§114

Бог явил откровение столь различными способами в разных странах земного шара, что из-за содержания религии люди смотрят друг на друга глазами, полными ненависти либо презрения. Последователи разных сект взаимно считают других крайне смешными и глупыми; самые чтимые таинства одной религии являются предметом насмешек для другой религии. Бог, решившийся на такой поступок, как откровение, данное им народу, должен был по крайней мере сказать им всем одно и то же и избавить их слабый ум от труда искать религию, которая может действительно исходить от него, либо какое верование наиболее приятно для них.
Всеобщий бог должен был бы открыть всеобщую религию. Благодаря какой случайности на земле имеется столько различных религий? Какая же истинная среди громадного количества религий, каждая из коих утверждает, что именно она является таковой в отличие от всех прочих? Есть все основания думать, что ни одна из них не пользуется этим преимуществом; разделение мнений и споры являются несомненными признаками неуверенности и темноты тех основ, на которых зиждется религия.

§115

Если бы религия была необходима всем людям, она должна была бы быть вразумительной для всех. Если бы религия была бы самой незаменимой для них вещью, то, казалось бы, в силу божественной благости она должна была бы быть для них из всех вещей самой ясной, очевидной, понятной. Разве не удивительно видеть, что эта вещь, столь необходимая для спасения смертных, является чем-то таким, что они меньше всего понимают и о чем в течении стольких веков спорят больше всего доктора богословия? Никогда жрецы одной и той же секты не могли, и до сих пор не могут, придти к соглашению между собой по вопросу о том, как понимать волю бога, выраженную им при явлении его людям.
Обитаемый нами мир может быть сравнен с базарной площадью, в разных концах коей расположились по нескольку шарлатанов, каждый из которых прилагает усилия привлечь прохожих, ругая снадобья, продаваемые его собратьями. Каждая лавочка имеет своих покупателей, убежденных, что только их врач обладает хорошими снадобьями; они не замечают, что, несмотря на постоянное употребление этих снадобий, не чувствуют себя лучше либо что они так же больны, как и те, кто пользуется снадобиями шарлатанов из другой лавочки. Набожность – это болезнь воображения, начавшаяся еще в детстве; набожный человек – ипохондрик, усиливающий свою болезнь посредством снадобий. Человек мудрый не принимает никаких снадобий, он устанавливает для себя правильный образ жизни и уже затем предоставляет действовать природе.

§116

В глазах разумного человека ничто не может казаться более смешным, чем высказываемые друг о друге суждения одинаково неразумных последователей различных религий, которыми населена земля. Христианин находит, что коран – так называется божественное откровение, возвещенное Магометом, – представляет собой лишь ряд дерзких мечтаний и обманов, оскорбительных для божества. Магометанин, со своей стороны, считает христианина идолопоклонником и собакой; он видит в христианской религии сплошные нелепости; он считает себя в праве завоевать его страну и принудить его с мечом в руке принять религию своего божественного пророка; он, магометанин, всегда думает, что ничего не может быть нечестивей и неразумней, чем обоготворение человека либо вера в триединство. Христианин-протестант, без зазрения совести боготворящий человека и крепко верящий в непостижимую тайну триединства, издевается над христианином-католиком, потому что последний верит еще в таинство пресуществления; он считает католика глупцом, нечестивцем и идолопоклонником, потому что тот на коленях поклоняется хлебу, в котором думает видеть бога вселенной.
Христиане всех без исключения сект сходятся во взгляде на то, что воплощение индусского бога Вишну является глупостью; они утверждают, что единственным истинным воплощением является воплощение Иисуса, сына бога вселенной и жены плотника.
Теист, называющий себя последователем религиозной секты, учение коей якобы вытекает из самой природы, довольствуется поклонением богу, о котором не имеет ни малейшего представления, и разрешает себе поднимать на смех все другие таинства, содержащиеся во всех религиях мира.

§117

Разве один знаменитый богослов не указал на абсурдность признания бога, когда во всех остальных вопросах веры остаются посередине пути между признанием и непризнанием?
«Нас прочих, – говорит он, – верующих в истинного бога, единственную субстанцию, ничто не должно больше затруднять. Признав однажды это первое таинство, не малое в своей сущности, разум не должен напрягаться над всеми остальными. Для меня лично составляет меньше труда воспринять миллион вещей, которых я не понимаю, чем верить первой приходящей мне в голову истине» (Bibliothиque raisonnиe, t. I, р. 84, R. P. Hardouin, de la sociйtй de Jйsus).
Возможно ли, что-либо более противоречивое, более невозможное, более таинственное, чем создание материи нематериальным существом, которое, являясь неизменяемым, производит те вечные перемены, кои мы наблюдаем во всем мире? Возможно ли что-либо более несовместимое со всеми понятиями о здравом смысле, чем вера в то, что существо, чрезвычайно доброе, мудрое, справедливое и могущественное, руководит природой и лично направляет движение мира, полного безумием, бедами, преступлениями, беспорядками, которые это существо могло бы одним словом предупредить, задержать либо уничтожить? Одним словом, поскольку признают столь противоречивое существо, как бог наших богословов, то по какому праву отказывают в признании самым невероятным басням, самым ошеломительным чудесам, самым глубоким тайнам?

§118

Теист говорит нам: остерегайтесь поклоняться дикому и причудливому богу богословия; мой бог – существо бесконечно мудрое и благое, это – отец человечества, это – самый мягкий из повелителей; он наполняет вселенную своими благодеяниями. Но, – отвечу ему я, – разве вы не видите, что в этом мире все противоречит прекрасным качествам, которыми вы наделяете вашего бога? В многочисленной семье этого столь нежного отца я вижу одних лишь несчастных. Под владычеством этого столь справедливого повелителя я вижу лишь торжествующий порок и поверженную добродетель. Среди благодеяний, которые рекламируются вами и которые видит единственно ваша восторженность, я вижу лишь множество бедствий всякого рода, на кои вы упрямо закрываете глаза. Вынужденные признать, что ваш столь добрый бог, противореча сам себе, раздает одной и той же рукой и добро и зло, вы должны будете для его оправдания направить меня, подобно священникам, в области потустороннего мира. Так изобретайте же бога, отличного от богословского, ибо ваш так же противоречив, как и бог богословов. Добрый бог, творящий зло либо позволяющий творить зло, бог, исполненный справедливости, в правление коего невинность так часто притесняется; совершенный бог, создающий лишь несовершенные и несчастные творения! Разве такой бог и его образ действий не являются столь же большим таинством, как таинство воплощения?
Вы говорите, что краснеете за ваших сограждан, убежденных, что бог вселенной мог превратиться в человека и умереть на кресте в каком-то уголке Азии? Вы считаете крайне нелепым неисповедимое таинство триединства? Ничто вам не кажется столь смешным, как бог, превращающийся в хлеб и позволяющий себя поедать каждый день в тысяче различных мест? Хорошо же, разве эти таинства оскорбительней для разума, чем бог-мститель и воздаватель за все деяния человеческие? Человек по-вашему свободен или не свободен? И в том, и в другом случае ваш бог, если в нем есть хотя бы тень справедливости, не может ни наказывать, ни награждать. Если человек свободен, значит бог сделал его свободным делать либо не делать то или иное; значит бог является первопричиной всех этих действий. Наказывая человека за его ошибки, он наказывал бы его за свершение того, что он дал ему свободу делать. Если же человек не свободен делать иначе, чем он поступает, то разве бог не являлся бы самым несправедливым существом, если бы наказывал ошибки, воздержаться от совершения коих человек не мог?
Много людей поистине поражены нелепостью тех подробностей, которыми полны все религии земного шара? Но эти люди не имеют мужества дойти до источника, из коего эти нелепости необходимо должны вытекать. Они не видят, что бог, полный противоречий, причуд, несовместимых качеств, воспламеняя либо оплодотворяя человеческое воображение, мог породить лишь бесконечную цепь призраков.

§119

Хотят закрыть рот тем, кто отрицает существование бога, говоря им, что люди во все века и во всех странах признавали владычество некоего божества, что нет на земле народа, у которого не было бы верования в невидимое, но могущественное существо, сделанное им предметом своего поклонения и почитания; наконец, что нет ни одного столь дикого народа, который не был убежден в существовании некоего разума, возвышающегося над природой людей. Но разве вера всех людей может изменить ошибку и превратить ее в истину? Знаменитый философ правильно сказал: «Нельзя никогда уничтожить истину ни общей традицией, ни единодушным согласием всех людей» (П. Бейль). Другой мудрец сказал еще до Бейля, что целая армия докторов богословия не смогла бы изменить природу ошибки и превратить ее в истину (Аверроэс).
Было время, когда все люди верили, что солнце вращается вокруг земли, в то время как оно помещается неподвижно в центре всей мировой системы; не прошло еще и двух веков с тех пор, как эта ошибка была разоблачена. Было время, когда никто не хотел верить в существование антиподов и когда преследовали тех, кто имел дерзость поддерживать мнение об антиподах; сегодня ни один образованный человек не решится сомневаться больше в этом. Все народы мира однако, за исключением немногих менее легковерных, чем остальные люди, верят еще в колдунов, в привидения, в явления мертвецов на земле, в духов, но ни один разумный человек не считает себя обязанным следовать этим глупостям. Все же наиболее разумные люди считают своей обязанностью верить в духа вселенной!

§120

Все боги, которым поклоняется человечество, происходят из дикарских времен; их явно вообразили себе невежественные народы либо подарили простым и грубым нациям честолюбивые и хитрые законодатели. У народов же «этих не было ни способности, ни мужества заняться критической проверкой тех предметов, которые их заставили боготворить при помощи террора.
Если посмотреть поближе на бога, которому и сейчас еще поклоняются наиболее культурные нации, то придется признать, что он носит на себе следы дикости. Дикарь не признает никакого права, кроме права сильного, он чрезвычайно жесток; он подчиняется лишь собственному капризу; он лишен предусмотрительности, осторожности и рассудительности. Народы, считающие себя цивилизованными, не узнаете ли вы в этом ужасном образе того бога, которому вы воскуриваете фимиам? Разве изображение бога, даваемое вам, бога, с неумолимым характером, ревнивого, мстительного, кровожадного, капризного, опрометчивого, не напоминает человека, который еще не развил свой разум? О, люди, вы боготворите дикаря, на которого однако вы смотрите как на образец для вас, как на любимого властелина, как на повелителя, совершенного во всех отношениях.
Религиозные мнения жителей всех стран – это древние и прочные памятники невежества, легковерия, террора и жестокости предков. Каждый дикарь – это дитя, жадное до чудесного, надолго утоляющего его интерес; это дитя, никогда не рассуждающее над тем, что может зажечь его воображение. Неведение дикаря относительно путей, которыми идет природа, способствует тому, что он приписывает волшебству, магии все то, что кажется ему необыкновенным. В его глазах жрецы представляются колдунами, в коих он предполагает божественное могущество, перед которым готов унижаться его озадаченный разум, предсказания которых являются для него непреложными законами, противоречить коим было бы опасно.
В деле религии большая часть людей пребывает еще в первобытном варварстве. Новейшие религии – это те же древние безумства, омоложенные либо представленные в несколько более новых формах. Если древние дикари боготворили горы, реки, змей, деревья и фетиши всякого вида, если мудрые египтяне поклонялись крокодилам, крысам, луку, то разве мы не видим народы, считающие себя более мудрыми, чем египтяне, поклоняющимися хлебу, в который, как они воображают себе, чародейство священников заставило перейти божество? Разве этот бог-хлеб не является фетишом большинства христианских наций, столь же мало рассудительных в этом отношении, как и самые дикие народы?

§121

Жестокость, тупость, неразумие дикого человека во все времена обнаруживались в религиозных обрядах, которые так часто бывали жестокими либо сумасбродными. Дух варварства всегда лежал на них и лежит до сих пор; он прорывается и в религиях, которые исповедуют самые культурные нации. Разве мы не видим еще до сих пор, что божеству приносят человеческие жертвы? Желая утихомирить гнев бога, которого предполагают всегда жестоким, ревнивым и мстительным, как дикаря, разве не заставляет закон крови гибнуть от утонченных казней тех, чей образ мыслей кажется неугодным богу? Возможно, что современные нации, подстрекаемые своими священниками, превзошли в свирепом безумии самые варварские народы; мы по крайней мере не видим, чтобы какому-нибудь дикарю пришло на ум пытать за высказываемые мнения, рыться в мыслях, тревожить людей за невидимые движения, происходящие в мозгах последних.
Когда смотришь, как культурные и многому научившиеся народы – англичане, французы, немцы и так далее, – несмотря на все свое просвещение, продолжают становиться на колени перед варварским богом иудеев, народа наиболее тупого, легковерного, дикого и антиобщественного из существовавших когда-либо на земле; когда смотришь, как эти просвещенные народы делятся на секты, терзают друг друга, ненавидят и презирают друг друга за мнения, одинаково смешные, которые они высказывают об образе действий и намерениях этого нерассудительного бога; когда смотришь, как одаренные люди занимаются глупостями, размышляя о желаниях этого бога, капризного и сумасбродного, – то появляется искушение воскликнуть: О, люди! вы еще дикари! О, люди! вы – дети во всем, что касается вопросов религии.

§122

Всякий, у кого сформировались верные представления о невежестве, легковерии и глупости простонародья, будет относиться всегда к мнениям с тем большей подозрительностью, чем большее распространение они получили. Люди большей частью ничего не проверяют; они слепо следуют обычаю и авторитету. Свои религиозные мнения они имеют меньше всего мужества и способностей проверять; так как они в религии ничего не понимают, то вынуждены молчать, либо чувствуют себя не в состоянии рассуждать о ней. Спросите любого простолюдина – верит ли он в бога? Он будет очень удивлен, что вы можете сомневаться в этом. Спросите его затем, что он понимает под словом – бог; вы повергнете его в величайшее смущение; вы тотчас же заметите, что он неспособен связать никакого реального представления с этим словом, повторяемым им беспрестанно. Он ответит вам, что бог – это бог, и вы увидите, что он не знает ни того, что он думает о боге, ни оснований, почему он верит в бога.
Все народы говорят о боге. Но согласны ли они между собой по вопросу о сущности этого бога? Нет. Но ведь оспаривание мнения ни в коем случае не доказывает очевидности его, а наоборот, является знаком неуверенности и темноты. А разве один и тот же человек всегда согласен сам с собой в тех понятиях, которые он составил себе о своем боге? Нет. Это представление меняется с теми изменениями, которые испытывает его организм – вот другое доказательство сомнительности этого мнения. Люди всегда согласны с другими и с самими собой относительно доказанных истин. В каком бы положении люди ни находились, все люди, кроме неразумных существ, знают, что дважды два – четыре, что солнце светит, что целое больше части, что справедливость – благо, что для того, чтобы заслужить благосклонность людей, нужно совершать благодеяния; что несправедливость и жестокость несовместимы с добром. Но так же ли они согласны между собой, когда говорят о боге? Все, что думают либо говорят о нем, тотчас же опрокидывается вверх дном действиями, которые они ему приписывают.
Скажите нескольким художникам, чтобы они нарисовали призрак; каждый из них, создав себе об этом призраке отличное от других представление, нарисует его по-разному; вы не найдете никакого сходства между чертами, который каждый из них даст портрету, потому что оригинал никогда не существовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25