Темп – как выражение жажды игры и готовности к борьбе, темп – как утверждение собственного «я», собственного характера, стремления, чтобы противник плясал под твою дудку, был вынужден подчиниться.
Прошло несколько лет. За это время наша сборная немало играла, приняла участие и в мексиканском чемпионате мира и в чемпионатах Европы. Совсем уж зря она не проигрывала, оставалась по-прежнему для всех серьезным противником, с ней так же считались. Но уже в силу других причин.
Наша сборная стала славиться вратарями, изумляющими публику, железными людьми в обороне, тем, что забить ей гол неимоверно трудно, тем, что, наконец, ни один игрок команды противника не мог рассчитывать на свободное маневрирование, он обязательно был стеснен, ограничен, постоянно встречал кого-то на своем пути. Другими словами, как это ни грустно, наша сборная превратилась в команду, умеющую ограничивать инициативу противника, стреноживать его. Сама же она атаковала при случае, обычно реже и меньше, чем противостоящая сторона.
Эти медленно накапливающиеся изменения с драматической резкостью, как в фокусе, обозначились в 1970 году в печально памятном матче на «Ацтека» с уругвайцами. Если прежде наши всегда непринужденно одолевали уругвайцев за счет темпа и уверенности в себе, то в тот раз они необъяснимо их страшились, точно таких же медленных, тягучих, грубоватых и опасливых, как и раньше. Это был один из самых непонятных матчей пашей сборной, который мне приходилось наблюдать. Помню, тогда со стадиона я уехал в последнем полупустом автобусе, хотя надо было бы торопиться к сеансу телетайпа. Картина матча не оставляла вопросов, ее не искажал даже просмотр судьи перед тем, как в ворота нашей сборной был забит единственный мяч на 112-й минуте. Одолевали раздумья не об этом матче, а о нашей сборной, делающейся непохожей на себя. Когда, в силу каких причин, на какой развилке она сошла с гладкого, быстрого шоссе и, сбавив скорость, затряслась на опасных, скользких выбоинах глинистого проселка?
Прошло еще несколько не слишком впечатляющих сезонов. 30 октября 1974 года, после того, как в Дублине наша сборная ужасно проиграла (0:3) более чем скромной команде Ирландии, а «Франс-Футбол» в своей ежегодной классификации отвел ей 24-е место, у многих появилось ощущение тупика, непоправимости происшедшего.
Управление футбола собрало наших именитых тренеров, и повестка дня этого едва ли не панихидного совещания выглядела так: «Есть ли выход?». Обсуждалось предложение: сборная в обычном нашем понимании упраздняется и все полномочия передаются киевскому «Динамо» во главе с его тренерами. Я был на том совещании, и мне запомнилось, как с Арбатской площади доносился обычный бодрый городской шум, а у нас, в полутемной комнате, все замерло в оцепенении.
Потом, как водится, разговорились, заявили о себе и противники этого предложения. Их главному доводу нельзя было отказать в логичности: в Дублине играли лучшие киевские игроки – Блохин, Колотов, Онищенко, Веремеев, Матвиенко, да и компания у них была неплохая – Ловчев, Ольшанский, Капличный, Федотов, Никулин, Пильгуй… Но логика эта, конечно, формальная, игра, как известно, фамилиями не гарантируется. Говорили долго, за окном – темень. Другое предложение так и не родилось, и за его отсутствием, само собой, восторжествовало первое и единственное. Пожимали плечами, покачивали седыми головами, сомневались, а ничего придумать не могли. Молодые тренеры киевского «Динамо» выглядели тогда ну прямо как Минин и Пожарский… Только спасут ли?
Спасли. На будущий год сборная, которую в полном составе представляло киевское «Динамо» (в некоторых матчах участвовали Ловчев, Звягинцев, Прохоров, Сахаров), мало того, что, исправив проигрыш Ирландии, победила в отборочном турнире чемпионата Европы, еще и блеснула игрой высокого класса.
Но минул еще год, 1976-й, и доподлинно выяснилось, что вручать судьбу сборной страны одному клубу, пусть он и на голову выше остальных, затея рискованная и ненадежная. Киевское «Динамо» после сезона, прожитого на подъеме, в следующем впало в апатию, изведало внутренние потрясения и раздоры, и сборная, естественно, повторила все его злоключения. А преимущество сборной как раз и состоит в том, что она при искусном управлении, при широком выборе игроков способна стоять вне колебаний конъюнктуры, которые то и дело, едва ли не регулярно, тревожат клубные команды. И в 1977 году сборная у нас вернулась в свое обычное состояние, став снова командой всех клубов.
Негоже было бы, однако, отнестись к тому сезону сборной как к временной, ловко посаженной заплате. Киевские динамовцы не просто воскресили и восстановили боевой облик нашей сборной, они пошли дальше – модернизировали ее игру, придали ей оттенок бодрости, свежести, новизны. Трибуны наши вздохнули с облегчением. После нескольких лет недоумения и растерянности в сборную вновь поверили, она стала радовать.
Поэтому мне и нетрудно и приятно перекинуть мостик от матча СССР – Венгрия, сыгранного в 1968 году, к сезону 1975 года.
10. «Динамо» (Киев) – «Спартак» (Москва]. 30 сентября 1969 г
В Киев я приехал в день матча, утром, и первыми, кого встретил возле гостиницы «Москва», были Хусаинов и Кавазашвили. Они возвращались с Крещатика, и у каждого в руке было по круглой картонке с тортом «Киевский» (обязательная покупка приезжего человека).
– Гуляете? – Признаться, меня удивило несоответствие их прогулочного облика тому, что им предстояло вечером.
– Гуляем, – кивнул Хусаинов.-Нам что? Прошлогоднее «серебро» в кармане, пусть динамовцы свое «золото» охраняют…
Судя по обкатанности, звонкости фразы, тезис этот спартаковцами был хорошенько «проработан».
– Конечно. Нам что! – подтвердил Кавазашвили.
Журналисту в такой день невредно навестить оба лагеря, иной раз это потом помогает понять матч. Мне тогда это не удалось.
Николай Петрович Старостин, к которому я постучался, заговорил о книге, которую писал, да так увлекся, что я не сумел найти удобной паузы, чтобы перевести разговор на предстоящий матч.
Динамовцы, как мне сообщили, сидели взаперти на своей загородной базе, и звонить туда было бесполезно: там отключили телефон.
Одни взаперти, в суровом уединении, другие гуляют по Крещатику. Одни три года подряд чемпионы и так с этим свыклись, что им уступить невыносимо, другие не видят в матче для себя большого риска.
Такая экспозиция напрашивалась сама собой. Так ли это на самом деле? Рассудить мог лишь матч. Слишком часто игра сдувает, как карточные домики, любые предположения – сентиментальные, романтические, трагедийные.
Погода выдалась – хуже не придумаешь! Промозглый ветер, а в разгар игры над стадионом пронеслась, как в насмешку, снежная пурга, вместо твердой почвы бросившая под ноги футболистов скользкую наледь. Правда, все это я «оценил» уже дома, когда слег с простудой, а во время матча ничем нас не проймешь, нам все нипочем…
В том сезоне «Спартак», нашедший одиннадцать человек постоянного состава, играл легко, дружно, приняв удобный для игроков комбинационный стиль ведения атаки. У киевлян, хоть и не растерявших ни упрямства, ни последовательности, ни самолюбия, намечался «кризис жанра», их манера ведения игры была известна наперед: мускульное и скоростное давление, навесы на ворота, слежка за ошибками противника, искусные удары мимо «стенок» со штрафных. В те дни это была приостановившаяся в развитии команда, тогда как «Спартак» смаковал сделанные им открытия.
Вот и сошлись эти разные – как по настроению, так и по игре – стороны. Практически они были равны, победить могла любая. Но в тот момент «Спартак» все же был более прав перед футболом. Кого же изберет судьба?
Полтайма равных и нервных. Динамовцы насуплены, на скулах желваки. Спартаковцы держатся свободнее.
И вот гол. Из тех, что врезаются в память. Люди, отдающие предпочтение прошлому, считают, что и голы раньше были красивее, вспоминают о них с придыханием. Будто бы? Как-то раз сидели мы компанией в гостиничном номере в Севилье, и Николай Озеров, обратившись к Валентину Александровичу Николаеву, промолвил:
– А помните, как вы забили в финале Кубка «Спартаку» в сорок восьмом?
– В падении, головой? – уточнил Николаев. – Помню. Это тогда выглядело редкостью, а сейчас так часто забивают…
Признаться, ответ удивил и обманул ожидания: тот гол Николаева хранился в памяти, как в музейной витрине. Но сказано было честно.
Гол Осянина имеет право считаться искуснейшим, редкостным по исполнению, и те мальчики, которые его видели, наверное, припомнят его много лет спустя, на зависть своим сыновьям. Впрочем, с ним может случиться то же, что с голом Николаева, – точно так же станут забивать многие форварды…
Осянин получил мяч метрах в тридцати пяти от ворот «Динамо». На него кинулся Сабо… Финт вправо и уход влево, Сабо не успел сменить направление движения. На бегу встречает Мунтян. Мимо него мяч проброшен носком (это называется – на противоходе). Ложный замах для удара. Круликовский отвечает подкатом, но мяч чуточку отведен в сторону. Соснихин уже не успевает включиться в борьбу, он, скорее всего, не сомневался, что подкат Круликовскому удастся. Теперь впереди один Рудаков. Он выходит навстречу, и в тот самый момент (опять на противоходе), когда вратарь неустойчив, мяч «щечкой» отправлен в дальний нижний угол…
Обмануть четверых за считанные секунды – одно это обычно вызывает одобрение трибун. А тут еще и мяч в воротах!
Видно было, как трудно свыкаются со счетом 0:1 динамовцы, непривычны они к таким поворотам, да еще на своем поле. Но справились, пришли в себя, даже прибавили движения, еще более осерчали. Сильна трехгодичная чемпионская выучка, крут чемпионский нрав!
И вот он, миг надежды! Штрафной против ворот «Спартака» с 20 метров. Серебряников устанавливает, оглаживает мяч. В том году он немало забил голов резаным ударом в углы ворот. Стадион замер, ждет, потирает руки…
Мяч пущен в правую «девятку», и вслед за ним метнулся Кавазашвили черной пантерой. (Прошу прощения за экзотическое сравнение, но темным вечером именно так выглядел издали прыжок вратаря.) Спартаковцы облегченно расходятся, но судья Хярмс бежит к тому месту, откуда бил Серебряников, и жестом показывает, что удар должен быть повторен: кто-то из защищающихся прежде срока выскочил вперед.
Опять сооружается редут, опять Серебряников оглаживает мяч. Удар в левую «девятку», но и там вытянувшийся в прыжке вратарь.
После матча Кавазашвили мне рассказал, что он загодя готовился к штрафным Серебряникова. Он просил в «стенке» внизу оставлять ему щелку для наблюдения за форвардом, сам находился в середине ворот и, когда тот бил, мгновенно реагировал на удар. (Так ли уж на самом деле были беспечны спартаковцы перед матчем?)
После перерыва динамовцы затеяли головокружительный натиск, ворота «Спартака» захлестнула белая волна их футболок. Мяч не уходил далеко от штрафной площади, его тут же возвращали, едва он отлетал. Все кипело возле ворот «Спартака», и казалось, минуты его сочтены. Но минуты шли, а когда первое впечатление от яростного штурма улеглось, стало заметно, что сконструирован он однообразно, если не примитивно. Шесть нападающих и полузащитников против ворот, а крайние защитники Медвидь и Левченко набрасывали им сверху мяч. Поскольку центральные защитники «Спартака» Иванов и Абрамов повыше ростом, чем атакующие динамовцы, то они большей частью первыми принимали на голову эти навесы. Когда же к этим повторениям все привыкли, штурм стал напоминать партию в пинг-понг, когда партнеры «качают» шарик. Все же «качать» спартаковцам надо было без промаха, малейшая заминка – и пиши пропало.
Белая волна стала откатываться. Папаев, Хусаинов, Осянин, едва им попадал мяч, держали его, отвлекая на себя соперников. А затем спартаковцы начали проникать в тылы «Динамо», и игра выровнялась. Киевляне, сами выбравшие отчаянно высокий темп, сами же не смогли с ним совладать, темп их карал ошибками в приеме мяча и передачах. Уже видно, что они собой недовольны, перебраниваются, разводят руками. Спартаковцам только того и надо; они чаще с мячом, а это во встрече равных команд всегда завоевание, не только техническое, но и моральное, ибо ничто так не выводит из равновесия команду, как вынужденное и тщетное преследование противника в поисках мяча.
Это был матч, когда за обычной картиной – мечущийся мяч, цепи отступающих и атакующих, переходящая из рук в руки «командная высота» – ясно видишь, сколько страстей умещает в своей широкой груди футбол. Они-то, страсти, в конце концов и управляли игрой, а выразились по-футбольному лаконично – 1:0.
Матч так и оставил мне на память вопрос: не в том ли таилась уязвимость динамовцев, что для них на одну карту было поставлено чересчур многое и они не выдержали гнета обязанностей и не то ли вело и выручило спартаковцев, что они ничего не берегли, не спасали, были отрядом без обозов и шли к победе как к желанному, радостному исходу? Упрямство угрюмое против упрямства озорного. Как видно, легкость ног не одной тренировкой жива. Ногам труднее, если тяжелее на душе…
Со стадиона на вокзал я уезжал в автобусе со спартаковцами. В проходе рядом с кожаными двуручными сумками было полно круглых картонок с тортами «Киевский»…
11. Англия – Бразилия (сборные). 7 июня 1970 г
Футболисты вечно на колесах и на крыльях. Мы, журналисты, обязаны за ними поспевать. Танталовы муки испытываешь в дни чемпионатов мира: тридцать два матча, а побывать можно на одиннадцати. Твой выбор одновременно и отказ от чего-то, причем, вполне вероятно, наиболее интересного – не угадаешь ведь, на стадионе какого города взорвется сенсация!
Есть все же одна встреча, исключающая колебания: Англия – Бразилия. Когда я впервые на ней побывал в Гетеборге в 1958 году, то подумал: «Доведется ли еще когда-нибудь увидеть?» Довелось. Ни много ни мало, двенадцать лет спустя. Не так уж часто сходились на поле бразильцы и англичане – не то восемь, не то девять раз.
Пожалуй, и не за чем им сходиться чаще. То, что принято называть событием, и должно происходить редко.
…Мы опустились в самолетные кресла тяжелого автобуса, и он пошел таранить черную ночь по шоссе Мехико – Гвадалахара. Мы – это правдисты Борис Орехов и Лев Лебедев и я. Свет в салоне выключен, лишь возле шофера крошечный ночничок, как лампада, освещает распятие. Полагалось бы дремать, но сна ни в одном глазу, невозможно избавиться от мысли, что ты в местах, где никогда больше не побываешь. Курим, переговариваемся, приникаем к окнам; в желтоватом отблеске фар мелькнет разве что кактус, тянущий круглые ладони за подаянием, сонный домишко с опущенными жалюзи, белозубая улыбка на рекламном щите. И все равно спать стыдно.
Невесть где останавливаемся. Шофер шагает в пустую тратторию, садится за стол, и тотчас перед ним хозяин ставит миску с густой горячей лапшой. Пассажиры кто курит, кто тянет из горлышка кока-колу и косит глазом на шофера: дохлебает и поедет, зазеваешься и останешься. Привлеченный автобусом, возле двери траттории возникает полицейский и спросонья оглядывает проезжающих. Он лениво обдирает апельсин, держа под мышкой автомат.
Едем дальше. И когда уже рассвело, наш могучий автобус захрипел и испустил дух. С одной стороны скалы, с другой – степь, ни впереди, ни сзади никаких следов жилья. Мы стоим и маемся на шоссе, шофер зло отмахивается от расспросов. Неизвестно ни где мы, ни поспеем ли на матч, ведь он – в полдень. Когда уже все шутки иссякли и мы грустно провожали глазами легковые машины (наверное, на матч!) и автобусы иной расцветки, чем наш, других компаний (они не посадят, они – конкуренты), вдруг возник близнец нашего автобуса. Стоя, держась за кожаные петли, мы тряслись в нем до Гвадалахары, должно быть, часа два.
Перед стадионом – ярмарка. На подстилочках вперемешку блинные стопы соломенных сомбреро и высокие куличи черных цилиндров с английскими флажками. Продавцу что – лишь бы покупали, а болельщиков горячит, терзает эта игрушечная символика.
Навстречу движутся две шумные ватаги – одна англичан, другая бразильцев. У каждой свой знаменосец, своя песня, свои лозунги, одни в цилиндрах, другие в сомбреро. Что-то сейчас будет? Сошлись, смешались, кипят, визжат, ревут. Вдруг повелительный возглас, и все группируются, тесно прижавшись и обнявшись перед фотообъективами. И расходятся, по-приятельски похлопывая друг друга по плечам.
Слишком уж много вокруг футбола преувеличенно злых страстей, искаженных лиц, сжатых кулаков, грубых выкриков! Потому и запомнилась та сценка. Несмотря ни на что, я доверяю ей. Горючую футбольную атмосферу легко поджечь, и в нее со всех сторон тычут факелы. Если бы факельщиков выловить и покарать, футбол остался бы окруженным горячей и шумной, доброй и справедливой любовью, той, что при рождении ему была отмерена и предназначена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Прошло несколько лет. За это время наша сборная немало играла, приняла участие и в мексиканском чемпионате мира и в чемпионатах Европы. Совсем уж зря она не проигрывала, оставалась по-прежнему для всех серьезным противником, с ней так же считались. Но уже в силу других причин.
Наша сборная стала славиться вратарями, изумляющими публику, железными людьми в обороне, тем, что забить ей гол неимоверно трудно, тем, что, наконец, ни один игрок команды противника не мог рассчитывать на свободное маневрирование, он обязательно был стеснен, ограничен, постоянно встречал кого-то на своем пути. Другими словами, как это ни грустно, наша сборная превратилась в команду, умеющую ограничивать инициативу противника, стреноживать его. Сама же она атаковала при случае, обычно реже и меньше, чем противостоящая сторона.
Эти медленно накапливающиеся изменения с драматической резкостью, как в фокусе, обозначились в 1970 году в печально памятном матче на «Ацтека» с уругвайцами. Если прежде наши всегда непринужденно одолевали уругвайцев за счет темпа и уверенности в себе, то в тот раз они необъяснимо их страшились, точно таких же медленных, тягучих, грубоватых и опасливых, как и раньше. Это был один из самых непонятных матчей пашей сборной, который мне приходилось наблюдать. Помню, тогда со стадиона я уехал в последнем полупустом автобусе, хотя надо было бы торопиться к сеансу телетайпа. Картина матча не оставляла вопросов, ее не искажал даже просмотр судьи перед тем, как в ворота нашей сборной был забит единственный мяч на 112-й минуте. Одолевали раздумья не об этом матче, а о нашей сборной, делающейся непохожей на себя. Когда, в силу каких причин, на какой развилке она сошла с гладкого, быстрого шоссе и, сбавив скорость, затряслась на опасных, скользких выбоинах глинистого проселка?
Прошло еще несколько не слишком впечатляющих сезонов. 30 октября 1974 года, после того, как в Дублине наша сборная ужасно проиграла (0:3) более чем скромной команде Ирландии, а «Франс-Футбол» в своей ежегодной классификации отвел ей 24-е место, у многих появилось ощущение тупика, непоправимости происшедшего.
Управление футбола собрало наших именитых тренеров, и повестка дня этого едва ли не панихидного совещания выглядела так: «Есть ли выход?». Обсуждалось предложение: сборная в обычном нашем понимании упраздняется и все полномочия передаются киевскому «Динамо» во главе с его тренерами. Я был на том совещании, и мне запомнилось, как с Арбатской площади доносился обычный бодрый городской шум, а у нас, в полутемной комнате, все замерло в оцепенении.
Потом, как водится, разговорились, заявили о себе и противники этого предложения. Их главному доводу нельзя было отказать в логичности: в Дублине играли лучшие киевские игроки – Блохин, Колотов, Онищенко, Веремеев, Матвиенко, да и компания у них была неплохая – Ловчев, Ольшанский, Капличный, Федотов, Никулин, Пильгуй… Но логика эта, конечно, формальная, игра, как известно, фамилиями не гарантируется. Говорили долго, за окном – темень. Другое предложение так и не родилось, и за его отсутствием, само собой, восторжествовало первое и единственное. Пожимали плечами, покачивали седыми головами, сомневались, а ничего придумать не могли. Молодые тренеры киевского «Динамо» выглядели тогда ну прямо как Минин и Пожарский… Только спасут ли?
Спасли. На будущий год сборная, которую в полном составе представляло киевское «Динамо» (в некоторых матчах участвовали Ловчев, Звягинцев, Прохоров, Сахаров), мало того, что, исправив проигрыш Ирландии, победила в отборочном турнире чемпионата Европы, еще и блеснула игрой высокого класса.
Но минул еще год, 1976-й, и доподлинно выяснилось, что вручать судьбу сборной страны одному клубу, пусть он и на голову выше остальных, затея рискованная и ненадежная. Киевское «Динамо» после сезона, прожитого на подъеме, в следующем впало в апатию, изведало внутренние потрясения и раздоры, и сборная, естественно, повторила все его злоключения. А преимущество сборной как раз и состоит в том, что она при искусном управлении, при широком выборе игроков способна стоять вне колебаний конъюнктуры, которые то и дело, едва ли не регулярно, тревожат клубные команды. И в 1977 году сборная у нас вернулась в свое обычное состояние, став снова командой всех клубов.
Негоже было бы, однако, отнестись к тому сезону сборной как к временной, ловко посаженной заплате. Киевские динамовцы не просто воскресили и восстановили боевой облик нашей сборной, они пошли дальше – модернизировали ее игру, придали ей оттенок бодрости, свежести, новизны. Трибуны наши вздохнули с облегчением. После нескольких лет недоумения и растерянности в сборную вновь поверили, она стала радовать.
Поэтому мне и нетрудно и приятно перекинуть мостик от матча СССР – Венгрия, сыгранного в 1968 году, к сезону 1975 года.
10. «Динамо» (Киев) – «Спартак» (Москва]. 30 сентября 1969 г
В Киев я приехал в день матча, утром, и первыми, кого встретил возле гостиницы «Москва», были Хусаинов и Кавазашвили. Они возвращались с Крещатика, и у каждого в руке было по круглой картонке с тортом «Киевский» (обязательная покупка приезжего человека).
– Гуляете? – Признаться, меня удивило несоответствие их прогулочного облика тому, что им предстояло вечером.
– Гуляем, – кивнул Хусаинов.-Нам что? Прошлогоднее «серебро» в кармане, пусть динамовцы свое «золото» охраняют…
Судя по обкатанности, звонкости фразы, тезис этот спартаковцами был хорошенько «проработан».
– Конечно. Нам что! – подтвердил Кавазашвили.
Журналисту в такой день невредно навестить оба лагеря, иной раз это потом помогает понять матч. Мне тогда это не удалось.
Николай Петрович Старостин, к которому я постучался, заговорил о книге, которую писал, да так увлекся, что я не сумел найти удобной паузы, чтобы перевести разговор на предстоящий матч.
Динамовцы, как мне сообщили, сидели взаперти на своей загородной базе, и звонить туда было бесполезно: там отключили телефон.
Одни взаперти, в суровом уединении, другие гуляют по Крещатику. Одни три года подряд чемпионы и так с этим свыклись, что им уступить невыносимо, другие не видят в матче для себя большого риска.
Такая экспозиция напрашивалась сама собой. Так ли это на самом деле? Рассудить мог лишь матч. Слишком часто игра сдувает, как карточные домики, любые предположения – сентиментальные, романтические, трагедийные.
Погода выдалась – хуже не придумаешь! Промозглый ветер, а в разгар игры над стадионом пронеслась, как в насмешку, снежная пурга, вместо твердой почвы бросившая под ноги футболистов скользкую наледь. Правда, все это я «оценил» уже дома, когда слег с простудой, а во время матча ничем нас не проймешь, нам все нипочем…
В том сезоне «Спартак», нашедший одиннадцать человек постоянного состава, играл легко, дружно, приняв удобный для игроков комбинационный стиль ведения атаки. У киевлян, хоть и не растерявших ни упрямства, ни последовательности, ни самолюбия, намечался «кризис жанра», их манера ведения игры была известна наперед: мускульное и скоростное давление, навесы на ворота, слежка за ошибками противника, искусные удары мимо «стенок» со штрафных. В те дни это была приостановившаяся в развитии команда, тогда как «Спартак» смаковал сделанные им открытия.
Вот и сошлись эти разные – как по настроению, так и по игре – стороны. Практически они были равны, победить могла любая. Но в тот момент «Спартак» все же был более прав перед футболом. Кого же изберет судьба?
Полтайма равных и нервных. Динамовцы насуплены, на скулах желваки. Спартаковцы держатся свободнее.
И вот гол. Из тех, что врезаются в память. Люди, отдающие предпочтение прошлому, считают, что и голы раньше были красивее, вспоминают о них с придыханием. Будто бы? Как-то раз сидели мы компанией в гостиничном номере в Севилье, и Николай Озеров, обратившись к Валентину Александровичу Николаеву, промолвил:
– А помните, как вы забили в финале Кубка «Спартаку» в сорок восьмом?
– В падении, головой? – уточнил Николаев. – Помню. Это тогда выглядело редкостью, а сейчас так часто забивают…
Признаться, ответ удивил и обманул ожидания: тот гол Николаева хранился в памяти, как в музейной витрине. Но сказано было честно.
Гол Осянина имеет право считаться искуснейшим, редкостным по исполнению, и те мальчики, которые его видели, наверное, припомнят его много лет спустя, на зависть своим сыновьям. Впрочем, с ним может случиться то же, что с голом Николаева, – точно так же станут забивать многие форварды…
Осянин получил мяч метрах в тридцати пяти от ворот «Динамо». На него кинулся Сабо… Финт вправо и уход влево, Сабо не успел сменить направление движения. На бегу встречает Мунтян. Мимо него мяч проброшен носком (это называется – на противоходе). Ложный замах для удара. Круликовский отвечает подкатом, но мяч чуточку отведен в сторону. Соснихин уже не успевает включиться в борьбу, он, скорее всего, не сомневался, что подкат Круликовскому удастся. Теперь впереди один Рудаков. Он выходит навстречу, и в тот самый момент (опять на противоходе), когда вратарь неустойчив, мяч «щечкой» отправлен в дальний нижний угол…
Обмануть четверых за считанные секунды – одно это обычно вызывает одобрение трибун. А тут еще и мяч в воротах!
Видно было, как трудно свыкаются со счетом 0:1 динамовцы, непривычны они к таким поворотам, да еще на своем поле. Но справились, пришли в себя, даже прибавили движения, еще более осерчали. Сильна трехгодичная чемпионская выучка, крут чемпионский нрав!
И вот он, миг надежды! Штрафной против ворот «Спартака» с 20 метров. Серебряников устанавливает, оглаживает мяч. В том году он немало забил голов резаным ударом в углы ворот. Стадион замер, ждет, потирает руки…
Мяч пущен в правую «девятку», и вслед за ним метнулся Кавазашвили черной пантерой. (Прошу прощения за экзотическое сравнение, но темным вечером именно так выглядел издали прыжок вратаря.) Спартаковцы облегченно расходятся, но судья Хярмс бежит к тому месту, откуда бил Серебряников, и жестом показывает, что удар должен быть повторен: кто-то из защищающихся прежде срока выскочил вперед.
Опять сооружается редут, опять Серебряников оглаживает мяч. Удар в левую «девятку», но и там вытянувшийся в прыжке вратарь.
После матча Кавазашвили мне рассказал, что он загодя готовился к штрафным Серебряникова. Он просил в «стенке» внизу оставлять ему щелку для наблюдения за форвардом, сам находился в середине ворот и, когда тот бил, мгновенно реагировал на удар. (Так ли уж на самом деле были беспечны спартаковцы перед матчем?)
После перерыва динамовцы затеяли головокружительный натиск, ворота «Спартака» захлестнула белая волна их футболок. Мяч не уходил далеко от штрафной площади, его тут же возвращали, едва он отлетал. Все кипело возле ворот «Спартака», и казалось, минуты его сочтены. Но минуты шли, а когда первое впечатление от яростного штурма улеглось, стало заметно, что сконструирован он однообразно, если не примитивно. Шесть нападающих и полузащитников против ворот, а крайние защитники Медвидь и Левченко набрасывали им сверху мяч. Поскольку центральные защитники «Спартака» Иванов и Абрамов повыше ростом, чем атакующие динамовцы, то они большей частью первыми принимали на голову эти навесы. Когда же к этим повторениям все привыкли, штурм стал напоминать партию в пинг-понг, когда партнеры «качают» шарик. Все же «качать» спартаковцам надо было без промаха, малейшая заминка – и пиши пропало.
Белая волна стала откатываться. Папаев, Хусаинов, Осянин, едва им попадал мяч, держали его, отвлекая на себя соперников. А затем спартаковцы начали проникать в тылы «Динамо», и игра выровнялась. Киевляне, сами выбравшие отчаянно высокий темп, сами же не смогли с ним совладать, темп их карал ошибками в приеме мяча и передачах. Уже видно, что они собой недовольны, перебраниваются, разводят руками. Спартаковцам только того и надо; они чаще с мячом, а это во встрече равных команд всегда завоевание, не только техническое, но и моральное, ибо ничто так не выводит из равновесия команду, как вынужденное и тщетное преследование противника в поисках мяча.
Это был матч, когда за обычной картиной – мечущийся мяч, цепи отступающих и атакующих, переходящая из рук в руки «командная высота» – ясно видишь, сколько страстей умещает в своей широкой груди футбол. Они-то, страсти, в конце концов и управляли игрой, а выразились по-футбольному лаконично – 1:0.
Матч так и оставил мне на память вопрос: не в том ли таилась уязвимость динамовцев, что для них на одну карту было поставлено чересчур многое и они не выдержали гнета обязанностей и не то ли вело и выручило спартаковцев, что они ничего не берегли, не спасали, были отрядом без обозов и шли к победе как к желанному, радостному исходу? Упрямство угрюмое против упрямства озорного. Как видно, легкость ног не одной тренировкой жива. Ногам труднее, если тяжелее на душе…
Со стадиона на вокзал я уезжал в автобусе со спартаковцами. В проходе рядом с кожаными двуручными сумками было полно круглых картонок с тортами «Киевский»…
11. Англия – Бразилия (сборные). 7 июня 1970 г
Футболисты вечно на колесах и на крыльях. Мы, журналисты, обязаны за ними поспевать. Танталовы муки испытываешь в дни чемпионатов мира: тридцать два матча, а побывать можно на одиннадцати. Твой выбор одновременно и отказ от чего-то, причем, вполне вероятно, наиболее интересного – не угадаешь ведь, на стадионе какого города взорвется сенсация!
Есть все же одна встреча, исключающая колебания: Англия – Бразилия. Когда я впервые на ней побывал в Гетеборге в 1958 году, то подумал: «Доведется ли еще когда-нибудь увидеть?» Довелось. Ни много ни мало, двенадцать лет спустя. Не так уж часто сходились на поле бразильцы и англичане – не то восемь, не то девять раз.
Пожалуй, и не за чем им сходиться чаще. То, что принято называть событием, и должно происходить редко.
…Мы опустились в самолетные кресла тяжелого автобуса, и он пошел таранить черную ночь по шоссе Мехико – Гвадалахара. Мы – это правдисты Борис Орехов и Лев Лебедев и я. Свет в салоне выключен, лишь возле шофера крошечный ночничок, как лампада, освещает распятие. Полагалось бы дремать, но сна ни в одном глазу, невозможно избавиться от мысли, что ты в местах, где никогда больше не побываешь. Курим, переговариваемся, приникаем к окнам; в желтоватом отблеске фар мелькнет разве что кактус, тянущий круглые ладони за подаянием, сонный домишко с опущенными жалюзи, белозубая улыбка на рекламном щите. И все равно спать стыдно.
Невесть где останавливаемся. Шофер шагает в пустую тратторию, садится за стол, и тотчас перед ним хозяин ставит миску с густой горячей лапшой. Пассажиры кто курит, кто тянет из горлышка кока-колу и косит глазом на шофера: дохлебает и поедет, зазеваешься и останешься. Привлеченный автобусом, возле двери траттории возникает полицейский и спросонья оглядывает проезжающих. Он лениво обдирает апельсин, держа под мышкой автомат.
Едем дальше. И когда уже рассвело, наш могучий автобус захрипел и испустил дух. С одной стороны скалы, с другой – степь, ни впереди, ни сзади никаких следов жилья. Мы стоим и маемся на шоссе, шофер зло отмахивается от расспросов. Неизвестно ни где мы, ни поспеем ли на матч, ведь он – в полдень. Когда уже все шутки иссякли и мы грустно провожали глазами легковые машины (наверное, на матч!) и автобусы иной расцветки, чем наш, других компаний (они не посадят, они – конкуренты), вдруг возник близнец нашего автобуса. Стоя, держась за кожаные петли, мы тряслись в нем до Гвадалахары, должно быть, часа два.
Перед стадионом – ярмарка. На подстилочках вперемешку блинные стопы соломенных сомбреро и высокие куличи черных цилиндров с английскими флажками. Продавцу что – лишь бы покупали, а болельщиков горячит, терзает эта игрушечная символика.
Навстречу движутся две шумные ватаги – одна англичан, другая бразильцев. У каждой свой знаменосец, своя песня, свои лозунги, одни в цилиндрах, другие в сомбреро. Что-то сейчас будет? Сошлись, смешались, кипят, визжат, ревут. Вдруг повелительный возглас, и все группируются, тесно прижавшись и обнявшись перед фотообъективами. И расходятся, по-приятельски похлопывая друг друга по плечам.
Слишком уж много вокруг футбола преувеличенно злых страстей, искаженных лиц, сжатых кулаков, грубых выкриков! Потому и запомнилась та сценка. Несмотря ни на что, я доверяю ей. Горючую футбольную атмосферу легко поджечь, и в нее со всех сторон тычут факелы. Если бы факельщиков выловить и покарать, футбол остался бы окруженным горячей и шумной, доброй и справедливой любовью, той, что при рождении ему была отмерена и предназначена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24