А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

фотокопии нужных документов имеются, и у моих поверенных, и в банковском сейфе…
Хатчмейер запомнил. Он распорядился, чтобы к сидению в ее «Линкольне» приделали дополнительный ремень, и велел ей ездить осторожнее. Дом остался проходным двором для декораторов, актеров, художников и прочих фаворитов Бэби. Однажды вечером ей даже удалось обратать Макморди, после чего она тут же вычла у него из жалованья тысячу долларов – за износ оборудования, как злобно сострил Хатчмейер. Но Макморди такой статьи расходов не признавал и заявил Бэби протест. Хатчмейер возместил ему вдвое и принес свои извинения.
И все же Бэби никак не могла успокоиться на достигнутом. Когда ей не подворачивалось никого и ничего интересного, она читала. Поначалу Хатчмейер даже поощрял ее тягу к печатному слову, решив, что Бэби либо растет над собой, либо сходит на нет. Как обычно в случае с нею, он был неправ. Самоусовершенствование путем косметических операций вкупе с духовными запросами образовало жуткий гибрид. Из недалекой подштопанной шлюхи Бэби стала начитанной женщиной. Это превращение Хатчмейер заметил, вернувшись с франкфуртской книжной ярмарки и застав жену за чтением «Идиота».
– Как ты сказала? – не поверил он своим ушам, услышав, что книга эта увлекательная и полезная. – Для кого это она полезная?
– Для современного общества, пораженного духовным кризисом, – ответила Бэби. – Для нас.
– «Идиот» – для нас? – возмутился Хатчмейер. – Про то, как один малый вообразил себя Наполеоном, пришиб топором старушонку – и это для нас полезно? Большая мне будет польза – как от дырки в голове.
– У тебя и так голова с дыркой. Это же «Преступление и наказание», дуролом. Тоже мне издатель, ничего толком не знает.
– Я знаю, как сбывать книги, читать их я ни хрена не обязан, – заявил Хатчмейер. – Книги – это для тех, кто не находит себя в жизни. Дело делать – кишка тонка, вот и читают.
– Книги нас учат, – сказала Бэби.
– Чему? Апоплексическим припадкам? – спросил Хатчмейер, наконец припомнив, в чем дело в «Идиоте».
– ЭПИПЛЕКТИЧЕСКИМ. Это признак гения. Магомет тоже был припадочный.
– Ну, теперь у меня вместо жены энциклопедия, – сказал Хатчмейер, – да еще арабская. – Чем займешься? Превратишь дом в литературную Мекку или как?
Заронив эту идею, он поспешно улетел в Токио, к женщине, которая и говорить-то по-английски не умела, не то что читать. Когда он вернулся, Бэби уже прочла Достоевского насквозь. Она пожирала книги без разбора, как ее медведи – ежевику.
Эйн Рэнд делила ее душу с Толстым; она на удивление лихо одолела Дос Пассоса, намылилась Лоуренсом, попарилась у Стриндберга и отхлестала себя Селином. Конца этому не было видно; Хатчмейер вдруг оказался женатым на книгоедке. Вдобавок Бэби занялась писателями, а Хатчмейер писателей терпеть не мог. Они болтали о своих книгах, а ему приходилось под угрожающими взглядами Бэби кое-как соблюдать вежливость и даже проявлять интерес. Правда, сама Бэби быстро в них разочаровывалась, но присутствие в доме какого бы то ни было писателя так повышало кровяное давление Хатчмейера, что она не скупилась на приглашения и не переставала надеяться отыскать хотя бы одного, у которого дело не расходилось бы с его печатным словом. И вот наконец объявился Питер Пипер, автор «Девства ради помедлите о мужчины»: тут уж она была уверена, что человек не уступит собственной книге. Она лежала на водяной тахте и наслаждалась предвкушениями. Такая романтическая книга – но романтика не в ущерб содержательности – и такая необычная…
Хатчмейер вышел из ванной, зачем-то напялив бандаж.
– А что, тебе идет, – заметила Бэби, холодно разглядывая его снаряжение. – Носи-ка его почаще. Он придает тебе достоинство.
Хатчмейер отвечал свирепым взором.
– Нет серьезно, – продолжала Бэби. – Как-то он тебя подпирает, что ли.
– Тебя содержать – без подпорки не обойдешься, – сказал Хатчмейер.
– Знаешь, если у тебя грыжа, ты лег бы лучше на операцию…
– Хватит с меня и твоих операций, – Хатчмейер поглядел «Девство» и прошел к себе в спальню.
– Книга не разонравилась? – крикнул он оттуда.
– Первая у тебя стоящая книга за несчетные годы, – отозвалась Бэби. – Прелесть. Идиллия.
– Иди… куда?
– Идиллия. Тебе объяснить, что такое идиллия?
– Не надо, – сказал Хатчмейер. – Догадываюсь.
Он улегся и подумал. Идиллия? Ну, если она говорит – идиллия, миллион других женщин скажут то же самое. Тут Бэби как барометр. И все ж таки – идиллия?!
Глава 9
Картина, которая открылась глазам Пипера в нью-йоркской гавани, отнюдь не была идиллической. Даже пресловутая береговая панорама со статуей Свободы не произвела на него впечатления обещанного Соней. Густой туман навис над Гудзоном, и небоскребы обрисовались, лишь когда лайнер медленно проплыл мимо Артиллерийского Парка и поравнялся с причалом. К этому времени внимании Пипера переключилось с Манхэттена на разношерстное и разноплеменное людское скопище, волновавшееся за таможнями.
– Ох ты, да Хатч и правда устроил тебе королевский прием, – заметила Соня, спускаясь по трапу. Над головами гомонящей толпы на выездном шоссе колыхались транспаранты, двусмысленные – «Добро пожаловать в город гомосеков» и угрожающие – «Пипман, убирайся домой».
– Какой такой Пипман? – поинтересовался Пипер.
– А я почем знаю. – пожала плечами Соня.
– Пипман? – переспросил таможенник, не удостоивший досмотра их чемоданы, – Мне это неизвестно. Его там встречают миллион оголтелых старух и зевак. Одни хотят линчевать его, другие кричат, что линчевать мало. Счастливо добраться.
Соня подтолкнула Пипера и подтащила чемоданы к барьеру, за которым ожидал их Макморди со свитой газетчиков.
– Рад познакомиться, мистер Пипер, – сказал он. – Вот сюда, пожалуйста.
Пипер шагнул, и его облепили фотографы и репортеры, наперебой выкрикивавшие невразумительные вопросы.
– Отвечайте просто: «Отказываюсь отвечать», – гаркнул Макморди. – Чтоб никто ничего лишнего не подумал.
– Не поздновато ли спохватились? – сказала Соня. – Откуда эти болваны взяли, что он агент КГБ?
Макморди заговорщицки ухмыльнулся, и гудящий рой с Пипером в центре двинулся под вокзальные своды. Отряд полицейских расталкивал прессу, прокладывая Пиперу путь к лифту. Соня и Макморди спускались по лестнице.
– Что это все за чертовщина? – спросила Соня.
– Распоряжение мистера Хатчмейера, – отвечал Макморди, – велено было устроить свалку – вот она и свалка.
– А кто вам велел объявлять его правой рукой Иди Амина? – огрызнулась Соня. – О, господи боже мой!
При выходе на улицу было ясно, что Макморди сервировал Пипера под ста разными соусами. Группа Выходцев из Сибири осаждала подъезд, скандируя: «Солженицын – да, Пиперовский – нет!». На них напирали приверженцы Организации Освобождения Палестины, полагавшие, что Пипер – израильский министр, путешествующий инкогнито с целью закупки оружия; они отбивались с тылу от сионистов, которых Макморди предупредил о прибытии Пипарфата, одного из главарей «Черного Сентября». За ними стайка пожилых евреев размахивала плакатами, обличающими Пипмана; но их вдесятеро превосходили ирландцы, которым было сообщено, что О’Пипер – один из руководителей ИРА.
– Все полицейские – ирландцы, – разъяснил Макморди Соне. – Лучше, чтоб они были на нашей стороне.
– На какой это, черт вас задери, на нашей? – злобно спросила Соня, но тут растворились двери лифта и окруженного полицейскими пепельнолицего Пипера вывели на всеобщее обозрение. Толпа подалась вперед, а репортеры продолжали назойливо допытываться истины.
– Мистер Пипер, может, вы скажете, кто вы такой и за каким чертом изволили приехать? – перекрикнул галдеж кто-то из них. Но Пипер безмолвствовал. Глаза его блуждали, лицо еще больше посерело.
– Правда, что вы лично застрелили?..
– Верно ли, что ваше правительство не собирается приобретать многоголовчатые ракеты?..
– Так сколько же людей все-таки томится в психичках?..
– Знаю я одного, который сейчас туда попадет, если вы что-нибудь быстро не сделаете, – сказала Соня, выпихнув вперед Макморди. Тот быстро затесался в толпу.
– Мистер Пипер ничего не имеет сообщить! – успел он прокричать, пока его не отшвырнул полицейский, только что получивший по голове пивной бутылкой, брошенной в знак протеста против апартеида и южноафриканца Ван Пипера. Соня Футл выдвинулась вперед.
– Мистер Пипер – знаменитый британский романист, – громогласно заявила она, но для таких прямых высказываний время было потеряно, В стену ударились метательные снаряды, разорванные транспаранты стали оружием, а Пипера оттащили назад.
– Я никого не расстреливал, – вскрикивал он. – Я никогда не был в Польше… – Но его не слушали. Захрюкали полицейские рации: требовались подкрепления. Выходцев из Сибири оттеснили Веселые Гомосеки, желавшие заявить о себе. Тем временем кордон прорвали восторженные старушки: они кинулись прямо к Пиперу.
– Нет, ничего подобного! – визгнул он, спасаемый от полицейских. – Я самый обыкновенный…
Соня схватила шест бывшего плаката «Чем старше, тем влюбленнее» и сшибла накладные груди одной из самых порывистых поклонниц Пипера.
– Не выйдет! – крикнула она. – Он мой! – и оставила без парика еще одну поклонницу. Веселые Гомосеки шарахнулись от ее всесокрушающего шеста. Пипер с полицейскими прятались за ее спиною, а Макморди кричал и подбадривал. В образовавшейся свалке сторонники палестинцев объединились с радетелями Израиля и начисто ликвидировали Веселых Гомосеков, продолжив затем собственную битву. Соня затащила Пипера обратно в лифт. Макморди присоединился к ним и нажал кнопку. Минут двадцать они ездили вверх-вниз, не участвуя в борьбе за Пипарфата, О’Пипера и Пипмана.
– Нечего сказать, устроили встречу, – сказала Соня Макморди. – А я-то, дура, привезла беднягу на это побоище.
Бедняга съежился в углу лифта. Не обращая на него внимания, Макморди сказал:
– Нужна реклама – и реклама будет. Первая телепрограмма. Наверное, уже снимают.
– Потрясающе, – сказала Соня, – а дальше чем порадуете? Гибелью «Титаника»?
– Это шарахнет по газетам… – начал было Макморди, но из угла лифта донесся глухой стон: по Пиперу уже шарахнули. Рука его кровоточила. Соня опустилась на колени рядом с ним.
– Что с тобой, миленький? – спросила она. Пипер вяло указал на летающую тарелку с надписью «Долой лагеря!» и бритвенными лезвиями по краям. Соня обернулась к Макморди.
– Это небось тоже ваша идея? – завопила она. – Тарелочки с бритвочками! Да такой штукой можно голову срезать!
– При чем тут я?.. – начал оправдываться Макморди, а Соня остановила лифт.
– «Скорую помощь»! «Скорую помощь»! – кричала она, однако полицейским удалось вывести Пипера из помещения гавани лишь через час. К тому времени заказанное Хатчмейером побоище уже закончилось – и для многих демонстрантов плачевно. Шоссе было усеяно битым стеклом, повсюду валялись изломанные плакаты и канистры из-под слезоточивого газа. По дороге к санитарной машине Пипер изошел слезами. Он крепко сжимал свою раненую руку, укрепляясь в убеждении, что угодил в сумасшедший дом.
– Что-нибудь я не так сделал? – спросил он у Сони дрогнувшим голосом.
– Нет-нет, милый. Все так.
– Все как надо, все отлично! – утвердил Макморди, поглядывая на порез. – Только вот крови маловато.
– Чего вам еще надо? – цыкнула на него Соня. – Увечий? Может, обойдетесь?
– Крови надо, – сказал Макморди, – По цветному телевидению кетчуп не пройдет. Надо настоящую. – Он повернулся к медсестре: – Кровь для переливания захватили?
– Для переливания? Это с такой-то царапиной переливание? – удивилась та.
– Слушай, – сказал Макморди, – у этого малого гемофилия. Хочешь, чтоб он умер от потери крови?
– У меня нет гемофилии, – запротестовал Пипер, но протест его заглушила сирена.
– В срочном порядке! – орал Макморди. – Давай вон ту бутыль!
– Да вы вконец, что ли, спятили? – крикнула Соня, когда Макморди схватился с медсестрой. – Мало ему досталось без вашего переливания?
– Не хочу переливания, – заверещал Пипер. – Не нужно мне крови!
– Вам – нет, а телекамерам – да, – сказал Макморди. – В цвете, понятно?
– Я не буду делать пациенту переливание, – сопротивлялась медсестра, но Макморди уже завладел бутылкой и ковырялся с пробкой.
– Вы же не знаете его группы крови! – вскрикнула медсестра, когда пробка подалась.
– Делов-то, – отмахнулся Макморди и вылил бутыль на голову Пиперу.
– Ну поглядите, что вы наделали, – завыла Соня. Пипер лишился чувств.
– Это мы сейчас, – заверил Макморди. – Аттика у нас покажется детским праздником! – И он пришлепнул на лицо Пиперу кислородную маску. Когда Пипера приняли из машины в носилки, он выглядел мертвее убитого. Залитое кровью и залепленное маской лицо потемнело: в суматохе забыли включить подачу кислорода.
– Он еще жив? – спросил репортер, не отстававший от машины.
– Кто знает? – восторженно отозвался Макморди. Пипера понесли в приемный покой, а испятнанная кровью Соня пыталась унять ошалевшую медсестру.
– Какой-то ужас! В жизни не видела ничего подобного! И это в моей машине! – кричала она на газетчиков и телерепортеров, пока ее не уволокли вслед за пациентом. Когда окровавленные носилки с телом Пипера были погружены на каталку и увезены, Макморди удовлетворенно потер руки. Кругом жужжали телекамеры. Мистер Хатчмейер будет доволен. Товар лицом.
Мистер Хатчмейер был доволен. Он наблюдал побоище по телевизору с явственным одобрением и со всем пылом любителя драк.
– Давай, малый! – заорал он, когда молодой сионист сшиб с ног безвинного пассажира-японца плакатом с надписью: «Помни и не забывай». Сбоку возник полицейский, но его тут же повергла чья-то невидимая рука. Телеизображение затряслось: оператор получил пинка под зад. Потом стало отчетливо видно пожилую женщину, простертую в крови.
– Здорово, – сказал Хатчмейер, – молодец Макморди. Умеет парень проворачивать дела.
– По-твоему умеет, – неодобрительно отозвалась Бэби.
– Что значит по-моему? – отвлекся от экрана Хатчмейер. Бэби пожала плечами.
– Я вообще насилия не одобряю.
– Как так не одобряешь? Без насилия не обойтись. Жизнь есть жизнь: кто кого. Не разбив яиц, яичницы не сделаешь.
Бэби пристально смотрела на экран.
– Из тех двоих уже сделали.
– А это человеческая природа, – сказал Хатчмейер, – человеческую природу не я изобрел.
– Ну да, ты ее просто эксплуатируешь.
– Жить-то надо.
– Кому как, – возразила Бэби. – Тебе надо, а вон та – умирай.
– С тобой говорить – что дерьмо толочь, – рассердился Хатчмейер.
– Самое для тебя подходящее занятие, – сказала Бэби. Хатчмейер уставился на экран, чтоб не видеть и не слышать жены. Из таможни появился отряд полиции с Пипером.
– Вот он, – сказал Хатчмейер. – Видать, обделался с перепугу, Бэби глянула и вздохнула. Затравленно озиравшийся Пипер вполне отвечал ее надеждам: молодой бледный, чувствительный и ужасно уязвимый. Как Китс под Ватерлоо.
– Кто эта толстуха рядом с Макморди? – спросила она, когда Соня заехала в пах живописному украинцу, плюнувшему ей на платье.
– Да это моя девочка! – радостно вскричал Хатчмейер. Бэби недоверчиво поглядела на него.
– Шутишь. Этой медведице только штанги выжимать, а если тебя разок обожмет – из бандажа выскочишь.
– К дьяволу мой бандаж! – опять рассердился Хатчмейер. – Я тебе просто говорю, что эта лапочка-малышечка торгует книгами, как богиня.
– Торговать, может, и торгует, – сказала Бэби. – Но какая она «лапочка-малышечка» – видней тому русскому, который из-за нее корячится на мостовой. Как, ты сказал, ее зовут?
– Соня Футл, – мечтательно ответствовал Хатчмейер.
– Похоже на то, – согласилась Бэби. – Ишь ведь как она отфутболила того дюжего ирландца. Спасибо, если бедняга когда-нибудь на ноги встанет.
– А ну тебя знаешь куда, – сказал Хатчмейер и удалился в свой кабинет, чтоб не расстраиваться от язвительных комментариев Бэби. Он позвонил в нью-йоркское отделение и велел сделать машинный перерасчет тиража романа «Девства ради помедлите о мужчины», исходя из того, что автор заново разрекламирован. Потом заказал в типографии плюс полмиллиона. Наконец выторговал в Голливуде пятипроцентную надбавку за телесерийный показ. И все это время его осаждал соблазнительный образ Сони Футл и донимали размышления, как бы естественным путем отправить на тот свет останки мисс Пенобскот 1935 года, не расставаясь с двадцатью миллионами долларов. Может, Макморди что-нибудь придумает. Задавить бы ее, гадюку, тем же сексом. А что, это как раз естественно. И кстати, Пипер прямо кидается на старух. Да, это, пожалуй, мысль.
* * *
В травматологическом отделении Рузвельтовской больницы терапевты и хирурги боролись за жизнь Пипера. С виду было понятно, что он истек кровью от раны в голове, а между тем налицо все симптомы удушья – словом, отчаянная путаница.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29