Мишка вырвался, покрутил головой, — Ты че, совсем больной? Какие чужие? Нет тут никаких чужих…
— Так что же все-таки это было, Миша? — спросил Меланюк.
— Я это был! Ведро на голову надел и в него фонариком светил! Вокруг Авки они вертелись, вот я и решил попугать… А вы и поверили, дурни!
— Ясненько. Кто же тогда, — мрачно спросил Пудик, засунув руки в карманы и покачиваясь на носках, — твой оборотень?
— Не знаю.
— Так погляди. Ты, вроде, специалист? Вот и давай.
Кологреев неохотно присел на корточки.
— Его по затылку ударили. Камнем, должно… а потом — головой в воду опустили и держали, — чтоб уж наверняка… И сверху камнями завалили.
— Почему ж не в озеро? — спросил Пудик.
— Так вода ж, — пояснил Мишка, — она как стекло — ты не гляди, что черна, это дно черное, а вода прозрачная. Лежал бы он там, белый на черном дне-то… А вещички-то, может, и притопили…
Анджей усмехнулся
— Что, покойничек шалит?
— Покойничек? — Кологреев повернулся и кинулся прочь, слепо проламываясь сквозь кусты.
— Да остановите же его!
… Уже когда они оказались на поляне у красной скалы, поняли, что опоздали; ветеринар в припадке яростного, безнадежного отчаянья навалился на крест, стал его раскачивать. Сухие, вытравленные солью доски трещали, шатались, наконец, подались, и крест рухнул, оставив разверстую яму. Мишка опустился на четвереньки, по-собачьи работая руками, выбрасывал в сторону комья бурой земли. Руки у него были до крови разодраны об острые грани камней — казалось, что на них натянуты красные перчатки, но он не замечал этого. Его попытались было удержать, но ветеринар вырвался, схватил валявшийся неподалеку сук, размахнулся и с хаканьем вогнал его в то, что лежало под прогнившей крышкой. Раздался тихий хруст, и все стихло.
Пудик, которого Кологреев отшвырнул с такой силой, что тот не удержался на ногах, кряхтя, поднялся, приблизился, осторожно заглянул в яму и тихо спросил:
— Ну и на хрена ты это сделал?
Мишка не ответил. Он трясся, закрыв лицо руками.
Пудик положил пятерню ему на плечо.
— Ну, будет, будет, — сказал он ласково, точно испуганному ребенку.
Потом обернулся к остальным.
— Засыпать нужно могилу. Нехорошо это. Давайте, братва, поскорее! И это… забираем Вадима и уходим… Нельзя тут оставаться. Опасно.
— Там же просто труп истлевший, — тихонько сказал Артем, заглядывая ему через плечо, — Ты что? Поверил в эту мистику?
Пудик пожал плечами.
— При чем тут это? Человек Вадьку убил, и ежу ясно. Может, правда из тюрьмы бежал, кто его знает… Помнишь, Мишка говорил, что он видел, как тот на подворье крутился? Ну, тот, который плавил что-то? Золото искал?
— Плавил! — Артем пошевелил губами, потом тихо сказал, — Так ведь он, Сашка, не золото искал! Верно тогда Вадим, бедняга, говорил, какое тут золото? Он же серебряные пули плавил… при межонной луне… А мы-то думали… Да что ж тут творится в самом деле? Что за охота идет такая?
— Ребята, — Анджей судорожно облизал губы, — Пудик прав. Тут нельзя оставаться. Иначе нас всех поубивают. Если не волк, то псих этот… Угрюмов свою лодку дает — доберемся до Чупы, там заявление подадим. Пусть приедут, разберутся…
— Вадима все равно нужно забрать, — настаивал Артем.
— Угрюмову бутылку дадим, он и заберет, и похоронит. А Мишка справку выпишет. Ему не впервой…
— Анджей, — терпеливо сказал Артем, — ведь это убийство…
— Я и говорю. А ты что, и вправду хочешь труп с собой до Чупы тащить?
— Ладно, пусть Меланюк решает. Он теперь старший…
— Верно, — кивнул Пудик. Он оглянулся. — Послушай, а где он?
— Да только что был здесь. Разве нет?
— Вроде, так, — неуверенно отозвался Пудик, — Был. Я как-то не обращал внимания… Не до него было.
Анджей откинул голову назад и дико расхохотался. Рядом с развороченной могилой смех звучал настолько нелепо, что Пудик какое-то время молча смотрел на него, потом размахнулся и хлестко ударил ладонью по лицу. Анджей запнулся и стих.
Пудик сложил ладони рупором.
— Игорь Оскарович!
Молчание.
— Назад надо вернуться, — предположил Артем.
— Куда — назад? К озеру?
— У озера он еще был с нами, — заметил Анджей. Он, уставившись в землю, прижимал ладонь к горящей щеке.
— Точно? Все время?
— Да не заметил я!
— Игорь Оскарович!
— Оставь, — безнадежно сказал Мишка, — пустое дело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11